такое могло случиться.
   Вглядываясь в озабоченное  лицо  Кэла,  Джейн  желала  Линн  и  Джиму
поскорее уладить возникшие разногласия, отравляющие жизнь не только  им,
но и их детям. Кэл и Этан любили  родителей.  Нелады  в  семье  напрямую
отражались и на них.
   Вновь она  задалась  вопросом,  что  же  произошло  у  Линн  и  Джима
Боннеров. Долгие годы вроде бы им удавалось жить в любви и согласии. Что
разделило их именно теперь?

***

   Джим Боннер широким шагом вошел в  обеденный  зал  "Синий  хребет"  в
"Гроув парк инн", самом известном отеле Эшвилла.  Линн  всегда  нравился
этот отель, поэтому  Джим  и  выбрал  его  для  встречи.  Надеялся,  что
приятные ассоциации помогут растопить упрямое сердце его жены.
   "Гроув парк инн" построили в начале века для богатых людей,  жаждущих
укрыться от летней жары.  Здание,  возведенное  из  громадных  гранитных
валунов на склоне горы Заходящего солнца,  одним,  казалось  прекрасным,
другим уродливым.
   Войдя в выдержанный в деревенском стиле зал, Джим сразу заметил Линн,
сидящую за маленьким столиком у высокого окна,  из  которого  открывался
вид на горы. У него защемило сердце.
   Встречаться с ней в доме на горе  Страданий  он  отказывался.  Только
говорил по телефону да изредка  издали  поглядывал  на  нее,  когда  она
приезжала в город. Находил поводы заглянуть в церковь вечером  в  среду,
когда она участвовала в заседаниях приходского совета, ловил взглядом ее
автомобиль на стоянке у супермаркета.
   Со своей стороны она всячески избегала встреч с ним. В  дом  заезжала
только в то время, когда он вел прием в клинике или обходил  больных.  И
Джим очень обрадовался, когда она согласилась на сегодняшнюю встречу.
   Но радость, испытанную  им  при  виде  Линн,  тут  же  накрыла  волна
раздражения. Прошедший месяц нисколько не изменил ее, он  же  чувствовал
себя немощным стариком. Она  приехала  в  лавандовом  шерстяном  жакете,
который ему очень нравился, шелковой  блузке  и  длинной  юбке.  В  ушах
сверкали большие серебряные серьги. Отодвигая тяжелый  деревянный  стул,
чтобы сесть напротив нее, Джим пытался убедить себя, что под  глазами  у
Линн мешки от бессонницы, но  скорее  всего  дело  было  в  игре  света,
падающего через окна.
   Она  удостоила  его  вежливым  кивком,  каким  обычно  приветствовала
незнакомцев.  Куда  подевалась  веселая  деревенская  девчонка,  которая
хохотала без умолку и украшала обеденный стол одуванчиками?
   Подошел официант, Джим заказал два бокала их любимого вина,  но  Линн
тут же перебила его, попросив принести ей  стакан  диет-пепси.  Официант
отбыл, и Джим вопросительно посмотрел на жену.
   - Я поправилась на пять фунтов, - объяснила она.
   - Ты же проходишь курс гормонозамещающей  терапии.  И  не  можешь  не
прибавить в весе.
   - Дело не в таблетках, а в стряпне  Энни.  Она  полагает,  что  любое
блюдо, приготовленное не на масле, несъедобно.
   - Как я понимаю, лучший способ сбросить эти пять фунтов  -  вернуться
домой.
   Она ответила после короткой паузы:
   - Гора Страданий всегда была моим домом.
   Джим почувствовал пробежавший по его спине холодок.
   - Я говорю о твоем настоящем доме.  Нашем  доме.  Вместо  ответа  она
уткнулась в меню. Официант принес напитки, принял  заказ.  Ожидая,  пока
принесут еду, Линн говорила о погоде, о концерте,  на  котором  побывала
неделей  раньше.  Напомнила  Джиму  о  том,  что   надо   отрегулировать
кондиционер, упомянула  о  строительстве  новой  дороги.  Джим  чуть  не
плакал.   Куда   подевалась   свойственная   этой   прекрасной   женщине
искренность?  Теперь  слова  только  скрывали  мысли.  Она   сознательно
избегала семейной темы, но Джим знал, что от разговора о сыновьях она не
увильнет.
   - Вчера вечером Гейб позвонил из Мексики. Похоже, никто из братьев не
сказал ему о твоем переезде.
   Брови Линн озабоченно сдвинулись.
   - Ты тоже ничего не сказал, не так ли? У него хватает своих  проблем.
Чего вешать на него еще и наши?
   - Нет, я ничего ему не сказал.
   На ее лице проступило облегчение.
   - Я так за него волнуюсь. Лучше бы он вернулся домой.
   - Может, и вернется.
   - Я волнуюсь и из-за Кэла. Как он тебе?
   - По-моему, хорошо выглядит.
   - Не просто хорошо. Вчера я видела его в городе. Никогда  он  не  был
таким  счастливым.  Я  этого  не  понимаю,  Джим.  Вроде  бы  он  всегда
разбирался в людях, а эта женщина обязательно сломает ему жизнь.  Почему
он не видит ее такой, какая она есть?
   При мысли о новой невестке Джим помрачнел. Несколько  дней  назад  он
столкнулся с ней в  городе,  так  она  прошла  мимо,  словно  его  и  не
существовало. Она отказывалась прийти в церковь,  отклонила  приглашения
лучших дам города, даже не появилась  на  торжественном  обеде,  который
устроили в честь Кэла и Джейн. Если она кому и уделяла время, так только
Кевину Такеру. Пожалуй, его сыну действительно не повезло с женой.
   - Я этого не понимаю, - повторила Линн. - Как он может быть счастлив,
женившись на такой.., такой...
   - Холодной суке.
   - Я ее ненавижу. Ничего не могу с собой поделать.  Она  причинит  ему
боль, а он этого не заслуживает. - Брови вновь  насупились,  голос  чуть
подсел, указывая, сколь сильно она расстроена. - Все эти годы мы  ждали,
что он женится на милой девушке, которая будет его любить,  и  посмотри,
кого он выбрал - женщину, которой не нужен никто, кроме нее самой. - Она
взглянула на мужа полными тревоги глазами.  -  Если  бы  мы  могли  хоть
что-нибудь сделать.
   - Мы не можем разобраться между собой,  Линн.  Где  уж  нам  помогать
Кэлу.
   - Кэл - другое дело. Он.., он ранимый.
   - А мы - нет?
   - Я этого не говорила. - Она попыталась уйти от прямого ответа.
   Горечь переполнила его грудь.
   - Надоела мне эта игра в кошки-мышки. Предупреждаю тебя, Линн,  долго
так продолжаться не может. Я этого не потерплю.
   Он мгновенно понял, что допустил ошибку. Линн  не  любила,  когда  ее
загоняли в угол. Его агрессивность в этих случаях  наталкивалась  на  ее
непоколебимое упрямство. Вот и теперь она взглянула ему в глаза.
   - Энни просила передать тебе, что она не хочет, чтобы ты звонил в  ее
дом.
   - Тяжелое дело.
   - Она очень сердита на тебя.
   - Энни сердита на меня с той поры, когда мне исполнилось восемь лет.
   - Это не правда. Просто болезни не прибавляют ей хорошего настроения.
   - Ей бы сразу полегчало, если б она клала в  еду  поменьше  масла.  -
Джим откинулся на спинку. -  Знаешь,  почему  она  не  хочет,  чтобы  мы
общались? Ее все устраивает. Ты живешь на горе Страданий,  заботишься  о
ней. Она постарается, чтобы все так и осталось.
   - Ты так думаешь?
   - Абсолютно в этом уверен.
   - Ты ошибаешься. Она пытается защитить меня.
   - От меня? Понятно. - Голос его смягчился. - Черт побери, Линн, я был
тебе хорошим мужем. И не заслуживаю такого отношения.
   Она посмотрела на тарелку, потом на него, в глазах застыла боль.
   - Речь всегда должна идти о тебе, не так ли, Джим?  С  самого  начала
пуп земли - это ты. Что ты заслуживаешь. Что ты чувствуешь. В  каком  ты
настроении. Я всячески старалась ублажить тебя, забывая о себе. И ничего
из этого не вышло.
   - Глупости. Ты раздуваешь из мухи слона. Слушай, забудь  все,  что  я
наговорил в тот вечер. То были только слова, ничего больше. Я  просто..,
даже не знаю.., наверное, переживаю возрастной кризис или что-то в  этом
роде. Ты мне нравишься такой, как ты есть. Лучшей жены мужчина  пожелать
себе не может. Давай забудем все, что случилось  в  последнее  время,  и
заживем как прежде.
   - Я не могу этого сделать, потому что не сможешь ты.
   - Ты не понимаешь, что говоришь.
   - Где-то глубоко внутри ты затаил на меня обиду с  того  самого  дня,
как мы поженились. И обида эта так никуда и не делась. Если  ты  хочешь,
чтобы я вернулась, то причина тому - привычка. Я не думаю, что ты сильно
любишь меня, Джим. Может, и никогда не любил.
   - Это абсурд. Зачем ты все так драматизируешь? Только скажи,  что  ты
хочешь, и я все тебе дам.
   - Сейчас я хочу наслаждаться жизнью.
   - Прекрасно. Наслаждайся. Я не стою у тебя на пути, и  для  этого  не
надо убегать из дома.
   - Надо.
   - Ты собираешься во всем  винить  меня,  так?  Валяй!  Объясни  своим
сыновьям, какой я плохой. А когда будешь объяснять, не забывай, что  это
ты ушла после тридцати семи лет совместной жизни, не я.
   Она не сводила с него глаз.
   - Знаешь, что я думаю? Я думаю, ты ушел от меня  в  тот  самый  день,
когда мы поженились.
   - Я знал, что ты начнешь поминать мне прошлое. Самое  время  обвинять
меня в грехах восемнадцатилетнего юноши.
   - Речь не об этом. Просто я устала жить с той твоей  частью,  которой
все еще восемнадцать лет, которая до сих пор не может примириться с тем,
что ты обрюхатил Эмбер Линн Глайд и должен  платить  по  счетам.  Юноша,
который думает, что заслуживает большего, никуда не делся. - Голос  стал
мягче, в нем зазвучала бесконечная усталость. - У меня  больше  нет  сил
жить с чувством вины, Джим. Мне надоело постоянно доказывать,  что  я  -
личность.
   - Так не доказывай! Я не заставлял тебя так  жить.  Ты  сама  выбрала
этот путь.
   - И теперь пытаюсь с него свернуть.
   - Не могу поверить, что ты такая эгоистка, Линн. Ты  хочешь  развода?
Клонишь к этому? Если хочешь разводиться, скажи прямо сейчас. Я не  могу
и дальше жить в подвешенном состоянии. Говори немедленно.
   Он ожидал, что она будет в шоке. Он же предлагал немыслимое. Но  шока
не было, и он запаниковал. Почему она не говорит ему, чтобы он  перестал
нести чушь: их отношения не ухудшились до такой степени, что пора думать
о разводе? И вновь ошибся.
   - Возможно, это будет наилучшим вариантом.
   Джим обмер.
   А на ее лице появилось мечтательное выражение, она  словно  заглянула
куда-то далеко-далеко.
   - Знаешь, чего мне хочется? Начать все  сначала.  Я  хочу,  чтобы  мы
могли встретиться вновь, забыв о прошлом, два только что познакомившихся
незнакомца. Потом, если нам не понравится общество друг друга, мы сможем
разбежаться  в  разные  стороны.  А  если  понравится...  -   ее   голос
завибрировал от чувств, - тогда будем играть на равных. Соблюдая  баланс
властей.
   - Властей? - Его охватил страх. - Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   Она с жалостью посмотрела на него.
   - Ты действительно не понимаешь, не так ли? Тридцать семь лет ты имел
всю власть, а я -  никакой.  Тридцать  семь  лет  мне  пришлось  жить  с
сознанием того, что в нашей семье я - гражданин второго сорта. Но больше
я этого не потерплю.
   Говорила она  терпеливо,  ровным  голосом,  словно  взрослый,  что-то
объясняющий ребенку, и его это разъярило.
   - Прекрасно. - Он потерял способность ясно соображать,  эмоции  взяли
верх над рассудком. - Считай, что я дал  тебе  развод.  Надеюсь,  ты  им
подавишься.
   Он бросил на стол несколько купюр, не пересчитав их, отодвинул стул и
вышел из зала, ни разу не оглянувшись. В холле  понял,  что  его  прошиб
пот. Опять ее стараниями почва ушла у него из-под ног.
   И она еще смеет говорить о власти! С пятнадцати лет  она  крутила  им
как хотела. Если б он не встретил ее, все могло бы пойти по-другому.  Он
бы не вернулся в Солвейшен и не стал бы семейным врачом, это  уж  точно.
Он занялся бы научными исследованиями, связал  свою  жизнь  с  одной  из
международных организаций и колесил бы по миру, борясь  с  инфекционными
заболеваниями, о чем всегда и мечтал. Миллионы возможностей открылись бы
ему, если б не пришлось жениться на ней, а  из-за  нее  ему  не  удалось
воспользоваться ни одной. Жену и детей  надо  кормить,  вот  он,  поджав
хвост, и вернулся в город и унаследовал дело отца.
   Негодование переполняло его. Жизнь его круто легла  на  другой  курс,
когда он был еще слишком молод, чтобы  это  осознать.  И  произошло  это
из-за нее, той самой женщины, что  сидела  сейчас  в  обеденном  зале  и
говорила, что у нее не было никакой  власти.  Она  навеки  загубила  ему
жизнь, а теперь винила во всем его.
   Джима словно громом поразило. Кровь бросилась в голову. Господи!  Так
она права!
   Он плюхнулся на один из диванов  у  стены,  обхватил  голову  руками.
Текли секунды, складываясь в минуты, и один за другим рушились мысленные
блоки, мешавшие ему докопаться до истины.
   Она говорила правду, утверждая, что он затаил на  нее  обиду,  просто
обида эта так срослась с ним, что он ее уже не узнавал.  Она  права.  По
прошествии стольких лет он все еще винил ее.
   И не просто  винил,  но  всячески  наказывал:  выискивал  недостатки,
цеплялся к мелочам,  в  своем  упрямстве  не  желал  видеть  очевидного.
Наказывал женщину, ближе которой у него никого не было.
   Он закрыл руками глаза, покачал головой: она права во всем!

Глава 17

   Руки Джейн дрожали, когда она  втирала  пахнущий  миндалем  лосьон  в
каждый квадратный дюйм своего тридцатичетырехлетнего тела, не исключая и
округлившийся  животик.  Солнечный  свет  вливался  в  окно  спальни,  в
соседней комнате на кровати  Кэла  лежал  собранный,  но  еще  раскрытый
чемодан: ближе к вечеру Кэл улетал в Остин. Джейн приняла решение  утром
и хотела выполнить его сегодня же, точно зная, что потом  ей  не  хватит
духа.
   Она расчесывала волосы, пока они не заблестели, потом посмотрелась  в
большое, во всю стену, зеркало в ванной. Она пыталась представить  себе,
какой увидит ее Кэл, но поняла только одно: какой он ее  не  увидит.  Не
было  в  ней  ничего  от  юной  красотки  с  разворота   "Плейбоя"   или
"Пентхауса".
   Недовольная, она вернулась в свою спальню,  достала  из  шкафа  самый
красивый халатик, шелковый, абрикосового цвета, с зелеными  листьями  на
рукавах и по подолу, надела его. Она же  физик,  черт  побери!  Женщина,
добившаяся значительных успехов в своей сфере деятельности!  С  чего  ей
вздумалось определять свою самоценность объемом бедер?
   Разве она могла уважать  мужчину,  которого  интересовало  только  ее
тело? Она и так знает, что по  высоте  груди  или  окружности  талии  не
соответствует стандартам Кэла. Но не  могло  его  удерживать  одно  лишь
желание увидеть ее обнаженной.
   Больше всего на свете она жаждала взаимной  любви.  Уверенность,  что
любит только она, вызывала невыносимую  боль.  Дальше  мучиться  она  не
желала. Надо раз и навсегда выяснить, есть ли у них шанс на будущее, или
она всего лишь очередное увлечение Кэла.
   Джейн услышала жужжание электромотора, открывающего гаражные  ворота,
и сердце едва не выпрыгнуло у нее из груди. Он дома. Ее  охватил  страх.
Следовало выбрать другое время, не тот день, когда ему предстояло лететь
через всю страну. Хорошо бы  подождать,  пока  она  успокоится,  обретет
большую уверенность в себе. Нужно...
   Трусость претила ей, и она жестко  подавила  возникшее  было  желание
вытащить из шкафа всю одежду и напялить  на  себя.  Сегодня  она  должна
понять, не зря ли отдала свое сердце.
   Глубоко  вдохнув,  она  завязала  пояс  халата  бантиком  и   босиком
пошлепала в коридор.
   - Джейн?
   - Я наверху.
   Когда она остановилась на верхней площадке лестницы, удары  сердца  с
такой силой отдавались в ушах, что у нее кружилась голова.
   Он появился в холле.
   - Догадайся, кого я... - Кэл замолк на  полуслове,  подняв  голову  и
увидев, что она стоит перед ним в час дня в облегающем шелковом халате.
   Улыбнулся, засунул руку в карман.
   - Ты, я вижу, знаешь, как встретить главу семейства. Она не смогла бы
ответить, даже если бы и хотела. Биение сердца не давало ни вдохнуть, ни
выдохнуть. Подняла руки к поясу, мысленно  шепча  молитву:  "Пожалуйста,
Господи, пусть он захочет меня ради меня самой, а не потому, что  я  так
долго противостояла ему. Пожалуйста, сделай так, чтобы он  хоть  немного
меня любил". Ее неуклюжие пальцы с трудом  справились  с  узлом,  и  она
встретилась с Кэлом взглядом в  тот  самый  момент,  когда  полы  халата
разошлись. Легкое движение плеч, и он упал у ее ног.
   Теплый солнечный свет омывал ее тело, открывая все: маленькую  грудь,
округлившийся животик, большущие бедра и самые ординарные ноги.
   Кэл обомлел. Она же положила одну руку на перила и неспешно двинулась
вниз, благоухая миндальным лосьоном.
   Губы Кэла разошлись. Глаза засверкали.
   Ее нога коснулась нижней ступеньки, она улыбнулась.
   Он облизнул губы, словно они вдруг пересохли, и прохрипел:
   - Отвернись, Этан.
   - Никогда в жизни.
   Джейн резко вскинула голову. Ахнула, увидев, что  за  спиной  Кэла  в
дверном проеме стоит преподобный  Этан  Боннер.  Он  смотрел  на  нее  с
нескрываемым интересом.
   - Надеюсь, своим визитом я ничему не помешал.
   Со сдавленным стоном  Джейн  развернулась  и  взлетела  по  лестнице,
полностью отдавая себе отчет,  какое  зрелище  представляет  она  сзади.
Подхватила  с  пола  халат,  прижала  к  груди,  метнулась  в   спальню,
захлопнула дверь, привалилась к ней. Никогда в жизни не  испытывала  она
такого стыда.
   А несколько секунд спустя в дверь осторожно постучали.
   - Дорогая? - Голос осторожный, но уверенный,  словно  руки  человека,
знающего, что у него есть лишь несколько минут, чтобы разрядить бомбу  с
запущенным часовым механизмом.
   - Меня здесь нет. Уходи. - Слезы жгли глаза. Она так  долго  об  этом
думала,  придавала  этому  такое  значение,  а  теперь  все  закончилось
катастрофой.
   Дверь давила на нее.
   - Отступи на шаг, сладенькая, позволь мне войти.
   Она отступила, убитая горем, не  в  силах  спорить.  Прижалась  голой
задницей к стене, все так же со скомканным халатом у груди.
   Он вошел крадучись, словно солдат, опасающийся наткнуться на мину.
   - С тобой все в порядке, сладенькая?
   - Перестань меня так называть! Никогда мне не было так стыдно.
   - А вот это зря, милая. Ты устроила бедному Эту праздник.  Этот  день
он запомнит надолго. Может, на всю жизнь. И я тоже.
   - Твой брат видел меня голой! Я стояла перед ним на  лестнице  в  чем
мать родила, дура дурой.
   - Вот в этом  ты  абсолютно  не  права.  Дурость  не  имеет  никакого
отношения к твоей наготе. Позволь мне повесить халатик в шкаф,  пока  ты
не разорвала его в клочки.
   Джейн вцепилась в халат еще крепче.
   - Он все время смотрел на меня, а ты не сказал ни слова. Почему ты не
предупредил меня, что мы не одни?
   - Ты застала меня врасплох, сладенькая. Я плохо соображал.  А  Эт  не
мог не смотреть. Прошло много лет с тех пор,  как  он  в  последний  раз
видел прекрасную обнаженную женщину во плоти. Если б он не смотрел, я бы
подумал, что у него не все в порядке с головой.
   - Он священник!
   - Событие было благословенное. Ты уверена, что  не  хочешь,  чтобы  я
повесил халат в шкаф?
   - Ты все обращаешь в шутку.
   - Отнюдь. Только бесчувственный негодяй может назвать  эту  в  высшей
степени драматическую сцену смешной. Вот что я тебе скажу. Я  немедленно
спущусь вниз и убью его, прежде чем он покинет этот дом.
   Улыбнуться она не пожелала. Наоборот, решила надуть губки. Ей  всегда
этого хотелось, но раньше она не могла понять, как это делается.  Теперь
все получилось само собой.
   - У меня самое большое потрясение в жизни, а ты смеешься.
   - Я свинья. - Он оторвал ее от стены,  его  руки  начали  поглаживать
голую спину. - На твоем месте я бы приказал мне убираться прочь,  потому
что я недостоин даже дышать одним с тобой воздухом.
   - Совершенно справедливо.
   - Дорогая, меня очень тревожит судьба этого прекрасного халата.  Если
он останется между нами, мы разотрем его  в  пыль.  Может,  ты  все-таки
отдашь его мне?
   Она прижалась щекой  к  его  груди,  наслаждаясь  теплотой  его  рук,
скользящих по ее спине, однако все еще дуясь.
   - Теперь я не смогу смотреть  ему  в  глаза.  Он  уже  думал,  что  я
язычница. А сегодня я ему это  доказала,  -  Все  так,  но  Этан  питает
слабость к женщинам с грехом в  крови.  Это  крест,  который  он  должен
нести.
   - Он не мог не заметить, что я беременна.