х простынях. Ее губы презрительно изогнулись. Уж лучше умереть, чем принадлежать мужчине и быть рабой его плотских потребностей.
     Оказавшись на Кинг-стрит, Лили проехала мимо кладбища. Вслед ей с крыш убогих лавок и лачуг понеслись свист и улюлюканье, но она словно не слышала их и перешла через улицу рядом со входом на рынок. Двухэтажный пассаж был украшен фронтоном и гранитными тосканскими колоннами - довольно помпезный стиль для столь нищего квартала. Лили с грустью усмехнулась, увидев, как два молодых карманника снуют в толпе. Потом она вспомнила о Николь, и ее лицо окаменело. О Господи, как она живет? Неужели ее, такую юную, уже используют для того, чтобы извлекать выгоду из людских пороков? У Лили на глаза навернулись слезы, однако она решительно вытерла их. Нельзя давать себе волю. Надо быть хладнокровной и полностью владеть собой.
     Из мрака рядом с ней прозвучал чей-то голос:
     - Итак, ты пришла. Надеюсь, ты принесла, что я просил?
     Лили медленно спешилась и, сжав в руке повод, повернулась на голос. Хотя внутри у нее все дрожало, она твердо сказала:
     - Ты больше ничего не получишь, Джузеппе, ни фартинга, пока не вернешь мне дочь!

Глава 7

     Граф Джузеппе Гавацци был наделен красотой и грацией, достойной картин итальянского Возрождения: четкие черты лица, вьющиеся черные волосы, смуглая кожа и горящие темные глаза. Лили помнила, как впервые увидела его. Это было во Флоренции на базарной площади. Он стоял в окружении толпы итальянок, с благоговением внимавших ему. От его ослепительной улыбки у Лили перехватило дыхание. Потом они встречались на светских приемах, и вскоре Джузеппе начал с нарочитой настойчивостью ухаживать за ней.
     Лили, на которую сильно подействовала романтичная природа Италии, наслаждалась сознанием того, что ее соблазняет красивый мужчина. Гарри Хиндон, ее прежняя любовь, был степенным и сугубо английским - именно эти качества привлекли ее родителей. Лили рассчитывала, что его стойкая приверженность правилам хорошего тона окажет на нее влияние, спасет ее. Однако вместо этого ее буйный нрав обратил Гарри в бегство. Что касается графа Гавацци, то он восхищался ее порывами, называл ее волнующей и прекрасной. Иногда Лили казалось, что она нашла человека, с которым не надо притворяться и можно быть самой собой.
     И вот сейчас, вспоминая о собственной наивности, Лили испытывала только отвращение.
     За прошедшие годы красота Джузеппе поблекла и огрубела. Хотя, возможно, Лили просто увидела его в другом свете. Его пухлые губы, прежде восхваляемые итальянскими синьорами за чувственность, теперь вызывали у нее омерзение. Она содрогнулась под его жадным взглядом, а ведь когда-то его внимание льстило ей. В его внешности появилось что-то жалкое, а его поза - подбоченившись - только подчеркивала узость плеч. Лили замутило от одного воспоминания о той ночи, которую они провели вместе. Он ошеломил и оскорбил ее тем, что после попросил подарок. Как будто она была худосочной старой девой, обязанной платить за то, что мужчина согласился лечь с ней в постель! Джузеппе откинул капюшон с головы Лили.
     - Добрый вечер, - низким красивым голосом произнес он по-итальянски и погладил ее по щеке. Лили отбросила его руку, и он хмыкнул:
     - О, моя дорогая кошечка выпустила коготки! Я пришел за деньгами, сага. А ты пришла за новостями о Николь. Ты даешь мне, я даю тебе.
     - Больше не получишь. - Лили прерывисто вздохнула. - Ах ты мерзкий слизняк! С какой стати я должна давать тебе деньги, если не знаю, жива ли она?
     - Клянусь, она в безопасности и счастлива...
     - Как она может быть счастлива без матери?
     - У нас с тобой, Лили, такая красивая девочка. У нее такая замечательная улыбка, такие прекрасные волосы... - Он дотронулся до своих черных как вороново крыло кудрей. - Такие же прекрасные, как у меня. Она зовет меня папой. Иногда спрашивает, где мама.
     Это сразило Лили. Она не моргая уставилась на Джузеппе и судорожно сглотнула. Из ее глаз хлынули слезы.
     - Ее мать я, - с мольбой проговорила она. - Я нужна ей, верни ее мне, Джузеппе. Ты же знаешь, что ее место рядом со мной!
     Его губы тронула слабая жалостливая улыбка.
     - Возможно, я бы давно вернул тебе Николетту, bella, но ты наделала так много ошибок! Ты нанимала людей, чтобы следить за мной. Ты пытаешься обмануть меня, после наших встреч за мной неотступно следят. Ты сердишь меня. Я подумываю о том, чтобы подержать Николетту еще несколько лет.
     - Я же сказала тебе, что ничего не знаю об этом! - закричала Лили.
     Это, конечно, было ложью. Она прекрасно знала, что Дерек поручил своим людям поиски Николь. У Дерека были осведомители во всех кварталах города, в том числе швейцары, клерки, дилеры, шлюхи, убийцы и ростовщики. За последний год он четырежды представлял Лили темноволосых девочек, по признакам похожих на Николь. Но ни одна из них не была ее дочерью. Финансы и общественное положение не позволяли Лили удочерить этих девчушек. Она не спрашивала Дерека, куда он потом отправлял их, да у нее и не было желания знать.
     Она устремила на Джузеппе полный ненависти взгляд.
     - Я отдала тебе целое состояние, - хрипло проговорила она. - У меня ничего не осталось. Джузеппе, ты слышал такое выражение: "Выжать воду из камня"? Оно означает, что я больше ничего не могу дать тебе, потому что у меня ничего нет!
     - Тогда поищи, - спокойно заявил Джузеппе. - Мне безразлично, откуда у меня появятся деньги, - слишком много мужчин хотят купить такую очаровательную девчушку, как Николетта.
     - Что? - Лили прижала руку ко рту, чтобы заглушить крик ужаса. - Неужели ты способен это сделать с собственным ребенком?! Ты не продашь Николь, это убьет ее... и меня... о Боже, неужели ты уже продал ее?
     - Нет еще. Но я уже близок к этому, сага. - Он вытянул вперед руку и раскрыл ладонь. - Плати немедленно.
     - Сколько это будет продолжаться? - прошептала Лили. - Когда ты наконец насытишься?
     Джузеппе не обратил внимания на ее вопрос и потряс рукой.
     - Плати!
     У Лили по щекам текли слезы.
     - У меня нет...
     - Даю тебе три дня, Лили. Ты принесешь мне пять тысяч... иначе тебе больше никогда не видать Николетты.
     Опустив голову, Лили вслушивалась в звук его удаляющихся шагов, в пронзительный уличный шум, в ржание своей лошади. Ее трясло от безысходного отчаяния - ей потребовались все силы, чтобы держать себя в руках. Деньги. Ее финансовое положение еще никогда не было столь бедственным. За последний месяц она против обычного ничего не выиграла у Крейвена. Удаче придется повернуться к ней лицом, и поскорее. Надо играть по-крупному. Если она не выиграет пять тысяч за три дня... Господи, что же ей тогда делать?
     Она может попросить у Дерека взаймы... Нет! Однажды, полтора года назад, она уже сделала эту ошибку, решив, что, обладая таким состоянием, он польстится на ее обещание вернуть деньги с процентами и без особых проблем выдаст ей две тысячи. К ее удивлению, лицо Дерека стало холодным и жестким. Он заставил ее поклясться, что она больше никогда не будет просить у него деньги. Прошло несколько недель, прежде чем ей удалось вернуть его благосклонность. Лили не понимала, почему он так рассердился. Он не был скаредным - наоборот, он отличался щедростью: дарил ей подарки, позволял пользоваться его кухней и винным погребом, помогал искать Николь, но никогда не давал ей ни фартинга. Теперь-то она знала, что лучше его не просить.
     Лили в уме перебирала пожилых мужчин, с которыми нередко садилась за ломберный столик, флиртовала и поддерживала дружеские отношения. Лорд Харрингтон, например, веселый краснолицый пузан. Или Артур Лонгман, всеми уважаемый адвокат. Внешне он довольно непривлекателен - крупный нос, безвольный подбородок, впалые щеки, - но у него добрые глаза, и он очень достойный человек. Оба они довольно прозрачно намекали на свои теплые чувства к ней. Она может взять одного из них в покровители. Нет сомнения в том, что ее будут лелеять и щедро вознаградят. Однако ее жизнь круто изменится. Иные двери, которые все еще открыты для нее, закроются навсегда. Она станет дорогой шлюхой - да и то только в том случае, если повезет. Судя по ее опыту с Джузеппе, она может оказаться непривлекательной в постели, и никто не захочет ее содержать.
     Лили подошла к лошади и прижалась лбом к ее теплой шее.
     - Я так устала, - прошептала она.
     Устала и истосковалась. У нее почти не осталось надежды на возвращение Николь. Ее жизнь превратилась в бесконечные поиски денег. Нельзя было так много времени тратить на этот вздор с Пенни, Заком и Алексом Рейфордом. Может случиться, что ей придется заплатить дочерью за промедление. Зато события последней недели отвлекли ее, иначе она сошла бы с ума.
     Начался дождь, первые капли упали ей на волосы. Лили закрыла глаза и подняла голову. По ее лицу потекли холодные струйки воды. Внезапно она вспомнила, как купала Николь. Малышка с удовольствием шлепала по воде ручками.
     "Смотри, что ты наделала! - смеялась Лили. - Как ты посмела обрызгать маму, ты, маленькая хитрая уточка..."
     Лили упрямо стерла с лица воду и слезы и расправила плечи.
     - Это всего лишь деньги, - проговорила она. - Я их не раз добывала. Добуду и сейчас.

***

     Часы пробили девять. Алекс смотрел на них уже целый час. Это была бронзовая скульптура, изображавшая скромную пастушку, искоса поглядывающую на благородного господина, который протягивал ей букет цветов. В спальне Лили властвовала атмосфера женственности: светлые стены цвета морской волны украшала изящная лепнина, на окнах красовались розовые шелковые шторы, мебель была обита бархатом. Увиденного - пусть и мельком - вполне хватило Алексу для того, чтобы заключить, что дом Лили очень отличается от его мрачного, величественного, обставленного в истинно мужском духе жилища. Создавалось впечатление, что, оборудуя спальню, Лили дала волю своей женственности, которую не проявляла в другой обстановке.
     Когда стих последний удар, дверь спальни распахнулась. Появился дворецкий. Кажется, его звали Бертон.
     - Доброе утро, сэр, - невозмутимо сказал Бертон. - Полагаю, вы хорошо провели ночь?
     Алекс бросил на него уничтожающий взгляд.
     После ухода Лили он на долгие часы остался один, в полной тишине. Прежде все свободное время он посвящал делам, дабы отвлечься. Работал, ездил верхом, посещал светские приемы, пил, спал с женщинами - он пользовался всевозможными способами, чтобы убежать от своих мыслей. Лили же вынудила его встретиться лицом к лицу с тем, чего он больше всего боялся. Осмелев под покровом мрака, на него, как хищники, набросились воспоминания и принялись терзать его сердце.
     Сначала у него в душе поднялась страшная сумятица чувств - гнев, страсть, сожаление, тоска. Никто никогда не узнает, что он пережил за эти часы уединения. И никому не нужно знать об этом. Важно то, что вскоре все чувства упорядочились и в голове прояснилось. Он никогда не встретит Каролину в образе другой женщины. Она навсегда осталась в прошлом. Довольно скорби, довольно призраков. Что же до Лили... Он много размышлял о том, как поступит с ней. Ближе к утру он погрузился в тяжелый, как темный бархат, сон.
     Дворецкий подошел к кровати. В руке у него был ножичек.
     - Вы позволите, сэр? - осведомился он, указав на веревки.
     Алекс не верил своим глазам.
     - О, конечно, - с иронией ответил он.
     Дворецкий ловко перерезал тонкую витую веревку.
     Первой была освобождена правая рука. Поморщившись от боли в онемевших мышцах, Алекс положил ее на грудь и принялся наблюдать за тем, как Бертон режет веревку на левой руке.
     Алекс вынужден был признать, что Бертон очень колоритная личность. У него была весьма благообразная внешность: красивая, тщательно расчесанная борода, величавость в осанке, умный взгляд. И ко всему этому следует добавить безукоризненную почтительность.
     Требовалась огромная выдержка, чтобы не превратить ситуацию в пошлый фарс, и Бертон освобождал пленника так же стоически, как если бы разливал чай или чистил шляпу.
     Когда Бертон увидел покрытые ссадинами запястья Алекса, его брови дрогнули - наверное, это должно было выражать тревогу.
     - Милорд, я принесу мазь для ваших рук.
     - Нет! - рявкнул Алекс. - Вы сделали достаточно.
     - Да, сэр.
     Алекс со стоном сел и подвигал затекшими ногами.
     - Где она?
     - Если вы спрашиваете о мисс Лоусон, сэр, я не имею представления о ее местопребывании. Мне приказано напомнить вам, что мистер Генри находится в заведении мистера Крейвена.
     - Если с ним что-то случилось, вы будете отвечать в той же степени, что и мисс Лоусон.
     Выражение лица Бертона не изменилось.
     - Да, сэр.
     Алекс удивленно покачал головой:
     - Если бы она попросила, вы бы помогли ей убить кого-нибудь, верно?
     - Она никогда не просила об этом, сэр.
     - И все же, - настаивал Алекс, - если бы попросила?
     - Как моя хозяйка, мисс Лоусон имеет полное право рассчитывать на мою преданность. - Бертон почтительно посмотрел на Алекса. - Вам принести газету, милорд? Кофе? Чаю? На завтрак мы можем подать...
     - Для начала прекратите вести себя так, будто это обычное дело... или это действительно не первый раз? Неужели в вашем доме вошло в обычай предлагать завтрак гостям, которые всю ночь провели привязанными за руки и за ноги к кровати?
     Бертон задумался.
     - Вы первый, лорд Рейфорд, - наконец, не скрывая своего нежелания рассказывать о частной жизни Лили, признался он.
     - Проклятие, какая честь для меня! - Алекс осторожно потер то место на макушке, куда пришелся удар бутылкой, и обнаружил внушительную шишку. - Я приму порошки от головной боли. Начнем с того, что она задолжала их мне.
     - Да, сэр.
     - И пусть мой кучер подаст фаэтон. Надеюсь, вы с мисс Лоусон не привязали его к дверце денника или к коновязи?
     - Нет, сэр.
     - Бертон... так вас, кажется, зовут? Давно вы служите у мисс Лоусон?
     - С тех пор как она вернулась в Лондон, милорд.
     - Каково бы ни было ваше жалованье, я удвою его, если вы согласитесь работать у меня.
     - Благодарю, лорд Рейфорд. Я польщен, но вынужден отклонить ваше лестное предложение.
     В Алексе вспыхнуло любопытство.
     - Почему? Господь свидетель, Лили превратила вашу жизнь в ад. Зная ее, я подозреваю, что это еще не самая сумасбродная ее выходка, в которые она втянула вас.
     - Боюсь, что так, милорд.
     - Тогда почему вы отказываетесь?
     - Мисс Лоусон... необычная женщина.
     - Некоторые называют ее взбалмошной, - сухо проговорил Алекс. - Скажите, чем она заслужила такую преданность?
     Всего на мгновение Бертон сбросил непроницаемую маску, и его глаза заметно потеплели.
     - Мисс Лоусон наделена сострадательной душой, милорд, и отличается удивительной непредвзятостью. Когда два года назад она приехала в Лондон, я служил у одного человека, который в пьяном состоянии становился очень жестоким. Однажды, напившись, он поранил меня бритвой. В другой раз он вызвал меня к себе и потрясал заряженным револьвером у меня перед носом, грозя пристрелить.
     - Черт! - Алекс с интересом разглядывал дворецкого. - Почему вы не поискали другое место? Такой дворецкий, как вы...
     - Я наполовину ирландец, милорд, - тихо ответил Бертон. - Большинство хозяев требуют, чтобы их слуги принадлежали к англиканской церкви. Я же к ней не принадлежу. Это, а также мое ирландское происхождение, хотя и не столь очевидное, лишили меня возможности работать в достойных английских семьях. Так я оказался в очень трудном положении. Узнав об этом, мисс Лоусон предложила мне место и назначила мне жалованье более высокое, чем прежнее, хотя она знала, что я соглашусь и на меньшее.
     - Понятно...
     - Возможно, вы действительно начинаете понимать, милорд. - Поколебавшись, Бертон, как бы против воли, тихо продолжил:
     - Мисс Лоусон посчитала, что меня нужно спасать. Если она что-нибудь решит, то ее уже не остановить. Она спасла многих, хотя никто, кажется, не догадывается, что именно она, больше чем кто-либо, нуждается в... - Внезапно он оборвал себя на полуслове и кашлянул. - Я слишком много говорю, милорд. Прошу прощения. Надеюсь, вы пересмотрите свое мнение по поводу кофе...
     - Что вы хотели сказать? Лили нужно спасать? От чего? От кого?
     Бертон тупо уставился на Алекса, как будто тот говорил на иностранном языке.
     - Подать вам утренний номер "Таймс", милорд, а также порошки от головной боли?

***

     Генри уселся за длинный стол в похожей на пещеру кухне и с восхищением наблюдал, как месье Лабарж и целая армия слуг в белых фартуках трудятся над необъятным количеством всевозможных продуктов. В кастрюлях на плите булькали ароматные соусы и загадочные смеси. Целую стену занимала огромная коллекция сияющих кастрюль, сковородок и форм - всю эту утварь Лабарж называл своей batterie de cuisine <кухонная посуда (фр.).>.
     Шеф-повар передвигался по кухне с видом главнокомандующего на поле битвы. Он размахивал ножами, ложками - всем, что оказывалось в его руке. Высокий накрахмаленный колпак клонился в такт его движениям то в одну сторону, то в другую, то и дело угрожая свалиться. Лабарж рявкал и на повара, который приготовил слишком густой соус для рыбы в кляре, и на кондитеров, которые передержали рогалики в духовке. Тонкие, закрученные вверх кончики его усов гневно задрожали, когда он увидел, что одна из кухарок слишком тонко режет морковь. Настроение Лабаржа было непредсказуемо. Он мог внезапно расплыться в улыбке, поставить перед Генри какое-нибудь соблазнительное блюдо и одобрительно кивать, пока тот поглощал результаты его труда. "Ah, le jeune gentilhomme, mange, mange <Ах, юный джентльмен, кушайте, кушайте (фр.).>... наш юный джентльмен должен попробовать это... это... C'est bien, oui? <Вкусно, да? (фр.)> "
     - Очень вкусно, - восторженно ответил Генри, набивая рот пирожными с фруктами и лимонным кремом. - Можно мне еще вот этих штучек, коричневых с соусом?
     Преисполнившись отеческой гордости, шеф-повар принес ему еще одну тарелку узких полосок телятины, обжаренных в масле с луком и бренди и политых грибным соусом.
     - Я узнал этот рецепт еще в детстве, когда помогал отцу готовить ужин для одного графа, - пустился в воспоминания Лабарж.
     - Это вкуснее, чем то, что мы ели в Рейфорд-Парке, - заявил Генри.
     Месье Лабарж разразился бурным потоком нелестных замечаний в адрес английской кухни и назвал ее "безвкусными отбросами, которые не согласится есть и собака". Английская кухня, по его мнению, так же далека от французской, как черствая горбушка - от пирожного. Генри поступил мудро, согласно кивнув и продолжив есть.
     Мальчик заставил себя отложить вилку, и только лишь потому, что его желудок был переполнен. Тут в кухню вошел Уорти.
     - Мистер Генри, - мрачно произнес он, - приехал ваш брат. Он... э-э... довольно решительным образом выразил свою тревогу за вас. Думаю, будет лучше, если вы поскорее покажетесь ему на глаза. Пойдемте со мной, прошу вас.
     - О... - Синие глаза мальчика округлились от страха. Он икнул и со вздохом оглядел кухню. Прислуга смотрела на него с явным сочувствием. - Пройдет много времени, прежде чем я смогу вернуться, - грустно заключил он. - Годы.
     Месье Лабарж даже расстроился.
     - Лорд Рейфорд, - сказал он, забавно подергивая усами, - у него крутой нрав, не так ли? Возможно, стоит сначала предложить ему poularde a la Periguex <пулярка с трюфелями (фр.).>...или saumon Monpellier <лосось "Монпелье" (фр.).>... - Шеф-повар замолчал. Уверенный в том, что его творения способны умилостивить любого, он мысленно перечислял все те деликатесы, которые мог приготовить.
     - Нет, - сокрушенно покачал головой Генри, зная, что ни курица с грибами, ни лосось в соусе из трав не остудят пыл Алекса. - Вряд ли это поможет. Но все равно спасибо вам, месье. Это стоит наказания. Я бы целый месяц провел в Ньюгейте ради одного пирожного с кофейным кремом или ради этой зеленой штуки, похожей на суфле.
     Трону