манеры тихо говорить, от ее
сутулости и внешней несобранности. Молли знала, что он втайне сравнивает
ее с красивой, самоуверенной старшей сестрой.
   Далекий, глухой  звук  старинных  часов,  пробивших  девять,  добавил
печали. Огромный дом словно стал  гораздо  пустыннее,  а  сама  Молли  -
гораздо меньше в своем одиночестве. Она  подошла  к  изголовью  кровати,
опустилась  на  колени  и,  нагнувшись,  пошарила  в   темном,   пыльном
пространстве. Откинувшись на пятки, она прижала холодное тельце плюшевой
обезьянки к своей груди;
   - Хэлло, мистер Браун. - Она прильнула щекой к  залысинке  на  голове
обезьянки и прошептала:
   - Я боюсь, мистер Браун. Что-то случится с нами?
   - Молли?
   При звуке ненавистного  голоса  Молли  швырнула  мистера  Брауна  под
кровать, схватила том "Братьев Карамазовых" и, засунув  "Ребекку"  Дафны
дю Морье под подушку, вновь расположилась в качалке.
   - Молли, ты здесь?
   Она перевернула страницу.
   Дверь отворилась, и Фэб вошла в комнату.
   - Неужели ты не слышала меня?
   Молли с непроницаемым лицом подняла на  нее  глаза.  Полная,  высокая
грудь Фэб слегка подрагивала под розовым свитером, когда она  шла  через
комнату  к  окну.  Молли  захотелось  прижать   томик   Достоевского   к
собственной  груди,  чтобы  скрыть  то,  чего  нет  и  в   помине.   Это
несправедливо. Фэб - старуха, ей нет надобности быть хорошенькой.  Зачем
ей эти светлые блестящие волосы и эти  огромные,  чуть  раскосые  глаза?
Почему бы Молли не стать хорошенькой вместо нее, а ее превратить в тощую
безобразную палку с прямыми черными волосами?
   - Я читаю.
   - Я вижу.
   - Боюсь, что я не в настроении, Фэб,  -  Я  не  займу  у  тебя  много
времени. Скоро начнутся  занятия  в  школе,  и  поэтому  есть  несколько
вопросов, которые мы должны обсудить.
   Пуделек Фэб протиснулся в дверную щель и направился к Молли.  Девочка
отпрянула, сердито глядя на сестру.
   - Откуда взялась эта собака?
   - Похоже на то, что мне придется  некоторое  время  пожить  здесь.  Я
попросила Виктора отправить ее самолетом.
   Молли  поджала  ноги,  и  пуделек   принялся   самозабвенно   глодать
свалившиеся на пол пушистые тапочки.
   - Я была бы признательна, если бы ты не  позволяла  ей  появляться  в
моей комнате. У меня аллергия на собачью шерсть.
   Фэб присела на  краешек  кровати  и  щелкнула  пальцами,  Пу  тут  же
подбежала к ней..
   - Пудели мало линяют, Молли. Это хорошие друзья для аллергиков.
   - Я не желаю видеть животных в своей спальне. -  Ты  со  всеми  такая
колючка или только со мной? Губы Молли сжались в упрямую линию:
   - Я устала и хочу спать.
   - Еще только девять часов.
   - Я болею.
   Молли вновь наклонила голову над книгой, и Фэб в который раз испытала
чувство бессильной горечи. Все ее старания  шли  прахом,  Молли  ни  под
каким видом не хотела идти на контакт.
   Она хмуро пощипывала швы простыни.
   - Этот дом  вскоре  будет  закрыт  и  выставлен  на  продажу,  Молли.
Поскольку мой деловой визит в Чикаго затягивается, я решила переехать  в
отцовское шале. Адвокаты сказали, что я могу  занимать  его  до  первого
числа будущего года.
   Ей также надлежало задуматься о своих расходах и поджать их насколько
возможно. Банковский счет Фэб был близок к нулю.
   - Я на днях возвращаюсь в Крейтон и не понимаю, как твои планы  могут
коснуться меня.
   Фэб не обратила внимания на вызывающий тон Молли.
   - Я не завидую тебе,  сестричка.  В  свое  время  я  ненавидела  этот
пансион.
   - У меня ведь нет другого выбора, не так ли?
   Фэб ощутила покалывание в области позвоночника.  Лицо  Молли  застыло
как маска,  и  лишь  только  легкая  дрожь  в  уголке  рта  выдавала  ее
раздражение. Глядя на это упрямое лицо, Фэб узнавала  себя.  Она  всегда
надевала такую же маску упрямства и непримиримости, когда бывала унижена
и оскорблена.
   - Крейтон - небольшой пансион, - осторожно заговорила она. - Я всегда
мечтала вырваться из него и учиться в большой школе, где  занимаются  не
только девочки.
   Возможно, тебе тоже хотелось бы посещать смешанную школу.
   Молли вздернула голову:
   - Ходить в школу с мальчиками?
   - Не вижу причин, почему нет.
   - Я и представить себе этого не могу. Сидеть  с  мальчиками  в  одном
классе? Фи! Разве они не будут хулиганить?
   Фэб рассмеялась:
   - Я никогда не ходила в такую школу, поэтому не  имею  представления.
Возможно.
   Молли впервые выказала при ней признаки оживления. Фэб отметила это и
осторожно двинулась дальше.
   - В этом районе есть несколько прекрасных бесплатных  государственных
школ.
   - Государственные школы? -  дернула  плечиками  Молли.  -  Там  самый
низкий уровень образования.
   - Не обязательно. Кроме того, кое-кто, имея высокий балл  интеллекта,
мог  бы  образовывать  себя  сам,  так  что  какая  разница?  -  Она   с
состраданием посмотрела на сестру и мягко произнесла:
   - Мне кажется, что завести друзей  и  радоваться  детству  -  гораздо
важнее, чем погружаться с головой в математические вычисления.
   Панцирь на душе Молли замкнулся наглухо.
   - У меня много друзей.  Много.  И  так  уж  случилось,  что  я  люблю
математику. И не хочу терять темп, общаясь с какими-то дураками. -  Губы
Молли слегка искривились. - Тебе этого не понять, потому что  ты  всегда
была туповата.
   Фэб почувствовала, что начинает злиться.
   - Мне неприятно разочаровывать тебя, Молли, но мои десять баллов тоже
о чем-нибудь говорят.
   - Я не верю тебе.
   - В таком случае вынимай тетрадку. Давай возьмем наперегонки  парочку
интегралов. Молли с трудом глотнула.
   - Я.., я еще так далеко не продвинулась. Фэб внутренне перевела  дух.
Дав волю своей импульсивности, она опять чуть не села в калошу.
   - Не суди о  книжке  по  обложке,  Молли,  -  весело  сказала  она  и
осеклась, испуганная переменой в лице сестры.
   Фэб проследила за направлением ее  взгляда  и  поняла,  в  чем  дело.
Проказница Пу, забравшись под кровать, выволокла из-под  нее  игрушечную
обезьянку и принялась  ее  грызть.  Фэб  выдернула  обезьянку  из  пасти
собаки.
   - Все в порядке, Молли. Пу не повредила твою игрушку. Смотри.
   Лицо Молли стало багровым.
   - Я никогда не хочу больше видеть эту собаку в  моей  спальне  снова!
Никогда! - закричала она. - И это не мое!
   Я не играю в игрушки. Я не знаю" как  это  сюда  попало.  Это  глупо.
Выброси ее вон!
   Фэб  смутилась.  То,  что  сестренка  отвергла  свою  горячо  любимую
обезьянку, тронуло ее до глубины души. Однако, имея богатый опыт общения
с наркоманами и психопатами, она поняла, что надо менять форму общения с
ней.
   Молли не психопатка, но немножко жесткости ей не повредит.
   Она небрежно швырнула игрушку в угол.
   - Я решила не отправлять тебя в Крейтон. Я собираюсь послать  тебя  в
государственную школу на осенний семестр.
   - Что? Ты не можешь этого сделать!
   - Я твой опекун и определенно имею на это право. -  Подхватив  Пу  на
руки, она направилась к двери. - Мы переедем в шале на следующей неделе.
Если школа тебе не понравится, ты сможешь вернуться в Крейтон на  второй
семестр.
   - Зачем ты это делаешь? За что ты меня так ненавидишь?
   Фэб поняла, что Молли сейчас ничем не пронять, поэтому только  пожала
плечами:
   - Страдание любит компанию. Я должна оставаться здесь.  Почему  бы  и
тебе не побыть здесь?
   Выйдя  на  лестницу,  она  глубоко   вздохнула.   В   куче   проблем,
навалившихся на нее, добавилась еще одна.
   Фэб заперла Пу в своей спальне и, чтобы  немного  развеяться,  решила
выйти в сад. Ночь была напоена  запахом  сосен  и  ароматом  роз.  Лампы
дневного  света  освещали  шеренгу  деревьев,  окаймлявших  двор,  среди
которых привольно раскинулся и тот старый клен, который когда-то был  ее
убежищем. Прислонившись к его мощному стволу, она  бездумно  смотрела  в
сторону дома.
   Несмотря на безмятежное спокойствие летней ночи, тревога не оставляла
ее. Она ничего не смыслила в педагогике. Как ей преодолеть  враждебность
Молли? Она сунула руки в карманы слаксов. Проблема  с  сестрой  была  не
единственной ее проблемой. Она скучала по Виктору, по его  друзьям.  Она
чувствовала себя инородным телом в стенах комплекса "Звезд".  И  тратила
слишком много времени, размышляя  о  Дэне  Кэйлбоу.  Почему  он  наотрез
отказался вновь нанять Рона? Неужели он ничего не  видит  дальше  своего
перебитого носа?
   Она вздохнула. Этот человек стал слишком  влиять  на  нее.  Когда  он
стоит рядом, у нее появляется  ощущение,  близкое  к  панике.  Ее  пульс
учащается, сердце уходит в пятки, а тело словно просыпается после долгой
зимней спячки. Нелепое сравнение.
   Фэб  поежилась.  Она  вынула  руки  из  карманов  и  потерла  ладони,
охваченная внезапным ознобом. Воспоминания далекого  прошлого  нахлынули
на нее.

***

   Прибыв в Париж, она первым делом отыскала свою подружку по Крейтону и
поселилась  в  ее  крошечной   квартирке   неподалеку   от   цветистого,
суматошного перекрестка, где бульвар Монпарнас пересекается с  бульваром
Распай. Неделями она не вставала  с  постели  и  пристально  смотрела  в
потолок, пока постепенно не убедила себя в том, что в  какой-то  степени
сама виновата в происшедшем. Никто не принуждал ее танцевать с  Крэйгом.
Никто не приневоливал ее смеяться его шуткам и  флиртовать  с  ним:  она
сама сделала все, чтобы ему понравиться.
   Подружка  Фэб,  взволнованная  ее  состоянием,  делала   все,   чтобы
заставить ее встряхнуться, в конечном счете Фэб решила, что легче  плыть
по течению, чем  сопротивляться  ему.  Она  стала  проводить  вечера  за
дешевым  вином,  курила  марихуану  с  подонками   студенческой   среды,
завсегдатаями бульваров и пивных баров Монпарнаса. Она плохо и  неохотно
ела, и детская полнота ее растаяла, сделав стройными ее ноги  и  обтянув
скулы. Но грудь Фэб оставалась по-прежнему полной,  и,  несмотря  на  ее
бесформенную одежду, молодые люди стали обращать  на  нее  внимание.  Их
явная заинтересованность углубила ее комплекс. Эти юнцы, кажется,  носом
чуют, к какому сорту девиц она относится. Поэтому они не  оставят  ее  в
покое.
   Толком не понимая, как это произошло, она переспала с одним  из  них,
молодым немецким солдатом,  который  прибыл  в  Париж  на  стажировку  в
ЮНЕСКО. Затем она позволила лечь  в  свою  постель  бородатому  шведу  -
студенту факультета искусств; а  после  -  длинноволосому  фотографу  из
Ливерпуля. Неподвижно лежа под ними, она позволяла  им  делать  все  что
угодно, считая, что не заслуживает ничего  лучшего.  Она  ненавидела  их
потные тела, их блудливые руки, но пуще всего она ненавидела себя.
   Когда первое оцепенение прошло,  она  огляделась  вокруг  и  отчаянно
заметалась в поисках выхода. Мужчины были ее  врагами.  Забыть  об  этом
означало неминуемо угодить в беду.
   Она  стала  внимательно  наблюдать   за   хорошенькими   молоденькими
француженками, которые проводили  свои  вечера,  дефилируя  по  бульвару
Монпарнас. Сидя в пивной на углу, она изучала  их  самоуверенную  манеру
ходить, качая бедрами и выставляя напоказ  груди,  и,  кажется,  усвоила
главное. Эти юные красотки используют секс, чтобы нападать на; мужчин, и
мужчины становятся беззащитны, как дети.
   И вот тогда она взялась за свою собственную трансформацию.
   К тому времени как Артуро нашел  ее  в  лавке  художников  у  площади
Мадлен, где  она  работала,  ее  мешковатые,  скрывающие  фигуру  платья
уступили место  плотно  обтягивающим  французским  джинсам  и  крошечным
камзольчикам, выставлявшим напоказ  ее  грудь.  Платиновые  пряди  волос
призывно сияли. Наглыми глазами она красноречиво окидывала мужчин, давая
молчаливую оценку каждому из них.
   Вы  можете  смотреть,  месье,  но  вы  недостаточно  мужчина,   чтобы
потрогать.
   Она  испытывала  головокружительное  чувство  облегчения,  когда  они
уползали, поджимая хвосты, ущемленные и  униженные.  Она  наконец  нашла
способ обеспечить свою неприкосновенность.
   Артуро Флорес не был похож на остальных. Он был гораздо старше ее, он
был нежен с ней, он был выдающимся, но очень одиноким  человеком.  Когда
он спросил,  не  может  ли  она  позировать  ему,  она  согласилась  без
колебаний,  совершенно  не   представляя,   что   случайное   знакомство
растянется на семь лет.
   Артуро ввел ее в узкий круг преуспевающих и выдающихся людей, которые
втайне от  общества  были  гомосексуалистами,  и  его  друзья  стали  ее
друзьями. Они были умны, разносторонне образованны, часто язвительны, но
в основном добры, и требования, которые они предъявляли к ней,  не  были
обременены физиологией. Они нуждались лишь в ее внимании,  сочувствии  и
доброжелательной привязанности. Взамен они делились с  ней  знаниями  об
искусстве и музыке, истории и политике. Она получила в этой среде  более
утонченное  гуманитарное  образование,   чем   многие   ее   сверстницы,
посещавшие курсы в Сорбонне.
   Но они не смогли заставить ее забыть прошлое. Ее рана все еще  тлела,
словно уголек под пеплом, и она продолжала сторониться гетеросексуальных
мужчин, она отбивала  их  натиск,  пуская  в  ход  проверенный  арсенал,
направо и налево раздавая авансы, но не обеспечивая их ничем.
   Прошу извинить, сеньор, месье,  герр,  но  вы  недостаточно  мужчина,
чтобы потрогать.
   Когда она уходила от них, ее бедра покачивались в таком же ритме, что
и у девчонок с Монпарнаса.
   Цок-ца-ца, цок-ца-ца, цок-цок, ца-ца-ца-ца...
   Ей стукнуло двадцать пять, когда она  позволила  еще  одному  мужчине
прикоснуться к себе. Им стал молодой врач, навещавший  Артуро  во  время
его болезни. Он был хорош собой, с  мягким  характером,  а  его  руки  -
прохладные и сухие - не вызывали у нее обычного отвращения. Ей нравились
его ласки, но  когда  он  попытался  овладеть  ею,  она  превратилась  в
ледышку. Он был терпелив, но всякий раз, когда его  рука  скользила  под
юбку Фэб, на нее накатывались воспоминания , той ночи в раздевалке. Врач
был  слишком  джентльмен,  чтобы  настаивать  на  своем,  и   постарался
незаметно исчезнуть из ее  жизни.  Она  приняла  этот  факт  как  лишнее
доказательство собственной ущербности  и  решила  не  экспериментировать
больше. Тяжело  пережив  смерть  Артуро,  она  нашла  другой  выход  для
излияния своих нежных чувств.
   В Манхэттене она окружила себя утонченными мужчинами-геями, некоторые
из них умирали от СПИДа у нее на руках.  С  ними  она  чувствовала  себя
легко и свободно, и они заняли в ее жизни место любовников, не пробуждая
дополнительных ощущений, способных лишь напомнить ей,  что  она  меньше,
чем женщина.
   - Привет, кузина.
   Она испуганно открыла рот и резко обернулась.  Рид  Чэндлер  стоял  в
десяти футах от нее, освещенный холодными  мертвенными  лучами  неоновых
ламп.
   - Все еще прячешься по кустам. Блошиное Пузо?
   - Что ты здесь делаешь?
   - Просто пришел засвидетельствовать тебе свое почтение.
   Она больше не  была  беззащитным  ребенком,  но  давний  страх  змеей
шевельнулся в глубине ее существа. Во время  похорон  она  была  слишком
занята, чтобы приглядываться к Риду, но сейчас волей-неволей должна была
констатировать, что он мало  изменился  со  студенческих  лет.  Женщины,
должно  быть,  все  еще  клюют  на  него,  подумала  она.  Он  продолжал
оставаться все тем же красавцем. Густые иссиня-черные волосы,  оливковая
кожа и сильное, крепко сбитое тело делали его похожим  на  гангстера  из
полюбившихся публике фильмов. Его полные  губы,  которые  многочисленные
школьные подружки Рида находили чувственными, всегда были полураскрыты в
плотоядной усмешке. Он всегда многого хотел от жизни, этот Рид, и многое
из того, чего он хотел, сейчас принадлежало Фэб. Она  заметила,  что  он
хорошо одет. Его синяя в белую полоску оксфордская рубашка и брюки  явно
были сшиты на заказ, а когда он прикуривал  сигарету,  на  его  запястье
блеснул золотой браслет. Она знала от отца, что  Рид  в  последние  годы
работал  в  коммерческой  фирме,  занимавшейся   вопросами   недвижимого
имущества.  Поначалу  она  задавалась  вопросом,  почему  Рид  не  пошел
работать на "Звезды", но потом  поняла,  что  он  слишком  хитер,  чтобы
позволить Берту связать себя по рукам и ногам.
   - Как ты отыскал меня?
   - Я всегда отыщу тебя, Блошиное Пузо. Даже в  темноте.  Твои  светлые
волосы трудно не заметить.
   - Мне хотелось бы, чтобы ты не называл меня так. Он улыбнулся:
   - Я всю жизнь полагал, что это мило звучит. Но если тебе не нравится,
я обещаю исправиться. Могу я называть  тебя  Фэб  или  ты  предпочитаешь
официальное обращение?
   Его поддразнивание было мягким, и она слегка расслабилась.
   - Фэб будет нормально.
   Он улыбнулся и протянул ей пачку сигарет.  Она  отрицательно  мотнула
головой:
   - Тебе бы самому следовало бросить.
   - Я бросал. Неоднократно. - Пока он затягивался, она  опять  невольно
обратила внимание на его полные, жадные губы. - Как  ты  справляешься  с
делами? К тебе все хорошо относятся?
   - Они ведут себя вежливо.
   - Если кто-нибудь будет досаждать тебе, дай мне знать.
   - Я уверена, что все будет отлично. - Она никогда  еще  так  не  была
уверена в обратном, но не собиралась признаваться в этом ему.
   - Это несчастье, что из команды ушел Карл.  Если  бы  Берт  предвидел
такой оборот дел, я уверен, он бы крепко подумал, как поступить. Ты  еще
не наняла нового менеджера?
   - Еще нет.
   - Не тяни слишком долго. Мак-Дермит был  слабоват  для  этой  работы.
Было  бы  неплохой  идеей  позволить   Стиву   Ковачу   самому   принять
окончательное решение. Или я был бы рад оказать помощь.
   - - Я буду иметь это в виду. -  Ее  голос  оставался  спокойным,  что
стоило ей огромного труда.
   - Берт любил давить на людей. Нам всем от него  доставалось,  не  так
ли?
   - Он был таким, каким был.
   Он засунул правую руку в карман  брюк,  затем  опять  вытащил  ее,  с
неловким видом. Молчание затягивалось. Он переступил  с  ноги  на  ногу,
сделал глубокую затяжку и выпустил узкой струйкой дым.
   - Послушай, Фэб, я должен кое-что сказать тебе.
   - ?
   - Мне следовало бы поговорить с тобой об этом давным-давно, но мы  не
часто встречались.
   Она молча ждала.
   Он не смотрел на нее.
   - Через пару лет после того, как мы окончили колледж, Крэйг  Дженкинз
и я были на одном приеме.
   Каждый мускул ее тела напрягся. Ночь стала  очень  темной,  а  дом  -
далеким.
   - Крэйг сдался и выложил мне все. Он признался, что изнасиловал тебя.
   Короткий возглас сорвался с ее губ. Его слова ничего не  меняли.  Она
вновь почувствовала себя оплеванной и оголенной. Она не хотела  говорить
об этом ни с кем, особенно с Ридом. Он откашлялся:
   - Прости. Я всегда думал, что ты хотела его  оболгать,  Я  немедленно
отправился к Берту, но он не захотел ничего слушать об этом. Может быть,
мне следовало нажать на него посильнее, но ты же знаешь, каким он был.
   Она не могла выдавить из себя ни слова. Говорил ли он правду?  У  нее
не было твердой уверенности. Возможно, он просто пытается влезть к ней в
доверие, чтобы впоследствии влиять на нее. Она не хотела верить, что  ее
отец, узнав правду, ничего не захотел предпринять. А если Рид  не  лжет,
значит, Берт предал ее вторично.
   - Я должен был сказать тебе это, Фэб. Насколько я понимаю, я у тебя в
долгу. Располагай мной как тебе вздумается. Я сделаю для тебя  все.  Это
не пустые слова. Если тебе понадобится помощь, обещай, что дашь  мне  об
этом знать.
   -  Спасибо,  Рид.  Я  сделаю  это.  -  Ее  слова  прозвучали  сухо  и
неестественно.  Она  была  в  таком  напряжении,  что,  казалось,  могла
разлететься на части от любого прикосновения. - Я думаю, мне лучше уйти.
Я не хочу надолго оставлять Молли одну.
   - Конечно.
   В напряженной тишине они зашагали к дому. Дойдя  до  усыпанной  битым
кирпичом дорожки, он остановился и посмотрел на нее:
   - Мы оба с тобой неплохие парни, кузина. Я просто уверен в этом. Да?
   Наклонившись, он кос