лся. А назавтра увидишь при свете - исплюешься...
   - Нет, - мотнул головой Гребешок, которому показалось, что зря  он  начал
расписываться в усталости. И, обняв покрепче гибкую и трепетную Ксюшу, опять
припал к губам. Теперь намного сильнее и жаднее. Ласково провел руками по ее
плечам, спине, талии...
   - Нет, - сама  себе  запретила  Ксюша  и  нехотя,  но  все  же  отпихнула
Гребешка, - не надо... Играешь  ты  со  мной,  а  я  могу  всерьез  принять.
Понимаю, что врешь, а очень хочу обмануться. Пусти!
   Она опять вырвалась -  Гребешок,  правда,  не  больно  и  удерживал  -  и
побежала к своему дому. Хлопнула калитка, но топота по  деревянному  настилу
Михаил не услышал. Остановилась.
   Гребешок подошел к  калитке,  Ксюша  обернулась,  белки  на  темном  лице
сверкнули при лунном свете. Тяжело дышала, сдавленно, видно,  внутри  что-то
бурлило и кипело.
   - Не входи, а? - пролепетала она. - Пожалей... Дурею я.
   - Я тоже, - сознался Гребешок. - Наверно, раз в году и сдуреть полезно.
   - Сам же завтра будешь психовать. Прыщ  увидишь,  подумаешь,  будто  СПИД
поймал.
   - СПИД не дым, глаза не выест. - Беспечно произнеся эту  фразу.  Гребешок
вошел в калитку, и Ксюша порывисто обхватила его.
   - Ну, ты сам выпросил... Не жалей потом!
   - Не пожалею...
   Ксюша молча потянула его за собой, в дом...
   Агафон с Элькой подходили к деревне со стороны дороги. Затяжную  паузу  в
разговоре, которая началась после того, как они повернули  обратно,  нарушил
Агафон:
   - Надо все-таки подумать, как выкручиваться. Я ведь не шутил насчет того,
что сюда придут.
   - Давай будем как-нибудь порознь думать. У тебя своя  голова,  у  меня  -
своя.
   - Между прочим, среди тех, кто придет, могут быть и друзья Ростика.  Они,
знаешь ли, такие шутки плохо понимают.
   - Пусть приходят, если не лень. Мне все по фигу.
   - Я тебе уже говорил, что они не  одну  тебя  потрошить  будут.  Девчонок
пожалей и Олега.
   Элька остановилась.
   - А может, мне вообще никого не жалко? - сказала она с настоящей яростью.
- Ни их, ни тебя, ни себя?! Меня  когда  кто  жалел?!  Почему  я  должна,  а
остальные не должны?!
   - Мне, например, сейчас тебя жалко, - тихо заметил Агафон.
   - Ах, ты, оказывается, из жалости хочешь  ключики  прибрать?!  -  ядовито
ухмыльнулась Элька. -  Как  благородный  рыцарь,  избавить  даму  от  лишних
хлопот? Классно!
   - Да нет, - Агафон произнес почти ледяным тоном, - как раз сейчас  мне  с
ребятами проще было бы не соваться. Нам, между прочим, надо было мирно ехать
в Москву и отдыхать на даче. Никто нам ничего не сказал бы, если бы мы  сюда
не заехали. И в твои разборки с "лавровкой" мы не по своей воле встряли. Это
Штырь, чудила, полез  в  бутылку.  Мы  ведь  пустые  были.  Конечно,  „-мое,
позавчера мы их немножко поставили на место, когда  они  на  базу  заявились
деньги с нас соскребать. Но войнушки мы с ними не имели, даже по  мордам  не
били. Просто на словах объяснили, что с нами надо вежливо. А  Штырь,  видишь
ли, обрадовался, что мы, как лохи, с голой задницей приехали. Еще  раз  тебе
спасибо, что помогла.
   - Не за что. Я за себя выступала. Как и в  случае  с  Ростиком.  Это  мое
дело, и не фига вам в него соваться.
   - Вот тут ты не права, девушка.  Нам  четверым  поручили  его  водить  по
городу. Самим не трогать и другим не позволять. Он от нас удрал. Точнее,  мы
его потеряли из виду. А потом выяснилось, что ты  его  разделала  как  тушу.
Весело? Я знаю, он с друганами как-то раз тебя невежливо поимел, но  ты  нас
подставила.
   - Извини, не знала. У меня свои  проблемы  были.  Я  увидела,  как  он  с
Лариской и Лидкой идет мне навстречу,  а  эти  дуры  хихикают  -  глазам  не
поверила. Думала, обозналась...
   - А я бы не узнал человека, которого один раз видел несколько лет  назад,
к тому же всего несколько минут.
   - Это потому, что не тебя насиловали. Если бы так обошлись, как со  мной,
на всю жизнь бы запомнил!
   Они уже миновали дом Евдокии Сергеевны и подходили к дому Ксюши  Щаповой.
Из первого доносился громкий храп Лузы с подголосками,  а  из  второго  едва
слышно долетали совсем иные звуки, более невнятные и трудноразличимые.
   - Все, спокойной ночи! - сказала Эля. - Топай к себе, отдыхай.
   - Как скажешь, - ответил Агафон, - приятных снов!
   Эля поднялась в дом, а Агафон, позевывая - он и впрямь чуял усталость,  -
двинулся туда, где храпели.
   Сняв на крыльце кроссовки, Агафон, пригнувшись, вошел в  низенькую  дверь
на "мост", а затем, стараясь не  скрипеть  половицами,  прошел  в  "двойни".
Миновал печку, где посапывала бабуля,  зашел  в  горницу.  На  двух  тюфяках
храпели, а два пустовали. Это означало, что Гребешок еще не вернулся. Агафон
занял свой тюфяк и почти сразу же заснул.
   А Луза проснулся и решил выйти на крылечко покурить. Прихватил ветровку -
сидеть на крыльце в одних трусах было не  очень  уютно.  Ветровка  оказалась
тяжеленькой: во внутреннем кармане лежал  "Макаров",  доставшийся  Лузе  при
дележе трофейного оружия. Луза уселся на пол, подложил под зад  скатанный  в
рулон половичок, достал сигареты с  зажигалкой  и  собрался  прикурить,  как
вдруг услышал странный звук, долетевший снаружи.
   Луза вообще-то особо не испугался, но решил  полюбопытствовать,  что  там
такое.  Он  поднялся  и  поглядел  на   огород   через   застекленную   раму
крыльца-терраски.
   Разглядеть ничего он не сумел. Луна положила длинную тень от дома на  всю
территорию огорода, да и вообще свет узкого серпика был неяркий.  Где-то  на
востоке, за лесом, небо уже помаленьку светлело, но эта светлая полоска была
еще узкой и неяркой. Лузе показалось, будто у забора, в  зарослях  малины  и
крапивы, - темное пятно. Несколько минут Луза всматривался в  него,  пытаясь
понять, что это такое, но потом решил, что ему  померещилось,  и  уже  хотел
было наконец-то закурить.
   Однако таинственный шорох послышался вновь. В принципе так могла  шуршать
и кошка, охотящаяся за каким-нибудь  грызуном.  Но  Луза  все-таки  еще  раз
поглядел в огород.
   Темное пятно у забора исчезло. Конечно, оно могло просто привидеться. Еще
несколько секунд Луза именно в этом был убежден. Но  теперь,  когда  сравнил
то, что видел в первый раз, с тем, что увидел сейчас, всерьез усомнился.
   Лузе стало не по себе. Курить Лузе расхотелось. Не такой уж он был тупой,
как о нем думали некоторые товарищи. Сразу  сообразил,  что  ежели  там,  во
дворе, действительно бегает или ползает  кто-то  двуногий,  то  очень  четко
увидит сквозь стекла терраски отсвет от сигаретного огонька. Правда, кто мог
забраться в такую глушь?
   Фантазии у Лузы  хватало  только  на  то,  чтобы  предположить  появление
чертей, инопланетян, ментов и "лавровцев". Самым  вероятным,  конечно,  было
появление последних. Не  очень  Лузе  верилось,  чтоб  Лавровку  перехватали
полностью. Даже при  очень  шумной  и  широкомасштабной  операции,  когда  в
прошлом году убили самого Курбаши с несколькими телохранителями  и  прибрали
человек шесть из его команды, сама система осталась  и  продолжала  работать
под командой Степы и Фрола. А  потому  Луза  не  очень  одобрял  великодушие
Агафона, который отпустил живым Штыря. Дело было даже не в том,  что  именно
Штырь разбил Лузе морду, а потому у него к нему было сильное  предубеждение.
Просто раненый и побитый Штырь должен был проникнуться к "Куропатке"  самыми
недобрыми чувствами и явно возмечтать об отмщении. Лучше бы  Штыря  оставили
там же, где и остальных. А еще лучше, если бы собрали всех пятерых жмуров  в
"шестерку", облили бензинчиком  и  запалили.  Насчет  вреда  для  окружающей
среды, который нанес бы лесной пожар.  Луза  не  очень  переживал.  Но  зато
разобраться в ситуации ментам и  пожарникам  было  бы  куда  сложнее.  Жаль,
конечно, что хорошая мысля приходит опосля. Так что  теперь  наезд  Штыря  с
бригадой лавровцев казался Лузе вполне  реальным.  Правда,  как  именно  они
могли найти местопребывание "куропаточников" в течение менее чем  полусуток,
у Лузы версий не было.
   Насчет появления ментов Луза волновался меньше, но тоже не исключал такой
возможности. Стрельба в  лесу  могла  кого-нибудь  взволновать,  глядишь,  и
настучали в Мухановский райотдел. Конечно, лес большой, места в нем до фига,
найти машину и трупы по звукам  выстрелов,  которые  кто-то  где-то  слышал,
удастся не  сразу.  Но  если  менты,  допустим,  случайно  заловят  Штыря  с
простреленной рукой, то он запросто может рассказать, как на них, честных  и
мирных жителей облцентра,  приехавших  в  лес  за  грибами,  наскочили  злые
гнусные бандиты, перестреляли всех, кроме Штыря, сняли  с  "шестерки"  новые
шины, общей стоимостью в  шесть  миллионов  рублей,  и  скрылись  на  машине
"ВАЗ-2109" красного цвета, номер такой-то. В принципе менты могли Штырю и не
поверить, особенно в той части, что касалась  причин  налета,  но  "девятку"
наверняка принялись бы искать. И если, допустим, в двух-трех местах  нашлись
люди, которые "девятку" видели, то ее примерный маршрут  запросто  могли  бы
вычислить. Не так уж много по здешним  селам  красных  "девяток",  чтобы  не
отследить, куда  кто  ездил.  А  в  Воронцове  красную  "девятку"  видели  у
магазина, они ведь довольно долго закупались. И та  же  Женечка,  с  которой
здоровкался Гребешок, запросто, безо всяких задних мыслей, их заложит. "Миша
к бабушке приехал!"
   Однако, как это ни странно, реальных противников - Лавровку  и  ментов  -
Луза боялся меньше, чем фантастических, то есть чертей и инопланетян.  Когда
Луза еще учился в школе и был пионером, ему объясняли, что чертей не  бывает
вовсе, а инопланетяне ежели и есть,  то  уже  давно  построили  коммунизм  и
потому они очень добрые и приятные люди  вроде  девочки  Алисы,  "Гостьи  из
будущего". Однако позже, когда Луза стал смотреть в кино,  по  телику  и  по
видаку импортные фильмы насчет пришельцев, жаждущих укантовать  землян,  про
вампиров, чертей и привидений, читать в  газетах  про  всякие  потусторонние
кошмары, в его башке произошел сдвиг. Но самое главное, когда  с  телеэкрана
совсем умные  и  даже  когда-то  партийные  дяди  начали  вещать  о  Боге  и
утверждать, что атеизм - это бяка, Луза, не очень поверив в Господа, в черта
поверил однозначно.
   Поэтому, если бы сейчас к дому неслышно  подбирался  милицейский  спецназ
или та же "лавровка", Луза знал, что  делать.  Но  нечто  примерещившееся  в
огороде было не очень похоже ни на тех, ни на других. Милиция,  само  собой,
окружив дом, должна была культурно предложить сдаться.  Ей  долго  прятаться
незачем, главное, чтобы бандиты не успели сбежать. "Лавровка" тоже, если  уж
приползла, то должна была налетать по-быстрому, чтобы не дать  очухаться.  А
тут какие-то тени, призраки и прочее.
   Луза поежился. Он вспомнил весну этого  года,  когда  в  Лутохине  Ромины
охранники постреляли друг друга. И вообще все, что там  произошло,  отдавало
чертовщиной, хотя живых свидетелей почти не осталось, лишь  двое  или  трое,
обожженных, контуженых и наполовину свихнувшихся.
   Вдруг и здесь что-нибудь этакое? Ведь говорил же кто-то, что те  "чужие",
которых  привел  в  "Куропатку"  Фрол,  были  не  то  экстрасенсами,  не  то
телепатами, не то еще хрен знает кем. И  что  они  всем  заполоскали  мозги,
отчего всем виделось не то, что было на самом деле. Фрол вообще был не Фрол,
а привидение.
   То, над чем в  "Куропатке"  среди  большой  толпы  приятелей  можно  было
пошутить, здесь, в деревушке, посреди глухого леса, где  даже  электричество
так и не удосужились провести, что-то не шутилось. А вдруг сейчас вылезут из
темноты такие хлопцы, как в видеофильмах "Восставшие из ада"? Все в  черном,
с жуткими мордами, с иголками в лысых черепах... Или какие-то  осьминоги  со
щупальцами, которые вгрызаются в тело и там прячутся, как в  другом  фильме,
который Луза тоже глядел, но позабыл название, потому что был поддатый?
   В них, пожалуй,  из  "Макарова"  палить  без  толку.  Ежели  инопланетяне
вылезут, так у них защитное поле, от которого все отскакивает, а если черти,
так их все равно не убьешь...
   Лузу начала бить дрожь. Он достал пистолет, снял с предохранителя. Оружие
в руках все-таки успокаивало. Но ни высунуться на улицу, ни встать и пойти в
дом духу не хватало. Дыхнуть и то боялся...
   Минуты три-четыре просидел, пока вновь не услышал шорох.
   Уже совсем  близко.  Где-то  в  полуметре  от  себя,  за  тонкой  стенкой
крыльца-терраски, собранной из доски-двадцатки.
   Луза затаил дыхание,  напряг  слух  так,  что,  казалось,  ультразвуковые
колебания собрался ловить. Да, кто-то там точно был! Невидимый, может  быть,
но чуть-чуть слышимый. Потому что изредка касался не то плечом, не то спиной
шероховатой стенки терраски, цеплялся за нее ворсинками одежды и  производил
легкий шорох. И еще он тихо дышал. Вот гадский гад, выслушивал Лузу, пытался
запеленговать, где тот сидит.
   Теперь Лузе стало казаться, будто сердце у него слишком уж громко бухает.
Эдак тот точно выцелит и как даст каким-нибудь лазером. Впрочем, пулей  тоже
мало не покажется. И тут Луза подумал: где наша не пропадала? Чем сидеть  да
ждать, лучше самому чухнуть! И, повернув ствол пистолета, даванул на спуск!
   Ба-бах! - выстрел не хлопнул, а прямо-таки грохнул, как гром среди ясного
неба. Эхо ударилось о деревья недальнего леса, вернулось  назад,  раскатисто
пронеслось  по  деревне,  загомонили  на  разные  голоса  собаки,  в   домах
зашебаршились люди. Послышался чей-то нервный стариковский голос:
   - Кто стрелял? Чего случилось?
   На улицу, правда, никто особо не спешил, но через  улицу  какая-то  бабка
уже кричала:
   - Дуся-а! Ты жива-а?
   В этом гвалте Лузе послышался мягкий топот нескольких пар ног, донесшийся
вроде бы с огорода.
   Из горницы с топотом и грохотом вылетели на терраску  Агафон  и  Налим  с
пистолетами, а следом - баба Дуся в халате и с ухватом.
   - Ты стрелял? - прорычал Агафон на ошалелого Лузу, который явно не ожидал
такого шухера от одного-единственного выстрела.
   Вопрос был, конечно, в большей степени риторический. Его Агафон мог бы  и
не задавать, учуяв на терраске свежий запах  пороха,  да  и  дырку  в  стене
терраски пуля прошибла довольно заметную.
   - Я... - растерянно пролепетал верзила. - Там был кто-то... Во дворе.
   - Ты точно видел или просто так шандарахнул?
   - Видел. Чего-то темное было...
   - Чего "темное"?
   - Не знаю... Шуршало, потом исчезло. Потом  опять  шуршало...  Тут  из-за
спин Налима и Агафона высунулась бабка и испуганно забормотала:
   - А Мишенька? А Мишенька где?!
   ...Мишенька был жив и здоров. И чувствовал себя очень даже неплохо.
   Ксюша привела его на "вышку", в небольшую  комнатку  на  чердаке,  что-то
типа мансарды, с  небольшим  квадратным  окошечком,  с  паутиной  по  углам,
некогда крашенным, но облупившимся полом и вылинявшими  обоями  на  неровных
дощатых стенах. У правой стены лежал матрас с серой подушкой без наволочки и
здоровенный овчинный тулуп. Гребешок в таком когда-то нес караульную службу.
Еще стояла табуретка, а на табуретке - толстая белая стеариновая  свечка  на
кованом подсвечнике.
   - Вот... Тут... - прошептала Ксюша, явно балдея от того, что должно  было
произойти.
   - Зажжем свечку? - предложил Гребешок тоже шепотом. - Для пущего кайфа?
   - Не надо... - смутилась Ксюша. -  Еще  пожар  наделаем...  Но  Гребешок,
конечно,  не  послушался  и  сделал  по-своему.  То  есть  зажег  свечку  от
зажигалки. Комнатка озарилась красноватым, дрожащим и колеблющимся светом.
   - А мордашка-то у тебя симпатичная! - почти искренне удивился Гребешок. -
И даже очень...
   Он притянул к себе Ксюшу и нежно чмокнул в щечку. Потом в другую. Затем в
приплюснутый негритянский носик. Наконец, в выпуклые  темные  губки.  Ксюша,
когда Гребешок оторвался от нее, пробормотала:
   - Все... Падаю, лови... - и обмякла, расслабленно  повиснув  на  руках  у
Гребешка.
   Упасть и расшибиться Гребешок ей не дал. Он поддержал ее и мягко  опустил
на матрас, после  чего  принялся  расстегивать  всякие  там  пуговки,  чтобы
освободить свою даму от мешающей им обоим одежды. При этом  Гребешок  сильно
торопился, путался, но рвать Ксюшину одежду не решался. Это в фильмах  такая
страсть поощряется, а в натуре тряпки денег стоят.
   Когда на свет Божий появились Ксюшины  грудки,  блестящие  и  коричневые,
словно глазированный шоколад, Гребешок и вовсе испытал душевный трепет.
   - Ух ты-ы... - пробормотал он и, высунув  язык,  осторожно  пощекотал  им
сперва один сосочек, а потом другой.
   - Ых-х... - жарко и жадно выстонала Ксюша, потирая Гребешка  коленкой  по
самому главному прибору.
   Гребешок запустил ладони под лопатки партнерши, накатился на нее, упругую
и горячую, ощутил, как нежная ладошка  хватается  за  крепенькую  женилку  и
ловко впихивает ее в ласковую, уютную норку.
   - Нормально! - прошептала Ксюша в диком восторге. У Гребешка тоже не было
оснований сомневаться в том, что все идет штатно. Прильнув щетинистой  щекой
к чернокожей щечке Ксюшки, он уткнулся в подушку и пружинисто  раскачивался,
постепенно  наращивая  темп.  Впрочем,  через  какое-то  время   ему   очень
захотелось поглядеть себе за  спину.  Не  то  чтобы  его  сильно  беспокоила
возможность  нападения  с  тылу.  Просто  заинтересовался,  как   его   тело
сочетается  с  Ксюшкиным  по  цвету.  Незагорелая  задница  Гребешка   между
темно-коричневых ляжек Ксюшки выглядела  немного  необычно,  словно  снежная
шапка на Ключевском вулкане. От такого  сравнения  -  Гребешок  этот  вулкан
видел только по телику - Мишке стало смешно и весело, его быстро  разогрело,
и он принужден был быстренько  спрыгнуть  с  Ксюши,  чтобы  не  устроить  ей
невзначай неприятностей.
   - Мог бы и так, - сказала немного разочарованная афророссиянка.  Она  еще
хотела добавить еще чего-то, но тут как раз и прогремел выстрел Лузы.
   Гребешок встрепенулся от этого выстрела. Грохнуло явно совсем недалеко. И
стреляли где-то с той стороны, где располагался бабкин дом.
   - Ой, - пискнула Ксюшка, - это кто там бабахает?
   На этот дурацкий, хотя и вполне  резонный  вопрос  Гребешок  отвечать  не
собирался. Он лично никакого салюта не заказывал, как, впрочем, и ментов  не
вызывал, и даже простых налетчиков. Но самое  неприятное  -  Гребешок  опять
оказался безоружным в тот момент, когда вот-вот налетит супостат. Да  еще  и
без штанов. Поэтому, уже не  думая  ни  о  Ксюшке,  ни  о  любовных  утехах,
экс-мент торопливо принялся приводить в порядок одежду.
   Правда, второго выстрела не послышалось. В деревне поднялся  шум  и  гам,
топот и собачий лай. Не очень все было ясно, однако о том, чтобы  продолжать
развлекаться, уже и речи не было. Гребешок оделся куда быстрее, чем бывало в
армии.
   - Миша, не уходи! - попросила Ксюшка. - Мне страшно будет.
   Гребешок посмотрел на нее с некоторой жалостью.
   - Да я сейчас приду, чего там... - произнес  он  успокаивающе.  -  Просто
выгляну, пробегусь до бабушки. Пять минут - и обратно.
   - А вдруг еще стрельнут?
   - Но надо разобраться, что за выстрел. Может, случайно чего бабахнуло.
   - Тем более нечего ходить. Без тебя разберутся. А если там что-то  такое,
то без оружия ты не помощник.
   В это время снизу, с "моста" (здесь такой же  был,  как  в  доме  у  бабы
Дуси), долетели звуки негромкой возни и послышалось нечто вроде  сдавленного
крика или мычания.
   - Это Элька, - взволнованно пробормотала Ксюша. - Что-то случилось...
   Гребешок пошарил глазами по  комнатушке,  увидел  пустую  бутылку  из-под
портвейна, схватил ее за горлышко и  выскочил  на  темную  лестницу.  Внизу,
ближе к выходу на крыльцо, копошилось несколько  человек.  Понять,  что  там
происходит, было очень трудно, потому что свет, шедший от свечки,  зажженной
Гребешком на "вышке", в эту часть "моста" не доходил. Ясно было только,  что
трое или четверо возятся на полу, сопя и награждая друг друга тумак