между
черными бровками выдавала его недовольство.

***

   Эмма вернулась с собрания Королевского общества гуманного обращения с
животными сияющая, довольная успешно  проведенным  днем.  Само  по  себе
собрание оказалось скучным, и поскольку особых  новостей  не  было,  все
закончилось очень рано. А вот отношение к ней стало  совершенно  другим.
Как и предсказывал Николай, ее влияние и статус возросли, наверное,  раз
в десять, просто потому, что она стала его женой.
   К этому  времени  члены  общества  узнали  о  баснословном  богатстве
человека, за которого вышла  Эмма,  а  также  о  ее  внушительном  новом
титуле. Ей нещадно  льстили,  соглашались  со  всеми  ее  предложениями,
возносили до небес ее ум и милосердие. Сегодня президент назвал ее самым
важным и влиятельным членом общества. Эмма была  смущена,  польщена,  но
несколько раздосадована тем, что вся ее предыдущая работа не принесла ей
такого признания, как титул княгини Ангеловской.
   Она вошла в холл, с удовольствием  окунувшись  в  уютное  тепло  дома
после зимней стужи.
   - Привет, Стэнли, - улыбнулась она дворецкому, позволяя ему помочь ей
снять накидку. Затем она сняла серую фетровую шляпку и перчатки.  -  Где
мой муж? В библиотеке?
   - Он уехал несколько минут назад, ваша светлость.
   - Неужели? А куда?
   - Он не сказал, мадам.
   - Эмма! - раздался голос Джейка. Обернувшись, она увидела, что он  со
всех ног сбегает с главной лестницы, а хорошо одетый джентльмен  следует
за ним с  более  пристойной  скоростью.  -  Это  мой  наставник,  мистер
Робинсон. Эмма приветствовала седого гувернера лучезарной улыбкой.
   - Муж говорил мне о вас, мистер Робинсон. Так вы решили  принять  это
место?
   - Да, ваша светлость.
   - Я очень рада! - Поглядев на Джейка, она спросила небрежно:
   - Николай сказал, когда вернется?
   - К ужину.
   - Ты знаешь, куда он поехал?
   - Да.
   Поскольку продолжения не последовало,  Эмма  улыбнулась  и  терпеливо
задала следующий вопрос:
   - Тебе не хочется сказать мне куда?
   - Я не могу сказать, мне придется тебе показать.
   Озадаченная Эмма проследовала за мальчиком в библиотеку,  а  гувернер
остался со Станиславом в холле. Подойдя  к  письменному  столу  Николая,
Джейк перерыл несколько листков, пока не нашел нужную записку  и  поднял
ее, зажав в ладошке:
   - Вот!
   Эмма укоризненно покачала головой.
   - Просматривать чужие письма нехорошо, Джейк.
   - Но ведь ты хотела узнать.
   - Да, но... - Она уставилась на письмо,  страстно  желая  узнать  его
содержание. - Черт! - негромко проговорила  она  и,  улыбнувшись,  взяла
листок. - То, что я делаю, Джейк, очень плохо. Мы должны  уважать  право
других на личную жизнь и тайну.
   - Да, мэм. - Он наблюдал, как она читала записку, и золотые глаза его
светились, как у кошки. Эмма совсем растерялась:
   - Как странно! - Вовсе не похоже было на отца писать такие  послания.
Почему же он решил так поступить?  -  Но  ведь  это  не  его  почерк!  -
вскричала она.
   Нервы ее напряглись, желудок сжался в комок. Во всем этом было что-то
очень неладное.
   Господи, это же почерк Адама Милбэнка и его стиль! На миг в глазах  у
нее помутилось, и черные буковки поползли по белому листку как  червяки.
Она видела его почерк раньше, когда он писал ей любовные записки и  свое
прощальное письмо.
   Адам Милбэнк хотел увидеться с ее мужем наедине.
   Записка выпала из пальцев  Эммы  и,  порхая,  улеглась  на  пол.  Она
вспомнила, что говорил Адам о Николае, слова его жгли ей мозг:
   "...Я не могу перестать думать о  том,  чего  меня  лишили.  Ваш  муж
проник в нашу жизнь и отнял у меня все, чего я хотел".
   "...Я собираюсь свести с вами счеты и обещаю: ждать этого  долго  вам
не придется. Это мой долг перед Эммой и перед самим собой".
   "...Боже мой, кто-то должен оказать миру услугу и избавить от него...
пока он не покалечил еще чьи-нибудь невинные жизни".
   - Нет, - прошептала Эмма, сжимая руки в кулаки. - Это безумие. Он  не
посмеет!
   Однако в душе она понимала, что Николай в опасности.  Не  отвечая  на
растерянные расспросы Джейка, она быстрыми шагами подошла к  деревянному
шкафу, в котором Николай держал хрустальные графины с крепкими напитками
и кое-какие ценности.
   - Ты правильно сделал, что показал мне эту записку, Джейк, -  сказала
она, роясь в шкафу. - А теперь, пожалуйста, пойди в холл.
   - Но почему?..
   - Делай, как я говорю! - Она улыбнулась ему через плечо успокаивающей
улыбкой и весело проговорила:
   - Все будет в порядке.
   Джейк неохотно повиновался и вышел, шаркая по  ковру  ногами.  Спустя
минуту Эмма нашла то, что искала: пару  вычурно  украшенных  французских
пистолетов  в  ящичке  красного  дерева.  Вытащив  из  него  пистолет  с
легчайшим курком и рукояткой из слоновой кости с золотыми и  серебряными
накладками - он был тяжелым и уютно улегся ей в руку, - Эмма  проверила,
заряжен ли он, и обнаружила, что обойма полна.
   Она сунула его  в  карман  платья,  и  тяжелые  складки  юбок  скрыли
торчащий бугор. Затем она спустилась в холл и жестом  потребовала  плащ.
Хотя лицо ее оставалось спокойным, наверное,  она  чем-то  выдала  себя,
потому что мужчины посмотрели на нее странно.
   - Стэнли, велите снова подать мне карету, - коротко приказала она.  -
Уверена, что лошадей еще не распрягли.
   Дворецкий поколебался мгновение, словно испытывая неодолимое  желание
переспросить ее или  как-то  по-иному  задержать.  Но  ее  глаза  сурово
встретились с его взглядом, и он кивнул:
   - Будет исполнено, ваша светлость.

***

   Какой-то экипаж уже стоял около старого домика  привратника.  Дыхание
лошадей клубилось в морозном воздухе белыми облачками  пара.  Маленький,
переживший несколько столетий домишко находился почти в  двух  милях  от
Саутгейт-Холла, на краю густого леса. Мимо него вилась тропка, в  давние
времена  служившая  подъездом  к  господскому  дому.  Однако  она   была
заброшена, после того как много лет назад проложили более прямой путь  к
нему и построили новую сторожку.
   Николай оставил свой одноконный экипаж и, потрепав гнедого по  крутой
блестящей шее, направился в домик. Погода стояла холодная, но она ничуть
не  походила  на  привычные  ему  жестокие  русские  зимы,  которыми  он
наслаждался большую часть своей жизни. Однако ему  хотелось,  чтобы  эта
встреча поскорее закончилась и он мог вернуться домой, к Эмме. Будь  они
прокляты, прихоти его тестя! Хоть Николай и  признавал,  что  обязан  им
потакать.
   Толкнув  тяжелую  деревянную  дверь,  Николай  вошел   в   помещение,
промозглое и тусклое. Дневной свет  едва  сочился  в  маленькие  грязные
оконца. Стараясь приспособиться к переходу  от  яркой  белизны  снаружи,
Николай поморгал глазами.
   - Ладно, Стоукхерст, - сказал он, - говорите, в чем дело.
   Но откликнувшийся голос принадлежал  вовсе  не  Стоукхерсту.  Он  был
тихим, злорадным и враждебным:
   - Вы, наверное, не привыкли к такой жалкой  обстановке,  не  так  ли?
Князю Николаю  подавай  только  самое  лучшее.  Роскошный  дом,  деньги,
красавицу жену, но  теперь  все  это  будет  отнято.  Отнято  человеком,
которого вы ограбили дочиста.
   Говоривший сделал шаг вперед, и Николай узнал Адама Милбэнка.
   Ошеломленный, не понимая, что происходит, Николай уставился  на  него
немигающими глазами:
   - Какого черта вам надо?
   Милбэнк взмахнул рукой, в которой оказался зажат пистолет  с  длинным
дулом.
   - Я хочу мщения, и этим я его добуду! Вы позавидовали тому, что  было
у меня с Эммой, и забрали ее себе. Думаете,  вы  лучше  меня?  Так  вот,
Ангеловский, между нами нет почти никакой разницы. Мы оба недостойны ее!
- Адам тщательно прицелился и начал большим пальцем  отводить  курок.  -
Это пистолет Стоукхерста.  Я  застрелю  вас  и  брошу  его  здесь...  во
владениях герцога. Вы с ним сговорились против меня. Теперь настала пора
возмездия.
   - Вы глупец, - почти ласково проговорил  Николай,  не  сводя  глаз  с
пистолета,  который  прыгал  в  руке  Милбэнка,  выдавая  его   безумное
возбуждение. - Никто не поверит, что это сделал Стоукхерст.
   - По крайней мере это бросит тень на  славное  имя,  которым  он  так
гордится. А мир станет  лучше  и  чище  без  тебя,  себялюбивый  русский
ублюдок!
   - Как вы  думаете,  что  произойдет  потом?  -  осведомился  Николай,
переводя взгляд с оружия на  вспотевшее  лицо  Милбэнка.  -  Вы  кончите
петлей палача. Эмма вам все равно не достанется. Она не  хочет  иметь  с
вами ничего общего.
   - Она хотела меня, пока вы  зверски  нас  не  разлучили!  -  Пистолет
дернулся, и в ответ невольно дернулся Николай. Адам хрипло засмеялся.  -
Вы правы, Ангеловский, вам следует бояться.  Я  действительно  собираюсь
это сделать. Я убью вас без малейшего сожаления,  как  муху.  Но  сперва
станьте на колени. -  И  когда  Николай  заколебался,  ярость  Милбэнка,
казалось, удвоилась. - На колени! На  колени!  Немедленно!  Хоть  раз  я
увижу вас униженным.
   Николай медленно опустился на колени, неотрывно глядя на  противника,
хотя его трясло от гнева и протеста.
   - Я начал обдумывать этот план, когда услышал,  что  вы  женились  на
Эмме, - продолжал Адам.  -  С  того  момента  ваша  жизнь  не  стоила  и
шиллинга.
   Николай облизнул пересохшие губы:
   - Вы пожертвуете своей жизнью ради мести? А как же ваша жена?
   - Моя жена? - повторил Адам и горько  рассмеялся.  -  Толстая  жалкая
курица, которая вечно клюет всех вокруг. Каждый раз, глядя на  Шарлотту,
я вспоминаю, что по вашей вине оказался с ней.  А  вам  досталась  Эмма,
вам, который заслуживает ее меньше всех на свете!
   - Этого я не отрицаю, - тихо произнес Николай.
   - Эмма будет благодарить меня до  конца  дней  своих  за  то,  что  я
собираюсь сделать.
   - Нет, Адам, - раздался с порога голос, ошеломив  обоих  мужчин.  Они
были так поглощены спором, что ни один из них не заметил тонкую фигурку,
проскользнувшую в приоткрытую дверь.
   Эмма стояла перед ними.  Подол  ее  юбки  отсырел  от  мокрой  земли,
белеющее в полумраке лицо  казалось  осунувшимся  и  угловатым.  Николай
никогда не видел у нее такого пронзительно сверкающего  взгляда,  словно
она находилась в гипнотическом трансе. Она шагнула вперед, держа в  руке
пистолет, притом гораздо тверже, чем Адам.
   - Это безумие. Перестаньте наставлять  эту  штуку  на  Николая.  Если
тронете хоть волос на его голове, я вас пристрелю.
   - Эмма, убирайся отсюда! - рявкнул Николай, похолодев от  ужаса.  Его
жена, его ребенок! С ними не должно произойти ничего плохого, что бы  ни
случилось с ним самим.
   Адам едва глянул на Эмму.
   - Я не хочу убивать  его  у  вас  на  глазах.  Но  сделаю  это,  если
придется.
   - Ради Бога, зачем вам это? - напряженно спросила  Эмма.  -  Вы  что,
пытаетесь напугать Николая? Что ж, вы преуспели в этом:  нагнали  страха
на нас обоих. А теперь уберите пистолет.
   Адам становился все более хмурым и встревоженным. Пистолет качнулся в
его руках.
   - Вы должны быть мне благодарны за то, что я собираюсь  избавить  вас
от него. Разве вы не  этого  хотите,  Эмма?  Вы  не  можете  любить  это
чудовище, вы хотите освободиться от него!
   - Нет, не хочу. - У нее заметно  задрожал  подбородок.  -  Немедленно
прекратите ломать комедию, Адам!
   - Проклятие, Эмма! Уходи, пожалуйста, - в отчаянии взмолился Николай.
Господи милосердный, неужели судьба снова разлучит их? После  всех  мук,
через которые он прошел, после всего, что узнал, неужели он окончательно
ее потеряет? Из прошлого донесся до  него  горестный  шепот  Емелии:  "Я
никогда больше не увижу тебя. Это правда?" - "В этой жизни - нет".
   - Эмма, убирайся отсюда! - резко повторил он.
   - Ни слова больше!  Молчите!  -  прокричал  Адам,  глаза  его  горели
ненавистью. Лихорадочный взгляд вернулся к Эмме. - Я не  понимал,  какие
чувства к вам испытывал, пока не потерял вас. И я должен это сделать. Не
могу допустить, чтобы он выиграл. Если я позволю ему уйти безнаказанным,
то больше никогда не буду чувствовать себя мужчиной. Никто и никогда  не
верил, что я любил вас, Эмма, даже вы сами. Только таким образом я смогу
это доказать. Тогда вы поймете.
   - Не надо ничего доказывать, - промолвила Эмма. - Я вам верю.  -  Она
почувствовала жжение слез, выступивших  в  уголках  глаз.  А  внутренний
голос ее вопил в ужасе: "Только не тронь его, пожалуйста!" Она сморгнула
слезы, продолжая твердо направлять пистолет на Адама. - Но  я  не  люблю
вас, Адам. Я была одинокой, неуверенной в  себе,  а  вы  льстили  мне  и
заставляли ощущать себя нужной, желанной. По своей незрелости я  приняла
это за любовь.
   - Он обманул вас, и вы поверили  его  лживым  измышлениям,  -  горячо
настаивал Адам.
   - Мы с вами были друзьями, которые испытывали друг к другу  нежность.
Это совсем не то что  любовь.  Теперь  мы  оба  устроили  свои  жизни  с
другими. Вам не стоит разрушать их. Этим вы ничего не добьетесь. Так что
положите пистолет, и мы уйдем. Я пойду с вами куда-нибудь, и мы спокойно
поговорим.
   - Нет, - быстро произнес Николай.
   - Не вам решать, - насмешливо фыркнул Адам. - Здесь я командую, а  не
вы. Понятно?
   - Положите пистолет, Адам, - требовательно повторила  Эмма.  -  Я  не
шучу.
   - Не могу, - последовал упрямый ответ.
   - Сейчас же!
   Адам, казалось, не слышал ее, глаза его были устремлены на Николая.
   - Слишком поздно.
   До конца своих дней не забудет  Эмма  того,  что  последовало  далее.
События  разворачивались  в  каком-то  своем,  особом  времени:  секунды
превратились  в  часы,  все   движения   замедлились,   растянулись   до
бесконечности, распались  на  миллион  составляющих.  Николай  прочел  в
глазах Адама свой приговор: твердую решимость сейчас же  убить  его.  Он
повернул голову к Эмме, чтобы взглянуть на нее в  последний  раз.  Глаза
его стали пронзительно прозрачными.
   И тогда она спустила курок пистолета.
   Оглушительно прогремел выстрел, многократно  отразившись  эхом  в  ее
мозгу. Раздался тонкий, высокий крик:
   - Коленька!
   Только гораздо позже она поняла, что кричала сама. Ударом пули  Адама
развернуло, правое плечо его будто взорвалось алыми  брызгами.  Пистолет
его выстрелил, но уже не в цель. Пуля попала в стену позади Николая.
   Николай не пошевелился, когда Адам упал к  его  ногам.  Он  оцепенел,
мозг его замер в ожидании смерти. Он странным  образом  ослеп  и  оглох,
затерялся в темной пустоте. Постепенно  чувства  его  проснулись,  и  он
понял, что стоит на коленях, а Эмма присела около него на корточки. Руки
ее сжимают его лицо, а теплое дыхание согревает кожу.
   - Ник, - прошептала она. Синие глаза ее блестели слезами. -  Господи,
я люблю тебя! - Она целовала его глаза, щеки, губы. - Посмотри на  меня,
- повторяла она, заливаясь слезами. - Я не могу тебя потерять.  Никогда!
Понимаешь? Я люблю тебя!
   Николай обвил ее руками, гул  крови  в  ушах  постепенно  стихал.  Он
посмотрел на лежавшего ничком Милбэнка.  Пуля,  должно  быть,  попала  в
плечо  или  предплечье,  так  что  мерзавец,  вероятно,  выживет.  Снова
переведя глаза на Эмму, он попытался вытереть слезы, струившиеся  у  нее
по щекам. Она казалась такой беспомощной! Тигрица вдруг стала кроткой  и
нуждалась в поддержке и утешении. Между ними больше  не  было  барьеров.
Они прильнули друг к другу, наконец-то вместе, составляя  единое  целое.
Прошлое рассыпалось в прах и унеслось прочь.
   - Откуда ты узнала? - удалось выговорить ему.
   - Я увидела записку, узнала почерк  Адама  и  поняла,  что  он  хочет
причинить тебе вред. Я должна была поехать и найти тебя.
   Он до боли сжал ее в объятиях.
   - Никогда не смей больше подвергать себя такой опасности. Что  бы  ни
случилось!
   Дрожащая улыбка коснулась ее губ.
   - Ты не можешь мне  приказывать,  как  себя  вести,  -  сказала  она,
вытирая глаза рукавом.
   - Не плачь, - прошептал он. - Все позади. Мы оба целы.
   - Когда я поняла, что Адам  может  тебя  убить,  то  осознала,  какой
пустой станет без тебя моя жизнь. Ты мне нужен. - Губы ее задрожали. Она
пыталась справиться с собой. - Так что лучше оставайся со мной навсегда,
Ник: или я превращу твою жизнь в ад!
   - Ты крикнула мне по-русски "Коленька!",  -  напомнил  он,  гладя  ее
мокрую щеку.
   - Неужели? - удивилась Эмма и на миг задумалась. -  Да,  похоже,  что
так, - медленно проговорила она. - Интересно почему? Возможно, я начинаю
верить в твой сон.
   Но это было уже не важно. Ведь  в  будущем  их  обоих  ждало  сияющее
счастье.
   - Не имеет значения. Главное, что ты теперь меня любишь, Рыжик.
   - Да, - прошептала она, притягивая к себе его голову.

Эпилог

   В месяцы, последовавшие за формальным обвинением лорда Адама Милбэнка
в покушении на убийство и судом над ним, жена его  Шарлотта  обнаружила,
что не может выносить пристального внимания публики и презрения  высшего
общества. Так что она сбежала к себе домой в Америку,  где  утешилась  в
кругу своей семьи, среди сомкнувших  вокруг  нее  ряды  Брикстонов.  Суд
пэров нашел Адама виновным и  приговорил  к  кратковременному  тюремному
заключению и конфискации большинства земель и собственности.
   Наедине с собой Эмма иногда вспоминала об Адаме  с  чувством  вины  и
задумывалась,  не   могла   ли   заранее   что-нибудь   сделать,   чтобы
предотвратить его покушение на жизнь  Николая.  Как  и  сама  она,  Адам
влюбился в иллюзию, а потом стал винить других  за  свои  разочарования.
Слава Богу, она  наконец  научилась  лучше  понимать  жизнь  и  себя.  В
противном  случае  ей  никогда  не  удалось  бы  обрести   свое   трудно
доставшееся счастье с Николаем.
   Во время последних  месяцев  беременности  мир  Эммы  сузился  до  их
поместья и небольшого круга друзей. Женщин в ее  состоянии  не  поощряли
появляться на людях, за исключением самых  ранних  стадий,  когда  можно
было скрыть беременность под шалями  и  просторными  накидками.  Тася  и
другие дамы регулярно навещали ее, разгоняя  скуку,  но  не  допускалось
никаких посещений театра, прогулок по городу, раутов или танцев, никаких
поездок в парки или по лавкам. И, что  хуже  всего,  ей  было  запрещено
работать в зверинце. Николай буквально на руках вынес ее как-то днем  из
конюшни, куда был доставлен новый конь.  Прежний  владелец  так  жестоко
наказывал строптивца, что конь вообще  перестал  доверять  людям.  После
того как он крепко лягнул конюха, пытавшегося полечить ему воспалившееся
копыто, Эмма  отправилась  успокаивать  злополучное  животное.  Николай,
которому сообщил об этом бдительный слуга, тут же поспешил в конюшню.
   Не говоря худого слова, он завернул ей руки за спину и вывел  оттуда.
Эмма сначала вела себя виновато, но потом стала спорить.
   - Дай мне побыть с  ним  несколько  минут,  чтобы  он  успокоился,  -
рассердилась она. - Я всегда так поступала с другими  животными.  Ты  же
это видел не раз!
   - Этот чертов конь кусает и лягает всех, кто к нему  приближается,  -
коротко ответил Николай, подталкивая  Эмму  так,  чтобы  она  не  смогла
упереться ногами в землю.
   - Я сама себе хозяйка, - настаивала она, прекрасно сознавая, что  муж
прав.
   - Только не тогда, когда носишь моего ребенка.
   В тот день  ей  потребовалось  много  времени,  чтобы  остыть  от  их
перепалки. Гнев ее был главным образом направлен на саму себя. Да еще на
то, что впервые в жизни она физически зависела от других. Она теперь так
легко уставала, а стремительная легкая  походка  превратилась  в  утиную
перевалочку.
   - Это ведь не навсегда, -  утешал  ее  Николай,  явившийся  отдохнуть
рядом с ней, когда она улеглась в постель, чтобы поспать днем.
   Он прилег к ней лицом к спине и нежно провел ладонью по ее  выпуклому
животу и налившейся груди. Эмма почувствовала, как  он  улыбается  ей  в
затылок.
   - Скоро ты снова вернешься к работе  в  своем  зверинце,  тебя  будут
кусать и царапать, и ты с восторгом будешь выгребать навоз.
   Она мечтательно вздохнула