ортира.
   - Наберите на пульте комбинацию 00, -  лаконично  отвечал  Лопес.  -  Это
нетрудно запомнить, Капитан.
   Посетив туалет первым, Капитан торжественно объявил, что все, кто желает,
могут воспользоваться услугами этого учреждения.
   Желающих оказалось очень много, естественно, кроме меня.
   - Благодарю вас за прекрасный обед, - церемонно сказал  Капитан  и  пожал
Лопесу руку, - впрочем, по времени это был скорее завтрак. Мои люди всю ночь
не спали и им необходим отдых.
   - Комната для  гостей!  -  После  этих  слов  Лопеса  одна  из  витрин  с
мейсенскими сервизами, стоявшая между двумя рыцарями, опустилась под пол,  и
за ней оказался проход в комнату, похожую на нечто вроде  уютной  казармы  с
десятью откидными лежаками, на которых имелись простыни, подушки и  матрацы.
Успокаивающе шумел кондиционер, а псевдоокна  немного  напоминали  тюремные,
поскольку на них были решетки.
   - Не пытайтесь бежать через окна! - пошутил  Лопес,  широко  улыбаясь.  -
Настоящая только решетка.
   -  Спасибо  за  предупреждение,  -  сказал  Капитан,  который,   впрочем,
несколько поморщился при виде  этого  помещения.  Уж  очень  оно  напоминало
тюремную камеру. У него  в  голове  опять  зашевелились  подозрения,  и  это
отрицательно сказалось на моем положении.
   - Знаете, сеньор Лопес, - произнес Капитан с нехорошей улыбкой, - мне  не
хотелось бы с вами расставаться. Поймите меня правильно: я хотел бы,  как  и
мои люди, спокойно отдохнуть несколько часов. Поэтому, как мне кажется,  вам
придется отдохнуть вместе с нами.
   - Вы знаете, я не рассчитывал... - замялся Лопес,  и  еще  более  укрепил
Капитана в его подозрениях.  -  Там  только  десять  постелей,  я  буду  вас
стеснять...
   - Что вы, дон Паскуаль, - все так же улыбаясь, сказал  Капитан,  -  среди
моих  людей  нет  гомосексуалистов,  и  вам   нечего   опасаться   за   свою
девственность. Кроме того, один боец будет охранять  здесь,  в  столовой,  а
другой - за стеной, в спальне,  где  будет  находиться  ваша  дама...  Таким
образом, здесь, в этой камере, освободятся сразу две  койки,  и  вы  сможете
спать хоть на обеих сразу!
   - Благодарю вас, - был ответ, однако рожа Лопеса приняла при этом  весьма
кисловатый вид, будто он вместо  стакана  содовой  с  сиропом  выпил  стакан
уксуса с перцем.
   - А ты что стоишь. Капрал? - сурово  спросил  Капитан.  -  Сеньор  Лопес,
оставьте открытой дверь в спальню из столовой!
   - А пожрать? - спросил я безнадежным тоном, потому что уже знал - это мне
не суждено. Капитан боялся снотворного в кушаньях и надеялся только на меня.
   - Через четыре часа тебя сменит Малыш, - обнадежил Капитан, - вот тогда и
поешь. За тобой мы будем как за каменной стеной. А милая  девушка,  надеюсь,
послужит гарантией благоразумия для сеньора Лопеса.
   - Вы уж там поаккуратнее,  сеньор  Капрал,  -  напутствовал  меня  Лопес.
Марсела скромненько потупилась и пошла в спальню. Лопеса Капитан неотвратимо
увел в "камеру", а в столовой оставили дежурить Пушку.
   Очутившись в спальне, я первым делом решил оборудовать себе  позицию  для
возможной обороны и для наблюдения.  Наилучшим  местом  мне  показался  угол
между двумя зеркалами слева от двери в столовую. Конечно,  в  этой  чертовой
норе противник мог появиться откуда угодно, в том числе и из-под  пола  и  с
потолка, но все же я чувствовал себя более уверенно именно между  зеркалами,
потому что уже знал, что за ними обычно прячутся двери. Кроме того, я  знал,
что за одним зеркалом - подземный ход, ведущий  к  вагончику  и  далее  -  к
маисовому полю, а за вторым - ванная. Куда вели те двери, что были за  двумя
зеркалами, между которыми я засел, мне было неизвестно, но зато у меня  было
несколько гранат, которые я легко мог бы бросить в  любую  из  двух  дверей,
если они, конечно, существовали. Обилие зеркал в  этой  комнате  было  очень
полезным: это давало возможность видеть все, что  скрывалось  за  различными
столиками, креслами, пуфиками и прочим "рельефом". Если бы неприятель  вылез
из-под пола, то я бы его сразу заметил. Кроме того, это позволяло все  время
видеть Марселу. В принципе я не ждал от нее  особого  подвоха,  но  дать  ей
возможность исчезнуть я не имел права.
   На всякий случай я оборудовал себе в  углу  нечто  вроде  баррикады.  Два
столика с мраморными крышками, вполне  способные  удержать  удар  автоматной
пули, я повалил набок, сделав из них щит, а несколько  пуфиков  должны  были
сыграть роль мешков с песком.
   Пока я окапывался, Марсела совершенно неожиданно  принялась  раздеваться.
Разумеется, при этом она ни на секунду не выпадала из поля моего зрения.  На
ее  прелести,  которые,  впрочем,  полностью  не  показывались,   мне   было
наплевать, ибо я испытывал только желудочный голод и никакого другого. Скажу
больше, любоваться этим стриптизом мне было просто тошно. Однако я не  знал,
насколько хорошо моя подопечная осведомлена об оборудовании этой комнаты.  К
примеру, в ночном столике у Лопеса  мог  лежать  пистолет  или  какая-нибудь
штуковина, бесшумно  стреляющая  ножевыми  лезвиями.  Мог  оказаться  там  и
какой-нибудь пульт, включающий  лазерный  душ...  В  общем,  я  не  опасаюсь
обвинений в том, что вел себя нескромно.
   Марсела, как я думаю, была очень раздосадована тем, что ее  романтическая
прогулка с Лопесом была так грубо прервана. На ее  лице  читались  злость  и
неприязнь. Она была убеждена,  что  я  рассматриваю  ее  из  чисто  плотских
побуждений, хотя идея улечься спать раздетой принадлежала только ей и никому
больше. К тому же спать она улеглась в таком костюме, что надо было обладать
незаурядным зрением, чтобы его заметить. Бюст ее, весьма  объемный,  был  на
пределе возможности упакован в такое  мизерное  количество  материи,  что  я
испытывал к нему невольную жалость. К тому же весь ее купальный  костюм  был
телесного цвета и на фоне смуглой кожи креолочки смотрелся, как незагоревшие
пятна.
   Спать она легла, откинув  китайское  покрывало  на  спинку  восьмиместной
кровати и набросив на себя легонькую бело-розовую простынку.  Улегшись,  она
потянулась к какой-то кнопке, но я скомандовал:
   - Нельзя!
   - Я только хотела погасить свет... - пролепетала она,  испугавшись  моего
голоса.
   - Свет не гасить, балдахин не опускать, никаких кнопок не нажимать,  руки
держать поверх простыни! - голосом робота  отбарабанил  я  так,  что  самому
противно стало.
   - О Боже!  -  тяжко  простонала  Марсела.  -  И  на  кой  черт  я  только
согласилась сюда ехать! Сперва этот старый козел чуть-чуть  не  изнасиловал,
потом вы устроили стрельбу,  и  я  чуть  не  умерла  от  страха,  потом  эта
идиотская предосторожность  с  привязыванием  к  креслу  и  приставлением  к
затылку автомата... Теперь вот еще  раз  приставили  идиота...  Руки  поверх
простыни! Надо же! А если мне надо что-нибудь почесать?
   - Тогда сдерни простыню, - сказал я вполне серьезно, - мне  надо  видеть,
что ты там чешешь... Мне вовсе не хочется угодить под лазерный душ.
   - Господи, да я сама тут первый раз! - проворчала Марсела. - Мне  обещали
семьсот долларов за визит. Я - шлюха, но шлюха экстра-класса. Сам  начальник
тайной  полиции  Хорхе  дель  Браво  выдал  мне   удостоверение   на   право
обслуживания высшего эшелона! Меня семь раз проверяли врачи, и я десять  раз
проходила тесты  на  полиграфе.  А  потом  привезли  с  завязанными  глазами
неведомо куда, заперли и держали часа четыре в полной темноте. И я,  злая  и
невыспавшаяся, должна была сопровождать этого кретина на маисовое поле.  Им,
видишь  ли,  овладела  фантазия:  поиметь  меня  в  кукурузе.  Но  ведь  так
обращаются только с портовыми  девками!  У  меня  были  генералы,  адмиралы,
прокурор Республики, сам Хорхе дель Браво, наконец,  но  никто  себе  ничего
подобного не позволял. Ну, даже черт с ним, можно и в  кукурузе,  но  не  на
глазах же телохранителей! Нет бы привести меня сюда, угостить ликером, кофе,
пирожными, уложить вот на эту постель... Но волочь в  кукурузу,  хватать  за
все так грубо, будто я резиновая кукла, -  извините!  Я  даже  дала  ему  по
морде!
   - Понятно, - сказал я, чувствуя носом  ароматы  еще  неубранных  кушаний,
стоявших в столовой. Через открытую дверь долетало  сочное  чавканье  Пушки.
Наш  здоровяк  явно  решил  совместить  приятное  с   полезным   и   немного
подкрепиться. А я даже за бутербродом сбегать  не  мог,  потому  что  верить
всему, что наболтала мне эта шлюха, я не имел права. Судя по тому,  что  она
была знакома с местным обер-палачом Хорхе дель  Браво,  служба  безопасности
для нее была домом родным. А я вовсе не хотел, чтобы она удрала и  вернулась
сюда  с  бандой  головорезов.  Конечно,  можно  было  опередить  события   и
пристрелить ее "при попытке к бегству".  Это  сразу  сделало  бы  мою  жизнь
спокойнее и дало возможность пожрать. Уж слишком бравурные марши  звучали  у
меня в желудке. Впрочем, провести нашего Капитана было трудно. Боюсь, что он
прихлопнул бы меня самого, если бы  заподозрил,  что  я  без  нужды  ухлопал
заложницу.
   Больше всего в эту ночь я завидовал  Китайцу  Чарли  и  носильщикам.  Они
могли не беспокоиться, что Капитан поставит их часовыми. Они  вымылись,  как
следует пожрали и могут спать спокойно. Да и Лопесу можно было позавидовать.
Уж он-то мог ни за что не беспокоиться! Все здешние сюрпризы он знал, а  при
правильном  поведении  мог  не   бояться,   что   Капитан   его   застрелит.
Единственное, что его беспокоило, как я полагал,  это  разлука  с  Марселой.
Если семьсот долларов было обещано  Марселе,  то  ее  сутенеры  должны  были
получить никак не меньше.  Вероятно,  деньги  были  уже  уплачены,  и  Лопес
считал, что понес убыток.
   Марселе вроде бы беспокоиться было нечего. Поскольку, как мне показалось,
она не была  дурой,  то  опасаться  за  свою  честь  ей  не  приходилось,  а
рассчитывать всерьез на то, что я ее убью, она не могла. Тем не менее она не
спала. Несколько минут она,  правда,  имитировала  спокойный  сон,  подтянув
простыню до ключиц и вытянув свои гладкие ручки вдоль  тела.  Поскольку  они
лежали  поверх  простыни,  я  мог  не  беспокоиться,  что  она  нажмет   ими
какую-нибудь смертоубийственную кнопку.  На  ее  кофейном  личике  некоторое
время пребывали умиротворенность и  покой.  В  уголках  губ  играла  скрытая
улыбка. Было ощущение, что она чего-то ждет.
   Сперва я  подумал,  будто  ей  что-то  снится.  Она  невнятно  застонала,
переложила голову с одной подушки на другую,  и  при  этом  простыня  с  нее
чуть-чуть сползла, открыв грудь до самого бюстгальтера. Потом  она  склонила
голову на левое плечо, и ее длинные черные как смоль  волосы  в  поэтическом
беспорядке рассыпались по груди. Затем  у  нее  плавно  приподнялось  правое
плечо, потом опять левое, и теперь уже весь бюстгальтер со  всем  содержимым
выбрался на свет божий.  Как  я  уже  отмечал,  бюстгальтер  был  совсем  не
заметен, а вот его наполнение так и лезло в глаза.  Это  убедило  меня,  что
никакого кошмара она во сне не видит и вообще не спит.
   Скорее всего она ожидала покушения на свою честь,  если  применительно  к
профессиональной шлюхе такое понятие существует. Любой другой на моем  месте
все понял бы правильно,  но  я  настолько  влез  в  шкуру  коммунистического
партизана, что оценивал обстановку с чисто военной точки зрения.  Дело  было
даже не в том, что я был голоден и зол. Мне мерещилось, что если я,  утратив
революционную бдительность, отвлекусь от  исполнения  долга,  то  произойдет
что-нибудь ужасное.
   Несколько томных и протяжных вздохов, казалось бы, не  оставляли  никаких
сомнений в том, чего может желать дама такого рода занятий  и  темперамента.
Несомненно, вздохи при расшифровке означали следующее: "Дева Мария!  Как  же
мне не везет сегодня! Какие же ослы эти партизаны! Ему, кретину,  предлагают
задаром то, что оплатил не одной сотней долларов дон Паскуаль Лопес, а  этот
олух залег в угол с автоматом и держит меня на прицеле!" Веки  Марселы  чуть
дрогнули, и я понял, что она еще вдоволь надо мной поиздевается.
   По-прежнему изображая сон, Марсела при очередном вздохе плавно и медленно
раздвинула ноги, прикрытые простыней. О, профессиональная подготовка  у  нее
была на уровне! Даже марш, звучавший у меня в животе, оборвался на  середине
такта. Эти ноги явно приглашали  в  свои  объятия...  Кроме  того,  простыня
сползла с нее еще ниже и прикрывала ее теперь только до  пояса.  Эта  ведьма
еще раз глубоко вздохнула, согнула в колене левую ногу,  немного  приподняла
грудь и легонько повела  плечиками,  чуть-чуть  покачнувшись  с  лопатки  на
лопатку... При этом  тихонько  щелкнула  застежка  на  спине  и  два  жалких
треугольничка, с трудом вмещавшие в себя симпатичные  кругленькие  и  весьма
пышные мячики, попросту сползли, открыв на мое обозрение всю эту прелесть...
   Голод притупился, и я поймал себя на том, что  рассматриваю  телодвижения
этой проститутки не по  обязанности,  а  с  большим  желанием  и  интересом.
Правда, чисто теоретическим, ибо  желание  не  было  подкреплено  какой-либо
возможностью.
   Между тем Марсела продолжала свою атаку. Она поворочалась, приподняла уже
обе коленки, потом вновь опустила их, и в результате простыня оказалась лишь
покрывалом для коленок. Пресловутые  трусики  телесного  цвета  представляли
собой лишь два  совсем  небольших  треугольника,  соединенных  резинками.  Я
понял,  что  настает  час  самых  суровых  испытаний,  и  стал   лихорадочно
вспоминать что-нибудь из учения Карла Маркса, поскольку знал по  опыту,  что
любая цитата моментально гасит сексуальное возбуждение. Но, как  назло,  все
марксистско-ленинские заклинания вылетели у меня из головы.
   Марсела чуточку приподнялась, мурлыкнула  и  повернулась  на  левый  бок,
обратив ко мне свою смуглую спину. При  этом  трусики  чуть-чуть  сдвинулись
вниз. Я мог отметить, что треугольничек не прикрывает и одной десятой  части
восхитительных по округлости и нежности ягодиц. Впрочем,  на  тот  момент  о
нежности данных предметов я еще только догадывался.
   Полежав на левом боку, Марсела вскоре  повернулась  на  правый.  Резинка,
соединявшая розовые треугольники, еще больше сползла, и псевдотрусики совсем
скомкались,  и  моему  взору  предстали  темные,   чуть-чуть   курчавившиеся
волосики... Это было уже слишком.
   Наверное, оставалась какая-нибудь  секунда  до  того  момента,  когда  я,
окончательно обалдев, должен был выпрыгнуть из своего убежища и  наброситься
на эту пакостницу, чтобы доказать ей, что мое терпение лопнуло.  Но  в  этот
самый момент раздалось тихое гудение, легкий шелест, и зеркало,  закрывавшее
вход, ведущий к лифту, вагончику, вертолету и маисовому полю, стало медленно
подниматься!
   Битва, которая ничего не решила
   - Это ты, стерва, подстроила? - заорал я, разом изменив намерение. - Ты?
   Ствол автомата едва не уткнулся ей в нос.
   - Ей-Богу, не я! - трясясь от страха, взвизгнула Марсела. - Не я!
   Плюнув на нее в прямом и переносном  смысле,  я  в  два  прыжка  пролетел
расстояние от кровати до двери, ведущей в столовую, и  остолбенел:  неведомо
откуда в проем спустилось крепкое  стальное  жалюзи,  в  которое  с  яростью
долбил прикладом Пушка, а следом за жалюзи неотвратимо опускалось и зеркало,
укрепленное сзади крепким пуленепробиваемым щитом. Я был отрезан от своих.
   К счастью, я вовремя  сообразил,  что  пора  прятаться  в  свой  окоп  за
мраморные столики. У меня был автомат, шесть магазинов  по  сорок  патронов,
восемь гранат, пистолет с девятью патронами и нож.
   Марсела в ужасе глядела, как  поднимается  зеркало.  Встрепенувшись,  она
замоталась в свою простынку и нырнула ко мне в "окоп". Я побоялся,  что  она
разворошит его с перепугу, если начнется стрельба.
   - Лежи! - прошипел я ей, свалил на пол и уселся  на  нее  верхом.  Сидеть
стало удобнее, но голову пришлось пригнуть пониже.
   Стальной  щит,  открывшийся,  когда  поднялось   зеркало,   со   зловещей
медлительностью стал опускаться, открывая проход в комнату. У меня  не  было
никакой уверенности в том, что те, кто собирается  войти  в  спальню,  будут
дружественно настроены, и потому я  решил  стрелять  первым.  Две  фигуры  в
пятнистых комбинезонах с маскировочной краской на лицах симпатии у  меня  не
вызвали, и автомат мой без предупреждения открыл огонь. Кто-то  пронзительно
завизжал, обе фигуры получили  достаточно  пуль,  чтобы  выйти  из  игры,  а
потому, крутанувшись на месте, отлетели к стене, где и грохнулись на пол.
   Каждый появившийся в проеме был симпатичной мишенью, но  те,  кто  отвлек
меня от созерцания Марселиных прелестей, были ребята совсем не глупые. Из-за
краев проема высунулись только дула автоматических винтовок,  и  целые  тучи
пуль влетели в спальню. Куда целились неведомые враги, мне было  неясно,  но
так или иначе освещение внезапно погасло,  и  все  погрузилось  в  кромешную
тьму, которую  озаряли  только  вспышки  выстрелов  из  прохода.  Я  вовремя
сообразил, что пятнистым ребятам  совершенно  необходима  моя  граната.  Она
взорвалась как раз тогда, когда они собирались  выскочить  из-за  укрытия  и
ворваться в спальню...
   Грохнуло; жалобно зазвенели лопнувшие зеркала, просвистели  и  прошуршали
осколки, вспыхнуло несколько искорок в тех местах, где  осколки  ударили  по
стене,  и  послышался  чей-то  поросячий  визг,  смешавшийся   с   мяуканьем
рикошетов. Был еще гулкий грохот,  будто  кто-то  свалился  с  лестницы.  От
взрыва занялся гобелен, висевший на стене  между  зеркалами  и  изображавший
голенькую пастушку в шляпке, плясавшую какой-то идиотский танец на лужайке в
окружении  ягнят  и  козлят.  Пастушка  весело  улыбалась,  хотя  огонь  уже
поджаривал  ее  румяную  задницу.  Тем  не  менее  огонь  создал   кое-какое
освещение, и я перестал  опасаться,  что  кто-нибудь  подберется  ко  мне  в
темноте и всадит очередь в упор.
   На месте этих ослов я бы  захватил  с  собой  несколько  гранат  с  газом
"си-эс", и тогда у них появились бы шансы взять  меня  без  лишних  проблем.
Однако вместо этого они принялись поливать внутренность  спальни  совершенно
бесприцельным огнем, ибо опасались высунуть из-за укрытия даже кончик  носа.
Половина пуль или чуть меньше были зажигательные,  а  в  спальне  было  чему
гореть. Пока мне  везло,  в  пуфики,  которые  были  выставлены  перед  моим
"окопом", ни одна еще не попала. Зато два или три, стоявшие ближе к середине
комнаты, уже горели. От гобелена с пастушкой  загорелся  соседний,  наконец,
очередь зажгла кровать и  балдахин.  Появилась  перспектива  изжариться  или
задохнуться, поскольку дыма и огня было уже вполне достаточно.
   Марсела лежала ничком и сбивчиво бормотала молитвы.  По  своему  опыту  я
знал, что в подобных  ситуациях  Господь  молитвам  не  внемлет.  Со  страху
бедняжка напустила лужу, в которую я уже угодил одним коленом. Это  было  не
слишком приятно, но что поделаешь. Гораздо больше меня волновали  рикошетные
пули. Каски у меня не было, а  эти  маленькие  сволочи,  ударившись  в  одну
стенку, отлетали к другой, ударялись снова, летели в  потолок  и  уж  оттуда
падали на пол. Одна из пуль, слава Богу,  совсем  потерявшая  убойную  силу,
попала  мне  за  шиворот  и  грела  мне  спину  где-то  в  районе  поясницы.
Обидевшись, я бросил в проем еще одну гранату и обрадовался тому, что  после
взрыва оттуда  вывалились  две  бесформенные  фигуры,  похожие  на  мешки  с
дерьмом. Мне тоже кинули гранату - наконец-то додумались! - но она ударилась
в один из столбов горящего балдахина и взорвалась совсем не там, где  нужно,
за что я ей, конечно, очень благодарен.
   Видимо, этих свиней было еще много, поскольку следом за первой в  спальню
полетело еще с десяток гранат, которые бросались  явно  неудачно:  никто  не
выглядывал из проема. Поскольку мне опять-таки серьезно повезло, и  ни  одна
из гранат не упала мне  на  спину,  я  сумел  отлежаться  в  своем  укрытии,