в
деле.
   И прежде чем она успела ответить, он пришпорил коня.  Она  растерянно
смотрела, как Вандал перешел с легкой рыси на галоп.
   Для человека его размеров Кейн идеально держался в седле: свободно  и
прямо, словно прирос к спине коня... Кит поняла,  что  как  наездник  он
ничем ей не уступает. Еще одна заноза в сердце. Еще один пункт в  списке
обид.
   Она пригнулась к самой гриве Соблазна и прошептала:
   - Ну же, парень, давай покажем ему!
   И Соблазн показал. Показал все, на что способен. Сначала они  скакали
голова в голову с Вандалом, но, почувствовав, что Соблазн так  и  рвется
вперед, она дала ему волю. Свернув в сторону от поля, они  поскакали  по
открытому лугу. Конь летел как ветер, стелясь над землей, и для Кит  все
окружающее исчезло. Осталось только непередаваемое  ощущение  свободы  и
счастья. Великолепное животное словно срослось с всадницей.
   Впереди  она  заметила  низкую  живую  изгородь  и,  чуть  сжав  бока
Соблазна, направила его туда.
   Когда они подскакали ближе, Кит подалась вперед, продолжая стискивать
бока животного. Соблазн без малейшего  труда  взял  препятствие,  и  Кит
ощутила мощь и силу его мышц.
   Она неохотно натянула поводья и обернулась. Пока и этого  достаточно.
Если она станет подгонять коня, Кейн  обвинит  ее  в  безрассудстве.  Не
стоит давать ему предлог для отказа, иначе не видать ей Соблазна.
   Кейн ждал ее на лугу. Она остановила коня и вытерла  рукавом  пот  со
лба. Седло Кейна слегка скрипнуло.
   - Неплохо, совсем неплохо.
   Кит молчала в ожидании вердикта.
   - Ты и в Нью-Йорке такое вытворяла, когда ездила верхом?
   - Ну... я не назвала бы это ездой, - призналась  она.  Кейн  повернул
обратно.
   - Значит, завтра ты ходить не сможешь. Наверное, все себе отбила.
   И больше он ничего не хочет ей сказать?
   Она  с  минуту  смотрела  на  удалявшуюся  спину  Кейна,  прежде  чем
пришпорить Соблазна и догнать его.
   - Ну?
   - Что "ну"?
   - Ты позволишь мне взять эту лошадь?
   - Почему бы и нет? При условии, что ты не станешь портить ее  дамским
седлом.
   Кит расплылась в улыбке и подавила желание снова пуститься вскачь.
   Она снова обогнала Кейна и оказалась во дворе  гораздо  раньше.  Пока
Сэмюел держал коня под уздцы, она спрыгнула на  землю  и  сосредоточенно
нахмурилась.
   - Дай ему как следует остыть, - велела  она  помощнику  конюха.  -  И
покрой попоной. Я сегодня не жалела его.
   Кейн подъехал как раз вовремя, чтобы услышать приказ.
   - Сэмюел почти такой же хороший конюх, каким была когда-то ты, Кит, -
сообщил он, спешившись. - Правда, штаны идут ему куда меньше, чем тебе.

***

   Целых два с половиной  года  Софрония  неутомимо  наказывала  Магнуса
Оуэна за вмешательство в свою жизнь. За то, что посмел встать между  ней
и  Бэроном  Кейном.  И  теперь  дверь  задней  гостиной,   которой   она
пользовалась как своим кабинетом, с силой распахнулась.
   - Я слышал,  ты  хотела  меня  видеть,  -  произнес  Оуэн.  -  Что-то
случилось?
   Служба надсмотрщика в "Райзен глори" изменила его. Мускулы под мягкой
коричневой рубашкой и темными брюками налились и окрепли, и теперь в нем
ощущалась некая особенная,  приобретенная  тяжким  трудом  выносливость,
которой раньше не было. Лицо по-прежнему оставалось гладким и  красивым,
но сейчас, как всегда в присутствии Софронии, в уголках  глаз  появились
напряженные морщинки.
   - Ничего особенного, Магнус, - со снисходительным  видом  отмахнулась
Софрония. - Насколько мне известно, ты сегодня собрался в город,  а  мне
понадобились кое-какие припасы.
   Не поднимаясь  со  стула,  она  протянула  список,  заставив  Магнуса
подойти к ней.
   - Ты оторвала меня от работы только для того, чтобы сказать об  этом?
Я тебе не мальчик на побегушках! - прошипел Магнус, вырвав у нее список.
- Почему ты не послала Джима?
   - А  я  об  этом  и  не  подумала,  -  хмыкнула  Софрония,  испытывая
извращенную радость при мысли о том, что она так  легко  смогла  вывести
Магнуса из себя. - Кроме того, Джиму поручено вымыть окна.
   Магнус сжал кулаки.
   - Должно быть, мытье окон куда важнее, чем забота о хлопке, благодаря
которому эта плантация еще держится.
   - Ну и ну! Высокого же мнения ты о себе, Магнус Оуэн!  -  усмехнулась
Софрония, вставая. - Воображаешь, что плантация разорится только потому,
что надсмотрщик на несколько минут покинул поля?
   Крохотная жилка задергалась на лбу Магнуса. Шершавая от работы ладонь
уперлась в бедро.
   - Не очень-то нос задирай, женщина, тебе это не к лицу.  Смотреть  уж
больно неприятно. Кое-кому следует немножко укротить  тебя,  прежде  чем
попадешь в настоящую беду.
   - Кое-кому? Уж не тебе ли? - фыркнула  Софрония  и,  вскинув  голову,
выплыла в коридор.
   Магнус, обычно настолько спокойный,  что  разозлить  его  было  почти
невозможно,  сейчас  выбросил  руку  вперед  и,  как  клещами,  сжал  ее
запястье. Софрония охнула от неожиданности, когда он втащил ее обратно в
гостиную и захлопнул дверь.
   - Ну да, верно, - протянул он, вдруг обретя знакомый  мягкий  говорок
своего детства, - я и позабыл, что миз Софрония слишком хороша для  нас,
бедных ниггеров.
   Ее золотистые глаза гневно сверкнули, когда он притиснул ее к двери.
   - Отпусти! - взвизгнула она, толкнув его в грудь, но, хотя  они  были
одного роста, Магнус оказался куда сильнее. С таким же успехом она могла
пытаться сдвинуть тростинкой могучий дуб. - Отпусти меня!
   Напрасно. То ли он не расслышал панических ноток в ее голосе,  то  ли
до смерти устал от постоянных издевок - как бы там ни было, вместо  того
чтобы разжать руки,  он  лишь  усилил  хватку,  пригвоздив  ее  плечи  к
лакированным доскам. Раскаленное тело Магнуса обжигало даже сквозь юбки.
   - Значит, миз Софрония думает, что  если  изображать  из  себя  белую
леди, то, проснувшись в  одно  прекрасное  утро,  она  и  в  самом  деле
окажется белой. И тогда ей не придется никогда  больше  разговаривать  с
черномазыми... разве что надо будет отдавать приказы.
   Софрония повернула  голову  и  зажмурилась,  пытаясь  не  видеть  его
презрительной гримасы, но
   Магнус и не думал ее щадить. Голос стал мягче, но слова  ранили  хуже
острого ножа.
   - Будь миз Софрония в самом деле белой, ей не  пришлось  бы  обращать
внимание на чернокожего, жаждущего заключить ее в объятия, сделать своей
женщиной и иметь от нее детей. Зачем  ей  беспокоиться,  что  чернокожий
хочет всегда быть рядом, утешать,  когда  он  чувствует  себя  одинокой,
стариться рядом с  ней,  вместе  лежать  на  широкой  перине?  Нет,  миз
Софронии ни к чему было бы  думать  о  таких  пустяках.  Для  этого  она
слишком хороша! И слишком бела!
   - Замолчи! - выдохнула Софрония, зажимая руками уши, чтобы не слышать
жестоких  речей.  Магнус  отступил,  но  она  не  пошевелилась.   Словно
окаменела. Спина неестественно выпрямлена, ладони по-прежнему прижаты  к
ушам. По щекам струятся слезы.
   Магнус со сдавленным стоном притянул к себе неподатливое тело.
   - Ну-ну, девочка, - ворковал он, - все хорошо. Прости,  что  заставил
тебя плакать. Ни  за  что  на  свете  не  хотел  тебя  обидеть.  Ну  же,
успокойся, все будет хорошо.
   Постепенно, мало-помалу Софрония расслабилась и на мгновение обмякла.
Он такой теплый. Такой надежный. С ним хорошо и безопасно.
   Безопасно?
   Какая чушь!
   Она дернулась, как от укола, распрямила плечи и, несмотря на  то  что
слезы никак не высыхали, гордо вскинула голову.
   - У тебя нет права говорить со мной в таком тоне! Ты не знаешь  меня,
Магнус Оуэн! И не смеешь оскорблять!
   Но и Магнус не собирался отступать. У него тоже была своя гордость.
   - У меня есть глаза, и я вижу, как ты  расточаешь  льстивые  улыбочки
всякому белому, что посмотрит в твою  сторону.  Зато  черных  видеть  не
желаешь.
   - А что может дать мне негр? - свирепо прошипела она.  -  У  них  нет
власти. Моя мать, бабка и прабабка... их всех любили черные мужчины.  Но
когда белый ворвался в хижину среди ночи, ни один из этих так называемых
любовников не защитил своих  женщин.  Ни  один  не  бросился  на  помощь
собственным детям, которых продавали на  невольничьих  рынках.  Ни  один
пальцем не шевельнул, когда женщин, которых они  любили,  привязывали  к
столбам и пороли, пока спины не превращались в кровавую рану.  И  нечего
говорить мне о черных!
   Магнус снова шагнул к ней, но, видя, что она отвернулась,  подошел  к
окну.
   - Времена изменились, - мягко  напомнил  он.  -  Война  окончена.  Ты
больше не рабыня. Мы все свободны. Теперь все  по-другому.  Мы  получили
право голоса.
   - Дурак! Думаешь, только потому, что белые разрешили тебе голосовать,
ты стал им равным? Да это ничего не значит!
   - Еще  как  значит!  Теперь  ты  американская  гражданка  и  защищена
законами этой страны.
   - Защищена? -  пренебрежительно  выплюнула  Софрония.  -  Для  черной
женщины нет другой защиты, кроме той, что она найдет себе сама.
   - Продавая свое  тело  любому  белому  богачу,  который  захочет  его
купить? Это, по-твоему, правильно?!
   Софрония, круто развернувшись, набросилась на него:
   - Может, подскажешь, чем еще  торговать  негритянке?  Мужчины  веками
пользовались нами, не давая ничего взамен, кроме выводка детей, которыми
потом торговали плантаторы! Ну так  вот,  мне  нужно  больше,  и  я  это
получу. У меня будет свой дом, красивые платья и  сытная  еда.  И  самое
главное - меня никто больше не обидит!
   Магнус съежился, как от пощечины.
   - Не обидит, потому что продашь себя в неволю? Только что иного рода!
Именно так собираешься добиться безопасности?
   Но Софрония не отвела взгляда.
   - Если я сама выберу хозяина и оговорю условия, о какой неволе  может
идти речь? И сам знаешь, если бы не ты, я уже имела бы все это. Но  тебе
приспичило лезть не в свое дело!
   - Кейн не даст тебе того, что ты хочешь.
   - Ошибаешься! Он дал бы мне все, о чем бы я ни попросила,  да  только
ты все испортил!
   Магнус оперся о резную спинку диванчика, обитого розовым дамаском.
   - Во всем мире нет другого человека, которого бы я уважал больше.  Он
спас мне жизнь, и я готов сделать все ради него. Он честен и справедлив,
и это знают все, кто на него работает. Парни пойдут за  ним  в  огонь  и
воду. И ты, должно быть,  уже  поняла,  что  с  женщинами  он  настоящий
кремень. Пока еще ни одной не удавалось прибрать его к рукам.
   - Он хотел меня. Не ворвись ты к нам в ту ночь, он дал  бы  мне  все,
чего я хочу.
   Магнус стремительно подошел к ней и коснулся смуглого плеча. Софрония
инстинктивно отпрянула, хотя от его прикосновения, как ни странно, стало
легче.
   - А если бы и дал, что дальше? - спросил он. - Смогла  бы  ты  скрыть
дрожь, которая охватывает тебя, когда мужчина всего  лишь  сжимает  твои
пальцы? Даже если твой покровитель белый и богат, сумеешь ли ты  забыть,
что он еще и мужчина?!
   Он ударил в больное место.  Слишком  близко  подошел  к  разгадке  ее
ночных кошмаров.
   Софрония повернулась и, ничего не видя перед собой, побрела к  столу.
Только уверившись, что язык ей повинуется и голос не выдаст бушующего  в
душе смятения, она холодно заявила:
   - У меня много дел. Если не согласишься привезти мне припасы, я пошлю
Джима.
   Она не думала,  что  Магнус  ответит.  Прошло  несколько  бесконечных
минут, прежде чем он кивнул:
   - Я все сделаю.
   Взяв  список,  он  пошел  к  выходу.  Софрония  долго   смотрела   на
закрывшуюся дверь, охваченная безрассудным желанием броситься за ним. Но
разум  взял  верх.  Пусть  Магнус  Оуэн   получил   завидную   должность
надсмотрщика плантации, все равно он был и остался чернокожим и  никогда
не сможет дать ей безопасность и защиту.

Глава 10

   Кейн оказался прав. На следующее утро Кит с трудом  спустилась  вниз:
болели  все  мышцы,  ноги  едва  двигались.  Сегодня,  по  контрасту   с
вызывающим костюмом, который она носила накануне, на ней  было  скромное
платье из светло-сиреневого  муслина  и  тонкая  кружевная  белая  шаль.
Широкополая шляпка из итальянской соломки с лиловыми  лентами  завершала
наряд.
   Мисс Долли уже дожидалась ее у входной двери.
   - Какая  прелесть!  Сегодня  вы  хорошенькая,  как  картинка!  Только
застегните пуговку на перчатке, дорогая, и поправьте юбки.
   Кит с улыбкой сделала, как ей было сказано.
   - Вы и сами просто ослепительны.
   - Ах, дорогая, спасибо! Я пытаюсь выглядеть  как  подобает  леди,  но
теперь это не так просто, как раньше. Юность давно увяла. Зато взгляните
на себя! При виде вас у любого холостого джентльмена вылетят  из  головы
все молитвы! Будете сидеть в церкви, как  пасхальная  конфетка,  которая
так и просится в рот!
   - Совершенно верно. Пробуждает ненасытный голод с первого же взгляда,
- лениво протянул низкий голос.
   Кит, пытавшаяся  завязать  бант  под  подбородком,  от  неожиданности
выпустила из рук  ленты.  В  дверях  библиотеки  стоял  Кейн,  одетый  в
жемчужно-серый сюртук, жилет и  брюки  цвета  маренго.  Белизну  рубашки
подчеркивал  темно-красный  галстук  в  тонкую   полоску.   Кит   злобно
прищурилась. Что это он так вырядился?
   - Куда ты собрался?
   - В церковь, разумеется.
   - В церковь? По-моему, мы тебя не приглашали!
   Мисс Долли схватилась за горло.
   - Катарина Луиза Уэстон! Я потрясена! О чем только  ты  думаешь!  Так
грубо разговаривать с генералом! Я просила его сопровождать нас. Умоляю,
генерал, простите ее! Она вчера целый день провела  в  седле  и  сегодня
едва встала с постели. Каждый шаг дается ей  с  трудом,  поэтому  она  и
капризничает.
   - Понимаю и извиняю, - заверил Кейн, хотя веселые  искорки  в  глазах
противоречили сочувственному тону. Кит принялась перебирать ленты шляпы.
   - Я не капризничала, - буркнула она. Ей никак не  удавалось  завязать
бант, пальцы словно одеревенели. И все потому, что он за ней наблюдает.
   - Мисс Калхоун, не поможете Катарине?  Боюсь,  она  порвет  ленты,  -
съязвил Кейн.
   - Разумеется, генерал. Дорогая, поднимите подбородок.  Сейчас  я  все
сделаю.
   Кит была вынуждена  довериться  мисс  Долли,  пока  Кейн  с  усмешкой
выжидал. Наконец все было сделано,  и  они  торжественно  направились  к
коляске.
   Кит терпела, пока Кейн усадил мисс  Долли,  и  лишь  потом  процедила
сквозь зубы:
   - Бьюсь об заклад, ты впервые переступишь порог этой  церкви,  с  тех
пор как явился сюда. Почему бы тебе не посидеть дома?
   - Ни за что.  Я  не  пропустил  бы  твоего  воссоединения  с  добрыми
гражданами Радерфорда даже за все сокровища мира.

***

   "Отче наш, иже еси на небесех..." Сверкающие пятна солнечного  света,
струившегося  через  цветные  витражи,  ложились  на  склоненные  головы
прихожан. В Радерфорде до сих пор толковали  о  чуде,  которое  совершил
Господь, не дав этим витражам попасть в лапы отродья  сатаны  -  Уильяма
Текумсе Шермана.
   Кит чувствовала себя неловко в своем модном  наряде  среди  выцветших
платьев и довоенных шляпок остальных женщин. Ей хотелось показать себя в
лучшем свете, но она совсем забыла, какая бедность царит вокруг.  Больше
Кит не повторит этой ошибки.
   Она вдруг подумала о своей настоящей церкви, убогой,  сколоченной  из
досок постройке недалеко от "Райзен глори", служившей духовным домом для
рабов  со  всех  плантаций  в  округе.  Гаррет  и  Розмари  не  пожелали
еженедельно ездить в радерфордскую церковь, где молились белые,  поэтому
Софрония по воскресеньям брала Кит с собой. И хотя в то время  сама  она
была еще совсем девочкой, все же старалась, чтобы и  Кит  слышала  слово
Божье.
   Кит любила ту церковь и теперь невольно сравнивала степенную, строгую
службу с жизнерадостным поклонением Господу своего детства. Теперь в  ту
церковь ходят Софрония, Магнус и остальные работники.
   Встреча Кит и Магнуса была не слишком горячей. Хотя он,  похоже,  был
рад ее видеть,  прежняя  непринужденность  исчезла.  Теперь  между  ними
пролегла невидимая граница. Она взрослая женщина, и к тому же  белая,  а
он всего лишь негр.
   Перед ее носом выписывала ленивые восьмерки назойливая  муха,  и  Кит
украдкой взглянула  на  Кейна.  Но  все  его  внимание,  казалось,  было
обращено на кафедру.  Лицо,  как  всегда,  вежливо-непроницаемое.  Какое
счастье, что мисс Долли сидит между ними, иначе утро было бы испорчено.
   Но  неподалеку  сидел  человек,  чье  внимание  не  настолько  сильно
привлекала проповедь. Кит ослепительно улыбнулась  Брэндону  Парселлу  и
слегка наклонила голову, так, что поля шляпки скрыли  лицо.  Прежде  чем
она покинет церковь, нужно сделать  так,  чтобы  Брэндон  улучил  минуту
поговорить с ней. У нее только один месяц, нельзя тратить ни дня.
   Служба закончилась, и прихожане мгновенно обступили Кит. Они слышали,
что пансион превратил ее из сорванца в молодую леди,  и  своими  глазами
желали убедиться в метаморфозе.
   - Ах, Кит Уэстон, только взгляните...
   - Настоящая дама, ни дать ни взять...
   - Господи, да собственный па тебя бы не узнал!..
   К сожалению, перед всеми добрыми христианами встала нелегкая дилемма:
приветствуя Кит,  они  не  могли  не  здороваться  с  ее  опекуном-янки,
человеком, которого до этого старательно избегали.
   Кто-то из собравшихся сухо кивнул Кейну.  За  ним  второй,  третий...
Один спросил, как идут дела на плантации. Делла Диббз поблагодарила  его
за пожертвование на Библейское  общество.  Клемент  Джейке  осведомился,
скоро ли, по его мнению, пойдут дожди. Беседа была сдержанной, но  смысл
был достаточно ясен: давно пора разрушить  барьеры,  воздвигнутые  между
здешним обществом и Бэроном Кейном.
   Кит знала, что позже все  станут  уверять,  будто  заговорили  с  ним
исключительно  ради  нее.  Однако  сама   она   подозревала,   что   они
обрадовались предлогу ввести его в свой круг - хотя бы потому,  что  это
даст им новые темы для бесед. Никому и в голову не приходило,  что  Кейн
вовсе не желает оказаться в их кругу.

***

   Стоявшая  поодаль  женщина,  словно  окруженная   аурой   изысканного
изящества,  неуловимо  выделявшего  ее  среди  остальных,  наблюдала  за
происходящим с легкой улыбкой. Так вот он, пресловутый Бэрон Кейн!
   Она и сама была здесь чужачкой и жила в  большом  кирпичном  особняке
Радерфорда всего три месяца, но уже успела услышать  о  новом  владельце
"Райзен глори". Однако все слухи и сплетни  не  отдавали  ему  должного.
Настоящий сюрприз, притом весьма приятный.
   Ее взгляд скользнул по широким плечам,  мускулистому  торсу  и  узким
бедрам. Ничего не скажешь, великолепен!
   Вероника Гэмбл, южанка по рождению,  была  далека,  однако,  от  идей
Конфедерации. Уроженка Чарлстона, она в восемнадцать лет вышла замуж  за
художника-портретиста Френсиса Гэмбла, и следующие четырнадцать лет  они
попеременно жили в Париже, Флоренции  и  Вене,  где  Френсис  запрашивал
огромные суммы за приукрашенные изображения жен и детей аристократов.
   Прошлой зимой муж умер, оставив Веронику если не богатой, то  неплохо
обеспеченной. Повинуясь неведомому капризу, она решила вернуться в Южную
Каролину, где муж унаследовал от родителей большой особняк. Это даст  ей
время поразмыслить о жизни и решить, что делать дальше.
   В  свои  тридцать  она   была   по-прежнему   ослепительно   красива.
Темно-рыжие  волосы,  зачесанные  назад,  падали  на  спину   блестящими
локонами. Яркий цвет волос еще больше  подчеркивал  зеленоватый  оттенок
косо посаженных  глаз.  Чересчур  полную  нижнюю  губку  кто-то  мог  бы
посчитать     отталкивающей,     но     Веронике      она      придавала
соблазнительно-чувственный вид. И хотя нос у  нее  был  чуть  длинноват,
окружающие считали Веронику несравненной красавицей. Ни один мужчина  не
замечал ее недостатков. Кроме того, она была умна, остроумна и  обладала
интригующим качеством наблюдать за  окружающими  снисходительно,  словно
забавляясь, в ожидании очередного сюрприза, который преподнесет жизнь.
   Снова улыбнувшись, Вероника направилась  к  в