раньше  слышала  эту
фамилию? Нет, не может быть! Сидевший напротив, в дальнем  конце  стола,
Николай, видимо,  заметил  странное  выражение  ее  лица.  Внимание  его
отвлеклось от соседки справа  и  сосредоточилось  на  побледневшем  лице
Эммы.
   Ошибочно приписав ее реакцию  любопытству,  Брикстон  продолжал  свои
объяснения:
   - Через неделю моя сестра выходит  замуж  за  лорда  Адама  Милбэнка.
Возможно, ваша светлость, он вам знаком?
   Не в силах вымолвить ни слова, Эмма  молча  кивнула.  Николай  громко
ответил за нее, прервав легкую застольную беседу:
   - Совершенно верно, княгиня с ним знакома. До нашей  свадьбы  княгиня
была твердо намерена выйти за него, но он оказался слишком  неуловим,  и
ей поэтому пришлось довольствоваться мной.
   Взгляд Эммы обратился к нему. В его янтарных глазах  сверкал  огонек,
выдававший  злорадное  наслаждение.  Неужели  он  все  это  спланировал?
Неужели  помнил,  что  фамилия  женщины,  помолвленной  с  Адамом,  тоже
Брикстон? Смятение, возмущение кипели  в  ее  душе,  туманя  мысли.  Она
попыталась скрыть свои чувства, вновь  взявшись  дрожащими  пальцами  за
серебряную ложку.
   Ослепительная красавица, сидевшая по правую руку Николая, вмешалась в
разговор. Кокетливо сверкая  черными  глазами,  она  обратилась  к  нему
медоточивым голоском:
   -  Но,  ваша  светлость,  я   едва   ли   назвала   бы   это   словом
"довольствоваться"! Любая здравомыслящая  женщина  предпочтет  остальным
такого  красивого  и  состоятельного  человека,  как  вы.  Вы  наверняка
первоочередной выбор.
   - Мой единственный выбор, - ядовито-сладким голосом подтвердила Эмма.
   Колкость ее понял только Николай и с  насмешливой  улыбкой  поднял  в
молчаливом тосте бокал, приветствуя достигший цели удар.
   - Скажем лучше, что повезло нам обоим: лорду Милбэнку -  потому,  что
он добился руки мисс Брикстон,  а  мне  -  потому,  что  я  выиграл  мою
прекрасную Эмму.
   Последующие несколько  минут  Эмма  механически  что-то  глотала  под
непрекращающуюся болтовню Брикстона. К счастью,  ему  для  поощрения  не
нужно было ничего, кроме сдержанного кивка или улыбки.
   Встреча с Брикстоном подействовала на нее как пощечина. За  суетой  и
заботами новой жизни Эмме удавалось почти не  вспоминать  Адама.  Однако
Брикстон вынудил ее осознать реальность женщины,  которую  Адам  сделает
своей женой через неделю. Всего  через  неделю!  Из  последних  сил  она
сдержала слезы, заставляя себя не думать об этом.  "Господи,  как  же  я
хочу, чтобы на ее  месте  была  я..."  Каждый  раз,  поднимая  глаза  на
Николая,  она  видела,  что  он  наблюдает  за  ней,   холодно   отмечая
лихорадочный румянец, трепет ресниц, быструю смену выражений лица.  Чего
он от нее хочет? Что надеется прочесть в ее глазах?
   - Вы самая  обаятельная  английская  леди,  с  которой  мне  довелось
встретиться, - произнес Брикстон. - Такая  открытая  и  дружелюбная.  Вы
выгодно отличаетесь от других.
   Усилием воли Эмма сосредоточилась на ответе:
   -  Признаюсь,  мы,  англичане,  не  зря  заслужили  репутацию   людей
сдержанных.
   - Почему же вы не такая?
   - Не знаю, - улыбнулась она. - Полагаю, я просто странная.
   Брикстон ответил откровенно восхищенным взглядом.
   - Может быть, и так, ваша светлость. Но в самом лучшем смысле.
   Эмма покраснела и бросила  взгляд  на  противоположный  конец  стола.
Николай безучастно смотрел  на  нее.  Губы  его  кривила  чуть  заметная
усмешка, словно он видел перед собой глупое  дитя,  которое  только  что
поймал на лжи.
   Хотя манеру общения Эммы и Николая друг с  другом  никто  не  мог  бы
назвать любовной или нежной, но перед посторонними им  всегда  удавалось
держаться дружески шутливо. На этот  раз  такое  оказалось  невозможным.
Эмма тоскливо отмечала про себя  каждую  минуту  напряженного  молчания.
Николай был отвратителен, как никогда, то меряя ее холодными  взглядами,
то отпуская язвительные замечания. Эмме  безумно  хотелось  воскликнуть,
что она этого не заслужила. Николай явно догадался,  что  ее  расстроило
сегодняшнее присутствие Брикстона. Возможно, его раздосадовало, что  она
все еще неравнодушна к Адаму. Неужели он ее  приревновал?  Нет,  Николай
никогда не проявлял подобных чувств по отношению к ней. Не было  никаких
признаков того, что он испытывал к  ней  нечто  большее,  чем  дружба...
Видимо, была уязвлена его гордость.
   Эмма дострадала остаток вечера и со вздохом  облегчения  распрощалась
после полуночи с гостями. Не промолвив ни слова Николаю, она поспешила к
себе и захлопнула дверь.  Усилия,  потребовавшиеся,  чтобы  есть,  пить,
улыбаться и разговаривать, совершенно  вымотали  ее.  Пытаясь  успокоить
расходившиеся нервы, она вызвала звонком  Марфу,  чтобы  та  помогла  ей
раздеться, и, дожидаясь служанку, заходила  по  комнате.  Словно  почуяв
безмолвную  ярость,  обуревающую  хозяйку,  девушка  молчаливо  и  ловко
расстегнула на Эмме платье и распустила корсет.
   - Остальное я сделаю сама, - коротко проговорила Эмма, жестом отсылая
горничную прочь. -  Спасибо,  Марфа.  Спокойной  ночи,  -  добавила  она
по-русски.
   - Спокойной ночи, ваша светлость, - ответила служанка тоже  по-русски
и выскользнула из спальни.
   Эмма натянула батистовую ночную рубашку с вышивкой и легла в постель,
задержавшись лишь для того, чтобы вытащить  из  волос  шпильки.  Лежа  в
темноте, укрытая по грудь простыней, она пыталась вызвать в памяти  лицо
Оливера Брикстона во всех подробностях. Интересно,  похожа  ли  Шарлотта
Брикстон на брата? Такие же у нее круглые  щеки,  редкие  русые  волосы?
"Надеюсь, Адам, что ее мешок с деньгами  достаточно  толст,  чтобы  тебя
удовлетворить... если тебе хотелось именно  этого",  -  мрачно  подумала
Эмма.
   Она вспомнила последнее свидание с Адамом  на  балу  у  Ангеловского,
теплый взгляд карих глаз, мальчишескую улыбку, прикосновение  губ  к  ее
губам, его голос, повторявший: "Я тебя обожаю..." Слеза выползла  у  нее
из-под  ресниц,  и  она  уткнулась  лицом  в  подушку,  чтобы   сдержать
подступавшие  к  горлу  рыдания.  Свернувшись  в  клубочек,  она   почти
задремала, когда в темноте послышался шорох. Эмма перекатилась на  спину
и сонно буркнула что-то вопросительное. И в этот миг на  нее  навалилось
тяжелое тело с напряженными, как струны, мышцами. Одурманенная сном, она
решила, что это ей чудится, что в  сновидении  на  нее  набросился  тигр
Маньчжур. Но жаркое мужское дыхание обожгло ей  ухо,  и  она  потрясенно
поняла, что это ее муж.
   - Николай?!
   Он пригвоздил ее к постели своим весом, и хотя оставался  одетым,  но
настойчиво тычущаяся в ее бедра  твердость  его  возбужденной  плоти  не
оставляла никаких сомнений. Ахнув от удивления, Эмма  забилась,  пытаясь
освободиться. Полное винных паров дыхание било ей в ноздри.
   - Ты принадлежишь мне, поняла? - прозвучал над ней насмешливый  голос
Николая. - Я  владею  тобой,  каждый  чертов  дюйм  твоего  тела  -  моя
собственность. Думаешь, я  не  понял  сегодня,  чего  тебе  хотелось?  Я
наблюдал, как ты улыбалась Брикстону, как флиртовала  с  ним,  когда  он
заглядывал за корсаж твоего платья! Ты хотела, чтобы я приревновал тебя,
моя хитренькая женушка, но ничего у тебя не вышло. Я  никогда  не  стану
тебя ревновать.
   Оправившись от потрясения, Эмма ткнула его  острым  локтем  в  ребра,
воскликнув сдавленным голосом:
   - Слезь с меня, пьяный осел!
   Николай перевернул ее совсем навзничь и вжался в нее, раздвигая телом
ее бедра. Он тяжело дышал от страсти, от ярости, от какой-то  взрывчатой
смеси обоих этих чувств.
   - Ты хочешь меня узлом завязать, душу мою забрать, - бормотал  он.  -
Но тебе не удастся вынудить меня чувствовать то, что  я  чувствовать  не
желаю. Я никогда тебя не полюблю.
   - Да кто тебя просит  об  этом?  -  возмущенно  откликнулась  Эмма  и
замолчала, замерла, каким-то мгновенным наитием  осознав,  чего  Николай
боится.
   Она поняла, что он отчаянно борется с собственными чувствами  к  ней.
Полная робкого недоверия, она потянулась к призрачной фигуре и коснулась
всклокоченных волос, его виска...
   - Ник... - прошептала она.
   Он резко отпрянул, яростно крикнув:
   - Не зови меня так!
   - Трус, - промолвила она, и в голосе  ее  ясно  послышался  упрек.  -
Почему ты так боишься моей близости?
   Эмма ощутила, как содрогнулось от гнева его тело. Он сидел верхом  на
ее бедрах, и от ярости мышцы его  судорожно  сжались.  Прошло  мгновение
молчания, и Николай, издав жалобный стон поражения, склонился  над  ней.
Его губы, жадные,  страстные,  нашли  ее  рот,  а  руки  сорвали  ночную
рубашку, добираясь  до  податливого,  манящего  тела.  Она  задвигалась,
помогая ему, освобождаясь от своей и его одежды, разрывая  тонкую  ткань
рубашки, с таким пылом дергая брюки,  что  пуговицы  полетели  с  них  в
разные стороны.
   Когда сорванная одежда легла на  пол  беспорядочной  кучкой,  Николай
прижался к ней  обнаженным  телом,  кожей  к  коже.  Прильнув  губами  к
сладостной нежности ее шеи, он медленно, покусывая, посасывая, полизывая
упругое податливое тело, повел их вниз к груди и далее. Эмма, постанывая
от блаженства, раскрыла бедра ему  навстречу  и  протянула  руку,  чтобы
направить его в себя. Его напрягшаяся плоть заполнила  ее  лоно,  и  она
затрепетала в экстазе, вздымаясь вверх, чтобы вобрать  его  в  себя  еще
глубже, еще больше. Внезапным движением он перекатился на спину, и Эмма,
ахнув, взметнулась над ним, оседлала и ритмично задвигалась, наслаждаясь
его возбужденным телом.
   Николай, притянув ее к  груди  и  сжав  в  объятиях,  направлял  свои
вонзающиеся удары в самую ее сердцевину. Эмма скользнула ртом к его  уху
и прикусила нежную мочку, вызвав страстное рычание. Тесно сомкнувшись  с
его долгим, изборожденным рубцами телом, она ощущала,  как  накатываются
на нее одна за другой волны жгучего, все возрастающего волнения, пока не
растворилась,  не  расплавилась  в  огненной  лаве  оргазма.  Корчась  в
невыразимо сладкой муке, она с рыданием уткнулась лицом в его шею. Почти
одновременно содрогнулся судорогой такого же  наслаждения  Николай.  Его
дыхание со свистом втягивалось сквозь сжатые зубы. Беспомощно всхлипнув,
он толкнулся в нее  еще  раз  и  задержался  внутри,  в  жаркой  влажной
глубине.
   Зная, что он не любит, чтобы его долго  касались,  Эмма  начала  было
откатываться. Но Николай  удержал  ее,  резко  сжав  бедра  и  продолжая
прижимать  к  себе.  Так  пролежали  они   несколько   минут,   медленно
расслабляясь, выравнивая дыхание, а прохладный воздух спальни постепенно
осушал испарину на спине Эммы. Новое, незнаемое прежде ощущение овладело
ею - ощущение покоя и мира. Под ее ухом мерно  стучало  сердце  Николая,
его ладони бережно ласкали ее бедра и ягодицы. Кудри на  виске  шевелило
его жаркое дыхание, твердые мужские губы  прошлись  по  щеке.  Это  была
самая нежная и добрая ласка с начала их знакомства.  Она  погружалась  в
сон,  слишком  усталая,  чтобы  воспротивиться,  когда  позже  ночью  он
выскользнул из постели и покинул ее.

***

   Первое, что заметила Эмма, проснувшись поутру, это примятую  соседнюю
подушку.  Лежа  среди  сбившихся  простыней,  она  испытывала   странную
легкость, почти головокружение. Прошлая ночь с  Николаем  отличалась  от
всех предыдущих. Он вел себя пылко, можно сказать, свирепо. А  мгновение
последовавшей за близостью нежности было... Словом, они будто  пересекли
какую-то границу, которую Николай ранее не собирался нарушать.
   Вспоминая происшедшее, Эмма  вспыхнула  алым  румянцем,  не  в  силах
объяснить охватившее ее волнение даже себе самой. Что сегодня скажет  ей
Николай? Как себя поведет?
   Она долго нежилась в ванне, а потом надушила запястья и  шею  пряными
духами, перевязала волосы на затылке жесткой лентой  персикового  цвета.
Марфа помогла ей  нарядиться  в  белую  блузку  с  множеством  оборок  и
персикового цвета юбку. В юбке на боку был глубокий  карман,  украшенный
поверху шелковой розеткой. Поглядевшись  в  зеркало,  Эмма  порадовалась
своему ухоженному виду и отправилась вниз к завтраку, как раз когда часы
пробили девять. Ей доставило удовольствие обнаружить за столом  Николая,
хоть и скрывшегося от ее глаз за газетой, которую он держал перед  собой
как щит. Он не удосужился подняться или даже глянуть в ее сторону,  лишь
старательно и неторопливо перелистывал страницы.
   - Доброе утро, - жизнерадостно произнесла Эмма.
   Газета опустилась на  несколько  дюймов,  открыв  непроницаемое  лицо
мужа. Волосы его были еще влажными от  утреннего  умывания,  золотистая,
тщательно выбритая кожа поблескивала. Эмма подумала: не постарался ли  и
он выглядеть сегодня получше?
   - Не часто мы завтракаем вместе, - заметила она, усаживаясь рядом.  -
Обычно в этот час я уже занимаюсь животными.
   - Почему же сегодня иначе?
   - Ну... сегодня нет ничего такого, о чем  не  могли  бы  позаботиться
слуги. Обычная рутина.
   Впервые с незапамятных времен ей захотелось потратить  утренние  часы
не на уход за животными, а совсем на другие занятия. Сердце ее  забилось
чаще при мысли, что, возможно, Николай предложит ей провести день вместе
с ним. Они могли бы покататься верхом, или погулять вдвоем, или пройтись
по лавкам...
   - Что ты собираешься сегодня делать, Ник?
   - У меня дело в Лондоне.
   - Я могла бы поехать с тобой, - как бы мимоходом заметила она.
   - Зачем?
   - Чтобы побыть с тобой.
   Николай опустил газету на стол. Брови его иронически взметнулись.
   - За каким чертом нам может это понадобиться?
   - Я просто подумала... - начала было Эмма и, сбившись, замолчала.
   Прочтя на ее лице разочарование, Николай едко продолжал:
   - Надеюсь, ты  не  станешь  притворяться,  что  нас  связывает  нечто
большее, чем дружба. Давай не будем играть в эту игру,  Эмма.  Не  стоит
драматизировать ситуацию. Наверняка ты не настолько наивна, чтобы питать
на мой счет какие-нибудь романтические иллюзии.
   Уязвленная гордость Эммы быстро привела  к  тому,  что  она  закипела
гневом.
   - Может быть, я и стану питать иллюзии, да только не на твой счет!
   - Какое облегчение! Не становись кроткой и слезливой, Эмма. Ничто так
не наводит скуку на мужчину.
   - Что ж, мне вовсе не хочется заставлять тебя скучать, - сказала она,
изо всех сил стараясь отвечать с той же холодной насмешкой.
   В тот  момент,  когда  обмен  мнениями  готов  был  перейти  в  обмен
колкостями, на пороге утренней столовой возник Станислав. Хотя дворецкий
держался как обычно, но напряженность его лица и голоса, легкая  складка
между бровями со всей очевидностью подсказали и  Эмме,  и  Николаю,  что
происходит неладное.
   - Ваша светлость,  -  ровным  тоном  произнес  Станислав,  -  там,  у
парадной двери, посетители. Крестьянская женщина с маленьким  мальчиком.
Женщина спрашивает вас.
   - Вели ей обратиться со всеми жалобами к  управляющему  поместьем,  -
последовал резкий ответ Николая.
   -  Ваша  светлость,  возможно...  -  Дворецкий  деликатно  смолк.   -
Возможно, вы захотите сами выслушать то, что она хочет сказать.
   Это предложение из уст дворецкого ошеломило обоих. Его могли  вызвать
только в высшей степени  необычные  обстоятельства.  Мужчины  обменялись
долгим взглядом. Не говоря ни слова,  Николай  поднялся  из-за  стола  и
вышел из комнаты.  Эмма  следовала  за  ним  по  пятам,  слишком  полная
любопытства, чтобы остаться в столовой. От парадной двери они спустились
по широким ступеням вниз, туда, где их ожидали две поникшие фигурки.
   Женщина была в простой поношенной одежде. Голову ее  покрывала  шаль,
некогда голубая, но давно выцветшая до  уныло-серого  цвета.  Миловидное
лицо ее казалось озабоченным и усталым. Худенький ребенок,  мальчик  лет
пяти или шести, был одет в потертые, но чистенькие штанишки  и  плисовую
курточку со слишком короткими рукавами. Угрюмое загорелое лицо выглядело
еще мрачнее из-за густых черных, как и волосы, бровей.
   Молодая женщина заговорила первой, обнажив желтые неровные зубы:
   -  Это  Джейкоб.  Мамаша  его  померла  неделю  назад  от  лихорадки.
Последние слова ее были, чтобы кто-нибудь отвел его к вам. Все  равно  в
деревне он никому не нужен. Только я и  взялась  присмотреть  за  ним...
пока... - Она выжидательно протянула  руку,  явно  рассчитывая  получить
вознаграждение за труды.
   Николай с непроницаемым  лицом  махнул  дворецкому,  который  дал  ей
несколько монет. Она спрятала их в  карман  и,  не  сказав  мальчику  ни
слова, повернулась и пошла прочь не оглядываясь.
   - Что происходит, Николай?  -  удивленно  спросила  Эмма.  -  Кто  он
такой?
   - Тебя это не касается. Иди в дом. - Николай повернулся к  Станиславу
и пробормотал:
   - Найди кого-нибудь, чтобы о нем  позаботиться.  Всего  на  несколько
дней, пока я его не пристрою.
   Эмма уставилась на мальчика, который не по возрасту терпеливо ожидал,
что будет дальше. Взгляд его был устремлен в землю. Приблизившись к нему
осторожно, как к пугливому зверьку, она присела рядом на корточки, чтобы
глаза ее оказались на одном уровне с ним, и мягко сказала:
   - Привет, Джейкоб. - Мальчик  поднял  на  нее  глаза,  но  ничего  не
ответил. - Тебя так зовут? - продолжала она.  -  Или  ты  предпочитаешь,
чтобы тебя звали Джейк?
   Личико ребенка напоминало лики русских икон:  темные  волосы,  старое
золото  кожи,  грустные  янтарные  глаза,  опушенные   густыми   темными
ресницами. Она никогда раньше не видела таких глаз, за исключением... за
исключением...
   Сама не  зная  как,  Эмма  выпрямилась  и  потрясенно  посмотрела  на
Николая. Ноги под ней подгибались,  колени  дрожали.  Облизнув  внезапно
пересохшие губы, она хрипло промолвила:
   - Это твой сын.

Глава 6

   Его сын, его сын... Николай не шевельнулся, когда Станислав торопливо
увел мальчика на кухню.  Он  смутно  сознавал,  что  Эмма  засыпает  его
вопросами, но не обращал на нее внимания как  на  докучную  муху.  Когда
ребенок скрылся с глаз, Николай направился в дом, двигаясь, как лунатик.
Он прошел в библиотеку и оперся двумя руками о поставец красного дерева,
где хранились крепкие напитки. Невидящими глазами уставился он  на  свое
искаженное отражение в серебряном подносе.
   Он считал,  что  ему  никогда  не  придется  увидеть  этого  ребенка.
Временами даже удавалось забывать о  его  существовании.  И  вот  теперь
оказаться  вдруг  лицом  к  лицу   с   этим   мальчиком,   без   всякого
предупреждения...  Он  испытал  чудовищное  потрясение.  Особенно  когда
увидел невероятное сходство ребенка  с  покойным  братом...  О  Господи!
Михаил в этом возрасте выглядел точно так же: те же взъерошенные  черные
волосы, угрюмое, но  обольстительно  прекрасное  лицо,  сияющие  золотые
глаза... Дрожащей рукой Николай нащупал графин с коньяком и бокал.
   Он вспомнил  бессчетные  случаи  в  детстве,  когда  находил  Михаила
скорчившимся в чулане, рыдающим, истекающим кровью из-за  надругательств
отца. Николай залпом опрокинул коньяк в горло и снова наполнил стакан.
   Ярость и ощущение вины не угасли в нем, были живы с детских лет, хотя
он редко позволял себе вспоминать то время.
   Почему  отец  выбрал   именно   Михаила   предметом   своих   гнусных
посягательств? "Я найду способ остановить тебя! - кричал  Николай  после
одного из таких эпизодов, бросившись на отца с маленьким  ножиком.  -  Я
убью тебя!" Но отец рассмеялся и вывернул ему руку, сломав  запястье,  и
ножик выпал на землю. А затем он безжалостно избил Николая.  И  зверское
насилие над Михаилом продолжалось.
   Оно навсегда искалечило Мишу, превратило его в  озлобленного  пустого
юношу и в конечном итоге привело к безвременной смерти. Но и Николая оно
сгубило. Пусть оба его родителя и брат давно умерли, но  воспоминания  о
них были живы, и душу Николая они ранили навеки.  Теперь  его  не  могли
тронуть ни любовь, ни страх, ни раскаяние, ни печаль. Он больше  никогда
не будет  слабым.  Никто  и  никогда