а ней корсет.
   - Нет, ваша светлость, они все здесь, работают на князя  Николая.  Мы
приехали сюда с князем, когда... после того как... - Служанка замолчала,
подыскивая слово поделикатнее.
   - После его изгнания, - без обиняков докончила ее фразу Эмма.
   Марфа кивнула, уголки ее губ приподнялись в улыбке.
   - Как хорошо, ваша светлость, что вы прямо говорите  все,  как  есть.
Русские любят прямоту. Распустить вам волосы?
   - Да, пожалуй.
   В  одной  батистовой  рубашке  Эмма  присела  к  туалетному  столику.
Горничная бережно отколола от огненных локонов  кремовые  розы  и  стала
распускать прическу, расчесывая каждую прядь щеткой в серебряной оправе.
   - Вам хотелось поехать в Англию с князем Николаем, - поинтересовалась
Эмма, - или у вас не было выбора?
   - О да, моя семья хотела сюда поехать. Мы ведь,  знаете  ли,  издавна
принадлежим Ангеловским. Разумеется, не по закону. Шестнадцать лет назад
царь Александр отменил крепостное право, то есть освободил рабов. Но мы,
Сударевы, служили Ангеловским более ста лет, так что сочли своим  долгом
последовать за князем Николаем, куда бы он ни поехал.
   - Уверена, что он ценит вашу преданность,  -  сказала  Эмма,  хоть  и
подозревала, что Николай со своей надменной самоуверенностью,  вероятно,
считает это само собой разумеющимся.
   Марфа пожала плечами:
   - Бог даст, мы всегда будем при нем. Князь Николай - хороший хозяин.
   - Это  обнадеживает,  -  пробормотала  Эмма.  Служанка  приостановила
плавное поглаживание щетки и задумчиво вздохнула.
   - Бывают минуты, когда я тоскую по России. А князь Николай  вроде  бы
нет, хотя, по-моему, должен. Что у него здесь за жизнь?! А там!  Он  был
чуть ли не богаче царя. Двадцать семь дворцов и земли повсюду... Однажды
он подарил своему брату, князю Михаилу, на день рождения гору.
   - Гору?
   - Да, красивую гору в Крыму. - Марфа старательно распутывала  узелок,
расчесывая локоны, пока волоски  не  распрямились.  -  Вам  трудно  себе
представить, ваша светлость, какая жизнь была у нас в России.  Иногда  у
меня сердце сжимается, так хочется снова увидеть родные края. У нас есть
поговорка "В гостях хорошо, а дома лучше".
   - Это верно, - подтвердила Эмма и  рассмеялась.  -  Я  рада,  что  ты
здесь, Марфа.
   Когда кудри Эммы рассыпались буйной шелковой волной по плечам,  Марфа
помогла госпоже надеть пеньюар из тонкого вышитого батиста.
   - Вы очень похожи на русскую, ваша светлость.
   Понимая, что ей сделали комплимент, Эмма благодарно улыбнулась:
   - Боюсь, что я стопроцентная англичанка.
   - У моих соотечественников добрые сердца и веселый характер. Полагаю,
что вы русская по духу.
   Эмма собралась было ответить, но в этот момент у нее громко  заурчало
в животе, и она, покраснев, смущенно рассмеялась.
   - Я сегодня почти ничего не ела, - объяснила она, прижимая  к  животу
ладонь. - Я так волновалась... из-за свадьбы.
   - Принести вам супа и каких-нибудь закусок?
   - Закусок? - повторила Эмма, с трудом выговаривая непривычное русское
словечко.
   - Это когда подают понемножку всяких вкусных, но не сладких угощений.
Они вам понравятся, ваша светлость. Я принесу сейчас вам их попробовать.
   Служанка убежала,  а  Эмма  стала  бродить  по  своим  комнатам.  Она
изумленно покачала головой, обнаружив ванную,  отделанную  исключительно
белым мрамором. Золотые краны  в  форме  дельфинов  нависали  над  краем
фарфоровой ванны.
   Она задумалась, жила ли Тася в детстве в России в такой  же  роскоши.
Прошлое мачехи во многом все еще оставалось тайной  за  семью  печатями,
чем-то очень личным.  Впервые  Эмма  начала  сознавать,  насколько  Тася
подавляла свою русскость, сколько русских обычаев  она  оставила  позади
вместе с родной речью. Как же отличалась  их  родная  культура,  как  же
трудно было им, и Тасе, и Николаю, приспособиться к чужой стране!
   Тихий стук в дверь  спальни  предварил  возвращение  Марфы.  Служанка
внесла большой поднос, уставленный аппетитно  пахнущими  блюдами.  Здесь
были  супница  с  острыми  щами,  ломтики  ветчины,  лососина  холодного
копчения, пирожки с мясом и грибами.
   С восторгом проследовав за  девушкой  в  гостиную,  Эмма  уселась  на
мягкую кушетку, рядом с которой стоял небольшой столик. Марфа  поставила
на него поднос, указала Эмме на некоторые  особенно  вкусные  кушанья  и
удалилась.
   Еда  действительно  оказалась  восхитительной.  Многие   блюда   были
приправлены чесноком, перцем и мускатным орехом. Эмма попробовала  всего
понемножку, щедро запивая еду крепким красным вином. Роскошь  обстановки
давала ей изумительное ощущение  неги  и  довольства.  Ее  баловали,  ее
лелеяли.
   - К этому легко привыкнуть, - пробормотала она, откидываясь на пышные
бархатные подушки. От двери ей ответил голос Николая:
   -  Я  искренне  надеюсь  на  это,  Рыжик.  -  На  нем  был  халат  из
золотисто-коричневого шелка, чуть более темного, чем его волосы. Ноги  и
руки у него были голыми, и  Эмма  с  внезапным  испугом  подумала,  что,
наверное, под халатом на нем ничего нет.
   Однако она попыталась скрыть нервозность лучезарной улыбкой и подняла
бокал, как бы приветствуя его.
   - Не хочешь ли присоединиться ко мне, Ник?
   - Только если ты перестанешь так улыбаться.
   -  Почему?  -  осведомилась  она,  настороженно   наблюдая   за   его
приближением.
   - Потому, - прошептал он, и рука его  скользнула  ей  на  затылок,  -
потому, что от этого у меня голова идет кругом.
   Ресницы Эммы, затрепетав, опустились, и она ощутила  на  своих  губах
его губы. Когда Николай уселся рядом с  ней  на  кушетку,  она  неуклюже
потянулась к подносу и,  изображая  радушную,  благовоспитанную  хозяйку
салона, попыталась угостить его:
   - Не хочешь ли поесть пирожи?
   - Пирожки, - поправил он и, нагнув голову, надкусил сочный пирожок из
ее рук. Она удивленно хихикнула:
   - Ты первый человек, которого я кормлю из своих рук.
   Дождавшись, пока он проглотит первый кусок, она снова поднесла к  его
губам лакомство. Николай улыбнулся и ухватил весь остаток, чуть прикусив
кончик ее пальца.
   Несколько встревоженная, но заинтригованная,  Эмма  поколебалась,  но
потом все-таки поднесла к его губам кубок вина. Он отпил, глядя  на  нее
поверх сверкающего драгоценными камнями края.  Затем  он  медленно  взял
кубок из ее рук и отставил в сторону. Опустив палец в  густое  ароматное
вино, он коснулся ее нежной  нижней  губки,  оставив  на  ней  рубиновую
каплю. Эмма как завороженная не сводила с него глаз. Наклонившись к ней,
он слизнул повисшую винную бисеринку и ласково накрыл ее рот  своим.  Он
целовал и полизывал ее губы все более долгими касаниями,  пока  Эмма  не
задрожала и не потянулась к нему. Ее руки скользнули по  темно-янтарному
шелку его халата, перешли на мощную грудь...  Тогда  он  заключил  ее  в
объятия, крепко прижимая к себе.
   Эмма расслабилась, в голове все плыло от волнения и восторга, а  губы
его продолжали свое летучее скольжение. Шесть недель прошло с той  ночи,
когда он целовал ее именно  так.  Она  успела  позабыть,  какое  же  это
блаженство. Внезапно она ощутила отчаянную пустоту. Ей было  необходимо,
чтобы ее взяли и заполнили.  Она  жаждала  повторения  того  волшебства,
которое ощутила с ним в первую ночь.
   Николай  взял  руку  Эммы  и  потянул  ее  вниз,  между  их   телами.
Подчиняясь, она просунула руку под  его  шелковый  халат,  и  пальцы  ее
сомкнулись вокруг атласно гладкой, горячей  твердости  его  возбужденной
плоти. Она ахнула и прильнула к нему всем телом, стремясь прижаться  как
можно теснее. Николай погрузил лицо в ее  волосы,  потерся,  как  кошка,
щеками и лбом о мягкие кудри, пропуская сверкающие пряди сквозь  пальцы,
запутываясь в них. Он не знал, почему с ней  все  было  не  так,  как  с
другими. Он обладал многими женщинами, но ни одна не оказывала  на  него
такого действия, как Эмма.
   Сомкнув пальцы на ее запястье, Николай поднял ее на ноги. Эмма встала
и прижалась вспыхнувшим лицом к его лицу.
   - Ник, - прошептала она, - ты придешь сегодня ко мне... в постель?
   - Это приглашение?
   Эмма приостановила свои шаловливые поцелуи.
   - Хочешь получить его в письменном виде?
   - Это не обязательно. - Он стянул с ее плеч пеньюар и бросил на  пол.
Легко провел ладонью по ее груди. Сквозь тонкую ткань  ощущались  гибкая
податливость и теплота стройного девичьего тела. - Емелия... жена моя...
- Слова вновь не шли с языка, и он в неистовом порыве завладел ее  ртом,
сминая, расплющивая его нежную сочность.
   Он повел ее в спальню, где сбросил с себя халат и, обнаженный, сел на
постель. Раздвинув колени, Николай притянул Эмму  вплотную.  Она  стояла
перед ним, держась за его плечи, пока  он  медленно  поднимал  подол  ее
рубашки вверх, к талии.
   Его теплые ладони очертили  плавную  линию  ее  бедер,  пальцы,  едва
касаясь, прошлись по тугим ягодицам. Он прижался ртом  к  округлости  ее
груди и приник сквозь легкую ткань к острой твердеющей  вершинке.  Сосок
жестко уперся ему в язык. Эмма застонала и прислонилась к  нему,  тонкие
руки легли ему на голову. Ничего не видя вокруг, она направила его рот к
своей груди и задохнулась, когда он куснул нежный пик, превращая  его  в
напрягшееся жало.
   Когда Эмма не могла больше выдержать этой  изысканной  муки,  Николай
опустил ее на постель и сорвал окутывающую ее ткань. Она положила ладони
ему на спину, ощутив сразу  грубый  узор  шрамов,  и  стала  ласково  их
гладить, словно стараясь излечить давние рамы. Он провел  губами  по  ее
шее, груди, животу. Язык его  обводил  тайные  чувствительные  местечки,
отчего тело ее вздрагивало и напрягалось.
   Он поцеловал кустик рыже-коричневых локонов, и  его  горячее  дыхание
всколыхнуло их. Эмма постанывала, взбудораженная стыдом и  наслаждением,
не зная, можно ли это допускать, и не желая прекращения  блаженства.  Ее
руки вслепую нашли его голову, пальцы погрузились  в  густые  волны  его
волос, подрагивая от их шелковистой ласки.  Мир  сузился  до  порхающего
движения  его  умелого,   дразнящего   рта   между   ее   бедрами.   Она
приподнималась ему навстречу пылкими неловкими толчками, и каждый  выдох
превращался в страдальчески восторженный вскрик.
   Николай поднял голову и надвинулся  на  Эмму,  раздвигая  ее  колени.
Когда началось его вторжение, она поморщилась от неожиданной болезненной
тесноты в потаенном месте.
   - Осторожнее, - выдохнула  она  с  рыданием.  Он  ласково  и  бережно
втискивался в нее, выжидая и приостанавливаясь, пока она не расслабилась
под ним. Тогда они начали  неторопливо  и  ритмично  двигаться  в  такт,
прижимаясь  друг  к  другу  с  нарастающей  голодной   жадностью.   Эмма
запрокинула голову, а Николай покрывал поцелуями ее горло и плечи, шепча
по-русски рокочущие ласковые слова.
   Их стройные длинные тела переплетались, обвивали  друг  друга,  мышцы
напрягались  и  расслаблялись  в  стремлении  к  блаженству,   манящему,
желанному, недосягаемому. Оно нахлынуло на них  одновременно,  внезапно,
сладкой судорогой неописуемого восторга. Николай вонзился мощным толчком
в ее лоно, ощутил его тугую, упругую глубину и замер в  ней,  пока  Эмма
содрогалась в мучительном облегчении.  Когда  яростное  биение  крови  в
жилах утихло, Николай перекатился на спину. Эмма последовала за ним. Она
перебросила через него руку и  ногу  и  прижалась  лбом  к  его  гладкой
повлажневшей груди. Совершенно  обмякшая,  она  прильнула  к  нему,  как
дремлющая кошка.
   Николай поднял руку  к  ее  растрепанным  локонам  и  стал  нежно  их
гладить. Его широко открытые глаза были устремлены  в  темноту.  Он  был
охвачен странными смешанными чувствами, испытывая одновременно отчаянное
желание раздавить ее  в  своих  объятиях  или  отбросить  прочь.  Мирная
тяжесть тела жены, ее довольный вздох, когда она пристроилась к нему под
бочок, - все это заставляло мучительно ныть его  сердце.  Ему  никак  не
удавалось успокоиться, не мог он принять от  нее  необязательную  легкую
привязанность, которую сам  же  ей  предложил.  Если  он  позволит  себе
раскрыться, стать уязвимым хоть на миг, шлюзы откроются, и все,  что  он
железной волей заставлял себя вытерпеть и забыть, вырвется наружу.
   Осторожно высвободившись из-под нее, он  встал  с  постели  и  ощупью
нашел отброшенный халат.
   - Николай? - сонно пробормотала она.
   Не обращая внимания на тихий призыв, он накинул халат и твердым шагом
направился в свои темные пустые комнаты в противоположный конец крыла.
   Эмма растерянно села на постели и отбросила волосы со лба. Почему  он
внезапно ее  покинул?  Что  она  сделала  не  так?  Прикусив  губу,  она
старалась не расплакаться. Она ведь не ребенок,  она  взрослая  замужняя
женщина, которая не может позволить себе такую глупую блажь, как слезы.
   - Ты сама выбрала  такую  жизнь,  -  угрюмо  напомнила  она  себе.  -
Постарайся теперь сделать ее получше.
   Прошло много времени, прежде чем она снова откинулась на  подушки,  и
еще больше, пока наконец  она  заснула,  свернувшись  калачиком  посреди
огромной постели.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

   Какие б чувства ни таились
   Тогда во мне - теперь их нет...
   А. С. Пушкин

Глава 5

   Николая отвлекли от работы отчаянные выкрики за окнами библиотеки. Он
вскочил из-за стола и, не обращая внимания  на  растерянно  застывших  в
креслах  управляющих  мистера  Мидоуса  и  мистера  Бэйли,  с   которыми
совещался, в два шага  оказался  у  окна.  Поглядев  на  хмурую  картину
октябрьского утра, он молча застыл.
   - Ваша светлость, - с тревогой обратился  к  нему  Мидоус,  -  что-то
случилось? С кем?
   Николай покачал головой.
   - Это моя жена, - пробормотал он.  -  Занимается  своими  ежедневными
упражнениями. - С легкой улыбкой он наблюдал, как Эмма в белой  рубашке,
брюках и сапожках бегает по аккуратному газону наперегонки со своим псом
Самсоном. Глядя на это зрелище, незнакомые с ней люди могли  бы  решить,
что ее пора отправить в сумасшедший дом. Эмма  гонялась  за  собакой  по
клумбам  и  газонам,  перепрыгивая   через   расчерчивающие   регулярный
французский парк низко подстриженные кусты. Рыжие кудри  развевались  по
ветру, как знамя. В мгновение ока она круто развернулась и  помчалась  в
другую сторону. Ее неуклюжий пес бросился за ней.
   За месяц, прошедший после  женитьбы  Ангеловского,  все  обитатели  и
слуги его поместья привыкли к раскрепощенному поведению Эммы и  к  тому,
что она разгуливает в мужском  наряде.  Обычным  стало  зрелище  молодой
княгини, прохаживающейся по  дому  под  ручку  со  старым  шимпанзе.  По
сравнению с этим бурные игры с собакой на лужайке казались пустяком.
   Николай не делал замечаний жене по поводу эксцентричности  ее  манер.
Он просто получал от  них  огромное  удовольствие,  особенно  когда  она
шокировала окружающих. Он наслаждался ее сообразительностью и  необычным
складом ума, прямотой и отсутствием какого бы то  ни  было  притворства.
Она  обладала  неиссякаемой  энергией  ребенка,  могла  доработаться  до
изнеможения, а затем сбросить напряжение бешеной скачкой  или  пробежкой
по полям вдогонку за Самсоном.
   Николай наслаждался каждой минутой, проведенной в ее  обществе...  За
исключением тех моментов,  когда  она  внезапно  затихала  и  стремилась
ласково прильнуть к нему, положив кудрявую голову ему на плечо. Тогда он
заставлял себя уклоняться, чтобы  не  впасть  в  безумную  панику.  Эмма
понятия не имела, чем его пугала, какими  разрушительными  последствиями
грозила ее улыбка. Он не станет... Он не может влюбиться в нее. Но точно
так же не мог он игнорировать  свое  желание  быть  с  ней.  Поэтому  их
взаимоотношения  все   время   сложным   образом   балансировали   между
притяжением и отталкиванием.
   Князь был уже готов отвернуться  от  окна,  когда  Самсон,  догнавший
Эмму, прыгнул на нее с разбега и толкнул здоровенными  лапами  в  спину.
Она упала ничком и не шевелилась
   Николая словно подбросило. С бешеной энергией, не промолвив ни  слова
ошеломленным посетителям, он в два шага проскочил всю комнату и,  рывком
распахнув французское окно, помчался не разбирая дороги к лужайке.
   - Эмма! - хрипло воскликнул он, подбегая к лежавшей неподвижно  жене.
Он упал рядом с ней на колени, вминая их в мягкую землю.
   Эмма мучительно давилась воздухом. Он перевернул ее навзничь, и кровь
отлила у него от  лица,  когда  он  увидел,  что  ей  никак  не  удается
вздохнуть.
   - Емелия. - Он трепеща склонился над ней и стал расстегивать  верхние
пуговицы ее рубашки.
   - Я... со мной... все в порядке, - прохрапела она - Дух... вышибло...
- Она попыталась сесть, но он прижал ее плечи к земле.
   - Тихо. Лежи тихо и просто расслабься. Нигде не болит? Не тошнит?
   Эмма помотала головой, а он тщательно  осматривал  ее,  не  видно  ли
крови или признаков перелома.
   - Да нет же! - все еще задыхаясь, выговорила она, пытаясь  оттолкнуть
его проверяющие руки.
   Самсон приблизился, жалобно повизгивая и виновато тычась в ее волосы.
Николай насупился и нетерпеливо отпихнул его в сторону. Самсон попятился
на несколько шагов и улегся на землю, тревожно подвывая.
   - Ваша светлость, - раздался голос дворецкого.  Он  находился  еще  в
нескольких  ярдах,  но  торопился  спросить,  чем  может  помочь.   Было
очевидно, что слуги уже знают о происшествии. - Послать за доктором?
   - Пока не надо, - ответил Николай, вглядываясь в бледное лицо жены. -
Посмотрим,  как  она  будет  себя  чувствовать  через  несколько  минут.
Возвращайся в дом, Станислав.
   - Хорошо, сэр.
   К его удивлению, Эмма, как только выровнялось дыхание, захихикала.
   - Мы играли, - прерывисто дыша, объяснила она. - И я с размаху  упала
на живот... всего-навсего.
   - Да, я видел, - отозвался Николай, подтягивая ее к себе на колени  и
прислоняя к груди.
   Пригладив  упавшие  ей  на  лицо   кудри,   он   прислушался   к   ее
успокаивающемуся  дыханию  и  нежно  дотронулся  до  порозовевшей  щеки.
Задержав палец на золотистой россыпи  веснушек,  он  легчайшим  касанием
прошелся по ним.  Он  понимал,  что  множество  взглядов  наблюдает  эту
картину из окон, но сдержаться не мог. Не мог заставить  себя  выпустить
ее из рук.
   - Сможешь сидеть сама? - наконец услышал он свой голос.
   - Да, пожалуй.
   Он бережно помог ей сесть, продолжая поддерживать под спину.
   - С тобой все хорошо?
   - Да, - прошептала Эмма, Синие глаза ее смотрели кротко  и  смущенно.
Лица их находились очень близко друг к другу, дыхание смешивалось.
   Николай  хотел  попенять  ей,  потребовать,  чтобы  она  впредь  была
поосторожнее, но смог лишь  беспомощно  уставиться  на  ее  полуоткрытые
губы, такие мягкие, так прелестно изогнутые...
   - Ник? - прошептала она, и рука ее трепетно потянулась к  его  груди,
туда, где гулко и яростно билось сердце.
   С низким горловым стоном он приник к ее губам, отдаваясь  неодолимому
темному  порыву.  Эмма  уступчиво,  бессильно  лежала  в  его  объятиях,
безмолвно покоряясь его страсти. Ее пальцы легли ему на затылок и  робко
скользнули в густые волосы.
   Николай  откликнулся  мгновенно  и  решительно:  плоть   его   жестко
вздыбилась, упираясь в тесные, облегающие брюки. Он  жаждал  пригвоздить
ее к земле и вонзиться в ее манящее лоно... тут же, прямо здесь,  вминая
ее бедра в пахнущую травами почву. Он хотел, чтобы  она  содрогалась  от
желания и срывала с него одежду, стараясь добраться до нагой кожи. Почти
дойдя  до  точки  кипения,  готовый  взорваться  от  переполнявших   его
вожделения и нежности, он отпрянул и столкнул ее с колен.
   Эмма села на корточки, растерянно  глядя  на  него.  Как  можно  суше
Николай объявил:
   - Постарайся  избавить  прислугу  от  лицезрения  твоих  забав  вроде
нынешней. Да и мне  надо  работать.  Кроме  того,  если  ты  собираешься
провести остаток дня с этим  блохастым  чудищем,  советую  тебе  принять
затем ванну. Запах, который вы оба распространяете,  одинаков  и  ве