тай языком. Может, мне нравится твоя попка?
   - Извращенка ты, что ли? - пробормотал Олег. - Другие за тыщу долларов  в
день на такую работу не пойдут...
   - Я бы тоже за плату это делать не  стала,  пора  бы  понять...  Ну  все,
пойдем в ванную. Ополосну тебя, чтобы был чистенький и  в  чистеньком  спать
лег. И еще, чтобы у тебя нигде не чесалось. Ну, влезай мне на спину, донесу.
   Она присела, осторожно взяла Олега за культи, подняла на спину и  понесла
в ванную. Лида уже пустила воду, но из  ванной  не  вышла.  Лариса,  которая
подошла с чистым бельем для их подопечного, подключилась вовремя:  вместе  с
Лидой они сняли Олега с Элиной спины и осторожно усадили на сиденье  в  виде
деревянной решетки со спинкой и поручнями из металлических трубок.
   - Так, - скомандовала Эля, - придерживайте его, чтоб не полетел, я с него
камуфляжку и майку сниму.
   - Да я и так удержусь, - проворчал Олег, -  мешаться  только  друг  другу
будете.
   Он старательно сдвинул обрубки ног. Были бы ладони, он бы ими  прикрылся,
но таковых не имелось, и он  скрестил  на  бедрах  клешни.  От  Эли  это  не
укрылось.
   - Ты лучше скажи, что стесняешься. А зачем? Пора бы уж привыкнуть.
   - К этому никогда не привыкнешь, понятно?! Лучше бы я  в  интернат  попал
для инвалидов! Там все такие, никому не обидно...
   - Балда! В интернате ты бы лежал на судне да гнил  заживо,  -  проворчала
Эля. - И кормили бы тебя баландой какой-нибудь. А у  нас  ты  -  гладенький,
беленький. Сейчас отмоем, спинку потрем, будешь розовенький.
   - Только обрубком от этого быть не перестану. Вам это игрушки, да?
   - Нет, не игрушки, - строго сказала Эля. - Мы это  всерьез.  И  ты  -  не
обрубок. Ты - человек. Живой и молодой. Хотя и не совсем здоровый.
   - Ну сказанула, - буркнул Олег. - "Не совсем здоровый..."  Что  же  тогда
"совсем нездоровый" называется?
   - А что у тебя, кроме рук и ног, не в порядке? Голова нормальная, хотя  и
глупая, потому что думает не о том,  о  чем  надо.  Туловище?  Ну,  маленько
похудало поначалу, а сейчас уже ребер не видно, живот к спине не  прилипает,
жирок даже появился,  лопатки  не  выпирают.  Сердце  не  болит,  легкие  не
кашляют, желудок варит, справляется. Печенку тоже не пропил. Живи!
   - Ладно тебе утешать! Послушаешь вас - можно  подумать,  что  мне  крупно
повезло в жизни. Блин, как  подумаю,  что  тот  огород  можно  было  обойти,
удавиться хочется. Арбузика захотелось... А там  и  растяжка,  и  пехотка...
Зато повезло, не убило.
   - Мне тоже, знаешь ли, есть что вспомнить, - зло ответила Эля. -  И  тоже
был случай, из-за которого удавиться хотелось, потому что его  могло  бы  не
быть, если б пошла не налево, а направо. Но не  удавилась,  пережила.  И  ты
жить будешь, заставлю.
   - Непонятно только - зачем.
   - Из вредности. Ладно, воды, по-моему, хватит. Переключайте на душ,  пора
этому ворчунишке головомойку устроить. Шампунь "Head and Shoulders", "съел -
и порядок!". Закрывай глазенки, а то плакать будешь.
   Душисто-приторная жидкость полилась на голову Олега. Эля запустила пальцы
в его седую шевелюру, стала промывать пряди, скрести макушку и  виски.  Лида
время  от  времени  по  команде  Эли  поливала  Олега  из  душа,  а   Лариса
придерживала его за плечи, чтоб  не  ерзал  на  сиденье.  При  этом  подруги
регулярно окатывали ее водой и брызгали на майку шампунем.
   - Лидка! - проворчала Лариса. - Завязывай поливать, зараза! Измочила всю!
Аккуратнее!
   - А ты меня как в прошлый раз полила? Терпи!
   - Могла бы, между прочим, и раздеться.  Тут  все  люди  свои,  стесняться
особо некого, - съехидничала Эля. - Кстати, жарко  тут  -  обалдеть!  Как  в
сауне прямо...
   - Вот и разделась бы сама.
   - А что? Я запросто, - сказала она" - у меня комплексов нет.  Олежек,  ты
не против?
   - У меня мыло на лице, - Олег помотал головой. - Смой  сначала,  а  потом
раздевайся, если надо.
   - Ишь ты какой! - хихикнула Эля. - Посмотреть небось хочется?
   - Было бы чего смотреть...
   - Ну, это на чей взгляд. Некоторые, знаешь ли, за такой  просмотр  деньги
платят.
   - Мне все равно платить нечем. И потом, если откровенно, то вы ж меня  за
мужика не считаете...
   Эля стянула через голову футболку, под которой  у  нее  ничего  не  было.
Затем подмигнула подружкам, те последовали ее  примеру.  Лида  окатила  лицо
Олега из душа, смыла пену с его головы.
   - Ну, открой глазки! - хихикнула Эля.
   Олег открыл. Так широко, насколько веки позволяли.
   - Обалдели, что ли? - пробормотал он. - Издеваетесь? "Плейбой-шоу" решили
устроить?
   - "Плейбой" - это картинки. А мы  живые.  Нас  даже  потрогать  можно,  -
подбоченясь, Эля выпятила бюст.
   - Чем потрогать? - невесело усмехнулся Олег. - Клешнями этими?
   - Ладно, - неожиданно смутилась Эля, - глупость я спорола, извини...
   - Чего извиняться-то? - вздохнул Олег. - За каждым словом не уследишь.  И
потом - перед кем извиняться? Перед калекой?
   - Зачем ты так?! - виновато пробормотала Эля. - Не злись, Олежек!
   - Да не злюсь я...  Просто  вы  глупенькие  немножко.  Молодые,  веселые,
баловные. А я все, состарился. Смотрю на все как пенсионер.  Тем  более  что
имею право. Дедушки Берлин брали, а я, блин, Грозный.
   - Ну да, только дедушки, извини меня, сперва наших папаш выстругали, а уж
потом состарились.
   - Им лучше. Было чем стругать. А мне вот - нечем.
   - Завелся! - раздраженно сказала Эля. - Кто тебе это сказал?
   - Да мне и говорить не надо. Сам знаю.
   - Ничего ты не знаешь. Просто вбил себе в голову, что не можешь,  и  все.
Запсиховал сам себя.
   - Эль, тебе самой-то не противно эти глупости повторять? Зачем?
   - Не глупости это. Я у врачей спрашивала, они мне сказали, что  физически
у тебя все в порядке. Просто надо, чтоб ты немного от психологического  шока
отошел.
   - От такого шока не отходят, - Олег  поднял  культи,  -  это  никогда  не
отрастет!
   - Хватит вам ругаться, - сказала Лариса, - чего базар поднимать? Олежек -
понятно, он как ребенок, но ты-то чего? Не понимаешь, что ли?
   - Ты меня учить собралась? - с неожиданной яростью окрысилась на нее Эля.
- Сопли подотри, деревня!
   - Ты чего сказала? - прищурилась Лариса, смело глядя на рослую Элю  снизу
вверх. - Повтори, лахудра городская?!
   - Я сказала то, что думаю. Вопросы есть? Первая  плюха  могла  грянуть  с
любой стороны, и первым сориентировался Олег.
   - Завязывайте! - рявкнул он совсем не тем вялым голосом, которым  говорил
до этого. - Нечего мне тут птичий базар устраивать!
   - Правда, девчонки, давайте лучше домоем его, а? - вмешалась Лида.
   Лариса и Эля по-прежнему смотрели друг на друга с яростью. Мужики в такой
ситуации, скорее всего уже либо двинули друг друга по мордам, либо разошлись
с миром. Поведение баб предсказанию не поддается...
   Сутенер и "Мамочка"
   - Приехали, - сказал Агафон, въезжая во двор одного из отреставрированных
особнячков в старом центре города. - Конечно, не больно нас здесь ждут, но я
думаю,  что   обижать   не   станут.   На   крыльце   особнячка   с   медной
зеркально-блестящей вывеской "АОЗТ "Афродита"  появились  трое.  Два  дядьки
Агафоновых габаритов мрачно глядели  на  пришельцев  через  черные  очки,  а
третий, напротив, приветливо улыбался.
   - Какие гости! - промолвил он, разводя руками. - Давненько  не  виделись!
Неужели, Агафоша, у вас цены на услуги выросли? По-моему, у нас с  вами  нет
нерешенных вопросов...
   - Привет, Пиноккио! - Агафон по-свойски пожал  протянутую  руку.  -  Есть
беседа тет-на-тет. Сядь к нам в машину, если можно.
   - Тет-а-тет, Агафоша, предполагает, что  твой  друган  машину  покинет  и
постоит с моими ребятами в сторонке. С тех пор, как вы однажды  вот  так  же
увезли меня в "Куропатку", а потом  вернули  сюда,  но  без  двадцати  тысяч
баксов, с поврежденными нервами и разбитой мордой, я не стал благодушнее.
   - Налим, покиньте транспортное средство!  -  повелел  Агафон  ироническим
тоном. - Постой вон там, с мальчиками.
   Налим вылез, Пиноккио и Агафон уселись на заднее сиденье, закурили.
   - Ну, так какие проблемы? - спросил  Пиноккио.  -  Неужели  Сэнсей  решил
квартплату поднять?
   - Мы не жадные. Пока не поднимаем. Вопрос,  я  бы  сказал,  кадровый.  Ты
хорошо в своих девушках понимаешь?
   - Их, Агафоша, нынче  столько,  что  всех  не  перепробуешь.  На  экспорт
отправляем.
   - Меня как раз одна из таких, экспортных, и интересует.
   - Если насчет стука, то у наших это не водится.
   -  Ты  помнишь,  кто  ты  есть  согласно  кликухе?  Маленький  деревянный
человечек. Поэтому не спеши бубнить. Кто у вас стучит, на кого  и  кому,  мы
лучше твоего знаем. Мне просто нужно знать более-менее подробно,  что  собой
представляет девушка по имени Эля, которая снимается у тебя в "Береговии", а
проживает на улице Матросова, дом восемь.
   - Знаю такую. Высокая блондинка, рост сто восемьдесят два, вес  семьдесят
четыре... Окружности по трем измерениям точно не помню, но клевые. Абсолютно
русская  баба,  но  названа  родителями  Элеонорой   в   честь   телеведущей
"Музыкального киоска". Была такая передача в дни нашей молодости.
   - Фамилия, отчество? Год рождения? - быстро спросил Агафон.
   - Пряхина Элеонора Алексеевна, год рождения  тысяча  девятьсот  семьдесят
четвертый. День и месяц не знаю, можешь в милиции справиться.
   - Ты, Буратино, - погрозил пальцем Агафон, - не ехидничай, а  то  попрошу
папу Карло, чтобы он тебе стружку снял на одном выдающемся  месте.  Отвечай,
что спрашивают, не знаешь - скажи, кто может знать. А мне о ней нужно  знать
все.
   - Все я про нее не знаю. Могу сказать  точно,  что  зарабатывает  хорошо.
После всех вычетов, до двух тысяч в месяц выходит. Чтобы у  клиентов  что-то
лямзила - не слышал. В ментовку не залетала, не сидела.
   - Сколько лет уже пашет?
   - Года четыре. На экспорте в прошлом году была, в  Гамбурге.  Два  месяца
примерно - с апреля по май. Но потом Черный ее велел вернуть. Мы  тогда  еще
под Черным стояли.
   - Она Черного знала?
   - Извини, не в курсе. Сам Черный команду дал или кто-то от  его  имени  -
понятия не имею. Приехал один такой вроде тебя и сказал, что  Эльку  Длинную
надо вернуть. Черный, мол, требует. Нам это, между прочим, в приличную сумму
влетело. Пришлось замену искать, питерский посредник хотел на хрен  послать,
мол, купленный товар обратно не требуют, пока не отстегнули, не  соглашался.
Потом на него немцы взъелись, сказали, что замена некачественная,  заплатили
меньше. А он с нас убыток стребовал. Чтоб не ссориться, заплатили.
   - Ладно, это ваши проблемы. Значит, передали от Черного  приказ  вернуть,
так? Кто конкретно от него приезжал?
   - А я знаю? Назывался Ростиком, а на самом деле, может, и Вася.
   - Вот этот? - Агафон показал Пиноккио фотографию Воинова-Лушина.
   - Он самый.
   - Не перепутал?
   - Нет, этот парень тогда не один раз приезжал. Я запомнил.
   - С кем из баб она дружит?
   - В смысле, кому могла бы душу открыть?
   - Именно так.
   - Вообще-то она в последнее время с двумя малолетками прогуливается.  Еще
инвалида обхаживает, солдатика  бывшего.  Девки  так  себе,  рабочий  класс,
интереса не представляют, слишком долго отмывать надо. Солдатик - ее  бывший
одноклассник, без рук, без ног, но на нем трехкомнатная  квартира  записана.
Мать и отец умерли, наверно, Элька на эту квартиру нацелилась. Но  это,  как
говорится, все во внеслужебное время. А на работе,  пожалуй,  она  только  с
"мамочкой" откровенничает. Характер у нее  стервозный,  бабы  ее  не  любят.
Опять же она по  внешности  и  всем  данным  -  на  голову  выше  остальных.
Гардероб, белье, косметика у нее на  европейском  уровне.  Подготовка  тоже.
Мертвого расшевелит, ничего не стесняется. Конечно, лучшие клиенты - ее.  Ей
уже другие девки грозили рожу попортить, но пока боятся руки  распускать.  Я
лично предупредил особо активных, что за  вредительство  отвечать  будут.  И
"мамочка" предупреждена.
   - Где ее найти и как ее зовут?
   - Сейчас она небось дома. Часам к восьми вечера будет  в  "Береговии".  А
зовут ее, если по паспорту, Масловская Оксана Матвеевна.
   - Как выглядит?
   - Лет сорока пяти, невысокая, полная, волосы светлые, пышные.
   - Адрес?
   - Профинтерновская, семнадцать, квартира пятьдесят шесть.
   - Ладно, спасибо. Свободен, можешь вылезать. Налим, в машину!
   "Девятка" выехала со двора. Пиноккио,  проводив  гостей  из  "Куропатки",
обеспечивавшей безопасность его благородного бизнеса, облегченно вздохнул  и
перекрестился.
   Профинтерновская находилась в десяти минутах езды, и через четверть  часа
Агафон с Налимом входили в подъезд дома номер  17.  Поднялись  на  лифте  на
четвертый этаж, подошли к обитой  коричневым  дерматином  стальной  двери  с
цифрой 56. Позвонили.
   - Вам кого? - спросил мужской, весьма солидный голос.
   - Нам Оксану Матвеевну.
   - А по какому вопросу?
   - По личному, - ответил Агафон.
   - Не понял... - мрачно произнес дядя за дверью.
   Агафон подумал, что такой может и вовсе не открыть.
   - Вы хотя бы к двери ее подзовите, - попросил он, - мы ей все объясним.
   - Нету ее дома, - пробухтел мужик. - В магазин ушла. И вообще, нечего тут
шастать.
   - А она скоро будет?
   - Не знаю. Давайте отсюда, пока  милицию  не  вызвал.  Агафон  вполголоса
выматерился. Ему не хотелось дожидаться восьми часов  вечера  и  отлавливать
Масловскую в гостинице, где до фига всяких любопытных  глаз.  Тем  более  не
хотелось  нарваться  на  Элечку,  которая,  как  ему  представлялось,  могла
оказаться весьма  приметливой  девушкой  и  насторожиться:  с  чего  бы  это
незнакомые мужчины интересуются ее прошлым и настоящим.  А  от  этого  могли
последовать разные непредсказуемые события и глупости.
   Но торчать и ждать, пока госпожа  "мамочка"  соизволит  выйти  (если  она
прячется  в  квартире)  или  вернется  из   своего   "шопинга"   (если   она
действительно уходила), тоже было не лучшим выходом.  К  тому  же  дядя,  не
показывавшийся  из-за  двери,  мог  действительно  пригласить  ментуру,  что
потребовало  бы  серьезных  объяснений,  возможного  вмешательства   Сэнсея,
которому, надо думать, в связи с налетом  на  Ворона  и  похищением  коробки
только этого сейчас и не хватало.
   Поэтому решили не маячить под  дверью  и  спуститься  вниз,  подождать  у
подъезда, сидя в машине. Другого выхода из подъезда не было, дама проскочить
иным путем не сможет. Зато были другие причины для  беспокойства.  Например,
была ли она дома и уходила ли? Такие бабы очень  часто  живут  не  там,  где
прописаны. А ехать опять к Пиноккио и выяснять,  у  кого  из  своих  хахалей
может находиться мадам Масловская, -  дохлый  номер.  Кроме  того,  описание
дамы, полученное от Пиноккио, было слишком скупое. Таких невысоких, полных и
светловолосых, лет сорока пяти - до фига и больше в каждом доме. Было и  еще
одно опасение. Недоверчивый мужик из квартиры 56 мог отследить в окошко, что
гости не уехали. Во-первых, он мог  осуществить  свою  угрозу  и  высвистать
ментов, а во-вторых, мог, допустим, позвонить бабе и предупредить.
   Так или иначе, минут двадцать прождали в сомнениях. Проходили мимо  люди,
но баб, похожих на Масловскую, что-то не высвечивалось. И толстые  были,  но
темноволосые, и блондинки с пышными волосами, но худые. А в подъезд  за  это
время вообще никто не заходил.
   Агафон уже подумывал, не завязать ли с этим ожиданием. Съездить к Сэнсею,
доложить, что и  как,  а  уж  там  решать  совместно,  нужно  ли  заниматься
расследованием по этой Эле или  бросить.  В  конце  концов  Сэнсей  мог  все
проверить и сам.
   Но тут в поле зрения появилась  дама,  вполне  подходящая  под  описание,
выданное Пиноккио. Полная, коротконогая, в широкой зеленой  юбке,  оранжевой
блузке и кожаной безрукавке. И с пышной  копной  светлых,  хотя  и  крашеных
волос.
   И самое главное, она решительно направилась к подъезду.
   - Останься, - сказал Налиму Агафон, выскользнул из машины и быстрым шагом
последовал за ней.
   Догнал он ее около лифта.
   - Извините, гражданка! - произнес Агафон самым интеллигентным  тоном,  на
который был  способен.  Подобный  тон  был  у  него  отработан  еще  в  годы
милицейской службы для разговоров с приличными и очень нужными людьми. - Вы,
случайно, не Оксана Матвеевна?
   - Ну, допустим, - с подозрением ответила дама.
   - Простите, что вынужден вас побеспокоить, -  расшаркнулся  Агафон.  -  Я
представитель Фонда поддержки инвалидов Чечни. Дело в том, что один из наших
возможных  подопечных  сейчас  находится  под  фактической  опекой  Элеоноры
Пряхиной. У нас есть серьезные сомнения в том, что она  взяла  на  себя  эту
заботу из бескорыстных побуждений.
   - Удостоверение у вас имеется? - спросила Масловская так, будто всю жизнь
работала в органах.
   На этот случай у Агафона было еще в давние времена заготовлено  красивое,
с цветной  фотографией,  солидное  удостоверение  с  оттиснутой  на  голубой
корочке золотой  надписью  "Благотворительный  фонд  "Защитник".  Правда,  с
внутренней стороны было довольно четко написано - "ветеранов Афганистана", а
насчет поддержки инвалидов Чечни никаких  указаний  не  имелось,  но  Агафон
справедливо полагал, что и так сойдет.
   - А кто вас ко мне направил? - Масловская посмотрела на Агафона  довольно
тяжелым взглядом. - Допустим, я знаю Элечку. Но за характеристикой вам  надо
было  обратиться  по  месту  ее  постоянной  работы,  то  есть   во   Вторую
горбольницу.
   - Ну, речь идет как раз не об официальной характеристике и не о  каком-то
документе с постоянного места работы, - бойко затараторил Агафон.  -  Мы  не
какая-то  бюрократическая   контора,   мы   общественная   благотворительная
организация. Понимаете, один из жильцов дома 8 по улице Александра Матросова
написал анонимку, в которой говорится, будто Пряхина Элеонора взяла на  себя
шефство над инвалидом чеченской войны по имени Олег  исключительно  с  целью
завладеть его трехкомнатной квартирой.  Ну,  и  в  порядке  разоблачения  ее
морального  облика  утверждается,  будто  она  занимается   проституцией   в
гостинице "Береговия". Конечно, мы могли бы сначала пойти в  соответствующие
органы, но у нас неформальный подход к делу. Поэтому мы решили начать с вас,
с ее лучшей подруги, как вас характеризуют...
   - Кто характеризует?
   - Человек, представившийся Пиноккио, - улыбнулся Агафон, - он сказал, что
упоминание его псевдонима для вас будет вполне достаточной рекомендацией.
   - Ну, это уже лучше, - чуточку  потеплела  "мамочка".  -  С  этого  бы  и
начали, а то я вас, извините, за рэкетира приняла. Давайте поднимемся ко мне
и там потолкуем в спокойной обстановке.
   Дверь в 56-ю квартиру открылась по первому  звонку,  должно  быть,  дядя,
столь нелюбезно встретивший Агафона с Налимом, контролировал  обстановку  на
лестничной клетке. Выглядел он внушительно и походил на заслуженного тренера
Японии  по  борьбе  сумо.  Лысоватый,   с   маленькой   головой,   короткими
тумбообразными ногами и необъятных  габаритов  туловищем.  Все  это  было  с
трудом втиснуто в спортивный костюм огромного размера.
   Кроме   него,   хозяйку   сторожил   молчаливый   и   с    виду    добрый
мастино-неаполитано ростом с телка. Агафон хорошо знал, что подобные  собаки
очень гостеприимны и ласковы, пока видят, что  гость  находится  в  неплохих
отношениях с хозяевами. Но ежели не дай Бог эти отношения обострятся, то  за
горло и кости пришельца никто не поручится.
   - Ксаночка, - нацелив на Агафона  испытующий  взгляд  из-под  брежневских
бровей, пробасил дядя, - этот молодой человек уже заходил сюда с другом.  Ты
его хорошо знаешь?
   - Это от Пиноккио, - бросила Масловская, - поставь нам  чаю  и  не  мешай
разговаривать примерно полчаса.
   В уютно отделанной, хотя и небольшой кухоньке дядя налил воды  в  голубой
эмалированный чайник и поставил  на  плиту,  после  чего  покорно  удалился.
Мастино скромно лег