Значит,
я - Иван Михалыч Чебаков, а это жена моя - Валентина Паллна. Будем знакомы!
   - Николай, - я осторожно пожал  Чебакову  заскорузлую  от  мозолей  лапу.
Лосенок тоже скромненько поручкался.
   - Ладно, чего стоять, - распорядился Иван Михалыч,  -  давай,  Валентина,
накрывай. И зови Зинку с Ленкой, одна не корячься.
   - Давайте поможем! - деловито предложил Лосенок. - Чего надо делать?
   - Сиди! - строго заметил Чебаков. - Три бабы в доме,  не  справятся,  что
ли? А мы тут посидим  на  скамеечке,  покурим.  Чемоданы  только  в  комнату
занесите. Игорь покажет, куда...
   Когда мы вернулись, Чебаков-старший повел нас в тенистый угол  сада,  где
на врытых в землю обрубках бревен были устроены скамейки и столик. За  таким
хорошо стучать в домино или пить пиво.
   У забора, в недрах малинового куста, Чебаков разыскал ведро с водой,  где
обнаружилось четыре бутылки "Жигулевского".
   - Глаз - алмаз! - похвалился он. - Как знал -  четыре  положил.  -  После
этого Михалыч сходил к сараю, где у него на веревках  сушились  подлещики  и
плотвички. Взяв каждому по паре штук, Чебаков  зацепил  рубчатую  пробку  на
край стола, прихлопнул ладонью и так открыл бутылку.
   - Нормально, - похвалил  он,  хлебнув  из  горлышка.  -  Не  остыло.  Ну,
давайте? рассказывайте. Как там, в армии было, не туго?
   Игорь начал рассказывать, мы  с  Лосенком  помалкивали,  посасывая  пиво.
Наверно, и я бы тоже рассказывал, если бы у меня были родители. И если б сам
я был нормальным, обычным дембелем. Даже привирал бы, например,  для  понта,
как это  делал  Игорь.  Конечно,  и  мне  бы  хотелось  показаться  покруче,
половчее, чтобы отец не знал о том, что и мне  иногда  доводилось  тосковать
под славными алыми знаменами...
   Россказни Игоря перебила звонкая фраза:
   - Все готово, идите кушать, мама зовет!
   - Ленка, - представил Игорь, - сеструха. Их  таких  двое,  они  близнецы.
Вторая - Зинка, у нее родинка на шее.
   -  Ты  бы,  папа,  их  хоть  умыться  сводил,  -  поджав  губки,  сказала
длинноногая, в коротком платье, белобрысая девица, похожая на Игоря, - а  то
от них портянками пахнет...
   - Ладно тебе, - проворчал Михалыч, - вечером баню натоплю. А сейчас и так
сойдет, в умывальнике вода есть, морды сполоснут, и хватит.
   - А у вас баня своя? - спросил Лосенок. - Здорово!
   - Потом все покажу. Вы на девку не обижайтесь, они у меня обе шибко умные
уродились. В институт  идти  хотят.  Иностранные  языки  учить.  Думают,  за
границу их возьмут, прошмондовок...
   - Папа! - повысила голос Лена.
   - А чего? Все одно не возьмут вас, приблудных. Там тыщи надо давать, чтоб
пропустили. Завалят на экзаменах, да и все.
   Лена убежала, а Чебаков-старший  повел  нас  к  умывальнику.  От  пива  и
сушеной плотвы аппетит только разыгрался, и я почуял великую  жажду  пожрать
на халяву. Обедать сели на терраске.
   Не знаю, долго ли Чебаковы готовились к приезду сына, но стол вышел у них
не хилый. Шампанское, водка, пиво,  квас  в  бутылках,  на  тарелках  маняще
ароматились холодцы, салат из помидоров, огурцов и лука, свекла с майонезом,
чего-то куриное, чего-то рыбное,  грибки  соленые,  пироги...  И  все  такое
домашнее, не казенное. Нигде до сей поры  мне  ничего  подобного  лопать  не
приходилось...
   - Так, - сказал Иван Михалыч, алчно блеснув  узкими,  немного  припухшими
глазами. - Значит, девочкам шампань, а мальчикам - родимую...
   - Мне тоже водочки налей, - улыбнулась Валентина Павловна.  -  Не  каждый
день сын приезжает...
   - Ну, со свиданьицем! - провозгласил Михалыч. Звякнули рюмки.
   На террасе было прохладно, распахнули две  застекленные  рамы,  и  оттуда
заструился прохладный воздух. Игорь сидел во  главе  стола,  как  именинник,
Михалыч справа  от  него,  Павловна  -  слева,  потом  напротив  друг  друга
близнецы, а дальше, по разные стороны стола, мы с Лосенком.
   Поскольку рядом с Лосенком сидела девица без родинки,  то  есть  Лена,  я
сообразил, что рядом со мной сидит Зина. Они  и  правда  были  очень  сильно
похожи друг на друга. Лосенок попытался проявить галантность и положить Лене
салат, но та сказала:
   - Не беспокойтесь, сама разберусь.
   Лосенок покраснел и, скромненько  положив  себе  холодца,  сидел  немного
скованно. Я своей соседке услуг не предлагал, потому как решил,  что  и  мне
скажут какую-нибудь гадость. Девчонки были симпатичные, даже красивые, но уж
слишком воображулистые. Опять же, я не был уверен, что от меня действительно
не пахнет портянками, потому что комбез я не снимал с  себя  ровно  столько,
сколько меня везли из западного полушария в восточное. А сколько это  заняло
суток - я мог только догадываться.
   И потом я хотел жрать. Наверно, я должен был набрать калории после месяца
в коме - если это, конечно, было  на  самом  деле.  Я  вообще  очень  сильно
сомневался во многом, что еще вчера казалось вполне  реальным.  Если  бы  не
сегодняшняя драка с "афганцами", так я б и вовсе подумал,  что  все  во  сне
привиделось...
   - Ох, и хорошо мне! - произнесла, раскрасневшись, Павловна, - Сколько ж я
поволновалась! Даже в церковь ходила, Богу свечки ставила...  Наверно,  есть
он. Бог все-таки...
   - Болтай побольше, - отмахнулся папаша, - чего там с ним стрястись могло?
В Афганистан бы попал, тогда еще понятно, можно бы поволноваться.
   - Терентьевы вон не дождались... - вздохнула Павловна. -  Гроб  получили.
Сегодня его дружки заехали, небось уважают. Тоже подрались,  видно,  где-то.
Кто-то им синяков понаставил. Ну, молодежь теперь - бандиты готовые!
   - Вы на похоронах-то у Саньки были? - спросил, помрачнев, Игорь.
   - Сходили... - проворчал Михалыч. - Век бы не ходить. Гроб открыть  и  то
не разрешили. Говорят, в куски...
   - Помянем? - предложил Игорь. Встали. Выпили, не чокаясь.
   -  Закусили?  -  спросила  Валентина  Павловна.  -  Теперь   горяченького
похлебаем!
   Она отправилась на кухню и принесла оттуда кастрюлю наваристого  борща...
Девчонки быстро собрали тарелки из-под закусок,  расставили  глубокие,  мать
стала разливать половником пахучее до слюнотечения вкусное варево.  Мне  она
не пожалела - аж до краев.
   - А похоронили-то как, с салютом? - спросил Игорь.
   - Тихо похоронили. В военкомате сказали, чтоб не очень звонили по округе.
Ну а у нас-то разве спрячешь? Не Москва. Человек с  полета  пришло.  За  эту
войну у нас уже пятый. И по-моему, ни разу с салютом не хоронили. Да и гробы
тоже не открывали.
   Я вспомнил, как там, в поезде, верзила-"афганец" орал:  "Вы  видели,  как
человека миной разносит?" Я-то видел, хотя и глазами Брауна. Во Вьетнаме.  А
мины там, возможно, были те же, что у душманов, - наши. Мог и сам я взлететь
на мине там, в объекте Х-45... Если б у  той,  на  которую  я  наступил,  не
разъело начисто взрыватель.
   Правда, я никогда не думал о том, что бывает, когда куда-нибудь, где  нет
войны, привозят обитый цинком гроб и говорят: "Вот здесь  ваш  сын.  Его  на
куски разорвало. Не открывайте, ради Бога!" Хорошо, что борщ к этому времени
я уже съел целиком.
   И тут я услышал английскую речь. Моя соседка, обращаясь  к  своей  копии,
сидевшей напротив, произнесла:
   - Не кажется ли вам, леди, что мы попали в дурное общество?
   - О да, мисс, это люди не нашего круга...
   В памяти моей что-то чиркнуло,  законтачило.  Я  вспомнил,  как  лежал  в
юаровском госпитале, где  читал  классическую  британскую  литературу  после
непристойного ранения в задницу. Конечно, лежал не я,  а  Браун,  и  мне  не
пробивало осколком мины обе половинки навылет, но какую-то боль в этом месте
я почуял. Правда, это было не главное. Главное, я припомнил  прочтенных  там
Лоренса Стерна, Тобиаса Смоллета, Чарлза Диккенса,  наконец.  Я  ведь  их  в
подлиннике читал, то есть не я, конечно, а Браун, но ведь я все помнил...  И
уж не знаю отчего, но бес толкнул меня в ребро, и я небрежно выдал:
   - На вашем месте, милые леди, я не делал бы столь поспешных выводов...
   На  лорда  я,  разумеется,  походил  не  очень,  опять   же   мне   мешал
"прирожденный" американский акцент, доставшийся  по  наследству  от  Брауна,
однако на близнецов моя фраза произвела впечатление атомного взрыва.
   Впрочем, не только на них. Папаша Чебаков довольно заржал:
   - О, молодец! Умой их, умой! А то взяли  моду  между  собой  по-английски
болтать. Чтоб не понимали их, значит. И чтоб отцу с матерью  доказать:  мол,
неумытые и неграмотные! А мы, дескать, вами выхоженные и  выкормленные,  вас
ни в грош не ставим!
   - Ну все, завелся! - проворчала Валентина. -  Другой  бы  радовался,  что
девки учатся, а этому - зазорно. А чего ты им сказал-то, сынок?
   - Ну, это так не объяснишь... - засмущался я.
   - Матом обложил? - ухмыльнулся Михалыч.
   - Не все ж такие, как ты, - произнесла Зинка, - он просто сказал, чтоб мы
не делали поспешных выводов.
   - Это каких же таких выводов? - сощурился папаша.
   - Насчет нашего застолья, - пояснила Лена. - Я сказала Зинке,  что  здесь
одни дураки сидят!
   - Что-о? - побагровел Иван Михалыч. - Что ты сказала?
   - Что слышал! - Ленка и Зинка разом встали из-за стола и вышли с терраски
в сад, а затем убежали за калитку.
   - Вот засранки! - Чебаков  налил  себе  стакан  "Русской"  и  осушил,  не
поморщившись. - Кормил, учил, а они... А все ты!
   Он погрозил кулаком Валентине Павловне.
   - Перепил! - сказала та строго. - Все, отбой. Спать иди!
   Тут стало ясно, кто в этом доме хозяин. Чебаков пробурчал  что-то  насчет
того, что все бабы - суки, и удалился.
   Лосенок клевал носом, Игорь сидел пригорюнившись.  Видать,  у  них  водка
пошла на старые дрожжи.
   - Идите, сынки, отдохните, - вздохнула Валентина  Павловна,  -  устали  с
дороги небось. В сараюшке прилягте. Проводи гостей, Игорек!
   Мы с Игорем взяли Лосенка под руки и пошли в сараюшку. Внизу был насест с
курами, хлев, где похрюкивал небольшой  поросенок,  а  наверху  нечто  вроде
мансарды с квадратным окошком.
   На полу было  расставлено  в  ряд  четыре  тюфяка,  подушки  в  цветастых
наволочках и байковые одеяла.
   Лосенок сразу, как плюхнулся, так и захрапел.
   - У нас тут иногда родня на лето приезжает, - пояснил Игорь, -  в  дом-то
всех не впихнешь, вот и сделали эту надстройку. Мы тут  с  Санькой  в  войну
играли. Или в корабль... Эх, Санька, Санька!
   Окошко "мансарды" было  съемное.  Рама  со  стеклами  держалась  на  двух
щеколдах. Когда мы его сняли - а стекла в нем  были  почти  непрозрачные  от
пыли и грязи, -  то  стало  попрохладнее,  а  кроме  того,  стало  возможным
рассмотреть дом напротив.
   - Вон там Санька жил, - вздохнул Игорь, - я ему в окошко зеркалом светил.
Сейчас не выйдет, солнце не с той стороны, а утром - в самый раз.
   Как раз в это  время  на  крылечко  Санькиного  дома  вышли  наши  старые
знакомые. Все четверо. Они уселись на ступеньки с гитарой, которая, выходит,
во время драки уцелела, и стали тренькать, пытаясь чего-то спеть.
   Игорь предложил покурить, выдал мне сигарету, но от первой же затяжки его
замутило, и  он  спустился  в  курятник,  где  и  блеванул.  Вернувшись,  он
повалился на тюфяк рядом с Лосенком и захрапел. В два голоса у  них  здорово
получалось, и я даже если б очень хотел, то заснуть не смог. Но, к  счастью,
я вообще спать не хотел, а потому мне храп не очень мешал.
   Особо не показываясь из окна, я курил и посматривал  на  "афганцев":  все
мои отметки на них очень хорошо были видны. Судя по голосам,  которые  через
улицу  были  отлично  слышны,  они   тоже   немного   добавили,   грамм   по
двести-триста. Пение у них не  получалось,  они  отложили  гитару.  Разговор
пошел о прошедшей драке, а потому очень меня заинтересовал.
   - Ну как он нас, а? - не унимался Андрюха со шрамом. - Как детей!
   - Да-а...- задумчиво прогудел старший сержант. - Крепкий попался. Но  мы,
если откровенно, сами козлы! С чего завелись-то? И главное, четверо на троих
полезли. Несолидно...
   - Толян, - чувствуя вину, проговорил Андрюха, - ну не  могу  я!  Мне  все
эти, которые жизни  не  нюхали  -  вот  где  сидят!  Каждая  дрянь  на  рожу
смотрит... Тошно! И у каждого словно бы вопрос: "А где тебе морду разбили?"
   - Ты бы меньше думал про то, что там у них на уме, - посоветовал старшой.
- Теперь вон еще и губу рассадили. Домой приедешь, небось  будешь  говорить,
что душманы навернули...
   - А этот парень в комбезе в Баглане  не  мог  быть?  -  прикинул  солдат,
которого я вырубал последним.
   - Навряд ли. Я всех братанов нюхом чую. И  морда  у  него  не  такая,  не
пыльная. Обознался, Костя.
   - Не, это не наш, - поддержал сержанта последний из четверых.  -  Загорел
не так. Морпех, наверно, такой загар на море нарастает.
   - А не хило бы сейчас в Анапу, верно, Миня?
   - Съездим. Сейчас-то на какие шиши? За зиму накалымим и съездим.
   - Туда надо с парой тыщонок ехать... - помечтал Толян. - Чтоб  все  было:
телочки, винцо, пивцо и...
   - Муха цеце! - дружно сказали остальные. Видать, это был  какой-то  общий
прикол этой компании. Мне отчего-то очень захотелось к ним.
   - Не, мужики, я помню четко: он не морпех, - вновь вернулся к теме  драки
Толян. - Он же не в черном  берете  был,  а  в  голубом.  Десантура.  Может,
спецназ? Очень толково бил. Понимаешь, такими ударами можно вообще положить.
Наповал. А он - только чтоб вырубить.  Это  эти  дурики  пинать  начали,  он
просто драку решил прикрыть.
   - Да, - кивнул Миня, - он ведь тогда не сам полез,  это  Андрюха  в  него
вцепился. И то он его бить не стал, а оттолкнул.
   - Чего теперь искать и извиняться: "Прости,  корефан,  мы  не  правы?"  -
проворчал Андрюха.
   - Нет, конечно, но на  будущее  учесть...  А  то  мы  тоже,  скажем  так,
оборзели. Мол, нам все  нипочем,  мы  из  Афгана,  то-се...  Надо  иногда  и
поскромнее. А то и умыть могут.
   - Ладно, будем скромнее... - согласился Андрюха. - Но  сволочей  все-таки
бить надо.
   - Только сперва определить надо, кто сволочь, а кто нет. Ладно, пойдем-ка
могилку  Санькину  посмотрим...  Сороковины  пропустили,  так  хоть   сейчас
помянем.
   - Ты у матери-то его спросил, как на кладбище пройти?
   - Забыл, а она вроде отдыхать хотела. Неудобно беспокоить.
   - Давайте напротив зайдем!
   Миня и Толян встали с крыльца и пошли к калитке Чебаковых.
   - Хозяева! - позвал Толян. - Эгей! Залаяла  собака.  От  этого  проснулся
Игорь и отозвался:
   - Чего надо?
   - Это эти, - сказал я, - "афганцы". С которыми мы в поезде махались.
   - Ну и чего им?
   - На кладбище дорогу спрашивают.
   - А-а... - зевнул Игорь. - Сейчас...
   Мы слезли вниз, вышли из сараюшки. На лицах "афганцев" отразилось немало.
И удивление, и беспокойство. Те, что оставались у Санькиного дома, встали  с
крыльца и двинулись через улицу.
   - Привет, - сказал я, - давно не видались, верно?
   - Здорово! - Толян протянул руку. - Вы местные?
   - Местные, - многообещающе ответил Игорь, пожимая лапу  Толяна,  -  какие
проблемы?
   - К другу хотим на кладбище сходить. К Саньке.
   - Пошли, - кивнул Игорь, - провожу. Где кладбище -  знаю,  а  где  Саньку
схоронили - нет. Может, по дороге спросим, а может, так найдем. У нас оно не
такое большое, чтоб не найти. А Санька мне - друг.
   - Ты тоже с нами? - спросил Толян, видя, что я двинулся следом за Игорем.
- Тоже Саньку знал?
   - Нет, я не здешний. Но схожу. Наверно, хороший парень был, раз вы  после
дембеля не домой, а сюда....
   - Хороший, - кивнул Толян, - жалко, что ты его не знал.
   Как ни в чем не бывало, мы вшестером пошли через поселок. Вроде бы  и  не
дрались утром. Навстречу нам около сельпо попался конопатый, которого видели
на станции. Он озадаченно поглядел и спросил:
   - Вы че, скорефанились уже?
   - Мы к Саньке идем. Покажешь, где схоронили?
   - Само собой! - Пацан пристроился к нам, и мы продолжили  свой  путь.  На
каждом шагу Игорь говорил "здрасте", похоже, что и его тут все знали,  и  он
всех знал.
   Кладбище было  небольшое,  обросшее  огромными  липами,  нависавшими  над
маленькой облезлой часовенкой. На нем вперемежку стояли крестики и  столбики
со звездами, каменные плиты-стелы и пирамидки. Было тихо,  хмель  на  свежем
воздухе проходил быстро, а потому стало грустно.
   Прошли несколько рядов и аллей из могил, не очень ровных, и добрались  до
места.
   - Вот тут он, - объявил конопатый (по ходу дела мы узнали, что его  зовут
Вовка),  указывая  на  покрытый  алюминиевой  краской  обелиск   с   красной
звездочкой на верхушке. К обелиску была привинчена  на  шурупах  табличка  с
надписью "Терентьев Александр Петрович" и датами жизни, между которыми  было
всего двадцать лет и два месяца.  Еще  была  фотка:  на  ней  Санька  был  в
гражданке.
   Как-то сами собой мы сняли головные уборы. Вовка и тот притих.
   - Помянем, - сказал Толян, доставая  бутылку  и  стакан.  Всем  досталось
помаленьку, а остаток Толян налил в стакан, накрыл куском хлеба  и  поставил
поближе к фотке.
   - Прости, Саня! - Кто это сказал, я не уловил, но мог сказать кто угодно.
   Потом мы молчали. Долго, до  тех  пор,  пока  не  отошли  с  километр  от
кладбища. Лишь тогда насупленный  Игорь  положил  руку  на  плечо  Толяна  и
спросил:
   - Как его... это? Ты видал?
   - Долго говорить... - нехотя произнес Толян.
   - Правда, что его под самый дембель?
   - Ага, - ответил Андрюха. - Оттого  и  тошно.  Мы  тогда  вместо  молодых
пошли. Добровольно. Комбат просто попросил: "Пожалейте пацанву!" Все поняли,
что дело хреновое. Там ущельице хитрое, с норами. Говорят,  через  пещеры  в
Пакистан уйти можно. Разведгруппу туда с "вертушек" выкинули. Речка есть,  а
вдоль нее - типа тропы. Ну, на пальцах это не объяснишь... Короче,  там  эту
группу и зажали. Ребята сели вкруговую  на  скале  и  по  рации  сообщили  в
батальон. А там, как назло, все в разгоне. Те, кого послать можно.  Остались
или молодые, или дембеля. Мы уже на Кабул, в аэропорт  собирались.  Ну,  вот
комбат и попросил. Санька и вызвался первым, а потом вон  Толян,  я.  Костя,
Минька, короче, все. Пошли, сделали. Хорошо, почти без потерь. Мне  осколком
по щеке, а Саньке из "бура" - прямо  в  затылок.  Он,  этот  "бур",  за  два
километра долбит.
   - А те мужики, что его привозили, не так рассказывали, - заметил Вовка, -
они вроде говорили, что он там вообще всех спас.
   - Они все правильно говорили, - кивнул Толян,  -  там  у  них  фугас  был
приготовлен. И подрывник сидел с машинкой - только нажми!  Всех  бы  камнями
подавило. Ждал, когда мы начнем на откос  выходить.  А  Саня  его  обошел  и
прищучил. А  потом  каску  снял,  чудак!  Наверно,  зачесалось  или  ремешок
перетужил... Тут ему и влепили. Духи - они вообще. Им не подставляйся.
   - А вы на речку не пойдете? - спросил Вовка. - Вода - класс!
   - Пойдем! - кивнул Толян.
   Чудо-юдо рыба-кит
   Конечно, речка здешняя на Карибское море не тянула,  но  купаться  в  ней
было можно. Даже поплавать немного. Вода была темная, цвета чая или коньяка,
но прозрачная, без грязи, просто  через  торфяники  где-то  протекала.  Весь
берег на протяжении нескольких километров был обложен купальщиками. Даже оба
берега. В одиночку, группами, с детьми, с собаками... там тетка  разлеглась,
там дед, там пара молодых. Но и для нашей компании пятачок нашелся.  Правда,
не у самой воды, а метрах в  двадцати  от  реки,  но  пристроились.  Скинули
армейское, пропрелое, сбросили на травку  и  бегом!  Бултыхнулись,  заорали,
заплескались.
   - Вода! - заорал Толян. - Два года мечтал! - У-о-а-а!
   - Да, это тебе не арык!
   А я отчего-то вспомнил, как мы с Марселой  плыли  ночью  от  вертолета  к
песчаному островку, где встретились с Мэри и Синди... Было  это  вообще  или
это я придумал? А может, Браун фантазировал? Но помнилось хорошо, никуда  не
денешься...
   Минут десять не вылезали из воды, хотя она все-таки была проточная  и  не
самая теплая.
   Когда вылезли, то увидели знакомых ребят Игоря, они  играли  в  волейбол,
ста