их местах, контролируемых службой безопасности.
   - А кто контролирует зону "Зеро"?
   - Разве вы еще не поняли? Разумеется, "G & К". Правда, не всю,  поскольку
они тоже не смогли раздобыть план  наиболее  засекреченной  части  зоны.  Мы
вчера выбирались всего-навсего с глубины в 50 метров - это,  можно  считать,
самые верхние этажи зоны. Там, куда нас привезли на подводных  скутерах,  то
есть  приблизительно  на  уровне  моря,  находится  несколько  хозяйственных
этажей. Там при Лопесе хранились огромные запасы продовольствия,  материалов
для очистки воды и воздуха, были целые подземные фермы, рыбозаводы и прочее,
что могло понадобиться  Лопесу,  его  домочадцам  и  приближенным  в  случае
ядерной войны. Но дальше, по слухам - на глубине 300-500 метров под  уровнем
моря, находились еще более глубокие,  самые  секретные  подземные  этажи,  о
которых якобы, кроме Лопеса и дель  Браво,  а  также  еще  десятка  человек,
вообще никто не знал...
   - Но слухи-то ходили!
   - Слухи есть слухи. По крайней мере пока "G & К"  еще  не  нашла  никаких
следов того, что эти этажи существуют или хотя бы существовали в прошлом.
   -  Сомнительно,  сеньора  Эухения,  -  заметил  я.  -   При   современной
геологоразведочной  технике  добираются  до  куда  больших  глубин  и  точно
определяют,  что  там  лежит.  А  уж  разобраться,  есть   ли   пустоты   на
трехсотметровой глубине, наверняка могли бы...
   - Я тоже думала, что меня дурачат, но теперь у меня есть в "G & К"  такой
информатор, которому я доверяю абсолютно.
   - Ни одному информатору нельзя доверять абсолютно, - заметил я так, будто
аж всю жизнь проработал  в  1-м  ГУ  КГБ  или  VI  отделе  RSHA  у  Вальтера
Шелленберга.
   - Обычным - нельзя, а моему - можно, - улыбнулась Эухения.
   - А мы опять куда-то в сторону ушли, - проворчал я. - Что же у них там  с
этим вагончиком вышло?
   - На сей раз это вы меня увели в сторону. - Вставные  зубки  супергадалки
подарили мне очередную улыбочку. - На чем мы остановились?
   - На том, что, если бы защитные системы зоны "Зеро"  не  были  испорчены,
Браун и его люди погибли бы от лазерного "душа".
   - Точно. Так вот, они сумели  проникнуть  в  лифт  и  даже  добраться  до
нужного этажа, то есть до подземной тюрьмы, устроить там дебош со стрельбой,
но не смогли найти тех, кого искали, то есть нас с Лусией, точнее, нашли, но
провозились гораздо дольше, чем следовало, и на помощь охранникам  "G  &  К"
подошла аэромобильная рота  из  батальона  "тигров".  Так  вот,  когда  они,
прихватив с собой меня, Лусию и вас, спешно прибежали на подземную  станцию,
загрузились в вагончик и снова применили свой "неродной" пульт, то...
   - Вагончик отказался ехать? - предположил я, понимая, что  все  не  могло
быть так просто.
   - Нет, он поехал. Но вовсе не туда, куда его направляли люди  Брауна.  Он
поехал не на взорванную  асиенду  "Лопес-23",  а  на  вполне  сохранившуюся,
действующую  "Лопес-28",  которую  я  еще  три   года   назад   выкупила   у
правительства Хайди и теперь называю "Горное шале". При этом  внутри  вагона
сработала целая система  защитных  устройств.  Окна,  двери,  стенки  вагона
оказались  заблокированы  стальными  решетками.  И  наши  бравые   коммандос
очутились  в   мышеловке,   которая   увеличила   скорость   и   не   хотела
останавливаться ни под каким видом.  Вагончик,  согласно  заложенной  в  его
компьютер программе, привез всех  нас  в  тупик,  расположенный  на  глубине
примерно 100 метров от поверхности земли. А затем, по все  той  же  защитной
программе, подал сигнал главному процессору станции "Лопес-28"  о  том,  что
привез пассажиров с фальшивым пультом. При жизни Лопеса всем им  грозила  бы
смерть. Вызванные охранники перестреляли бы всех, кто  находился  в  вагоне,
через бойницы в сводах станции или сожгли бы их  из  огнеметов.  Но  теперь,
когда "Горное шале" принадлежит мне, я решила быть более гуманной.  В  тупик
выпускается два баллона  со  снотворным  газом,  после  чего  по  команде  с
"родного" пульта с вагона снимается блокировка, и выскочившие на перрон люди
засыпают в течение трех-пяти минут. Те, кто остается в вагоне, - тоже. После
этого охранники в противогазах могут  спуститься  и  спокойно  разоружить  и
рассортировать спящих. Меня и Лусию они сразу же привели в  чувство,  вас  -
только получив мои указания, а всех людей Брауна не будили до тех пор,  пока
не поместили в изоляцию...
   - То есть у вас тут тоже тюрьма имеется?
   - Запомните, сеньор Баринов, на каждой асиенде Лопеса  была  тюрьма.  При
каждой имелись карцеры, камеры пыток, которые для дона Педро  и  Хорхе  дель
Браво были  своего  рода  аттракционами.  При  этом  все  эти  жуткости  они
показывали гостям. Иногда в натуре, иногда в видеозаписи.
   Я вспомнил рассказы Соледад, тот  жуткий  видеофильм  о  пытках,  которым
"королева хайдийских пиратов" подвергала шведов с  научно-исследовательского
судна "Ульрика". Мерзковатые тут были начальники, ничего не скажешь...
   - А зачем же все-таки Браун так искал вас и Лусию?
   - Затем же, зачем и вы, из-за все того же "Зомби-7".
   - Но ведь он не мог знать, что вы не погибли на "Маркизе"?
   - Тем не менее узнал. Потому что у него среди персонала "G & К" был  свой
агент, а теперь этот агент будет моим агентом...
   Я не был настолько наивен, чтобы задавать вопрос, кто  именно  завербован
Брауном и перевербован Эухенией, тем более, что кроме давным-давно почившего
Грэга Чалмерса, я в этой компании никого не знал. Но тут  Эухения  состроила
чуточку злодейскую мину на лице, и я понял, что ей очень хочется назвать мне
этого агента, только вот при  этом  она  желает  сама  определить  стоимость
информации.
   Но я задал вопрос, который резко изменил намерения Эухении:
   - Раз уж все так вышло, то неплохо бы знать, где сейчас моя Елена? Дело в
том, что мне кажется, будто я видел ее в зоне "Зеро"...
   - Этого не может быть, - заявила Эухения, заметно помрачнев. - Она здесь.
Ромеро сказал, что будет вечно молить Бога за ваши души.
   - Стало быть, его откачали?
   - Да, и сделал это не кто-нибудь, а ваша Елена. После того, как с помощью
искусственного дыхания ему удалили воду из легких, сердце его не билось.  Но
сеньора Баринов включила его, и даже я не могу догадаться, каким образом  ей
это удалось.
   - Странно, - сказал я, чувствуя, что Эухения пудрит мне мозги. - А почему
она не пришла ко мне?
   - Придет, - проворчала супергадалка. - Теперь придет обязательно. Раз  уж
вы так привязаны к ней...
   - Как это понимать? - нахмурился я. - Она что, могла и не прийти?
   -  Могла...  -  нехотя  созналась  Эухения.  -  Просто  мне  хотелось  ее
опередить, и я дала ей немного снотворного...
   В слезки, которые начали катиться из глаз Эухении, я  не  поверил  ни  на
грош. После такой актрисы, как Соледад, старушка явно не смотрелась.  Хорошо
еще, что она снотворного подсыпала, а не чего покрепче... Но все-таки  зачем
этой экстрасенсихе вводить меня в соблазн? На нимфоманку она  не  похожа,  я
особой  активности  не  проявлял,  стало  быть,  все  это  не   бескорыстный
спортивный интерес. Намечалась какая-то интрига, только вот с  какой  целью?
Однако поразмыслить на эту тему у меня не оказалось времени. Дверь с треском
распахнулась, и в спальню вошла Хрюшка Чебакова собственной персоной.
   РАЗБОР ПОЛЕТОВ
   Нельзя сказать, чтобы Елену Ивановну сильно  обрадовало  то  общество,  в
котором она застала своего супруга. Тем более что неглиже у меня было  самое
обалденное,  и  для  какой-либо  другой  бабы  никаких  иных   доказательств
супружеской измены уже не требовалось. Я со своей стороны не очень  понимал,
каким образом доказывать свою непричастность и невиновность, тем  более  что
любой аргумент, как говорят, в английском и американском  правосудии  "может
быть истолкован против вас".
   К тому же стервозная  Эухения  сразу  же  замельтешилась,  засмущалась  и
забормотала что-то типа: "Боже мой, это надо же...",  то  есть  повела  себя
так, будто бы всю ночь провела у меня в постели, а теперь застукана на месте
преступления и этого ужасно стесняется.  Представляю  себе,  какой  шикарный
скандал можно было бы  состряпать,  если  бы  на  месте  Премудрой  Хавроньи
находилась, допустим, Марсела Родригес...
   Тут, несмотря на несколько щекотливую ситуацию, я вдруг вспомнил то,  что
пришло мне когда-то по каналу РНС и отложилось в памяти, как "хеппи энд  для
Брауна". Марсела-то жива-здорова, ни в какие "черные дыры" не  улетала  и  к
тому же родила шестерых детей для того мрачноватого мужика, которого я вчера
впервые увидел в натуре. То есть нового Ричарда Брауна, третьей оболочки,  в
которую была пересажена эта душа.
   Однако  Хавронья  Премудрая  повела  себя  именно  так,  как  не  ожидала
противная сторона, то есть сеньора Эухения.
   Она даже не обратила на Эухению внимания. Подумаешь, мол, какая-то старая
лахудра в халате сидит. Разве, дескать, можно себе  представить,  что  такой
гвардеец, как мой муженек, на эту каргу посмотрит иначе, чем  на  бревно?  А
то, что он сидит, завернувшись в одну простынку, так  это  значит,  что  ему
вовсе не стыдно. Кого стесняться-то? Бабки, которой сто лет в обед?
   Да уж, спец по нейролингвистике и в психологии волокла будь здоров. Ленка
с разбегу подскочила ко мне, испустила некий  восторженный  визг,  выдернула
меня из-за стола и закружила по комнате. При этом она, само  собой,  сцапала
меня в объятия и принялась  явно  демонстративно  целовать,  показывая  всем
видом,  что  Эухении  нечего  делать  на  этом  празднике  жизни.  А  бедная
супергадалка, ожидавшая ревности, ругани, может  быть,  интенсивного  обмена
оплеухами  и  иных  страстей  в  духе  мексикано-колумбийских  сериалов,  аж
растерялась, сникла и, тихонечко встав из-за стола, промычала что-то  совсем
уж нечленораздельное: "Не буду мешать..."
   Она удалилась, прикрыв за собой дверь,  а  востроглазая  Хрюшка,  тут  же
углядев это изменение мизансцены, быстренько отскочила от меня, подбежала  к
двери и заперла ее на ключ.
   Мне показалось, будто все имитации заканчиваются и  начинается  серьезный
разговор. Однако я ошибся, потому что Ленка  беспокоилась  не  о  соблюдении
секретности, а о создании интимной  обстановки  для  нормальной  супружеской
жизни, хотя бы и на этой  симпатичной,  но  все-таки  чужой  территории.  От
дверей, ведущих в дом, она пробежала к окну и  балконной  двери,  неизвестно
зачем задернув шторой вид на совершенно пустую террасу.
   - Ну, Волчара, -  сопя  от  нетерпения,  сообщила  Хрюшка,  -  сейчас  ты
получишь...
   Поскольку в период этого сопения на пол летели  не  посуда  со  стола,  а
различные предметы Ленкиного одеяния, то угрозы получить по морде  не  было.
Получил я  именно  то,  чего  ожидал,  а  хитромудрая  Хавронья  без  лишних
экспериментов смогла убедиться в моей моральной и физической устойчивости.
   "Толочь лягушек" удалось недолго, потому как наголодались,  видимо,  оба,
да и взялись за дело уж очень интенсивно, благо здешняя кровать  была  шибко
пружинистой и сама раскачивала.
   - Ну все, - пропыхтел я, когда финиш был позади и  жизнь  стала  казаться
прекрасной.
   - Сукин ты сын! - Это была нежная фраза. Обычно  при  постельном  общении
Хавронья употребляла куда более крепенькие слова и выражения, доставшиеся ей
от родителя - шабашника Чебакова.
   Отдышавшись, перешли к "разбору полетов", точнее,  к  рассказам  о  своем
раздельном житье-бытье с того момента, как "Маркиза"  пошла  на  дно,  унося
меня в своем брюхе.
   Первым начал рассказывать я, потому что Хавронья очень о том просила. Она
все время поглаживала меня, ощупывала, просила пощипать,  словно  проверяла,
не  являюсь  ли  я  призраком,  фантомом  или  каким-нибудь  еще   элементом
искусственной реальности. А мне, как  ни  странно,  в  свою  очередь,  стало
страшно, что Хрюшка может оказаться вовсе не Хрюшкой, а кем-то еще... Во  до
чего довел Чудо-юдо со своими экспериментами!
   Когда я все изложил достаточно толково и четко,  не  забыв  рассказать  о
том, что видел Ленку во время подготовки "киносеанса", когда мне  показывали
историю рода Бариновых, настала очередь Хрюшки.
   - Да-а... - протянула она. - Досталось тебе, Волчара... А я,  когда  яхта
пошла на дно, сперва только за себя испугалась.  Вот  нисколечки  не  стыдно
признаться. Я знала, что ты выкрутишься. Даже когда вся вода успокоилась  и,
кроме масла и деревяшек, на ней ничего не осталось, не верила, что ты  утоп.
Это ж только золото тонет, а такой, как ты, всегда всплывет. Шучу!
   - Надеюсь, - промурлыкал я, нежась у мягкого Хрюшкиного бока.
   - А за себя боялась, - призналась Хавронья. - Такая муть была в голове  -
хоть  топись.  Честно.  Тебя  нет,  Эухении  нет,  в  отеле  можно  бандитов
дождаться. Да еще и от этих самых гадалкиных ребят всего  можно  ждать...  А
они в это время занимались Ромеро.  Воду  из  него  выкачали,  а  сердце  не
тюкает. Меня такая злость разобрала! Только  тут  подумала,  что  ты  погиб,
получается, ради того, чтоб труп этого бугая  вытащить...  Ну,  думаю,  нет.
Попробую хоть этого гада оживить. Представляешь? У меня с головой было  явно
не в норме. Нажимаю на две биологически активные точки, по корейской системе
кенрак. Просто так, без особой надежды, на авось. А оно сработало. Затюкало.
Задышал, скотина, глаза открыл. Все эти бойцы на меня  выпучили  глаза:  "О,
медисина советика!" Сейчас  не  помню,  но  примерно  так.  Чего  только  не
говорили! И о чуде, и о том, что у русской сеньоры дар Божий, и вообще,  что
я  самая  настоящая  христианка,  раз,  несмотря  на  свое   горе,   помогаю
ближнему... Знать бы им, как я этого. Ромеро ненавидела! Я на него  смотреть
не могла без ярости. Все время вспоминала, что ты его нашел, помог вытащить,
а сам... Ревела,  конечно.  Меня  привезли  к  Эухении  в  дом,  поселили  в
апартаменты не хуже этих, приставили трех служанок. Там уже  какая-то  родня
Эухении появилась, поиски тел организовывали...  Я,  грешным  делом,  решила
отцу позвонить на всякий случай...
   - Ты отцу звонила? - забеспокоился я.
   - А что делать-то?  Мне  ведь  только  сердце  говорило,  что  ты  живой.
Голова-то у меня уже работала и понимала, что ловить нечего.  Сообщила,  как
смогла. Позавчера.
   - Позавчера... - Я наморщил лоб. - И что он ответил?
   - Он сказал, чтоб я держалась и мужалась, хотел все  проверить  по  своим
каналам. Обещал, что на днях может появиться здесь... Расстроился, конечно.
   - В котором часу ты звонила в Москву?
   - Не помню. Вечером где-то.
   - И ты точно помнишь, что никуда не выезжала из дома Эухении?
   - Нет, там радиотелефон сотовый, через спутник.
   - Когда узнала, что я живой?
   - Вчера вечером. Прибегают Ромеро с Сесаром Мендесом и говорят,  что  мне
надо срочно ехать, что нашлись и Эухения, и Лусия, и  ты.  Такие  простые  -
обалдеть! Я полчаса дышала, как рыба... Приезжаем  сюда,  в  горы.  Лусия  и
Эухения чай пьют. Сказали, что  ты  слегка  контужен  и  спишь...  Я  хотела
сбегать, глянуть, но Эухения сказала: "Выпей сперва чаю..." Я хлебнула  -  и
ничего не помню до утра. Наверное, нервное напряжение сказалось...
   - Хорошо еще, что вообще копыта не отбросила, - проворчал  я,  размышляя,
надо ли говорить Ленке о том, что ее на самом деле усыпили. -  Нервы  иногда
ого-го-го что с людьми делают.
   - Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.
   Ленка навалилась на меня грудью, обхватила  руками  за  плечи,  прижалась
щекой к уху, а носом к щеке и проурчала:
   - Никому не отдам. Сама съем. Мой Волчара.
   Под ощущение этой приятной теплоты я тем не менее думал о более серьезных
вещах. Например, о том, нет ли какой-то связи между звонком Елены в Москву и
ее появлением среди таинственных лекарей, отправивших меня в путешествие  по
истории рода О'Брайенов - Бариновых. Конечно, ей вполне могли вогнать  шприц
с каким-нибудь "Зомби-7" и превратить  ее  в  куклу,  которая  ни  черта  не
помнит. Но зачем ее показывать мне? К тому же те самые чебаковские глазенки,
которые поглядели на меня поверх маски, были  вполне  живые  и  осмысленные.
Совсем не такими выглядели лица Мэри и Синди, когда  Киска  сделала  из  них
роботов.
   Правда, эти же глаза  могли  принадлежать  и  Зинке.  Шея  с  родинкой  -
единственное отличие их матери. Удивительно, но та же идея пришла в голову и
Хрюшке.
   - Может, это Зинка была? - предположила она, как будто я вслух  задал  ей
вопрос.
   - А она что, уехала из Москвы?
   - Да нет вроде... Отец бы сказал, если что.
   А вот в этом я был не уверен. Чудо-юдо  редко  давал  полную  информацию.
После истории с полетом в Нижнелыжье от него можно было ждать  чего  угодно.
Я, например, до сих  пор  толком  не  мог  понять,  в  какой  именно  момент
естественная реальность уступила место искусственной... Стоп! Идея  клюнула,
как жареный петух в темечко. Кто мне сказал, что меня  действительно  возили
на какой-то эксперимент, вынимая для этого из тюремной камеры на  сутки  или
больше? Да никто. Сам я это себе сказал.
   Еще раз пробежавшись по своей памяти, работавшей после контузии  с  явным
скрипом, я все-таки сумел более или менее точно вспомнить последовательность
событий.
   Перед тем, как за мной пришли, я завалился  на  койку  и  хотел  заснуть.
Глаза уже закрывались, когда явились те,  с  авторучкой,  стрельнули  мне  в
бедро и усыпили. А если все было не так?  Допустим,  что  я  просто-напросто
заснул без всяких уколов, и приход тюремщиков-усыпителей увидел уже во  сне.
Могло быть такое? Вполне могло. И это  можно  проверить  хоть  сейчас  -  от
укола, а тем более от укола выстреленной иглой должен был остаться  след  на
бедре. Я постарался точно припомнить, куда именно мне всадили иглу, а  потом
отыскать эту точку, так сказать, "на местности".
   Припомнить-то я припомнил, а вот отыскать не сумел. Потому что как раз на
этом месте имелась одна из ссадин, полученных при взрыве в туннеле. Может, и
была дырка от иглы, а может, и нет.
   Но я все-таки решил предположить, что в натуре укола не было  и  его  мне
просто показали, так же как затем весь "фильм" об  истории  рода  Бариновых.
Тогда вставал вопрос: кто его мне показывал? Если меня  вовсе  не  поднимали
наверх, туда, где был свежий воздух и все эти люди в  разноцветных  халатах,
среди которых мелькнули, условно говоря, чебаковские глаза,  то  я  все  это
время провалялся в камере. Но ведь до  того  в  искусственную  реальность  я
попадал не просто  так,  а  при  наличии  специального  оборудования.  Когда
Чудо-юдо разархивировал в моей памяти  негритенка  Мануэля  Джонсона,  донью
Мерседес и капитана О'Брайена,  меня,  помнится,  укладывали  в  специальный
ложемент, облепляли датчиками... Правда, я не запомнил того,  как  угодил  в
искусственную реальность во время полета в Нижнелыжье. Но зато хорошо помню,
что после всего оказался в лаборатории Клары  Леопольдовны,  где  опять-таки
видел всяческую сложную  технику,  все  тот  же  ложемент,  датчики  и  тому
подобное.  А  здесь  что?  Никакой  аппаратуры,  похожей  на   ту,   которой
пользовался Чудо-юдо, в камере не имелось  и  даже  разместить  ее  было  бы
негде. А там, где промелькнула Ленка, аппаратура была. Стало быть,  все-таки
меня поднимали наверх?
   Я уже почти отмел свою версию как ошибочную, но вдруг вспомнил, что  была
еще история с Вадимом Белогорским. О ней даже сейчас, почти  полтора  месяца
спустя, я размышлял с неохотой, потому что при этих мыслях все время  ощущал
опасную  близость  дурдома.  В   моей   памяти   прочно   сидела   полностью
фантастическая история о  прорыве  через  пространство  и  время  с  помощью
перстней  Аль-Мохадов.  Думаю,  что  любой  советский  психиатр   нашел   бы
соответствующее название в перечне синдромов и поставил диагноз, если бы  я,
конечно, к нему обратился. Однако то, что  мне  позже  рассказывал  Чудо-юдо
насчет изъятия из моей башки начисто памя