е  завтра  их  не
распутать.
   - Возьми мою расческу, - предложил Кейн, показав на комод.
   Кит взяла расческу и посмотрела  на  свое  отражение.  Она  выглядела
бледной и настороженной, ко никак не испуганной.  "А  следовало  бы",  -
подумала она, распутывая расческой длинные мокрые пряди. Кейн  ненавидел
ее. Он силен и непредсказуем, ей с ним не совладать. Да и закон  на  его
стороне. Ей следовало бы молить  о  милосердии.  Но  вместо  этого  душу
бередило странное возбуждение.
   Продолжая смотреться в зеркало,  она  увидела,  как  он  опустился  в
мягкое кресло и небрежно закинул ногу на ногу. Взгляды  их  встретились.
Она тут же  отвела  глаза  и  принялась  энергично  расчесывать  волосы,
посылая во все стороны радужные капельки.
   За спиной послышался шум, и Кит  снова  уставилась  в  зеркало.  Кейн
поднял с пола стакан и приветственно отсалютовал ее отражению.
   - За взаимное супружеское счастье, миссис Кейн!
   - Не называй меня так!
   - Отныне это твое имя. Неужели забыла? Так быстро?
   - Я ничего не забываю, - отрезала Кит, прерывисто вздохнув.  -  И  не
забыла, какой удар тебе нанесла. Но  я  уже  заплатила  полной  мерой  и
ничего тебе не должна.
   - А вот об этом судить мне. Положи расческу и повернись, чтобы я смог
получше рассмотреть тебя.
   Кит  нехотя  сделала,  как  было   велено,   дрожа   от   непонятного
предвкушения. И словно впервые заметила шрамы на его торсе.
   - Где ты получил тот шрам, что у тебя на плече?
   - Мишинери-Ридж.
   - А на руке?
   - Питерсберг.  А  вот  этот,  на  животе,  заработал  в  драке  из-за
нечестной партии в покер. Дело было в одном из борделей Ларедо. А теперь
расстегни рубашкуи иди сюда. Я так  и  не  понял,  что  приобрел.  Нужно
хорошенько оценить свою новую собственность.
   - Я не твоя собственность, Бэрон Кейн.
   - А закон говорит иначе, миссис Кейн. Женщина принадлежит  тому,  кто
на ней женился.
   - Можешь твердить это себе, пока не  устанешь.  Но  я  не  принадлежу
никому, кроме себя самой.
   Кейн поднялся и направился к ней. Уверенно. Не спеша. Зная,  что  она
никуда не денется.
   - Давай кое-что выясним с самого начала, чтобы потом  между  нами  не
было недомолвок. Я твой хозяин. Ты моя вещь. И отныне будешь делать  то,
что тебе приказывают. Если я потребую почистить сапоги, возьмешь щетку и
вычистишь. Если велю выгрести навоз из стойл, беги за метлой и  лопатой.
А когда захочу видеть тебя в своей постели,  советую  поскорее  лечь  на
спину и раздвинуть ноги к тому моменту, когда я расстегну ремень.
   Ей, наверное, следовало бы затрястись от страха и забиться в угол, но
его слова звучали так расчетливо! Магнус  прав:  он  намеренно  пытается
сломить ее, но она не позволит! Ни за что не позволит! Не встанет  перед
ним на колени!
   - Я уже умираю от страха. Смотри, руки дрожат, - насмешливо протянула
она.
   Такого ответа Кейн  не  ожидал.  Слишком  понадеялся  на  свою  силу.
Поэтому он бросился в очередную атаку.
   - Выйдя за меня, ты потеряла всякую надежду на свободу. Теперь я могу
делать с тобой все, что пожелаю, разве что  только  не  убить.  Впрочем,
если уж очень меня доведешь, я и на это пойду.
   - Если я не прикончу тебя раньше, - огрызнулась она.
   - Черта с два!
   Кит снова попыталась урезонить его:
   - То, что я сделала, - ужасно, отвратительно, и  я  признаю  это.  Но
теперь ты получил мои деньги. Это втрое больше того,  что  требуется  на
восстановление прядильни, так что успокойся и покончим с этим.
   - Не все имеет цену, - отпарировал  он,  прислонившись  к  кроватному
столику. - Кстати, ты можешь смеяться...
   Кит насторожилась: что еще он придумал? К тому же ей было  совсем  не
до смеха.
   - Прошлым вечером я решил не отсылать тебя в Нью-Йорк. Хотел  сказать
утром...
   Кит едва не потеряла сознание. Сейчас она упадет...
   Она тряхнула головой, чтобы прийти в себя. Может, он лжет?
   - Весело, правда? Я не хотел причинять тебе боль.  Тогда.  Но  теперь
все изменилось и мне нет дела до твоих чувств.
   Он властно потянулся  к  ней  и  принялся  расстегивать  пуговицы  на
рубашке. Кит боялась пошевелиться. Искорки боевого духа давно погасли.
   - Не делай этого.
   - Поздно.
   Он распахнул рубашку и алчно уставился  на  ее  груди.  Она  пыталась
сдержаться, но слова вырвались сами собой.
   - Я боюсь.
   - Знаю.
   - Это больно?
   - Да.
   Кит отчаянно зажмурилась.
   Он снял с нее рубашку.
   Она осталась голой.
   "Сегодняшняя ночь будет худшей", - твердила она  себе.  Но  когда  он
возьмет свое, то потеряет свою власть над ней.
   Кейн подхватил ее на руки и понес к кровати. Когда он стал срывать  с
себя одежду, Кит отвернула голову. Еще секунда - и матрас просел под его
весом.
   Что-то перевернулась в душе Кейна при  виде  Кит.  Закрытые  глаза...
Непривычное выражение смирения на осунувшемся личике  сердечком...  Чего
ей стоило признаться в своих страхах! Черт побери, он не хотел видеть ее
такой! Уж лучше бы продолжала  изрыгать  огонь  и  сражаться  до  конца.
Ругать его последними словами и разжигать в нем  гнев,  как  умела  одна
она.
   Кейн сжал ее коленки в надежде почувствовать хоть  какую-то  реакцию,
но Кит даже не шевельнулась. Тогда он  раздвинул  ее  ноги  и  встал  на
колени между ними, бесстыдно рассматривая самую потаенную часть ее тела,
освещенную сейчас лампой.
   Кит лежала, словно окаменев,  пока  он  разделял  темные  шелковистые
прядки. Его дикая роза из чащи леса. Розовые лепестки, сомкнутые  вокруг
тугой нераспустившейся середки.
   Кейн задохнулся. С того самого дня у пруда он знал, как она мала. Как
узка. Проклятая нежность! Откуда она взялась, черт бы ее побрал!
   Случайно подняв глаза,  он  заметил,  как  тонкие  пальцы  сжались  в
кулачок. Пусть набросится на него, ударит за все, что он с ней сделал. И
что собирается сделать. Только скорее бы!
   Но она не  двигалась,  и  эта  трогательная  беззащитность  оказалась
последней каплей. Кейн со стоном лег  рядом  и  обнял  ее.  Кит  дрожала
крупной  дрожью.  Ему  стало  стыдно.  Угрызения   совести,   столь   же
беспощадные, как желание, терзали его. Никогда еще он не был так  жесток
с женщиной. Что за безумие овладело им? Должно быть, он и в  самом  деле
спятил!
   Кейн прижал ее к груди и принялся  гладить  влажные  локоны.  Желание
снова разгоралось в нем, но он старался не поддаваться...  пока  она  не
перестанет трястись.
   Руки Кейна,  теплые  и  надежные,  как  ни  странно,  вселяли  в  нее
спокойствие. Она слышала его мерное дыхание, но знала, что он  не  спит.
Лунный свет серебрил комнату, и она вдруг  ощутила  непонятную  радость.
Что-то в этой серебряной тишине, несмотря на тот ад, через  который  они
прошли, и тот, который, несомненно, ждал впереди, дало ей право задавать
вопросы. Попытаться выяснить отношения.
   - Почему ты так меня ненавидишь? Еще до прядильни. С того дня, как  я
вернулась в "Райзен глори".
   - Во мне никогда не  было  ненависти  к  тебе,  -  немного  помолчав,
ответил Кейн.
   - Я была обречена ненавидеть всякого, кто унаследует "Райзен глори".
   - Все и всегда сходится на "Райзен глори", верно? Ты так  любишь  эту
плантацию?
   - Больше всего на свете. У меня только и есть что "Райзен глори". Без
нее я ничто.
   Кейн откинул прядь волос, упавшую на ее щеку.
   - Ты прекрасна. И отважна.
   - Как ты можешь говорить такое после всего, что я наделала?
   - Думаю, все мы иногда совершаем постыдные поступки.
   - Вроде того, когда ты вынудил меня обвенчаться с тобой?
   - Вроде того, - вздохнул Кейн. - Но я ни о чем не жалею. Так же как и
ты.
   Кит снова сжалась.
   - В таком случае почему ты  не  сделал  того,  что  собирался?  Я  не
остановила бы тебя.
   - Хочу, чтобы ты сама пришла ко  мне.  По  доброй  воле  и  такая  же
изголодавшаяся по моим ласкам, как я - по твоим.
   Кит, словно впервые ощутившая свою наготу, поспешно отвернулась.
   - Такого никогда не будет.
   Она ожидала, что он рассердится. Но вместо этого  Кейн  откинулся  на
подушки и уставился на нее, не пытаясь дотронуться.
   - У тебя слишком страстная натура. Я ощутил это в твоих поцелуях.  Не
бойся себя.
   -  Не  желаю  иметь  никакой  страстной  натуры.  Для   женщины   это
недостаток.
   - Кто тебе сказал такое?
   - Все знают! Когда миссис Темплтон говорила нам о Евином грехе...
   - Евином... что?
   - Евином грехе. Ты знаешь.
   - Господи милостивый! - ахнул Кейн, садясь. -  Кит,  ты  знаешь,  что
происходит между мужчиной и женщиной в постели?
   - Я видела лошадей.
   - Лошади не люди. - Он положил руки ей на плечи и  повернул  лицом  к
себе. - Не отводи глаз. Пусть ты меня  ненавидишь,  но  мы  женаты  и  я
просто не в силах отказаться от тебя. Но при этом  ты  должна  понимать,
чего ожидать от наших отношений. Я не собираюсь снова тебя пугать.
   Он терпеливо, простым и понятным языком объяснил ей природу  плотской
любви. Для чего предназначено ее тело. Его тело. И лишь потом рассказал,
что бывает, когда соединяются двое.
   Закончив, он встал и, как был нагой, подошел  к  столу,  где  оставил
стакан с бренди. Поднес стакан к губам, повернулся и  встал  перед  ней,
позволяя  удовлетворить  любопытство,  в  котором  Кит  ни  за  что   не
призналась бы.
   А она упивалась видом его обнаженного,  освещенного  луной  тела.  Ее
взору предстала своеобразная, невиданная прежде красота, красота мышц  и
изборожденной  шрамами  загорелой  кожи,  длинных  ног  и  узких  бедер,
говорившая о силе, мощи и тех вещах, которых она пока почти не понимала.
Она невольно опустила глаза к  средоточию  его  мужественности.  Налитая
плоть поднялась и гордо восстала, чуть подрагивая.  Дурные  предчувствия
вновь вернулись.
   Кейн, должно быть, почувствовал  ее  смятение,  потому  что  отставил
стакан и вернулся к ней. На этот раз в его глазах сверкал вызов, и  хотя
Кит боялась, не в ее правилах было удирать в кусты при малейшем признаке
опасности, даже исходившей от него.
   Уголок его рта  чуть  скривился  в  некоем  подобии  улыбки.  Опустив
голову, он коснулся губами ее губ, совсем легко, чуть заметно.  На  этот
раз не было бесцеремонного, грубого вторжения языка, напоминавшего ей  о
другой, куда более бесцеремонной атаке, которая скоро должна произойти.
   Напряжение стало таять. Его  губы  нашли  дорожку  к  ее  вискам.  Он
поцеловал ложбинку за ухом и чуть прикусил мочку с серебряной сережкой.
   Глаза Кит сами собой закрывались под натиском  ощущений,  которые  он
пробуждал в ней, но, когда ее запястья оказались в тисках  его  пальцев,
ресницы вновь вспорхнули.
   - Не бойся, - прошептал он, поднимая ей руки над  головой  и  проводя
пальцем от подмышки до ладони. - Обещаю, нам будет хорошо.
   Палец скользнул по локтю, остановился, пощекотал...
   Все происходившее  должно  было  бы  насторожить  ее,  но,  когда  он
принялся выводить крошечные круги  у  нее  под  мышками,  прошлое  вдруг
испарилось, а  сладостные  ощущения  настоящего  захватили  Кит  в  плен
желания и сделали невольницей страсти.
   Кейн откинул простыню.
   - У тебя изумительные груди, - хрипло прошептал он.
   Любая хорошо воспитанная леди немедленно  прикрылась  бы  руками,  но
недостатки воспитания позволяли Кит забыть о скромности. Она видела, как
опускается его голова, как раскрываются губы, почувствовала, как  теплое
дыхание овевает горящую кожу. И громко застонала, когда он обвел  языком
крохотный сосок, преображая его мягкость в тугой,  пульсирующий  холмик.
Кит судорожно выгнулась, и он взял то, что ему предлагали. Вобрал в  рот
вершинку и стал сосать.
   Кит не помнила, как прижала к себе его  голову.  Терзая  губами  один
сосок, он ласкал другой загрубевшей подушечкой большого пальца, а  потом
принялся перекатывать между большим и указательным пальцами.
   Кит, не знавшая мужчин, не могла представить, какая сила  требовалась
от Кейна, чтобы сдержаться, не дать воли своим желаниям, прежде  чем  он
удовлетворит ее. Каждое движение его губ воспламеняло, опаляло, и  конца
этой восхитительной муке не предвиделось.
   Кейн снова лег рядом и нашел ее губы,  только  на  этот  раз  ему  не
пришлось  безмолвно  уговаривать  Кит  впустить  его  внутрь...  Розовые
створки уже были раскрыты. Но  он  все  равно  не  спешил,  позволяя  ей
привыкнуть к себе.
   Ладошка Кит случайно задела его твердый плоский сосок. Кейн, зарычав,
запустил руки в ее спутанные влажные волосы, поднял ее голову с  подушки
и проник языком в горячую скользкую пещерку рта.
   Неистовство, всегда бывшее частью ее природы,  подталкивало,  будило,
звало... Она выгнулась под ним, распластав пальцы на его груди.
   Последние натянутые струны его самообладания лопнули. Теперь ему было
мало ее грудей. Руки решительно двинулись вниз и вот  уже  запутались  в
темном треугольнике завитков.
   - Откройся, милая, - молил он. - Дай мне войти.
   И она открылась. Было бы просто  немыслимо  не  откликнуться  на  его
просьбу.  Он  ласкал  внутренние  поверхности  ее  бедер,  пока  она  не
обезумела, разводя ноги все шире.
   - Пожалуйста, - охнула Кит.
   И он наконец  коснулся  его,  самого  сердца  своей  дикой  розы.  Но
по-прежнему медлил, хотя едва не терял голову. Никогда еще он  не  хотел
женщину с такой силой.
   Кейн лег на нее, целуя груди и  сладкие  упругие  губы.  Сдерживаться
больше не было мочи. Немного приподнявшись, он стал медленно погружаться
в покорное тело. Кит на мгновение застыла, но он успокоил ее поцелуями и
ласками. Она не успела заметить, как он, сжавшись, одним  мощным  рывком
проник в нее до конца, навеки уничтожив невинность.
   Кит была словно сброшена на землю  короткой  резкой  болью.  До  этой
минуты  она  знала   одно   лишь   наслаждение.   Это   же   казалось...
предательством. Значит, его ласки - просто ложь? Они обещали волшебство,
но и тут ее обманули!
   Кейн сжал ее  подбородок  и  приподнял  лицо.  Она  ответила  злобным
взглядом,  с  неудовольствием  сознавая,  что  его  плоть,   тяжелая   и
массивная, заполнила ее до отказа.
   - Все хорошо, милая, - пробормотал он. - Вся боль уже позади.
   Но на этот раз она ему не поверит!
   - Может, для тебя, но не для меня! Убирайся!
   Кейн улыбнулся мечтательной,  почти  дремотной  улыбкой.  Его  ладони
снова легли на ее груди, и она мгновенно растаяла.
   Он начал двигаться, и она совсем забыла о том, что только сейчас  его
прогоняла. Наоборот, вцепилась ногтями в его плечи и  зарылась  лицом  в
шею, жадно пробуя, какова она на вкус. Его кожа  имела  привкус  морской
воды, горьковато-соленый.
   Вскоре Кит потерялась в море блаженства. Он продолжал проникать в нее
все глубже, в чрево, в сердце, расплавляя кости, плоть и даже душу.
   Она извивалась и билась под ним, позволяя своему всаднику нестись  на
ней через ночь и день, через пространство и время... льнула  к  нему,  к
своему  мужчине,  к  его  твердому  стержню,  ввинчивающемуся  в  нее  с
неутомимой силой, поднявшей в небеса и швырнувшей в ослепительное сияние
солнца и луны, где она парила целую вечность, прежде чем рассыпаться  на
миллион  осколков  света  и  тьмы  и  ответить  на   его   крик   своим,
пронзительно-жалобным.

Часть четвертая
КАТАРИНА ЛУИЗА

   Ничто не может дать нам покой, кроме нас самих.
   Ралф Уолдо Эмерсон

Глава 15

   Шум, донесшийся из коридора, разбудил  Кит.  Растерянно  оглядевшись,
она обнаружила, что лежит одна в огромной разворошенной постели. В глаза
бил яркий солнечный свет. Кит моргнула и, тут же опомнившись, подскочила
и поморщилась от саднящей боли между бедрами.
   В комнату без стука ворвалась Софрония.
   - Кит, солнышко, с тобой все в порядке? Магнус не  выпускал  меня  из
дома до самого утра, иначе я прибежала бы скорее.
   Кит смущенно отвела глаза.
   - Со мной все хорошо.
   К счастью, в изножье кровати лежал ее халат.  Наверное,  его  положил
туда Кейн.
   Она потянулась к халату и откинула простыню.  Софрония  тихо  охнула.
Кит проследила за направлением ее взгляда: Софрония в  ужасе  уставилась
на красноватое пятно.
   - Прошлой ночью ты была с Магнусом? - поспешно спросила Кит в надежде
отвлечь подругу.
   Софрония с трудом оторвалась от созерцания красноречивой улики.
   - Магнус провел ночь на крыльце.
   - Ясно,  -  буркнула  Кит,  направляясь  к  себе,  словно  ничего  не
случилось. - В такую жару хорошо спать на свежем воздухе.
   Софрония пошла за ней. Люси позаботилась оставить теплую воду, и  Кит
стала умываться. В комнате стояла давящая  тишина.  Софрония  заговорила
первой:
   - Он сделал тебе больно? Мне можешь признаться.
   - Все хорошо, - слишком быстро заверила Кит. Софрония  села  на  край
постели.
   - Я никогда не говорила тебе, просто не хотела, но теперь...
   Кит повернулась к ней:
   - Что с тобой?
   - Я... я знаю, что это такое, когда мужчина издевается над  тобой.  -
Она нервно сцепила пальцы.
   - О, Софрония...
   - Впервые это случилось, когда мне было четырнадцать.  Он...  он  был
белым. После я хотела умереть. Чувствовала себя такой грязной! И все  то
лето он неизменно находил меня, как бы я ни старалась  спрятаться.  "Эй,
девка! - кричал он. - Поди сюда!"
   Глаза Кит набухли слезами.  Подбежав  к  кровати,  она  встала  перед
Софронией на колени.
   - Прости, я не знала.
   - Потому что я молчала.
   Кит прижалась щекой к руке Софронии.
   - Неужели ты не могла пойти к моему отцу и рассказать,  что  с  тобой
делают?
   Ноздри Софронии нервно раздувались.
   - Он все знал! - прошипела она, выдернув руку. - Белые всегда  знают,
что творят с их невольницами!
   Кит была рада, что не успела поесть, иначе ее попросту вывернуло  бы.
Она слышала разные истории, но  всегда  убеждала  себя,  что  в  "Райзен
глори" подобного просто быть не может.
   - Я говорю тебе  это  не  для  того,  чтобы  разжалобить,  -  шепнула
Софрония, смахивая пальцем слезы со щек Кит.
   Кит вспомнила, какие аргументы она  всегда  приводила,  когда  кто-то
упоминал,  что  война  разгорелась  из-за  нежелания  южан  покончить  с
рабством. Теперь она понимала, почему эти аргументы  были  так  для  нее
важны.  Они  позволяли  не  замечать  правды,  с  которой  она   боялась
столкнуться лицом к лицу.
   - Это так подло! Так мерзко!
   Софрония поднялась и отошла.
   - Я делаю все возможное, чтобы забыть об этом. Но сейчас меня  больше
волнуешь ты.
   Кит  не  хотела  говорить  о  себе.  Она  вернулась  к   умывальнику,
по-прежнему притворяясь, что мир остался таким, каким был еще позавчера.
   - Не стоит, Софрония. Я не пропаду.
   - Я видела твое лицо, когда он нес тебя к дому. Не нужно  иметь  семи
пядей во лбу, чтобы сообразить, как  туго  тебе  пришлось.  Но  послушай
меня, Кит. Нельзя держать в себе обиду и гнев. Нужно поскорее  выпустить
их на волю, пока они не изуродуют тебя.
   Кит попыталась представить, как она откровенничает с  Софронией.  Это
казалось вполне вероятным, после того как та столько рассказала о  себе.
Но как можно говорить о вещах, в которых сама не разобралась?
   - Как бы ужасно это ни было, - продолжала Софрония, - со  мной  можно
говорить обо всем. Я понимаю, милая.
   - Ошибаешься.
   - Во всяком случае, знаю, каково это, когда...
   - Нет, - перебила Кит. - Это не было так мерзко, как с тобой.
   - Хочешь сказать, он не...
   Кит едва заметно качнула головой.
   - У нас было все.
   Лицо Софронии посерело.
   - Я... наверное, мне не стоило... - Она  прикусила  губу  и,  немного
помолчав, с трудом проговорила:
   - Мне нужно на кухню. Пэтси вчера неважно себя чувствовала.
   Вызывающе шурша юбками, она покинула комнату.
   Кит, изнывая от  угрызений  совести,  хмуро  смотрела  ей  вслед.  Ее
неприятно подташнивало, голова кружилась, но она заставила себя  подойти
к гардеробу и вытащить первое попавшееся платье из полосатого  канифаса.
Серебряный гребень расплавился,  поэтому  пришлось  завязать  волосы  на
затылке желто-оранжевой ленточкой,