Сьюзен Элизабет ФИЛЛИПС
    Романы 1-13
    
   БЛЕСТЯЩАЯ ДЕВОЧКА      
   ЛЕДИ, БУДЬТЕ ПАИНЬКОЙ
   МОЕ НЕПОСЛУШНОЕ СЕРДЦЕ    
   МОЙ, И ТОЛЬКО МОЙ
   НЕЖЕНКА
   ПЕРВАЯ ЛЕДИ
   ПОМЕЧТАЙ НЕМНОЖКО
   ПОЦЕЛУЙ АНГЕЛА
   РАЙ - ТЕХАС!
   ТОЛЬКО ПРЕДСТАВЬТЕ...   
   ТЫ, ТОЛЬКО ТЫ
   МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ
   СПИЧКА   
   

    Сьюзен Элизабет ФИЛЛИПС
    ТЫ, ТОЛЬКО ТЫ


   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

Анонс

   Очаровательную "светскую львицу"  Фаб  Сомервиль  настигла  страстная
любовь к неотразимому тренеру Дэну  Кэйлбоу.  Казалось  бы,  до  счастья
просто подать рукой. Однако трагедия, омрачившая прошлое Фэб, заставляет
ее отчаянно противостоять вспыхнувшему чувству. Но Дэн не жалеет усилий,
чтобы заставить возлюбленную понять, что сила подлинной страсти  сметает
любые преграды...

Глава 1

   Фэб  Сомервиль  возмутила  всех,  притащив  французского   пуделя   и
венгерского хахаля на  похороны  собственного  отца.  Она  восседала  на
отпевании  словно   кинозвезда,   в   раскосых   солнцезащитных   очках,
оправленных костью носорога. Присутствующим трудно было решить, кто  тут
более неуместен:  то  ли  великолепно  подстриженный  пудель,  кокетливо
потряхивавший шелковыми бантиками, то ли красавец венгр, длинные  волосы
которого были забраны в усыпанный бисером конский хвост, то ли сама Фэб.
   Пепельные волосы Фэб, искусно мелированные платиной, волной ниспадали
со лба на один глаз, как у Мерилин Монро в фильме "Семилетняя жажда". Ее
влажные,  чуть  припухшие  губы,  подкрашенные  помадой  восхитительного
пионового оттенка, слегка приоткрывались, когда  она  оглядывала  матово
поблескивающий ящик, содержащий в себе то, что еще оставалось  от  Берта
Сомервиля. Костюм Фэб - цвета слоновой  кости  с  простеганным  шелковым
жакетом и с вызывающим золотистым бюстье  из
металлизированной ткани  -  более  соответствовал  ночной  пирушке,  чем
похоронной  церемонии.  Узкую  юбку  с  менее  чем   скромным   разрезом
поддерживал поясок из золотых цепочек, на одной из которых, поблескивая,
болтался массивный брелок в виде фигового листка.
   Это было первое возвращение Фэб в Чикаго с того времени, когда она  в
восемнадцать  лет  сбежала  из  дому,   так   что   лишь   немногие   из
присутствующих  когда-либо  встречались  с   "блудной   дочерью"   Берта
Сомервиля. Однако никого бы не удивило то  обстоятельство,  что  старина
Берт начисто лишил ее наследства. И то  сказать,  какой  добропорядочный
отец рискнул бы доверить  свое  состояние  дочери,  которая  путалась  с
человеком старше ее на четыре десятка лет,  пусть  даже  этим  человеком
являлся сам Артуро Флорес, известнейший испанский художник?  К  тому  же
почти все его картины были непристойны, ибо намалеванная на холсте голая
баба есть всего  лишь  голая  баба,  и  то,  что  множество  абстрактных
изображений бесстыдницы Фэб украшало стены многих музеев в мире,  ничего
не меняло.
   У Фэб была тонкая, осиная талия, красивые стройные ноги; ее  грудь  и
бедра недвусмысленно напоминали  о  временах,  когда  женщина  старалась
выглядеть женщиной. Ее легкое крепкое тело даже и в  свои  тридцать  три
могло бы срывать призы на конкурсах красоты самых высоких ставок.  И  не
имело никакого значения, что под модной, экстравагантной  прической  Фэб
скрывался ясный и острый ум, ибо она с  молодых  ногтей  принадлежала  к
тому типу женщин, о которых судят только по их наружности.
   Лицо Фэб выглядело достаточно необычно. В чертах его  ощущался  некий
беспорядок, хотя трудно  было  определить,  в  чем  именно  он  состоит,
поскольку нос у  нее  был  прямой,  а  губы  строго  и  резко  очерчены.
Возможно,  такое  впечатление  создавалось  пикантной  черной  родинкой,
задорно сидящей на высокой  скуле.  А  может,  причиной  этой  дразнящей
дисгармонии служили глаза Фэб: внешние уголки их были чересчур экзотично
вздернуты по отношению к линии щек. Эти  восхитительные  янтарные  глаза
обычно доминировали на полотнах Артуро  Флореса  -  то  разлетаясь  шире
молочных бедер, то элегантно свешиваясь с белоснежных грудей.
   В течение всей  заупокойной  службы  Фэб  оставалась  невозмутимой  и
свежей, несмотря на то что июльский воздух был  одуряюще  напоен  зноем.
Даже бурные воды  речушки  Дю-Пейдж,  пронизывающей  западные  пригороды
Чикаго, не спасали от духоты. Временный навес, распростертый над  местом
захоронения, почти не  давал  тени,  но  был  достаточно  плотен,  чтобы
собравшиеся могли почувствовать это, изнывая не только от жары, но и  от
дурманящего запаха цветов,  в  изобилии  украшавших  подножие  гроба.  К
счастью,  церемония  обещала  быть   короткой,   и   силы   каждого   из
присутствующих  поддерживала  надежда   вскоре   отправиться   к   своим
излюбленным местам, к своим садам и бассейнам, чтобы освежиться и  тайно
порадоваться тому, что очередь  Берта  Сомервиля  отойти  в  лучший  мир
подошла раньше, чем их собственная.
   Маслянисто посверкивающий черный гроб  невозмутимо  парил  над  морем
цветов и зелени. Он располагался  строго  против  уставленного  стульями
помоста, где  между  своей  пятнадцатилетней  сводной  сестрой  Молли  и
кузеном Ридом Чэндлером сидела Фэб.  На  полированной  крышке  скорбного
ящика светилась звезда  из  белых  роз,  украшенная  небесно-голубыми  и
золотистыми лентами, цветами команды  НФЛ  "Чикагские  звезды",  которую
старина Берт купил с потрохами добрый десяток лет назад.
   Когда церемония подошла к концу, Фэб подхватила  белого  пуделька  на
руки и встала; золотые нити ее бюстье празднично заискрились в солнечном
свете, а  инкрустация  экстравагантных  очков  вспыхнула  темным  огнем.
Эффект  был  сверхтеатрален  даже  для  женщины,  чья  жизнь  фактически
представляла сплошной театр.
   Рид Чэндлер, тридцатипятилетний племянник усопшего, с печальной миной
шагнул к постаменту, чтобы положить на  гроб  цветок.  Молли  застенчиво
последовала  его  примеру.  Рид  изо   всех   сил   пытался   изобразить
неподдельное горе, хотя ни для кого не  было  секретом,  что  именно  он
унаследует команду почившего  дядюшки.  Фэб  также  положила  на  черную
крышку  свой  цветок,  стараясь  подавить  вспыхнувшее  в  душе  чувство
застарелой обиды. Какая в том польза? Она  не  смогла  завоевать  любовь
отца при его жизни, и... Господь ему судья, прошлого  не  воротишь.  Фэб
потянулась к своей юной сводной  сестре,  но  Молли  резко  отпрянула  в
сторону, как она делала всякий раз, когда Фэб  пыталась  приблизиться  к
ней.
   Рид вернулся и встал рядом,  и  Фэб,  в  свою  очередь,  инстинктивно
отшатнулась. Несмотря на всю показную доброжелательность, которую сейчас
демонстрировал этот тип, она не могла забыть, каким мерзавцем он  был  в
детстве. Фэб отвернулась от кузена и низким,  чуть  хрипловатым  голосом
обратилась к собравшимся:
   - Очень мило с вашей  стороны  почтить  своим  присутствием  похороны
отца. Особенно если принять во внимание эту ужасную жару. Виктор, милый,
не мог бы ты подержать Пу?
   Она  протянула  пуделя  Виктору   Сабо,   сводившему   с   ума   всех
присутствующих на церемонии дам своей экзотической  красотой.  Да,  было
нечто неуловимо  располагающее  в  этом  великолепном  самце,  в  каждом
движении  которого  угадывался  звероподобный   атлет   с   расстегнутой
ширинкой, напряженно скалящийся с рекламы мужских джинсов.
   Виктор принял собачку.
   - Конечно, дорогуша, - с легким акцентом ответил он.
   - Радость моя, - промурлыкала Фэб не то Пу, не то Виктору.
   Лично  Виктор  счел,  что  Фэб  произнесла  эту  фразу   недостаточно
эмоционально, но он был венгр, а посему склонен к рефлексии;  он  послал
ей кислый  воздушный  поцелуй  и,  устроив  пуделя  поудобнее,  замер  в
эффектной позе. Яркий солнечный свет вышибал снопы искр из его аккуратно
расчесанного, унизанного серебряными шариками конского хвоста.
   Фэб протянула руку с тонкими пальцами подходившему  к  ней  сенатору.
Она проделала это с таким видом, словно плотный коренастый  мужчина  был
самым лакомым куском рождественского пирога.
   - О, милый сенатор, благодарю вас за то, что вы нашли время прийти. Я
знаю о вашей занятости, поэтому вы - просто душка.
   Пухлая седеющая дама - жена сенатора - бросила на Фэб  подозрительный
взгляд, но тут Фэб повернулась, чтобы поприветствовать и ее,  и  женщина
была мгновенно очарована искренней теплотой  ее  улыбки.  Фэб  Сомервиль
обычно мало церемонилась с представительницами своего пола,  поэтому  ее
улыбка сейчас выглядела весьма странно. Но с другой  стороны  -  вся  их
семейка довольно странная.
   Берт  Сомервиль  был  известен  тем,  что  женился  исключительно  на
танцовщицах из ночных клубов Лас-Вегаса. Первая из  них  -  мать  Фэб  -
умерла  много  лет  тому  назад,  пытаясь  разродиться  сыном,  которого
страстно  желал  Берт.  Его  третья  жена  -  мать  Молли  -  погибла  в
авиакатастрофе на пути в Аспен, где она намеревалась отпраздновать  свой
развод. И только вторая жена Берта все еще была жива, но она не  перешла
бы улицы, чтобы присутствовать на его похоронах, не говоря  уже  о  том,
чтобы прилететь из Рено.
   Тулли Арчер, почетный тренер-координатор "Чикагских звезд", отойдя от
Рида,  двинулся  к  Фэб.  Абсолютно  белые  волосы,  кустистые  брови  и
испещренный красными прожилками нос делали его  похожим  на  безбородого
Санта-Клауса.
   - Ужасное событие, мисс Сомервиль.  Ужасное.  -  Он  прочистил  горло
ритмичным "кха-кха". - Даже  не  верится,  что  мы  с  вами  никогда  не
встречались. Берт и я прошли плечом к плечу долгий путь, и мне его будет
очень недоставать. Не то чтобы мы всегда могли столковаться.  Случалось,
как говорится, всякое. Старина Берт бывал иногда чертовски  упрямым.  Но
несмотря ни на что, мы долгое время были рядом.
   Он все  еще  продолжал  трясти  ее  руку,  произнося  приличествующие
событию слова. Этот импозантный пожилой человек, выглядевший чуть ли  не
древним   стариком,   долгие   годы   со   знанием    дела    тренировал
профессиональную футбольную команду, и те, кто  видел  его  за  работой,
никогда не сказали бы, что он даром ест свой хлеб.
   Он любил поговорить, но в момент очередного покашливания Фэб перебила
его:
   - Очень мило с вашей стороны высказать  все  это,  мистер  Арчер.  Вы
просто конфетка.
   Тулли Арчер на своем веку получал всякие прозвища, но еще  никогда  в
жизни его не называли "конфеткой",  и  это  обращение  на  время  лишило
старика дара речи, чего Фэб, вероятно, и добивалась,  поскольку  тут  же
отвернулась от него, впрочем, лишь за тем, чтобы лицезреть  целый  отряд
чудищ  в  мужском  облике,  выстроившихся  в   шеренгу   для   выражения
персональных соболезнований.
   Они переминались  с  ноги  на  ногу  в  ботинках  размером  с  добрую
каботажную  посудину.  Тысячи  фунтов  "мяса  на  копытах"  с   бедрами,
подобными стенобитным орудиям. Их чудовищные шеи росли прямо из выпуклых
плеч. Руки их чуть шевелились наподобие абордажных крючьев, а их корявые
бугристые  торсы  выпирали  из  голубых  футболок.  Капли  пота   влажно
поблескивали на черепах всех цветов и  оттенков:  от  иссиня-черного  до
оранжево-белого. Эти рабы  футбольных  полей  явились  отдать  последние
почести человеку, который совсем недавно владел ими.
   Мощный узкоглазый битюг без шеи, выглядевший  как  записной  заводила
тюремных свар, выступил вперед. Он с трудом  удерживал  свой  взгляд  на
лице Фэб, с видимым усилием не давая ему скользнуть ниже.
   - Меня зовут Элвис  Креншоу,  я  -  центральный  защитник  "Чикагских
звезд"  Приношу  искренние  соболезнования  по  поводу  смерти   мистера
Сомервиля.
   Фэб  благосклонно  приняла  его  соболезнования.   Капитан   команды,
облегченно вздохнув, двинулся дальше, бросив косой  взгляд  на  Виктора.
Красавец венгр стоял сейчас в своей излюбленной  позе  а-ля  Рембо,  что
было совсем нелегко, ибо с руки его свисал маленький белый пудель, а  не
автомат  "узи".  И  все-таки  его  поза  неплохо  работала,  ибо  многие
присутствующие здесь женщины не могли оторвать от него  глаз.  Ах,  если
только ему удастся привлечь к себе внимание некоего неземного создания с
очаровательной попкой, можно считать, что день удался.
   К сожалению, неземное создание с очаровательной  попкой  не  отрывало
глаз от Фэб.
   - Миз Сомервиль. Я - Дэн Кэйлбоу, главный тренер "Звезд".
   -  Отлично,  хэлло,  мистер  Кэйлбоу!  -  В  голосе  Фэб   добавилось
хрипловатых нот, и Виктор, хотя и был венгром, отлично  понял,  что  это
значит.
   Фэб была лучшим другом Виктора, и в этот момент ему захотелось подать
ей какой-нибудь тайный знак, чтобы отвести неприятности. Она,  казалось,
не понимала, что играет с  огнем,  затевая  флирт  с  подошедшим  к  ней
человеком.
   Впрочем, Фэб могла и не знать ничего о Дэне Кэйлбоу, но Виктор был  в
курсе событий, происходящих на американских  футбольных  полях.  Кэйлбоу
считался одним из наиболее грозных и  взрывоопасных  игроков  НФЛ,  пока
пять лет назад не  перешел  на  тренерскую  работу.  Прошлой  осенью,  в
середине сезона,  Берт  неожиданно  для  всех  уволил  главного  тренера
"Звезд" и взял на его место этого типа.
   Кэйлбоу - огромный светловолосый  человек-лев  с  властными  манерами
никогда не сомневающегося в себе мужчины - был физически  более  развит,
чем большинство профессиональных игроков. Лицо его  с  большим  открытым
лбом чуть портил крупный  нос  с  небольшим  утолщением  на  переносице.
Нижняя губа главного тренера была полнее верхней, под ней белел, взбегая
на щеку, тонкий шрам. Мерцающие глаза цвета морской волны сверлили Фэб с
такой неистовостью, что, казалось, на ней вот-вот задымится кожа.
   - Я воистину сожалею о кончине Берта,  -  медленно  произнес  Кэйлбоу
(проведенное в Алабаме детство все еще сказывалось в его  речи).  -  Нам
действительно будет недоставать его.
   - Как мило с вашей стороны, мистер Кэйлбоу, высказать это.
   Едва заметная новая каденция добавилась в хрипловатые полутона голоса
Фэб, и  Виктор,  похолодев,  понял,  что  его  подружка  сейчас  искусно
использует сексуальный арсенал обольщения из репертуара  Кэтлин  Тернер.
Едва заметное дрожание руки Фэб сказало  Виктору,  что  она  неподдельно
взволнована. Фэб никогда не позволяла заметить свое волнение другим. Она
всегда блюла свою репутацию ослепительной и холодной секс-бомбы.
   Внимание Виктора вновь переключилось на главного тренера "Звезд".  Он
припомнил его прежнюю кличку. "Дэнни Айсберг"  называли  его  игроки  за
невероятное хладнокровие и неизменную жестокость игры. Да, этот тип  был
крепким орешком.
   - Берт по-настоящему любил эту игру, - продолжал  Кэйлбоу,  -  с  ним
приятно работалось.
   - Я уверена, что так оно и было. - Каждое слово, которое  произносила
Фэб, казалось непроизвольно вырвавшимся обещанием.
   Виктор понял, как взвинчена Фэб, когда, повернувшись, она протянула к
нему руки. Догадавшись, что Фэб хочет взять у  него  Пу,  чтобы,  скрыть
охватившее ее замешательство,  венгр  шагнул  вперед,  но  в  тот  самый
момент,  когда  Фэб  принимала  собаку,  раздался  резкий  выстрел.   На
территорию кладбища въехал ремонтный  грузовик,  и  звук  его  выхлопной
трубы страшно напугал пуделя.
   Собака  тявкнула  и  рванулась  из  рук  Фэб.  Она  понеслась  вокруг
молчаливой толпы с громким лаем; ее хвостик с кисточкой на конце  бешено
вращался, казалось,  вот-вот  он  оторвется  и  воспарит,  словно  шляпа
Одджоба.
   - Пу! - вскрикнула Фэб, ринувшись за  ней,  но  тут  маленькая  юркая
собачонка налетела на изящные металлические распорки садовой треноги,  в
которой красовались гладиолусы.
   Фэб и в лучшее время не отличалась сноровкой,  а  теперь,  стесненная
узкой юбкой, тем более не сумела предотвратить беду.  Массивная  тренога
покачнулась и опрокинулась на стоявший за ней  венок,  который,  в  свою
очередь, задел огромный  букет  георгинов.  Толпящиеся  поблизости  люди
отпрыгнули в сторону, стараясь уберечь свои траурные наряды от брызг,  и
тем  самым  увеличили  беспорядок.  Сработал   эффект   домино:   плотно
составленные корзины с цветами стали валиться  одна  на  другую,  и  так
продолжалось до тех пор, пока вся площадка вокруг гроба не  превратилась
в огромную свалку.
   Фэб сорвала  с  лица  солнцезащитные  очки.  Ее  широко  поставленные
янтарные глаза гневно расширились.
   - Стой, Пу! Стой, будь ты проклята! Виктор!
   Виктор тем временем уже летел  к  противоположной  стороне  площадки,
пытаясь перехватить обезумевшего пуделька, но в своей  поспешности  сшиб
несколько стульев, которые с грохотом въехали в шеренгу пышных  гирлянд,
вызвав отдельную цепную реакцию.
   Одна из томных дам с Гоулд-Бич, воображавшая себя любимицей маленьких
собачонок, ибо  сама  являлась  владелицей  мелкой  четвероногой  твари,
наклонилась к перепуганному насмерть животному, но Пу,  поджав  хвост  и
оскалив зубы, вызверилась  на  нее,  словно  собачий  Терминатор.  Пу  в
общем-то была собачкой не злой, но дама, к несчастью, надушилась  духами
"Вечность", запах которых Пу не  переносила  с  тех  пор,  как  один  из
приятелей Фэб чуть ли не выкупал ее в них, а  потом  зашвырнул  бедняжку
под стол.
   Фэб, чей разрез на юбке становился все более откровенным, сбила с ног
двух линейных защитников "Звезд".
   - Пу, стой! Сюда, Пу!
   Молли Сомервиль, шокированная спектаклем, который устроила ее сводная
сестра, отступила в толпу.
   Фэб на бегу увернулась от падающих стульев,  тяжелый  золотой  брелок
меж тем немилосердно колотил ее по той части тела,  которую  и  положено
прикрывать  фиговым  листком.  Фэб  попыталась  придержать  брелок,   но
проделала это так неловко, что, поскользнувшись на охапке мокрых  лилий,
очутилась на земле.
   Пу в тот же миг  забыла  об  отвратительно  пахнущей  светской  даме.
Истолковав  действия  Фэб  как  приглашение  поиграть,  она  исступленно
взвизгнула.
   Фэб безуспешно барахталась на спине, пытаясь подняться на  ноги,  чем
доставляла немалое удовольствие мэру  Чикаго  и  нескольким  игрокам  из
конкурирующей команды "Медведей". Пу бросилась к ней, но неожиданно  для
себя натолкнулась на  Виктора,  который  подскочил  к  собаке  с  другой
стороны. Пу  обожала  играть  с  Виктором,  и  ее  игривое  повизгивание
сделалось чувственно-возбужденным.
   Пу резко встряхнулась, но тут же громко залаяла, ощутив, что стоит  в
луже воды. Она никогда не любила гулять с мокрыми лапами,  и  тельце  ее
передернулось в брезгливой судороге. Обиженная собачка прыгнула на  один
из складных стульев. Когда он закачался под ней, она нервно взвизгнула и
прыгнула на соседний стул, а оттуда - на гладкую поверхность гроба.
   Толпа замерла.
   Белые розы, изображавшие звезду, веером разлетелись в разные стороны,
разноцветные ленты взметнулись к небесам.
   Фэб, которой все-таки удалось подняться на  ноги,  оцепенела.  Виктор
тихонько выругался по-венгерски.
   Пу, предельно чувствительная к окружающей обстановке, склонила голову
набок, как бы пытаясь понять, почему все смотрят на нее.  Чувствуя,  что
сотворила нечто нехорошее, она начала дрожать.
   Фэб перестала дышать.  Пу  вредно  волноваться.  Она  быстро  шагнула
вперед.
   - Нет. Фу! Нельзя, Пу!
   Но ее окрик запоздал. Дрожащая собачка уже приседала. С  извиняющимся
выражением на маленькой меховой мордочке она принялась обильно  поливать
крышку гроба Берта Сомервиля.

***

   Поместье Берта Сомервиля было построено в 1950 году на  десяти  акрах
земли в плодородном пригороде Чикаго - Хиндсдейле, расположенном в самом
центре графства Дю-Пейдж. В начале двадцатых  годов  хозяйство  графства
имело сельскохозяйственный  уклон,  но  со  временем  маленькие  городки
срослись между собой, образовав огромный спальный  район  для  служащего
люда, постоянных пассажиров  Северной  Бурлингтонской  железной  дороги,
которая ежедневно доставляла их в Луп, равно как и для касты  инженеров,
занятых  на  предприятиях  высо