о намокли и испачкались в грязи; вода с волос капала на шею. Ему нужно было принять душ, нужны были чистая одежда и горячая еда. Но в этом нуждалась большая часть человечества, и, стоя на месте, он размышлял, существует ли еще этот парк на свете. Состояние указателя вызывало сомнения на этот счет. С другой стороны, чего в жизни не бывает!
     А может, парк развлечений на Серебряном озере еще и открыт? И быть может, им нужен клоун?

Глава 24

     - Хани, дождь припустил! - кричала Шанталь. - Сейчас же кончай работать!
     Со своего насеста на самой верхушке "Черного грома" Хани взглянула на фигуру сестры, высматривавшей ее из-под маленького красного зонтика.
     - Спущусь через несколько минут! - прокричала она вниз. - Где Гордон? Ведь я сказала ему, чтобы он тут же возвращался.
     - Он неважно себя чувствует, - крикнула Шанталь. - Ему нужно немного отдохнуть.
     - Мне все равно, пусть даже он помирает! Скажи, чтобы вернулся!
     - Сегодня же Господень день! В такой день нельзя работать.
     - С каких это пор вы оба стали соблюдать церковные праздники? Вы просто не любите работать в любой день!
     Шанталь надулась и ушла, но Хани это мало волновало. Свободная жизнь Гордона и Шанталь кончилась. Она вбила еще один гвоздь в помост, который делала на вершине деревянной горки. Хани ненавидела дождь и ненавидела воскресенья за то, что работы по ремонту американских горок в такое время замирали. Будь на то ее воля, бригада рабочих трудилась бы семь дней в неделю. Они не были членами профсоюза и могли работать дольше.
     Не обращая внимания на дождь, она продолжала сбивать части помоста. Ее удручало, что она недостаточно сильна для более тяжелой работы, например для ремонта трассы. Под руководством нанятого ею специалиста бригада потратила два месяца на то, чтобы снять старую трассу и починить рамы там, где они были повреждены. К счастью, большая их часть оказалась в порядке. Бетонные основания были установлены в шестидесятые годы и не нуждались в замене. Всех беспокоили трещины в поперечных балках, на которые опиралась трасса, но их оказалось не так уж много, как они опасались.
     Все же перестройка всей трассы оказалась громоздким и дорогим проектом, и скоро у Хани кончились деньги. Она ума не могла приложить, где взять деньги на новые цепи подъемника и двигатель, который все еще не был установлен, не говоря уже об электрической системе и пневматических тормозах, которыми нужно было заменить старые, ручные.
     Дождь усилился, и подмости стали совсем скользкие. Хани неохотно перелезла через край и начала долгий спуск по раме, которую использовала как лестницу, пока не был готов помост. Ее тело больше не содрогалось от ужаса, пока она совершала трудный спуск. Она стала тонкой, мускулистой и страшно устала от двух месяцев тяжелой мужской работы - семь дней в неделю и часто по четырнадцать часов в день. Ладони ее покрылись мозолями, а также множеством ссадин и царапин от обращения с инструментами, которыми она в конце концов научилась недурно пользоваться.
     Спустившись на землю, Хани сняла потяжелевшую от воды желтую шляпу. Она направилась не в свою времянку, а пошла среди мокрых деревьев в другую часть парка. Все ее предположения о том, что можно будет пожить в трейлере Софи, отпали после первой же проверки. Крыша обрушилась, стены перекосило, и бродяги давно уже растащили все мало-мальски полезное. Очистив место, она поставила там же небольшой серебристый трейлер.
     Сейчас, однако, Хани шла не в свое временное жилище, а в ветхий дом, в котором когда-то обитали холостяки, работавшие в парке. Там теперь жили Гордон и Шанталь. Хани была рада, что их жилище было так далеко от ее трейлера. Достаточно неуютно быть все время на людях. Хоть ночью еЙ нужно побыть одной. Только находясь в одиночестве, она могла чувствовать возможность какой-то связи с Дэшем. Но в действительности никакой связи пока не было. Она ведь еще не запустила "Черный гром".
     Хани спрятала волосы под резинку на затылке, но мокрые пряди липли к щекам, и рубашка насквозь промокла. Если бы Лиз увидела ее сейчас, то лишь всплеснула бы руками. Впрочем, Лиз и Калифорния находились в другой Вселенной.
     - Кто там? - сказала Шанталь в ответ на ее стук. Разозленная Хани стиснула зубы и рывком распахнула дверь:
     - А кто, по-твоему, может быть? Кроме нас, тут никто не живет!
     Шанталь воровато вскочила со старого оранжевого дивана, на котором читала журнал, - как служащий, которого босс застал за бездельем. В доме было четыре комнаты: грубо сработанная жилая комната, которую Гордон и Шанталь обставили мебелью, купленной по случаю, спальня, в которой когда-то стояли деревянные кровати, а сейчас там была старая двуспальная кровать на железной раме, кухня и ванная комната. Хотя интерьер имел убогий вид, Шанталь поддерживала порядок, и здесь у нее это получалось лучше, чем в других домах, где они жили раньше.
     - Где Гордон? Ты сказала мне, что он нездоров.
     Шанталь тщетно старалась спрятать журнал под уродливую коричневую велюровую подушку.
     - Да. Но сейчас он пошел заменить масло в грузовике.
     - Держу пари, что он ушел не раньше, чем узнал, что я его ищу.
     Шанталь быстро переменила тему разговора:
     - Не хочешь супа? Я только что сварила прекрасный суп.
     Хани стянула с себя рубашку и пошла за Шанталь на кухню. Вдоль двух стен стояли старые металлические буфеты, выкрашенные желто-зеленой краской, на одной висел единственный работавший в парке телефон. Золотистые обои потускнели и испачкались, а линолеум на полу покрылся трещинами, как почва в засуху.
     Хани и Гордон все время были заняты на починке американских горок, и Шанталь была единственным свободным человеком, который мог позаботиться о еде. Она усвоила, что если не будет готовить, то всем им нечего будет есть. Удивительно, но оказалось, что работа пошла Шанталь на пользу. Она сбросила большую часть веса, набранного за последние годы, и стала походить на более зрелую версию той восемнадцатилетней девушки, которая когда-то выиграла конкурс красоты "Мисс округа Паксавачи".
     - Открыть банку и разогреть ее содержимое - не значит приготовить суп, - проворчала Хани, садясь за старый стол для пикников, который они втащили внутрь. Она знала, что должна хвалить сестру, а не придираться, но решила про себя больше не обращать внимания на чувства Шанталь.
     Рот Шанталь сжался от обиды.
     - Я не такая хорошая повариха, как ты, Хани. Я еще только учусь.
     - Тебе уже двадцать восемь лет! Тебе следовало бы научиться этому давным-давно, а ты последние девять лет только разогревала замороженные обеды в микроволновой печи.
     Шанталь пошла к буфету за кастрюлей, потом поставила ее на старую газовую плиту и налила в нее куриный суп с лапшой.
     - Я стараюсь как могу. Ты меня обижаешь, когда настроена так придирчиво.
     - Ну и плохо! Если тебе не нравится, как мы тут живем, можешь в любое время убираться.
     Хани ненавидела свою грубость и плохой характер, но уже не могла остановиться. Это было похоже на те первые дни в "Шоу Дэша Кугана", когда любое" проявление слабости могло ее сломать.
     Рука Шанталь сжала половник.
     - Нам с Гордоном уходить некуда.
     Губы Хани сжались в одну жесткую линию.
     - Поэтому, я полагаю, вы ко мне и прилипли.
     Шанталь спокойно и грустно ответила:
     - Как ты изменилась, Хани! Ты стала такая черствая. Иногда я тебя совсем не узнаю.
     Хани взяла ложку супа, стараясь не показать Шанталь, как ее задели эти слова. Она знала, что стала нетерпимой. Мужчины из бригады никогда не шутили с ней, как они шутили друг с другом, но Хани сказала себе, что не будет налаживать с ними отношения. Все, о чем она заботилась, - закончить реконструкцию "Черного грома", чтобы он смог снова пронести ее и, быть может, найти ее мужа.
     - Ты раньше была такой милой. - Шанталь стояла у раковины с выражением сожаления на лице. - А потом, когда умер Дэш, я подумала, что у тебя внутри что-то сломалось.
     - Я просто решила, что не позволю больше быть вам моими нахлебниками, вот и все.
     Шанталь прикусила нижнюю губу.
     - Ты продала наш дом, Хани, выставив нас из него. Мы любили этот дом.
     - Мне нужны были деньги. Я ведь и ранчо продала, поэтому, не похоже, что я вас обидела.
     Продажа ранчо была самым трудным решением, но пришлось продать почти все, чтобы закончить реставрацию горок. Все, что у нее осталось, - это машина, кое-какая одежда и этот парк. Но даже вырученных денег не хватало, и она была бы счастлива закончить все до января, прежде чем окажется на мели.
     Она боялась думать об этом. Хани не хотела, чтобы хоть что-то отвлекало ее от решения, которое родилось в ней, когда она вернулась в парк и снова увидела "Черный гром". Иногда ей казалось, что ее решение восстановить аттракцион - единственное, поддерживающее в ней жизнь, и она не могла позволить, чтобы чувства поколебали ее.
     - Вся эта затея - просто безумие, - закричала Шанталь. - Рано или поздно у тебя кончатся деньги! И с чем ты тогда останешься? С полудостроенными американскими горками, на которых никто не сможет прокатиться, потому что сюда даже никто не приезжает!
     - Я найду способ раздобыть денег. Есть некоторые интересующиеся историческими памятниками группы, занимающиеся восстановлением деревянных американских горок.
     Хани избегала взгляда Шанталь. Ни у одной из этих групп не было столько денег, но Хани не хотела говорить все это Шанталь. Ее сестра уже сказала, что она сумасшедшая. И возможно, была права.
     - Пусть даже случится чудо и ты закончишь "Черный гром", - сказала Шанталь. - Ну и что дальше? Никто не приедет кататься, потому что здесь нет больше парка!
     Ее глаза потемнели от гнева.
     - Давай вернемся назад в Калифорнию. Все, что тебе нужно сделать, - это снять трубку и позвонить кому-нибудь, чтобы тебя опять взяли в телешоу. Ты сможешь заработать много денег.
     Хани хотелось заткнуть уши. Шанталь была права, но Хани боялась так поступить. Как только публика увидят, что она пытается играть кого-нибудь еще, кроме Дженни Джонс, все сразу поймут, что она представляет собой как актриса. Записи тех представлений - это единственная оставшаяся у нее вещь, которой Хани могла гордиться, единственная вещь, которой она не могла пожертвовать.
     - Это безумие, Хани! - не унималась Шанталь. - Ты все погубишь. Ты что, стараешься уложить всех нас в могилу рядом с Дэшем Куганом?
     Хани бросила ложку, пролив суп, и выскочила из-за стола:
     - Не смей о нем говорить! Я не хочу, чтобы ты даже упоминала его имя! Мне наплевать на дома, на Калифорнию и на то, придет ли кто-нибудь в парк. Мне наплевать на тебя и на Гордона! Я восстанавливаю горки для себя и ни для кого больше!
     Открылась задняя дверь, но она не обратила на это внимания, пока не услышала голос Гордона.
     - Ты не должна так кричать на Шанталь, - спокойно сказал он.
     Оскалившись, Хани повернулась к нему:
     - Я буду кричать на нее, когда захочу! Вы оба никчемные люди! Вы самые никудышные люди, каких только я видела!
     Гордон рассматривал точку чуть повыше ее правой брови.
     - Я работал рядом с тобой, Хани, как только мы сюда приехали. По десять, двенадцать часов в день. Так же, как и ты.
     Это было правдой. Сегодняшнее его отсутствие было редким исключением. Гордон работал с нею и по воскресеньям, и вечерами, когда бригада уже уходила. Хани с удивлением замечала, что тяжелая работа как будто даже нравилась ему. Сейчас Хани обратила внимание на его бледность и поняла, что, по-видимому. Гордон сказал правду, ему действительно нездоровится. Но у нее уже не осталось сочувствия ни для кого, даже для самой себя.
     - Вам лучше со мной не связываться. Я в долгах, и вы прямо сейчас должны решить, как поступите. - Она горько усмехнулась. - Прошли те времена, когда вам можно было вытянуть из меня все что угодно, просто пригрозив уйти. Меня больше не волнует, уйдете вы или нет. Если считаете, что не сможете жить так, как я сочту нужным, то укладывайте чемоданы и завтра же убирайтесь отсюда!
     Протиснувшись мимо Гордона, Хани вышла из хибары и спустилась по покосившимся бетонным ступенькам. И зачем только она позволила, им остаться? Их беспокоила не она, а ее деньги. И она больше не будет о них заботиться. Она не будет заботиться ни о ком.
     На нее повеяло холодным влажным ветром, и Хани вспомнила, что оставила в комнате рубашку. Отсюда ей было видно Серебряное озеро. Его покрытая мелкой рябью поверхность казалась серой и зловонной под декабрьским небом. Над развалинами "Доджем холл" кружил стервятник. Страна мертвых. Парк был для них идеальным местом.
     Дойдя до деревьев, Хани замедлила шаг. Она чувствовала полную опустошенность. Влажная коричневая хвоя набилась в ее рабочие туфли и прилипла к джинсам. Она хотела бы восстановить горки сама, потому что устала от людей. Может, в одиночестве она сможет услышать голос Дэша. Она прислонилась к чешуйчатому стволу сосны, выдыхая облачка пара в холодный воздух. Ее переполнили печаль и тоска одиночества.
     "Почему ты не взял меня с собой? Почему ты умер без меня?"
     Хани не сразу заметила, что в дальнем конце аллеи у ее трейлера стоит мужчина. Шанталь не раз говорила, что небезопасно жить так далеко от них, но Хани не обращала на это внимания. А сейчас у нее даже волосы на голове зашевелились.
     Мужчина поднял голову и увидел ее. Во всем его облике было что-то зловещее. С тех пор как они вернулись в парк, Хани повстречалась с несколькими бродягами, но они бежали прочь, завидев ее. Было не похоже, что этот мужчина собирался куда-нибудь убежать.
     До сих пор она не думала, что имеются основания опасаться за свою жизнь, но даже на таком расстоянии она почувствовала угрозу, исходившую от незнакомца. Он был гораздо крупнее нее, широкоплечий и сильный, с длинными спутанными волосами и черной повязкой, закрывавшей глаз. По его кожаной куртке стекали капельки дождя; джинсы были мокрыми и грязными.
     Незнакомец не двигался с места, и у Хани затеплилась надежда, что он повернется и уйдет. Но вместо этого он направился к ней медленными, настороженными шагами.
     - Вы вторглись в чужие владения! - Она выкрикивала слова, надеясь запугать его, как пугала многих других.
     Не говоря ни слова, он подходил все ближе и ближе, пока не остановился поблизости.
     - Что вам нужно? - решительно спросила она.
     - Я и сам не знаю. - Он говорил со слабым иностранным акцентом, она не могла понять каким.
     Спина ее похолодела от ужаса. Аллея была совершенно пуста, и даже если она закричит, то Гордон и Шанталь не услышат.
     - Это частное владение.
     - А я ничего и не трогаю. - Его речь была ничем не примечательна, кроме разве легкого чужестранного акцента.
     - Сейчас же уходите отсюда, - приказала Хани. - Не заставляйте меня звать охрану!
     Она подумала, знает ли он, что никакой охраны здесь нет, - тогда пустые угрозы его не испугают.
     - Зачем вам это делать? - спросил он. Хани хотелось убежать, но она понимала, что он догонит ее, прежде чем она доберется до трейлера Шанталь. Мужчина стоял и смотрел на нее, и Хани не покидало тревожное чувство, что он раздумывает, как поступить. Она судорожно перебирала варианты. Наверное, он решает, убивать ее или просто изнасиловать. На мгновение что-то в мужчине показалось ей знакомым. Она вспомнила про все те криминальные телеистории, которые смотрели Гордон и Шанталь, и думала, не могла ли видеть его в одной из них. А что, если он сбежал из тюрьмы?
     - Вы не узнаете меня? - спросил он наконец.
     - Я? - Душа у нее ушла в пятки от страха. Одно неверное слово, и он окажется на ней. Она стояла как замороженная, и незнакомец сделал еще один шаг.
     Хани невольно отступила, вытянув перед собой руки, как будто этот хрупкий барьер мог его остановить:
     - Не подходите ближе!
     - Хани, это я, Эрик!
     Постепенно его слова смогли пробиться к ней через завесу страха, но даже после этого прошло несколько секунд, пока она поняла, кто перед ней.
     - Я не хотел напугать тебя, - сказал он плоским, безжизненным голосом, в котором теперь не было и тени акцента.
     - Эрик?
     С той поры как она виделась с ним, прошли годы, а многочисленные газетные и журнальные снимки не имели ничего общего с этим зловещим одноглазым бродягой. Неужели это и есть тот молодой сердцеед, которого она знала столько лет назад?
     - Что ты здесь делаешь? - резко спросила она.
     Он не имел права так ее пугать. И не имел права вторгаться в ее владения. Ей наплевать, что в Голливуде он большая шишка. С тех пор как она восхищалась голливудскими звездами, много воды утекло.
     - Я увидел указатель примерно за двадцать миль отсюда и вспомнил, как ты рассказывала об этом месте. Вот меня и разобрало любопытство.
     Она смотрела на повязку через глаз и его неопрятную наружность. Одежда была помята и испачкана, руки грязные, на подбородке темная щетина. Неудивительно, что она его не узнала. Хани вспомнила про автомобильную аварию, в которую он попал, но теперь она уже не испытывала жалости к людям, которые обладают достаточным везением, чтобы выбираться из несчастных случаев живыми.
     Ей не понравилось, что приходится откидывать голову, чтобы посмотреть в его глаз.
     - Почему сразу не сказал, кто ты?
     Он пожал плечами, лицо осталось непроницаемым.
     - Привычка.
     Ее охватила тревога. Он стоял, не говоря ни слова, не пытаясь объяснить ни свое появление в парке, ни зловещую наружность. Он просто повернулся и смотрел на нее своим ярко-голубым неподвижным глазом. И чем дольше смотрел на нее, тем больше она утверждалась в тревожной мысли, что она видит зеркальное отражение своего собственного лица. Речь шла не о внешнем сходстве. Здесь было нечто большее - она видела столь знакомую ей пустоту души.
     - Ты что, скрываешься? - спросила Хани. - Длинные волосы. Поддельный акцент. И повязка на глазу.
     Хани поежилась от холода.
     - Повязка - для достоверности. Они вписали ее в сценарии моего последнего фильма. Что до остального, то я не хотел тебя напугать. Акцент уже автоматический. Он у меня для того, чтобы прятаться от поклонников. Я даже о нем не думаю.
     Однако казалось, что он втянулся во что-то более серьезное, чем просто в попытку остаться неузнанным поклонниками. Будучи и сама беглянкой, она легко признала себе подобного, хотя и не представляла, от чего ему бежать.
     Он посмотрел по сторонам:
     - Ни соседей, ни спутниковых антенн. Ты счастливица, у тебя такой уединенный дом! - Он поежился под сырым ветром, все еще не глядя на Хани. - Я сожалею, что так случилось с Дэшем. Он не особо меня любил, но я всегда им восхищался.
     В его соболезновании послышалась зависть, и Хани рассердилась:
     - Держу пари, что не как актером.
     - Нет. Не как актером. Он был прежде всего личностью, а уже потом всем остальным.
     - Он всегда говорил, что играет Дэша Кугана лучше, чем кто-либо другой. - Она сжала зубы, потому что они начали стучать. Хани не любила показывать свою слабость. - Он был настоящим мужчиной. О немногих можно так сказать.
     Повернув голову, Эрик посмотрел мимо нее на озеро, мерцающее за деревьями.
     Она вспомнила газету, в которой напечатали его фотографию за день до присуждения премии академии: прилизанные волосы, солнечные очки "Рабан", костюм от Армани. На фотографии не были видны ноги, но, наверное, он был без носков и в шлепанцах от Гуччи. Ее поразило, что он оказался мужчиной с тысячей лиц, и облик бродяги был, конечно, одним из них.
     - У тебя здесь просторно, - сказал Эрик.
     - И не слишком много людей, - отозвалась Хани. - Что мне не хотелось бы менять.
     Эрик не понял намека. Вместо этого он посмотрел на ее трейлер:
     - У тебя там, случайно, нет душа с горячей водой?
     - Знаешь, я не в настроении общаться с кем бы то ни было.
     - И я тоже. Я сейчас вернусь, только возьму чистую одежду из фургона.
     Не успела Хани открыть рот и послать его ко всем чертям, как Эрик ис