месяца  Джейк   изводил   себя   этой   рукописью,
предназначенной только ей одной. Рукопись не  может  быть  опубликована.
Неужели там все настолько личное?  Или  слишком  много  разоблачений?  В
голове Флер снова всплыл образ девочки в рубашке с желтыми утятами.
   Она взяла чашку с кофе, подошла к  окну  и  посмотрела  на  сиреневый
вечер, пытаясь загнать поглубже внутрь ужасные подозрения, закравшиеся в
душу с тех пор, как Джейк рассказал о той деревне. Он написал о массовых
убийствах дважды. Сначала в сценарии "Затмения", а теперь на  страницах,
лежащих в этой папке.
   Она подумала о двух лицах Джейка Коранды. Как бы ей хотелось, чтобы у
него было только одно лицо: открытое,  ясное,  при  взгляде  на  которое
становились бы понятны его мысли и чувства. Лицо добродушного ковбоя, не
способного никому причинить боль.
   Не скоро Флер заставила себя вернуться к  столу  и  вынуть  рукопись.
Наконец она села у окна, включила свет и принялась читать.
   Джейк в это время вел мяч мимо стены гаража к баскетбольной  корзине;
кожаные подошвы туфель заскользили, когда он сделал бросок; мяч не попал
в корзину, а ударился о край. Мелькнула мысль, что надо бы  вернуться  и
переобуться, но он отбросил ее. Он не  мог  смотреть,  как  Флер  читает
рукопись.
   Его старый, шестьдесят восьмого года, "шевроле-пикап" стоял в гараже.
Он вспомнил, что в машине  валялась  забытая  кем-то  пачка  "Уинстона".
Джейк не курил с детства, но сейчас, сунув под мышку баскетбольный  мяч,
он вынул сигарету, обошел гараж и остановился  у  стены,  отгораживавшей
дом от склона холма. Джейк сел на  землю,  привалился  спиной  к  грубым
камням и пожалел, что у него нет с собой  упаковки  мексиканского  пива.
Как бы пригодились ему шесть маленьких баночек! Но он не собирался  идти
в дом за пивом, не  в  силах  еще  раз  увидеть  на  ее  лице  выражение
разочарования.
   Закрыв глаза, Джейк стал думать, как  еще  можно  положить  конец  их
отношениям. Боль нарастала слишком резко, и он попытался прислушаться  к
шуму воображаемой толпы. Представил себя в центре двора  в  "Филадельфии
Спектрум" <Спортивный зал.>, в форме 76-й бригады  с  номером  шесть  на
груди. Док... Док....  Док...  Он  попытался  вызвать  в  голове  нужные
образы, но они расплывались. Тогда он встал, погасил сигарету  и  обошел
гараж, направляясь с мячом к баскетбольной корзине.  Джейк  снова  начал
закидывать мяч, как будто  он  Джулиус  Ирвинг,  и  делал  это  нарочито
медленно, надеясь, что такой темп  поможет  ему  взлететь  и  воспарить.
Док....
   Но все напрасно, ничего не помогало. Вместо шума толпы в ушах звучали
обрывки музыки.
   В доме отчетливо тикали часы; страницы рукописи,  медленно  планируя,
падали на пол возле кресла, в котором сидела Флер.
   Заколки  выпали  из  прически,  волосы  рассыпались;  аккуратно   вы,
глаженные брюки помялись. Дочитав до конца, до последней  страницы,  она
поняла, что снова плачет...
   "И теперь, когда я думаю о Вьетнаме,  я  все  еще  вспоминаю  музыку,
которая  там  всегда  звучала.  Отис...  "Стоунз"  <"Rolling  Stones"  -
"Роллинг Стоунз" - известнейшая английская рок-группа, образовавшаяся  в
начале 60-х гг.>... Уилсон Пикетт. Но чаще всего на ум приходят "Криденс
Клиервотер" <"Creedense Clearwater Revival" -  "Криденс"  -  легендарная
американская рок-группа,  выпустившая  несколько  золотых  пластинок.  В
числе "хитов" - песня "Bad Moon Rising", которую упоминает Джейк Коранда
в своей книге.> и их "Луна", поднимающаяся над  этой  проклятой  землей.
Они играли, когда меня грузили в  самолет  в  Сайгоне,  чтобы  отправить
домой.
   Тогда, набрав полные легкие воздуха, пропитанного муссонным дождем  и
наркотиками, я понял, что эта Луна проглотила меня с потрохами.  Теперь,
пятнадцать лет спустя, я чувствую то же самое".

Глава 30

   Флер нашла Джейка Коранду у стены: Он сидел на голой земле  в  полной
темноте, привалившись спиной  к  холодным  камням  и  держа  на  коленях
баскетбольный мяч; вокруг валялись окурки.  Казалось,  он  прошел  через
пекло ада. Впрочем, разве это сравнение было так уж далеко от истины?
   Флер опустилась рядом с ним на колени, и когда он посмотрел  на  нее,
его лицо снова походило на дом  с  закрытыми  накрепко  ставнями.  Джейк
боялся жалости Флер. Она почувствовала, как слезы выжигают ей глаза.
   - Ну ты и напугал меня, -  сказала  она,  -  своими  разговорами  про
массовые  убийства,  про  девочку  в  рубашке  с  желтыми   утятами.   Я
представляла себе, как ты стираешь с  лица  земли  деревни  с  невинными
людьми. Я решила, что ты намеренно убил ее. Как ты меня  напугал,  Джейк
Коранда. Я уже боялась, что нельзя верить своим собственным чувствам  по
отношению к тебе. Я думала, ты был  участником  отвратительных  массовых
убийств.
   - Так и есть. Вся эта проклятая война была не чем иным, как  массовым
убийством невинных людей.
   - Может быть, если прибегнуть к  метафоре.  Но  я  человек,  мыслящий
реально.
   - Тогда ты должна испытать облегчение  от  открывшейся  правды,  -  с
горечью сказал Джейк. - Ты ведь узнала,  что  Джон  Уэйн  закончил  свою
карьеру в психиатрической палате, напичканный торазином. Потому  что  он
не сумел выдержать накала.
   Так вот в чем дело. Вот секрет, мучивший Джейка столько лет.
   Вот причина, по которой он воздвиг вокруг себя  непреодолимые  стены.
Он боялся позволить миру обнаружить, что он сломался.
   Флер вытерла щеки рукавом блузки.
   - Но ты не Джон  Уэйн,  приятель.  Ты  был  мальчиком  из  Кливленда,
которому двадцать один год и у которого очень мало шансов в жизни. Но  в
то время ты успел слишком много повидать.
   - Я был в шоке, Цветик. Неужели ты  не  понимаешь?  Я  выл  волком  в
потолок.
   - Правильно. Ты ведь не можешь писать тонкие пьесы, заглядывать прямо
в человеческую душу и ждать, что тебя  не  будет  раздирать  от  людских
страданий, свидетелем которых ты являешься, - Но многие ребята видели то
же, что и я. И они не испытали такого потрясения.
   - Ты не "многие ребята".
   Флер потянулась к нему, но он встал и отвернулся.
   - Я, кажется, сумел разбудить в тебе материнские инстинкты.
   Я прав? - с горечью спросил Джейк. - Тебе стало жаль меня.
   Поверь, я не хотел.
   Флер встала, но на этот раз не совершила ошибки и не  прикоснулась  к
нему. Сейчас она этого и не хотела.
   - Почему ты злишься на меня? Давая мне читать книгу,  неужели  ты  не
ожидал, что я как-то отреагирую на нее? Это ведь не твои дурацкие фильмы
про Калибра. Нет,  Джейк.  Должна  тебе  сказать,  я  ненавижу  их.  Мне
противно смотреть, как ты стреляешь в людей и бьешь их  по  голове.  Мне
больше  нравится,  когда  ты  лежишь,  свернувшись  на  узкой  койке   в
госпитале, и внутри тебя все вопит, потому что  лучшему  другу  оторвало
ноги в  минной  ловушке.  Твоя  боль  заставляет  меня  плакать,  Джейк,
страдать вместе с тобой. Если тебя это не устраивает, тогда зачем ты дал
мне прочитать?
   - Ты ничего не поняла! - заорал он и ушел.
   Флер завернула за угол дома и подошла к бассейну. Сняв туфли, одежду,
она стояла, дрожа от холода, в лифчике и трусиках и  смотрела  на  огни,
расплывавшиеся и качавшиеся под водой. Она нырнула, едва не задохнувшись
от холода, и поплыла в глубокий конец бассейна. Там она перевернулась на
спину и стала просто лежать.
   Она не злилась на Джейка за то, что он снова закрылся от нее, ушел  в
себя. Да и как можно было злиться после всего прочитанного?
   Флер чувствовала невероятную  жалость  к  тому  мальчику,  каким  был
Джейк. Мальчику, росшему без ласки матери, слишком уставшей  и  сердитой
на  несправедливость  жизни,  чтобы  найти  в  себе  силы  дать   что-то
собственному ребенку. Он искал отца в мужчинах из соседних баров; иногда
находил, иногда нет. Колледж ничего не  дал  его  утонченному  уму.  Там
Джейк научился только кидать мяч в корзину.
   Плавая в холодном бассейне, Флер размышляла о его  женитьбе  на  Лиз.
Еще долго после того, как все кончилось,  он  любил  эту  женщину.  Флер
вздохнула: до чего похоже на Джейка.  В  отличие  от  нее  он  с  трудом
позволял  себе  любить  кого-то,  но  если  позволял,  ему  трудно  было
освободиться  потом   от   своего   чувства.   Ошеломленный   болью   от
предательства  любимой  женщины,  он  записался  добровольцем,   пытаясь
отвлечься от болезненного чувства с помощью войны, смерти, наркотиков.
   Джейку было все равно, останется он жив или нет.  Флер  испугало  его
безрассудство и отсутствие чувства самосохранения. А потом,  поняв,  что
он не может от себя убежать, он сломался.  Несмотря  на  долгие  месяцы,
проведенные в госпитале, он так и не оправился.
   Лежа в воде, глядя на ночное небо. Флер вдруг поняла причину.
   - Вода слишком холодная. Тебе лучше  выйти.  -  Джейк  стоял  у  края
бассейна с оранжевым полотенцем в одной руке и с бутылкой пива в другой.
Он не казался особенно дружелюбным, но и не был настроен враждебно.
   - Я еще не готова.
   Джейк пожал плечами, пошел к стулу и сел.
   - Почему ты говорил, Джейк, что перестал писать из-за меня?
   - Потому что я писал без всяких усилий до того, как тебя встретил,  -
хрипло сказал он. - До твоего появления все шло превосходно.
   - Может, у тебя есть какие-то объяснения всему этому?
   - Есть.
   - Расскажешь?
   - Не хочу.
   Флер горько рассмеялась.
   - Тогда я тебе скажу, почему ты не мог писать. Я штурмовала крепость.
Ломала   стены.   Ты   построил   их   очень   толстыми,   но   забавная
девятнадцатилетняя девочка, пожиравшая тебя глазами, разбирала эти стены
быстрее, чем ты успевал возводить их снова. Ты не знал, что предпринять,
ты боялся до смерти, что, как  только  по  стенам  будет  сделан  первый
выстрел, тебе уже не восстановить их.
   - Смешно. Ты все осложняешь. Я не мог писать после твоего ухода из-за
чувства собственной вины. Вот и все. Ты заставила меня испытать  чувство
вины.
   - Нет. - Флер резко опустила ноги и  пошевелила  ими  в  воде.  Горло
больно перехватило. - Ты не чувствовал никакой вины.
   Ты не мог испытывать ее, потому что для  этого  не  было  причин.  Ты
занялся со мной любовью, потому что хотел меня. Потому что даже немножко
любил. - Флер боролась со слезами, не позволяя им вылиться. - Да, Джейк,
я не придумала это.
   - Ничего ты не знаешь про мои чувства.
   Флер поплыла к мелкому концу бассейна и встала; ее трясло.
   Мокрый лифчик холодил грудь, вьюнок на цепочке  прилип  к  коже;  она
вдруг увидела все так ясно, что сама удивилась -  почему  она  не  могла
понять раньше?
   - В "Затмении", Джейк, ты слишком раскрылся, а тут появилась я, и все
твои предупреждающие сигналы отключились. Ты перестал писать, потому что
не хотел открываться еще больше. Ты не хотел позволить людям узнать, что
крепкий парень на экране, которого ты играешь, на самом деле  совсем  не
ты.
   - Ты говоришь как чертова сучка. Ты это знаешь?
   Зубы Флер стучали от холода, и фразы получались отрывистыми.
   - Иногда  ты  подшучиваешь  над  своим  экранным  образом.  Ты  будто
подмигиваешь. Мол, мы знаем, что это всего лишь игра, ребята. Но  я  еще
тот мужчина. На самом деле.
   - Это все чушь.
   Она вскарабкалась по ступенькам из бассейна; на воздухе  мокрое  тело
задрожало еще сильнее.
   - Ты не Калибр! Калибр - это твои фантазии, ты бы хотел  таким  быть.
Эмоционально  мертвым,  бесчувственным  человеком,  который  никогда  не
испытывает боли. Человеком, который неуязвим.
   - То, что ты говоришь, - дерьмо! Ты меня слышишь?! - Бутылка с  пивом
ударилась о стол.
   Флер ухватилась за перила лесенки, ежась от  холода.  Грудь  стиснула
боль.
   - Калибр - это даже не половина тебя. Распад  твоей  личности  ничего
для меня не значит. Понял? Не значит ничего!
   - Тебя переполняет дерьмовая жалость ко мне.
   Флер больше не могла сдерживаться. Она дала слезам волю, и те потоком
полились по щекам.
   - Если ты хочешь излечиться, Джейк,  иди  и  читай  свою  собственную
книгу...
   - Неверующая! Дура!
   - Прочти свою книгу и попытайся испытать хоть какое-то  сочувствие  к
бедному храброму мальчику с обнаженными нервами.
   Он вскочил со стула с перекошенным, белым от ярости лицом.
   - Ты идиотка! Ты ничего не поняла! Господи, до чего же ты  глупа!  Ты
пустышка! Ты не видишь ничего у себя под носом! Тупица, это же очевидно!
Эта книга не о жалости!
   - Читай свою книгу!
   Флер бросилась к Джейку и отчаянно впилась пальцами ему в руки, желая
заставить его увидеть правду.
   - Прочитай о мальчике, у которого не было  во  всем  мире  ни  одного
человека, которому было бы до него дело.
   - Ну почему ты не можешь понять? - кричал Джейк, встряхивая ее. - Эта
книга не о жалости, она об отвращении. - тут упал  стул,  попавшийся  на
пути, и он столкнул его в бассейн. - Ты должна была почувствовать  такое
отвращение, чтобы тебе захотелось уйти из моей проклятой жизни!
   Когда он умчался в дом, ворота монастыря в тысячный раз захлопнулись.
Джейк ушел, как все они уходили, снова  оставив  ее  с  напряженными  до
предела  нервами,  озябшую,  одинокую,  пытающуюся  понять,  почему  она
решилась поверить, что все может быть  по-другому.  Флер  опустилась  на
бетон, дрожа и рыдая, как ребенок.
   Ее всхлипывания в ночной тишине смешивались со скрипом старых  кедров
на ветру, и было трудно поверить, что  это  звучит  человеческий  голос.
Онемев от холода, Флер подползла к оранжевому полотенцу,  завернулась  в
него, потом легла, положив голову на мятую одежду, и плакала до тех пор,
пока силы совсем не покинули ее.
   Джейк стоял у окна темной гостиной и смотрел на Флер, скрючившуюся на
краю бассейна. Сердце ныло, чувствуя ее боль, и что-то быстрое,  острое,
как кошачьи когти, рвануло по глазам. Но  он  не  пошел  к  ней.  Он  не
разрешит себе подойти к ней. Он отдал ей книгу, которую  написал  только
для нее, потому что хотел, чтобы она поняла: он не может  ей  предложить
все, что хотел бы и чего она, безусловно, заслуживает. Но Флер  отвергла
стыд его нервного расстройства, как если бы  это  было  ничто.  Она  все
слишком  упростила,  обмазав   ужас   того,   что   произошло   с   ним,
псевдопсихоаналитическим дерьмом.
   Флер сказала, что его расстройство ничего не значит для нее.
   Он помнил ту вечеринку, когда пошел ее искать, а они с Кисеи смотрели
фильм по телевизору. Какое лицемерие  с  ее  стороны!  Он  помнил  чушь,
которую она несла про сильную руку Рэдфорда. Боже.
   Рэдфорд никогда бы не кончил на узкой железной койке,  свернувшись  в
позу эмбриона. Док тоже никогда бы не сломался. И Калибр  тоже.  Как  же
она могла полюбить человека, способного вот так бесславно кончиться?
   Джейк отвернулся от окна. Он пожалел, что привез сюда  Флер  и  снова
вернул в свою жизнь, пожалел, что так сильно любит ее.
   Если бы он извлек хоть какой-то урок из своих взаимоотношений с  Лиз,
он бы понял, что не создан для любви. Любовь делала его ранимым, ас него
уже хватит. Почему она не может это понять?
   Он слабый. Слабый. Другие ребята не ломаются, а он...
   Тут Джейк впервые обратил внимание на  листы  рукописи,  разбросанные
вокруг кресла, в котором сидела она и читала. Он представил ее  красивое
сосредоточенное лицо и то, как она подвернула  под  себя  длинные  ноги.
Джейк подошел к креслу, опустился на колени и  стал  собирать  страницы.
Сейчас он разожжет огонь в камине и бросит  туда  рукопись,  прежде  чем
пойдет спать. Эти листы бумаги - как боевые гранаты; он не мог позволить
себе расслабиться, пока не покончит с ними. Потому что, если кто-то  еще
прочтет их, ему ничего не останется, как пустить себе пулю в лоб.
   Сложив рукопись в аккуратную стопку  на  кресле,  в  котором  недавно
сидела Флер, Джейк пошел к окну. Она затихла. Казалось,  Флер  спит.  Он
вернулся к креслу; его взгляд упал на верхнюю страницу.  Он  поднял  ее,
изучил качество печати, заметил, что не,  оставил  полей,  еще  какие-то
технические мелочи, потом начал читать...

Глава первая

   Весь Вьетнам был сплошной минной ловушкой. С этим  фактом  мы  быстро
смирились. Пачка сигарет, зажигалка,  шоколадные  батончики  -  все  это
могло взорваться прямо в лицо. Но, увидев тело ребенка рядом  с  дорогой
на Куангчи, мы никак не ожидали, что и оно -  минная  ловушка.  Это  уже
было за пределами понимания...

   Очень быстро Флер поняла, что  находится  в  спальне.  Среди  ночи  к
бассейну вышел Джейк и унес ее в дом. Флер ударилась  головой  о  дверь,
когда Джейк пытался внести ее; он  выругался.  Она  что-то  пробормотала
насчет Батлера, уткнувшись ему в свитер,  а  он  заметил,  что  Скарлетт
О'Хара не была ростом шесть футов,  и  посоветовал  ей  воздержаться  от
сравнений. Но в голосе Джейка Флер  не  услышала  прежней  враждебности.
Напротив, в нем звучала нежность. Как это похоже на него - такие быстрые
перемены в настроении. Она закрыла глаза, не  желая  смотреть  на  него,
пока он укладывал  ее  в  постель.  Рассказывая  о  Джейке  Кисеи,  Флер
говорила о его эмоциональной нечестности и была права. Он  как  Алексей.
То сама сладость, то наносит грубый удар в самое сердце. Она так  устала
за свою жизнь от всего этого, так хотела поскорее положить  конец  своим
мучениям. Боль от того, что она любит мужчину, который  играет  ею,  как
баскетбольным мячом, была ужасной, нестерпимой.
   Флер вспоминала ненавистные  слова,  брошенные  ей  Джейком  накануне
вечером. Они были как сплошная дымовая  завеса,  с  помощью  которой  он
отгораживался от того, на что не хотел смотреть.
   Он как ребенок, который набрасывается  с  кулаками  на  самую  легкую
мишень. Но она больше не будет служить мишенью.
   Джейк спал на диване, слегка приоткрыв рот. Одна нога  свисала  прямо
на страницы рукописи, разбросанные на полу. Очень тихо Флер взяла  сумку
с вещами и, стараясь не разбудить его, поискала ключи от  "ягуара".  Они
нашлись под его кошельком на бюро в спальне.
   Машина завелась сразу же. Флер вырулила на дорожку; в  глаза  ударило
солнце, когда она развернулась в направлении к востоку. Глаза опухли  от
слез, было трудно смотреть. Она полезла в сумочку за солнечными очками.
   Дорога была крутой и неровной, и Флер  ехала  медленно,  стараясь  не
повредить машину. Черт бы побрал Джейка и его стремление отгородиться от
мира. Он наверняка постарался, чтобы подъезд к дому был непреодолимым ни
для  кого,  кроме  кроликов.  Глупое  стремление  к  уединенности.   Она
посмотрела на спидометр и не сразу  поняла,  что  он  показывает;  потом
догадалась, что это слезы застилают глаза. Десять миль в час. Пешком она
могла бы идти быстрее.
   Флер посмотрела в зеркало заднего вида, и что-то в нем  привлекло  ее
внимание. За машиной бежал Джейк. Из-под свитера торчал скомканный конец
рубашки,  волосы  стояли  торчком.  Он  походил  на  человека,  готового
совершить убийство. Джейк что-то кричал,  но  слов  было  не  разобрать.
Может, он орал, как обычно. Флер нажала на педаль газа, быстро вписалась
в поворот  и  почувствовала,  как  дно  машины  попало  в  выбоину.  Она
попыталась крутануть руль резко  вправо,  но  "ягуар"  лишь  покачнулся.
Прежде чем она выправила машину, переднее колесо нависло над  канавой  с
правой стороны дороги.
   Флер выключила зажигание, положила руки на руль, ожидая Джейка и  его
гнева. Или Джейка и его острых шпилек. Или  Джейка  и  какой-то  дымовой
завесы, которую он в очередной раз раскинет между  ними.  Почему  он  не
может отпустить ее? Почему не может облегчить ей уход?
   Дверь рывком открылась, но Флер не пошевелилась.  Она  лишь  услышала
его дыхание, тяжелое, неровное, как и у нее самой. Такое же, как вечером
четвертого июля на безлюдном пляже Лонг-Айленда. Из носа у  Флер  текло;
она шмыгнула, потом подумала, черт с ним, не  важно,  и  высморкалась  в
рукав свитера.
   - Ты забыла свой кулон. - Голос его был на тон выше обычного,  но  не
сердитый. Она удивилась, почему он все время кашляет. - Я  хотел,  чтобы
цвето