т, ну разве он не самый красивый мужчина на свете?
   Элсбет, девочка с жесткими каштановыми локонами  и  смазливым  свежим
личиком, тяжело вздохнула:
   - Подумать только, он был здесь, в  академии,  и  никому  из  нас  не
позволили  спуститься  вниз!  Какая  несправедливость!  -   Она   весело
хихикнула. - Впрочем, мой отец утверждает, что  он  вовсе  не  настоящий
джентльмен.
   Опять смешки.
   - Мадам Риккарди, оперная певица,  -  сообщила  прелестная  белокурая
девочка, напомнившая Кит Дору Ван Несс, - была  вне  себя  от  отчаяния,
когда он заявил ей,  что  переезжает  в  Южную  Каролину.  Об  этом  все
слышали. Знаете, ведь она его любовница!
   - Лилит Шелтон! - хором воскликнули пансионерки в  притворном  ужасе.
Лилит ответила презрительным взглядом.
   - Вы до того наивны, что просто противно! Такой  искушенный  мужчина,
как Бэрон Кейн, должен иметь десятки любовниц!
   - Помните, что мы решили, - предупредила третья девица. - Хоть она  и
его подопечная, нам следует ненавидеть  всех  южан!  Пусть  убирается  к
себе, там ей самое место.
   Терпение Кит лопнуло. С нее довольно!
   - Если это означает, что мне  никогда  не  придется  разговаривать  с
вами, глупые сучонки, тем лучше! -  выпалила  она.  -  Вот  уж  не  было
печали!
   Девушки дружно  обернулись  и  ахнули,  бесцеремонно  разглядывая  ее
платье и шляпу. Еще один пункт в  длинном  списке  обид  и  оскорблений,
нанесенных Кейном.
   - Вон отсюда! Убирайтесь! Проваливайте! Чтобы я вас здесь не  видела!
И если кого поймаю, надаю пинков по тощим задницам!
   Девочки с испуганным визгом ринулись прочь. Все,  кроме  одной.  Той,
кого они называли Элсбет. Она тряслась от страха, пухлые  губы  дрожали,
глаза стали огромными, как блюдца, и повлажнели от слез.
   - Ты что, оглохла? Я велела тебе исчезнуть.
   - Не... н-не могу.
   - Почему, черт возьми?
   - Я... я здесь живу.
   - Вот как?!
   Только сейчас Кит заметила, что в комнате стоят две кровати.
   Милое личико девочки яснее слов говорило о природной доброте,  и  Кит
решила прекратить свои нападки. Но в то же время девчонка была врагом, а
врагов следует уничтожать.
   - Тебе придется перебраться в другую спальню.
   - Миссис... миссис Темплтон не позволяет. Я у-уже просила.
   Кит выругалась, подхватила юбки и плюхнулась на кровать.
   - Как это тебе повезло заполучить меня в соседки?
   - Мой отец... Он п-поверенный мистера Кейна. Я Элсбет Вудуард.
   - Я бы сказала, что рада познакомиться, но  мы  обе  знаем,  что  это
будет не правдой.
   - Я... я лучше пойду.
   - Валяй.
   Элсбет с  облегченным  вздохом  выпорхнула  за  порог.  Кит  улеглась
поудобнее и попыталась представить, каким образом  ей  удастся  пережить
следующие три года.

***

   Для поддержания дисциплины Темплтонская академия использовала систему
замечаний. За каждые десять замечаний девочку запирали в спальне на  всю
субботу. К  концу  первого  дня  Кит  нахватала  ровно  восемьдесят  три
замечания  (упоминание   имени   Господа   нашего   всуе   автоматически
приравнивалось к десяти штрафным очкам). К  концу  недели  она  потеряла
счет тем взысканиям, которые на нее сыпались.
   Миссис Темплтон вызвала Кит в свой кабинет и пригрозила  исключением,
если та не будет подчиняться  общим  правилам.  Кит  обязана  ходить  на
занятия. Ей выдали два форменных платья, одно  из  которых  ей  придется
немедленно надеть. Она должна следить за своей речью.  Леди  не  говорят
"проваливай"  и  "свинство".  Леди  характеризуют  предмет  не   слишком
высокого качества как "неважный", а не "никчемушнее жабьего  плевка".  И
самое главное, леди никогда не употребляют бранных слов.
   Кит стоически вынесла выговор, хотя в душе тряслась  от  ужаса.  Если
старая курица выгонит ее, Кит нарушит договор с Кейном и навеки потеряет
"Райзен глори".
   Она поклялась себе укротить свой буйный нрав и всячески сдерживаться,
но  с  каждым  днем  это  благое  намерение  оказывалось   все   труднее
осуществить. Остальные пансионерки, хоть и были на три года младше, ушли
так далеко, что догнать их не представлялось  возможным.  Эти  маленькие
женщины ехидничали над ее неровно подстриженными  волосами  и  хихикали,
когда она цеплялась юбкой за стулья. Как-то раз страницы ее французского
учебника оказались склеены, на другой день озорницы  связали  узлами  ее
ночную сорочку. До этого она шла по жизни,  размахивая  кулаками,  силой
пробивая себе дорогу, а теперь  приходилось  рассчитывать  каждый  жест.
Вместо того чтобы немедленно мстить, она запоминала оскорбления и обиды,
чтобы вновь и вновь перебирать их в памяти по  ночам,  лежа  в  постели.
Когда-нибудь Бэрон Кейн за все ответит.
   Элсбет в ее присутствии по-прежнему вела себя как испуганная мышка, и
хотя наотрез отказалась вместе со всеми преследовать парию, все же  была
слишком застенчива и бесхарактерна, чтобы  заставить  подруг  прекратить
издевательства.   Однако   ее   доброе   сердечко   не   могло   терпеть
несправедливости, особенно когда она  поняла,  что  Кит  далеко  не  так
свирепа, как кажется на первый взгляд.
   - Все безнадежно, - призналась ей Кит однажды вечером, после того как
во время урока танцев  запуталась  в  собственном  подоле  и  свалила  с
постамента китайскую вазу. -  Никогда  мне  не  выучиться  танцевать.  И
говорю я слишком громко. Ненавижу носить юбки,  и  из  всех  музыкальных
инструментов умею играть  только  на  варгане.  Кроме  того,  при  одном
взгляде на Лилит Шелтон так и хочется выругаться!
   Огромные глаза Элсбет встревоженно округлились.
   - Тебе следует быть с ней повежливее. Лилит - самая красивая и  умная
девочка в школе.
   - И самая подлая. Будто не знаешь, что она вытворяет!
   - Но она вряд ли делает это нарочно!
   - Думаю, ты ошибаешься. Просто ты сама настолько порядочна, что  тебе
в голову не приходит искать недостатки в других людях. Даже  во  мне.  А
я... сама знаешь... хуже меня и найти трудно!
   - Но это не правда! Ты вовсе не такая уж плохая.
   - Просто отвратительная! Но все же лучше негодяек, которые  учатся  в
этой школе. Клянусь, ты единственный  приличный  человек  из  всех,  кто
здесь обитает.
   - Не правда! - горячо воскликнула Элсбет. - Почти  все  они  довольно
милые, просто ты не дала им возможности показать себя. Так  рычишь,  что
они пугаются.
   Кит немного приободрилась.
   - Спасибо. Честно говоря, не пойму, как кто-то  может  меня  бояться.
Что бы я ни делала, все невпопад. Страшно подумать, как я протяну  здесь
целых три года.
   - Отец не говорил, что тебе придется пробыть здесь так долго. Да ведь
тебе к тому времени  будет  двадцать  один  год!  Слишком  стара,  чтобы
учиться в пансионе!
   - Знаю, но ничего не могу поделать, -  вздохнула  Кит,  теребя  серое
шерстяное одеяло. Не в ее  привычках  было  откровенничать,  но  сегодня
одиночество ощущалось особенно  остро.  -  Ты  когда-нибудь  любила  так
сильно, что готова была отдать все, лишь бы защитить то, что любишь?
   - О да. Мою младшую сестренку Агнес. Она не похожа на  других  детей.
Хотя ей уже почти десять, она не умеет ни читать, ни писать, но при этом
настоящий ангел, и я никогда и никому не позволю ее обидеть.
   - Значит, ты меня поймешь.
   - Расскажи, Кит. Облегчи душу.
   Вот так Кит поделилась своей бедой с Элсбет. Описала "Райзен  глори",
поля и дом, упомянула о Софронии и Эли,  попыталась  донести  до  Элсбет
красоту деревьев, меняющих цвет в зависимости  от  времени  суток.  И  в
заключение объяснила суть договора с Кейном. Правда, умолчала  при  этом
об истории с переодеванием, о том,  как  пыталась  убить  майора  и,  уж
конечно, о предложении стать его любовницей.
   - Он сам дьявол, - возбужденно шептала она, - а я  совсем  бессильна.
Если меня исключат, он продаст "Райзен глори". И если даже я выполню его
условия, все равно придется ждать еще два года, прежде чем мне  перейдут
деньги из трастового фонда. На них я и выкуплю поместье.
   - Неужели нет способа раздобыть деньги пораньше?
   - Только если выйду замуж, чему, разумеется, не бывать.
   Но Элсбет недаром была дочерью адвоката.
   - Если ты выйдешь замуж, - рассудительно заметила она, -  все  деньги
перейдут к  мужу.  Таков  закон.  Ты  не  сможешь  тратить  их  без  его
позволения.
   Кит равнодушно пожала плечами.
   - Все это  отвлеченные  рассуждения.  Не  нашелся  еще  тот  мужчина,
которому я решилась бы отдать свою свободу. Кроме того,  какая  из  меня
жена? Единственное, что я умею, так это готовить.
   Элсбет хоть и  сочувствовала  подруге,  но  практические  соображения
взяли верх.
   - Поэтому все мы здесь. Учимся быть достойными же  нами  и  матерями.
Всему Нью-Йорку известно, что самые блестящие женихи из кожи вон  лезут,
чтобы повести к алтарю девушку  из  Темплтонской  академии.  Мужчины  со
всего Востока съезжаются на выпускной бал.
   - Да хоть из Парижа, мне все едино. Меня  ты  ни  на  каком  балу  не
увидишь.
   Но Элсбет, охваченная вдохновением,  уже  закусила  удила  и  неслась
вперед.
   - Все, что тебе нужно, - подобрать подходящего мужа. Такого,  который
постарается сделать тебя счастливой, тогда  все  уладится.  Мистер  Кейн
больше не будет твоим опекуном, а ты получишь деньги.
   - Ты и в самом деле очень добрая, но  должна  признаться,  что  такой
глупости я в жизни не слышала. Пойми, замужество означает, что я  должна
собственными руками отдать какому-то мужчине свое состояние.
   - Нужно искать того,  кто  безумно  бы  в  тебя  влюбился,  и  деньги
останутся в твоем распоряжении. Главное - перед венчанием взять  с  него
обещание купить тебе "Райзен глори" вместо свадебного подарка!
   Элсбет восторженно  захлопала  в  ладоши,  захваченная  ослепительным
видением.
   - Только представь, как это все романтично! Сможешь  вернуться  домой
сразу после медового месяца.
   Медовый месяц и муж... С таким же успехом Элсбет  могла  говорить  на
другом языке.
   - Вздор и чушь! Какой мужчина захочет на мне жениться, не говоря  уже
о безумной любви?!
   - А ну-ка встань!
   Голос Элсбет  внезапно  обрел  те  же  повелительные  интонации,  что
звучали в голосе грозной Эльмиры Темплтон. Кит  нерешительно  поднялась.
Подруга задумчиво постучала пальцем по щеке.
   - Ты невероятно худа, а волосы хоть и  мягкие,  все  же...  настоящий
ужас. Разумеется, они отрастут, - вежливо добавила она, - и цвет  просто
замечательный, черный как ночь. Даже сейчас все было бы ничего, если  бы
их подровнять.  Глаза  кажутся  чересчур  большими  на  таком  маленьком
личике, но, думаю, это потому, что ты в последнее время осунулась. - Она
медленно обошла Кит. - Когда-нибудь ты станешь красавицей, так что  хотя
бы об этом не стоит беспокоиться.
   Кит мрачно нахмурилась.
   - А о чем стоит беспокоиться?
   Но теперь Элсбет было  не  так-то  легко  запугать  угрюмым  видом  и
злобным шипением.
   - Обо всем остальном. Тебе  придется  научиться  говорить  и  ходить,
знать, когда открыть рот и, что всего важнее, когда промолчать.  Словом,
всему, что предлагают в академии. Тебе повезло, что мистер Кейн  выделил
такую солидную сумму на гардероб. Можно одеться по последней моде.
   - К чему мне это? Уж лучше купить лошадь.
   - Лошади в отличие от академии не помогут тебе раздобыть мужа.
   - Уж не знаю... до сих пор я особыми успехами не отличалась.
   - Это точно, - лукаво усмехнулась Элсбет. - Но ведь ты и  не  просила
меня о помощи.
   Идея была невыносимо глупой,  но  в  душе  Кит  отчего-то  загорелась
искорка надежды.
   Верная своему слову, Элсбет сдержала обещание и с энтузиазмом взялась
за подругу: подстригла волосы Кит маникюрными  ножницами  и  помогла  по
предметам, по которым та отстала. Постепенно Кит перестала сбивать  вазы
во время танцев и обнаружила в  себе  способности  орудовать  иглой:  не
вышивать по канве, что  она  ненавидела,  но  добавлять  экстравагантные
детали к таким туалетам, как школьная форма  (десять  замечаний).  Кроме
того,  она  легко  осваивала  французский  и  вскоре  стала  незаменимой
наставницей для тех девочек, которые когда-то издевались над ней.
   К  Пасхе  план  Элсбет  найти  для   нее   мужа   перестал   казаться
смехотворным, и перед сном она  любила  помечтать  о  том,  что  "Райзен
глори" скоро станет принадлежать ей. Навечно.
   Представьте только!

***

   Теперь,  когда  Софрония  возвысилась  до   должности   экономки   на
плантации, обязанностей у нее прибавилось.
   Она спрятала письмо  Кит  в  письменный  стол  с  инкрустациями,  где
хранила книгу расходов, и, поежившись от февральского холодка,  покрепче
стянула концы шали. Кит, пробыв в академии  уже  семь  месяцев,  похоже,
смирилась с судьбой.
   Софрония скучала по ней. Пусть Кит по-детски наивна, но она  понимает
многое  из  того,  что  недоступно  другим  людям.   Кроме   того,   она
единственная в мире, кто любит Софронию. Правда, иногда  они  умудрялись
ссориться даже в письмах, и это было первым, которое  Софрония  получила
за последний месяц. Она хотела было сразу же написать  ответ,  но  потом
решила немного подождать. По всему видно, что ее  послания  только  злят
Кит. Казалось бы, она должна радоваться, узнав, как хорошо идут  дела  и
как прекрасно управляет плантацией Кейн, но девчонка обвинила Софронию в
том, что та заодно с врагом.
   Софрония оглядела уютную  гостиную  в  глубине  дома,  любуясь  новой
обивкой дивана и игрой солнечных лучей на изразцах  дельфтского  фаянса,
которыми был выложен  камин.  Мебель,  отполированная  пчелиным  воском,
сверкала, как, впрочем, и натертые, полы. Из комнаты еще  не  выветрился
запах краски.
   Иногда Софрония ненавидела себя за то, что трудится с утра до вечера,
приводя в порядок дом. Стирает пальцы  до  костей  ради  этого  мужчины,
словно войны никогда не  было  и  она  по-прежнему  невольница.  Правда,
сейчас ей платили, и куда больше, чем любой экономке в  округе.  Но  все
равно она была недовольна собой.
   Софрония встала  перед  зеркалом  в  позолоченной  раме,  висевшим  в
простенке между окнами. Она никогда не выглядела лучше. Сытная еда пошла
ей на пользу, округлив резкие изгибы  тела  и  смягчив  угловатые  черты
лица. Теперь она высоко подбирала  длинные  волосы,  и  модная  прическа
увеличивала и без того немалый рост. Но  ей  это  нравилось.  Со  своими
раскосыми  экзотическими  глазами  и  светло-коричневой  кожей  Софрония
походила на амазонок, изображенных  в  книге,  которую  она  отыскала  в
библиотеке. Только вот платье подкачало. Слишком  простое.  Она  хотела,
чтобы у нее были наряды от дорогой модистки. Хотела иметь духи и  шелка,
пить шампанское из хрустальных бокалов. Но больше всего Софрония мечтала
о собственном доме. Уютном, выкрашенном в пастельные цвета  особнячке  в
Чарльстоне, где у нее будет своя горничная, достаток и надежная  зашита.
И она совершенно точно знала, как осуществить свою мечту. Нужно пойти на
то, что так ее пугало, и из экономки белого стать его любовницей.
   Каждый вечер,  подавая  Кейну  ужин,  она  соблазнительно  покачивала
бедрами и прижималась грудью к его плечу. Иногда она забывала свой страх
перед белыми мужчинами ровно настолько, чтобы заметить, как  он  красив.
Вспомнить, как он был к ней добр. Но  он  казался  настоящим  великаном:
слишком  большим,  слишком  могучим,  чтобы  в   его   присутствии   она
чувствовала себя легко и спокойно. Но несмотря ни на что, она  кокетливо
проводила языком по губам  и  бросала  на  Кейна  зазывные  взгляды,  не
гнушаясь ни одной из тех  уловок,  которые  заставила  себя  усвоить  от
спесивых дамочек, не обращавших никакого внимания на негритянку.
   Неожиданно перед глазами встал как живой Магнус  Оуэн.  Черт  бы  его
побрал! Его самого и жалеющие взгляды, которые он на нее бросает. Иисусе
сладчайший и благословенный, ну что тут поделать?! Просто смех  и  грех!
Оуэн, который сгорает от желания, набрался наглости ее жалеть!
   Невольная  дрожь  охватила  ее  при  мысли  о  мощных  белых  бедрах,
обхвативших ее золотисто-коричневые ноги,  но  Софрония  постаралась  не
думать о предстоящем испытании. Уж лучше подогревать в душе ненависть  к
проклятому ниггеру! Неужели Магнус в самом  деле  вообразил,  будто  она
позволит ему коснуться себя, ему или любому черномазому? Думает, что она
из кожи вон лезла, ухаживая за своим телом и прислушиваясь к речи  белых
дам в Радерфорде, пока не стала говорить в точности как они, только  для
того, чтобы бросить все под ноги негру, который не сможет  ее  защитить?
Особенно такому, чьи глаза,  кажется,  пронзают  ее  насквозь,  достигая
самых потаенных уголков души? Ну уж нет!
   Софрония направилась на кухню. Скоро,  скоро  она  получит  все,  что
пожелает: дом, богатые  платья,  безопасность,  даже  если  ей  придется
заработать все это  единственным  известным  ей  способом:  удовлетворяя
похоть белого. Белого, у которого  найдется  достаточно  сил  и  власти,
чтобы стать ее покровителем.
   Вечером пошел дождь. Холодный февральский ветер  выл  в  дымоходах  и
гремел ставнями. Софрония замедлила шаг у  двери  библиотеки.  На  одной
руке она удерживала серебряный поднос с бутылкой бренди  и  единственным
стаканом, другой расстегивала верхние пуговицы на блузке, обнажая нежные
выпуклости грудей. Пора сделать следующий ход.
   Глубоко вздохнув, она постучала  и  переступила  порог.  Кейн  поднял
голову от счетных книг.
   - Ты, похоже, прочла мои мысли.
   Медленно распрямив мощное тело, он встал,  потянулся  и  вышел  из-за
стола. Софрония не позволила себе отступить при  его  приближении,  хотя
двигался он с грацией огромного свирепого льва. Кейн трудился с рассвета
до заката, и по лицу его было видно, как он устал.
   - Очень уж холодно сегодня, - заметила она, ставя поднос на  стол,  -
вот  я  и  подумала,  что  вам  нужно  подкрепляющее.  Чтобы  согреться,
разумеется.
   Она заставила себя поднести руку к вырезу блузки,  чтобы  подчеркнуть
намек.
   Кейн уставился на нее, и в Софронии снова зашевелился знакомый страх.
Пришлось снова напомнить себе, как он был добр к  ней,  хотя  ее  пугало
что-то  опасное,  таившееся  под  личиной  невозмутимости  и  неизменной
учтивости.
   Взгляд Кейна замер на пышной груди.
   - Софрония...
   Она подумала о шелковых платьях и уютном  домике.  Домике  с  крепким
замком.
   - Ш-ш-ш...
   Софрония  подступила  к  нему  и  положила  распластанную  ладонь  на
мускулистую грудь. Чуть дернула плечом, и шаль сползла до самой талии.
   Все семь  месяцев  жизнь  Кейна  была  наполнена  одной  лишь  тяжкой
работой. И никаких развлечений. Теперь же его веки  опустились.  Длинные
изящные пальцы сомкнулись на ее запястье. Его кожа, осмугленная  солнцем
Каролины, была темнее ее собственной.
   - Ты уверена? - шепнул он, сжав ее подбородок.
   Софрония вынудила себя кивнуть. Он нагнул голову, но за мгновение  до
того, как их губы встретились, сзади послышался шум.  Они  обернулись  и
увидели стоявшего в дверях Магнуса Оуэна. Обычно добродушное  лицо  было
искажено злобной гримасой: очевидно, он понял, что означает  эта  сцена.
Ворвавшись в комнату, он бросился на человека, которого считал ближайшим
другом и который когда-то спас ему жизнь.
   Неожиданное нападение застало Кейна врасплох. Он  покачнулся  и  едва
удержался на ногах, но, тут же придя в себя, приготовился к новой атаке.
   Софрония, дрожа от ужаса, наблюдала, как Магнус замахивается, но Кейн
вовремя отступил и  поднял  руку,  чтобы  отразить  удар.  Магнус  снова
развернулся и на этот раз попал  Кейну  в  челюсть.  Тот  упал,  тут  же
вскочил, но не подумал обороняться. Постепенно Магнус опомнился и, видя,
что Кейн не собирается драться, бессильно опустил руки. Кейн  пристально
посмотрел ему в глаза, перевел взгляд на Софронию и, подняв  опрокинутый
в драке стул, мрачно проворчал:
   - Шел бы ты спать, Магнус. Завтра дел полно. И ты иди,  Софрония.  На
сегодня ты мне не нужна.
   Он так выразител