ним обернулся одним из самых упоительных соблазнов, которые она испытала
в своей жизни.
   Это  были  почти  объятия,  дозволенные,   впрочем,   снисходительной
французской  моралью,  извинительный   предлог   для   прикосновений   и
переплетенных пальцев. Их тела  время  от  времени  даже  касались  друг
друга, и в эти мгновения огонь обжигал Розали.
   - Тебе позволяли учиться танцевать  вальс?  -  спросил  Рэнд,  слегка
улыбнувшись.
   Несмотря на то что во Франции этот танец давно был известен, в Англии
его все еще считали слишком вольным.
   Из-за шокирующей близости  партнеров  он  был  признан  вульгарным  и
безнравственным.
   - Мама не думала, что я смогу когда-нибудь применить на практике свое
умение...
   - Но ведь Уинтропы давали балы?  -  спросил  Рэнд,  его  глаза  сияли
странной нежностью.
   - Видишь ли, мама считала, что мне не стоит танцевать ни с  одним  из
молодых людей. Это могло привести к... Ну в общем, я  стояла  все  время
рядом с леди Уинтроп.
   Объятия Рэнда становились все крепче, и  теперь  Розали  была  совсем
близко от него.
   - Представь, - сказала вдруг она, - если бы я не пошла в тот  день  в
театр, я однажды могла бы увидеть тебя на балу танцующим с Элен.
   - Я не стал бы с ней танцевать. А кроме того, я не позволил  бы  тебе
скучать рядом с этими старыми леди.
   - Как это?
   - Ну, я нашел бы кого-нибудь, кто смог бы представить нас друг другу.
А потом целый вечер танцевал только с тобой, пока бы твои  туфли  совсем
не износились.
   Розали рассмеялась, представив себе эту картину.
   - Да ты и не посмотрел бы в мою сторону!  Ты  просто  не  заметил  бы
меня.
   - Верно, я всегда избегал общества почтенных особ.
   Но рано или поздно я все равно увидел бы тебя,  и  твои  синие  глаза
приковали бы меня к себе, - проговорил Рэнд хрипловатым голосом, который
как-то странно завораживал Розали.
   - - Я.., я теперь буду танцевать с тобой только кадриль, -  задумчиво
произнесла она, поняв, что ей надо во что бы то ни стало освободиться от
его чар, не позволить себе растаять в его нежных объятиях. Голос ее стал
тверже. - Я не буду вальсировать с тобой, сколько бы ты ни просил меня!
   - Мудрое решение.
   - Хотя мне кажется, что этот вполне невинный танец едва  ли  заслужил
такие нападки, - закончила она.
   - Не думаю, что ты читала Саламо Вольфа.
   - Кто это?
   -  Немецкий  писатель.  Года  два  назад  он  опубликовал  знаменитый
памфлет, что-то вроде "Дискуссии на тему  наиболее  значительных  причин
пристрастия нашего поколения к вальсу".
   Розали расхохоталась.
   - Ты шутишь! Что предосудительного в этом танце?
   - Искушаешь, чтобы я показал тебе...
   - Показал что? - с вызовом спросила Розали.
   С ослепительной улыбкой Рэнд принял его.
   - Весь секрет здесь в некоей согласованности действий,  -  проговорил
он, медленно проводя рукой по спине Розали  и  решительно  придвигая  ее
ближе к  себе.  -  Сначала  это  неспешное,  спокойное  движение..,  для
неусыпных глаз внимательных леди. Но это.., французский вальс.
   Движения их стали вдруг свободными, широкими, стремительными. Искусно
закружив Розали в пируэте, Рэнд тотчас поймал ее в свои крепкие, сильные
объятия. Глаза Розали широко распахнулись. Она  чувствовала  тело  Рэнда
сквозь тонкие покровы платья. Грудь ее была прижата к его груди, губы их
почти соприкасались. Розали не могла вымолвить ни слова. Танец  пробудил
в них этот  вечный  порыв,  мужчине  -  властвовать,  вести,  а  женщине
следовать за ним и подчиняться. Гибкое,  податливое  тело  Розали  вдруг
откликнулось на объятия каким-то  непонятным  пугающим  образом.  Потом,
много времени спустя, она поймет, что это было пробуждением желания.
   Рэнд закрыл глаза. Его пьянил чистый, едва различимый аромат ее кожи,
шелковый водопад волос, касавшихся  его  лица  в  быстром  кружении.  Ее
невесомое тело было так близко, что он едва сдержался, чтобы не  укусить
слегка мочку ее маленького уха.
   - А это, - шепотом произнес он, чуть касаясь губами ее виска,  -  это
венский вальс, самый "опасный" из всех.
   Он кружил ее по залу в таком стремительном темпе, что она не успевала
ни думать, ни даже дышать. Ее легкие юбки обвивались вокруг  его  ног  с
каждым новым поворотом, и затем падали, снова взлетали и опять  опадали.
Она чувствовала головокружение и какой-то неописуемый восторг.
   - Рэнд, - сказала она наконец слабым голосом, - я сейчас упаду.
   - Не бойся, я держу тебя.
   Он смотрел на нее как-то по-особенному, не так,  как  раньше.  Улыбка
медленно сошла с губ Розали, когда она поняла, что они уже не танцуют, а
просто стоят в объятиях  друг  друга.  Рэнд  осторожно  поправил  волосы
Розали и, убрав локон, поцеловал ее в лоб как ребенка.
   - Зачем ты сделал это? - прошептала Розали.
   Рэнд помолчал немного, словно собираясь с мыслями, и ответил:
   - Как сказано: "Я был невежлив, выбирая тебя и не поцеловав еще  тебя
ни разу..."
   - Шекспир, - кивнула Розали. - Генрих II.
   - Генрих VIII, - поправил Рэнд. - Я вижу, ты не теряла времени даром!
   - ..читая Шекспира и еще какие-то довольно гадкие стишки сомнительной
подлинности.
   - Ах, вот что, - улыбнулся Рэнд.  -  Полагаю,  ты  не  придала  этому
особого значения.
   - Но кому-то, по-моему, это было дорого, - Я почти не знал ее.
   - "Его лицо прекрасно, словно небо..." - ехидно процитировала Розали.
- "Весной бутоны распускаются, но он так холоден, как зимнее ненастье".
   Рэнд с улыбкой смотрел на нее,  пораженный  этим  ярким,  вопрошающим
взглядом пытливых глаз. Он был абсолютно уверен, что Розали хочет  знать
о его прежних увлечениях. Это хороший знак.
   - Тут нет ничего интересного, и  вообще  это  неподходящая  тема  для
тебя, - сказал Рэнд. Как он и ожидал, любопытство  Розали  возросло  еще
больше.
   - Неподходящая, - повторила она. "Неужели он всерьез считает, что моя
девическая скромность будет оскорблена такими рассказами?" - думала она.
   - Боже мой, о чем ты говоришь! Можно подумать, я только  что  прибыла
сюда из женского монастыря!
   - О да, прости, пожалуйста!
   Внезапно его настроение изменилось.
   - Ты же прекрасно осведомлена во всем, что касается страсти,  не  так
ли? - саркастически спросил он.
   Розали знала, что Рэнд думает сейчас о том роковом  утре  в  Лондоне.
Почувствовав внезапный странный жар,  она  отступила  от  него  на  шаг,
поправила волосы и молчала, стараясь думать о другом. ,.
   Музыка между тем  замедлялась,  затихала  и  наконец  смолкла.  Аннет
закончила играть.
   - Рэнд!
   - Да?
   Она помолчала, как бы собираясь с духом, и спросила:
   - Когда мы поедем в Англию? Скоро?
   - Я.., нет, не скоро. Во всяком случае, пока  не  прибудет  следующая
партия товара из Нового Орлеана. А еще мне нужно будет заключить договор
с  одной  французской  фабрикой  по  производству  шелка.  А  почему  ты
спрашиваешь?
   - Ведь мы не будем жить здесь вечно. Я просто хотела узнать, когда мы
едем.
   - Думаю, недели через две-три.
   Розали кивнула.
   - Мне все равно.
   - Тебе плохо здесь? -  спросил  он,  и  тысячи  ответов  готовы  были
сорваться с ее языка.
   "Нет. Да. Я была так счастлива несколько минут назад.
   Я радуюсь, когда ты улыбаешься мне и когда я вижу  тебя  утром  после
ночи, проведенной врозь, и когда ты смотришь на меня и пытаешься угадать
мои мысли. Я так рада быть здесь, рядом с тобой. И я грущу, зная, как мы
далеки друг от друга, это делает меня такой жалкой, такой несчастной".
   Опустив глаза, Розали молчала. Затем, вздохнув, повернулась  и  вышла
из комнаты. Рэнд молча подошел к двери и растерянно смотрел ей вслед.
   На следующее утро  Рэнд  сказал  Розали,  что  они,  вероятно,  опять
отправятся в Кале, чтобы еще раз навестить Браммеля.
   Несмотря на неудобства  долгого  путешествия,  Розали  с  нетерпением
ждала  этих  приятно-растянутых,  неспешных  часов,  проведенных  с  Бо,
наполненных  невинными  сплетнями  и  чудесными  рассказами.  Зная,  как
щепетилен был Браммель в вопросах  моды,  Розали  хотела  выглядеть  как
можно лучше. Она тщательно  уложила  свои  роскошные  волосы  и  выбрала
нежно-голубое платье.
   Все наряды от мадам Мирабе выглядели безупречно и прекрасно сидели на
ней, но это платье, богато украшенное орнаментом из золотой и серебряной
тесьмы, было особенно прелестным. Юбка на  нем  была  отделана  атласной
лентой и большими миткалевыми воланами. Но проблема заключалась  в  том,
что  Розали  требовался  более  узкий   корсет,   чтобы   платье   могло
застегнуться.  Отчаявшись  сама  справиться  с  этим,  Розали  вышла   в
гостиную.
   - Рэнд?
   Он тут же появился в дверях своей спальни.
   - Да?
   Глаза его быстро скользнули по ее серебряно-голубому наряду.
   - Какое волшебное платье! - сказал он, немного помолчав.
   - Да, но я никак не могу застегнуть его.
   Он улыбнулся.
   - Неужели я перекормил тебя?
   - Нет, просто этот дурацкий корсет почему-то не сходится...
   Рэнд молча улыбался.
   - Как же помочь тебе?
   Не говоря ни слова, она повернулась к нему спиной.
   Послышались легкие шаги, и  она  почувствовала,  как  Рэнд  осторожно
затягивает шнурки корсета. Розали с трудом перевела дыхание.
   - Кажется, достаточно, - сказал Рэнд с некоторым сомнением в голосе.
   Но Розали нетерпеливо покачала головой.
   - Я все равно не смогу  застегнуть  платье.  Пожалуйста,  затяни  еще
сильнее!
   Рэнд колебался. Затягивание  тела  в  корсет  казалось  ему  какой-то
изощренной пыткой.
   - Может, наденешь другое платье? - неуверенно спросил он.
   - Если ты не хочешь, я попрошу помочь мне горничную.
   Пробормотав что-то невнятное, Рэнд  снова  принялся  за  дело.  Талия
Розали уменьшилась еще на один дюйм и выглядела теперь невероятно узкой.
   С усилием вздохнув несколько раз, Розали сказала:
   - Может быть, еще...
   - Нет, все. Иначе я сейчас возьму ножницы.
   Рэнд принялся застегивать платье.
   - Почему женщины так хотят вернуть эту моду, которая  еще  в  прошлом
веке была признана негодной?
   - Но ведь и мужчины иногда делают это. Вот, например, принц-регент.
   - Да, конечно, те, кто злоупотребляет вином и обильной пищей. Но тебе
это совершенно ни к чему.
   - Откуда ты можешь знать?
   - Я видел тебя, - напомнил  Рэнд,  медля  застегивать  последние  три
пуговицы. - Это просто преступление изменять что-то в твоей внешности.
   Розали закрыла глаза. Горячая волна  пробегала  по  телу,  когда  она
чувствовала прикосновение его пальцев.  Ей  казалось,  что  это  было  в
первый раз. Память о  том  лондонском  утре  была  теперь  отдаленной  и
неясной. Иногда Розали казалось, что это были  два  каких-то  совершенно
незнакомых ей человека и что она впервые  встретилась  с  Рэндом  только
здесь, во Франции.
   Отбросив мечтания, Розали проговорила:
   - Это мнение знатока, и я, вероятно, должна быть польщена им.
   - Я не знаток, - тихо ответил Рэнд, глядя на нее.
   - Ты прав, слово  "знаток"  не  совсем  подходит  к  тебе,  ведь  оно
подразумевает некоторое уважение к предмету.
   Ты, вероятно, просто любитель.
   Рэнд не понимал, почему она говорит это. Ему хотелось остановить  ее,
заткнуть ей рот.
   - Если это так, то у меня должны быть довольно странные  мазохистские
наклонности в отношении удовольствий.
   Розали повернулась и посмотрела ему в глаза.
   - У меня не очень большой опыт,  но  мне  кажется,  что  если  ты  не
уважаешь меня, то ты вообще не уважаешь женщин.
   - Будь это так, как ты говоришь, - жестко ответил Рэнд, -  сейчас  ты
была бы со мной в постели независимо от твоих маленьких  колючих  шипов.
Но я уважаю тебя.
   - Тогда я не понимаю, - проговорила она и замолчала, глядя  на  него.
Как красив его чувственный рот! Как настойчивы были его губы,  когда  он
целовал ее, какими нежными казались они, когда Рэнд касался ее лба!
   "Я, кажется, пропала", - думала Розали, понимая, что  неравнодушна  к
нему.
   - Так чего ты не понимаешь?
   - Зачем ты сделал.., то, в Лондоне? - проговорила она с  отчаянием  в
голосе.
   Холодность Рэнда мгновенно исчезла. Он искал ответ, но не  знал,  как
объяснить ей мир, в ко тором он рос, не зная доброты и сострадания, и он
хорошо усвоил его жестокие  уроки.  Один  из  них  состоял  в  том,  что
удовольствие - главное в жизни. Это был своего  рода  условный  рефлекс:
если у тебя есть какая-нибудь потребность, твое  дело  удовлетворить  ее
независимо от последствий. Но благодаря ей  он  изменился  и  чувствовал
теперь свою вину и свое раскаяние.
   - Я не знал тебя тогда... Все, что я понимал, это...  О,  Розали,  ты
была так красива, и ты появилась как раз в тот момент, когда  мне  нужна
была женщина.
   Рэнд ждал, что она рассердится, но Розали была только смущена.
   - Я не понимаю, почему ты иногда так добр со мной, а потом  так...  -
Она не находила слов, чтобы закончить фразу.
   Да и какими словами можно  было  описать  его  подвижный,  меняющийся
нрав?  И  как  можно  было  верить  ему,   такому   холодному,   милому,
эгоистичному, нежному, верить без оглядки, без  объяснений,  без  всякой
осторожности?
   Сидя в экипаже по дороге в Кале, они чувствовали себя подавленными  и
избегали смотреть друг на друга. Остановки были не часты, и усталость их
все больше возрастала.
   Как только они  подъехали  к  дому  Браммеля,  Розали  с  облегчением
вздохнула. Так приятно было снова увидеть его, и это удовольствие стоило
всех тягот тяжелого переезда. Переступив порог его дома, Розали увидела,
как лицо Бо преобразилось и тень одиночества исчезла из его глаз.
   Здесь гостили герцог  Аргилльский,  герцог  Глостер,  герцог  Бофорт,
Ратлэнд, а также герцогиня Девонширская, лорд Альванли, Кравэн, Бэдфорд,
Уэстморленд и д'Эрсби.
   Но несмотря на это, жизнь Браммеля не была уже такой, как  прежде,  и
он ужасно тосковал по своей былой славе  и  тем  удовольствиям,  которые
совсем недавно были доступны ему.
   - Целая вечность прошла с тех пор, как я видел вас! - воскликнул  он,
сияя, и Розали улыбнулась ему в ответ.
   - Да, это было так давно! У вас, наверное, побывало уже много  гостей
за то время, пока мы не виделись? - спросила она.
   - О, целые толпы, моя дорогая. И они рассказали мне столько  новостей
из Лондона! Боюсь только, что количество гостей существенно  превосходит
их качество!
   - Надеюсь, они принесли вам хорошие новости?
   - О да, некоторые даже очень. Всегда приятно, если о тебе  помнят.  А
популярность Принни, между прочим,  упала  с  тех  пор,  как  я  покинул
Англию. Что вы думаете об этом, Беркли?
   Рэнд   задумался.   Принц-регент   был   печально   известен    своей
испорченностью, безалаберностью, мотовством и пьянством.
   - Да, действительно, его сейчас не очень принимают, - сказал  наконец
Рэнд.
   - Так я и думал! - с удовлетворением воскликнул Браммель. -  Если  бы
не мои советы, его сумасбродство давно привело бы к беде. Я  слышал,  он
наряжается в розовый атлас и украшает драгоценностями свои туфли.  -  Бо
слегка пожал плечами. - Хороший вкус состоит в умеренности, Надо помнить
об этом. Изящный покрой, опрятность,  чувство  собственного  достоинства
и.., непременная смена перчаток не менее шести раз в день.
   Желая прекратить многословные рассуждения  Бо  о  принципах  хорошего
вкуса, Рэнд тактично прервал его:
   - В последнее время лондонские газеты много пишут о Бальном Дворце  и
тем самым вызывают бурное недовольство публики. С тех пор как в  прошлом
году  Джон  Нэш  принялся  за  него,  было  пристроено   еще   множество
дорогостоящих  дополнений:  восточные  комнаты,  металлические  башенки,
паровые кухни.
   -   А,   дворец..,   безвкусная   безделушка,   впрочем,   достаточно
впечатляющая в некоем вульгарном смысле.
   - Мистер Браммель, - обратилась к нему Розали. - Можно ли  надеяться,
что когда-нибудь вы помиритесь с принцем-регентом?
   - Сомневаюсь. Как говорится, слишком  много  воды  утекло.  Я  думаю,
распад этого эффектного союза - моего ума и его титула - начался,  когда
его вес увеличился почти вдвое.
   - Я слышала, что  он  сильно  располнел,  -  заметила  Розали,  и  Бо
многозначительно кивнул.
   - Когда я последний раз видел его, он весил  гораздо  больше  трехсот
фунтов! Между  прочим,  требуются  специальная  платформа,  подъемник  и
кресло на колесах, чтобы усадить его на лошадь, когда он  собирается  на
прогулку верхом.
   - О Боже... Да, это,  безусловно,  шокирует.  Принни  напоминает  мне
огромного неуклюжего привратника у "Карлтон-Хаус", которого мы все зовем
Биг Бэн. А так как госпожа Мария Фитцерберт,  знаменитая..,  компаньонка
принца, тоже весьма широка в обхвате, я, естественно, стал называть ее и
Принни "наши Бэн и Бэнина".
   Рэнд рассмеялся.
   - Признаюсь, это было принято без особого восторга, хотя шутка весьма
невинна.
   Розали  взглянула  на  Рэнда,  и  оба  не  сговариваясь   улыбнулись.
Безусловно, Браммель был очаровательным человеком,  но  все  же  немного
бестактным.
   - Следующий клин был вбит, - продолжил Бо,  -  когда  Принни  проявил
ужасную грубость, сделав вид,  что  не  замечает  меня  на  маскараде  в
"Денди-клаб". Ну и последняя точка была  поставлена,  когда  я  гулял  с
лордом Альванли по Бонд-стрит, где мы случайно встретили принца и  графа
Моэра. После  двух  минут  разговора,  во  время  которых  регент  опять
проигнорировал меня, я остроумно заметил: "А кто он,  этот  ваш  толстый
друг?"
   - Невероятно! - проговорила Розали, удивляясь, как можно было сказать
что-то подобное в присутствии самого правителя Англии!
   - Однако шутка эта прозвучала не в самый подходящий момент.  В  конце
концов  некоторые  долги  заставили  меня  покинуть  Англию,  так  и  не
помирившись с ним.
   - О да, понимаю, - вежливо кивнула Розали.
   Великий Бо Браммель был необыкновенно интересен, но странное  чувство
снисходительной жалости возникло у Розали, когда она смотрела  на  него.
Он был наивен, как дитя, и тщеславие делало его ужасно беззащитным.  Что
будет с ним, ведь у него нет никаких источников дохода?  Как  он  сможет
вести тот образ жизни, который ведет сейчас? Однако  Бо  не  проявлял  и
тени беспокойства о своем положении.
   - Мисс Беллью, - сказал Браммель, - не хотите  ли  взглянуть  на  мой
альбом? Здесь собраны послания многих моих  знакомых.  А  вот  стихи,  я
очень хочу, чтобы вы увидели их, они вписаны сюда  одной  восхитительной
дамой, герцогиней Девонширской, Они начинаются такой строкой:  "Я  люблю
эти свежие розы, когда рву их в моем саду..."
   Я забыл, как там дальше, - Это большая честь для меня, -  проговорила
Розали.
   Браммель пробормотал что-то и, подойдя  к  встроенному  шкафу,  начал
перебирать книги.
   - Сележ! - вдруг нетерпеливо крикнул он,  и  маленький  слуга  тотчас
вбежал в комнату. - Я никак не могу найти мой альбом.
   - Сейчас я принесу его, мистер Браммель, - кивнул слуга.
   - Однако столько беспокойства, -  начала  было  Розали,  но  Браммель
перебил ее:
   - Вовсе нет, моя дорогая, это совершенно особый альбом.  Там  собраны
уникальные поэмы, на которые я  позволяю  взглянуть  только  моим  самым
привилегированным гостям.
   - Мы чрезвычайно польщены, - сказала Розали.
   Она смотрела на Браммеля, и они улыбались друг другу  так,  что  Рэнд
внезапно похолодел. Наклонившись вперед, он с изумлением смотрел  то  на
Браммеля, то на Розали.
   То, что он видел, было удивительно, странно, невероятно.
   Между тем улыбка  слетела  вдруг  с  губ  Бо,  он  побледнел  и  стал
пристально смотреть на медальон, висевший на шее Розали.
   - Мистер Браммель... - нерешительно начала она.
   Но он преодолел смущение.
   - Где.., вы взяли.., этот медальон? - проговорил наконец он.
   Розали  схватилась  за  маленькое  золотое  украшение,  висевшее   на
бархатной ленте.
   - Это фамильная драгоценность моего  отца.  Он  умер,  когда  я  была
совсем маленькой. Моя мать дала мне это в память о нем.
   - Позвольте взг