ись через  палубу  и  смывали  за  борт  горящие  обломки.  Когда
голландский корабль исчез где-то в  предвечерней  дымке,  пожар  прекратился
вовсе. Кроме нашей кормы, из воды  теперь  виднелись  только  обломки  мачт,
похожие на пни. А вокруг  плавали  какие-то  бочки,  ящики,  ведра,  бруски,
палки. Видел я и мертвые тела.
   - Акула! - вскрикнула Росита. - Ой, съедят нас! Съедят без покаяния!
   - Так покайся! - сказала донья Мерседес. - Кайся, если грешна, и  Господь
отпустит тебе твои грехи!
   ОДНИ В МОРЕ
   Пока они бормотали под нос свои покаяния, вспоминая все свои прегрешения,
я стал следить за тем местом, где Росита  увидела  акулу.  Из  воды  торчало
что-то треугольное, но оно, как мне показалось, было неживое. И  я  подумал,
что уже где-то видел такую штуку. Я прыгнул в воду - женщины завизжали. Вода
была чуть-чуть холоднее, чем в нашем пруду, где я  научился  плавать.  После
жарищи и дыма мне как-то стало приятно. Я поплыл к той самой штуке,  которую
Росита приняла за  акулу,  и  обе  тетки  завизжали  от  ужаса  -  наверное,
подумали, что она меня сожрет. Мимо меня проплыла какая-то большая рыба -  я
видел ее через прозрачную воду. Но она прошла много глубже под  поверхностью
воды. А я меньше чем  через  минуту  добрался  до  обломков,  среди  которых
качалась на волнах перевернутая лодка. Она была здоровенная, и опрокинуть ее
я не мог. Зато я смог сесть на ее смоленое брюхо. Лодка хоть и медленно,  но
двигалась к кораблю, или,  может,  волны  прибивали  ее  к  нему,  а  может,
наоборот, корабль - к ней... Так или иначе, но  через  некоторое  время  мне
удалось подгрести к корме, где заламывали  руки  донья  Мерседес  и  Росита.
Цепляясь за осклизлое дерево борта, я подогнал свою посудину к  тому  месту,
где палуба под углом уходила в воду.
   - Как же ее перевернуть? - спросила Росита. Донья Мерседес  огляделась  и
вдруг увидала большую и толстую веревку со стальным крюком на конце.
   - Вот! - сказала она,  просияв.  Я  сразу  понял,  что  надо  делать.  Мы
зацепили крюк за дальний борт лодки и  втроем  потянули  за  веревку.  Лодка
перевернулась, и мы тотчас в нее  залезли.  На  дне,  привязанные  к  днищу,
лежали те самые лопаты, которыми гребли матросы. В самом носу  и  на  корме,
под скамейками, были сделаны некие подобия шкафчиков. В  них  оказались  три
просмоленных заколоченных бочонка. Росита  пошатала  один  -  в  нем  что-то
булькало. Когда мы наклонили бочонок и вынули из него просмоленную  затычку,
донья Мерседес подставила пригоршню и попробовала на язык. Это была  пресная
вода. Затычку поставили на место.
   - Пресную воду надо беречь! - сказала донья Мерседес. - Давайте поглядим,
что в других.
   Второй бочонок был без затычки и не булькал, третий - тоже.
   - Там должно быть съестное! - предположила Росита. Порывшись в  шкафчике,
мы нашли топорик, и Росита сумела сковырнуть  им  железный  обруч  с  одного
бочонка, а потом и с другого. В одном из бочонков оказались  твердые  черные
сухари, совсем не подмокшие, а в другом - соленое мясо. Росита достала  всем
по сухарю и по кусочку мяса. Все было сытно, только очень солоно, потому что
вместо пресной воды я размочил сухарь в соленой. Хотелось пить, но  я  решил
потерпеть.
   Тем временем нас отнесло от корабля шагов на сто (если бы по  воде  можно
было шагать!) и, как оказалось, очень вовремя. Внезапно на покинутом корабле
что-то зашипело, забулькало, заклокотало,  из-под  воды  вырвались  огромные
пузыри и корабль как-то совсем быстро утонул! Мы даже не успели  испугаться.
От корабля, точнее, от того места, где он только что находился, пошла  волна
с большим гребнем, налетела на лодку,  сильно  качнула  ее,  так  что  донья
Мерседес и Росита завизжали, но перевернуть не смогла  и  укатилась  куда-то
дальше, в море. Теперь от всего корабля капитана О'Брайена  осталась  только
наша лодка и разметанные по волнам обломки, лениво покачивавшиеся на волнах.
   - Что же теперь делать? - спросил я. Донья Мерседес грустно посмотрела на
меня и сказала:
   - Не знаю, милый, не знаю... Может быть, за сутки мы еще не очень  далеко
ушли от того острова, где ты жил... Сколько, интересно, прошел корабль, а?
   На вопрос доньи мы с Роситой ответить не могли. Да и сама она  ничего  не
понимала в морском деле, это точно. Поэтому мы некоторое время сидели молча.
Ни делать ничего, ни думать ни о чем просто не хотелось.
   - Господи! - простонала Росита, - Хоть бы шторма не было!
   - Да, - буркнула донья Мерседес, - это было бы ужасно! Буря  нас  потопит
моментально!
   - Надо куда-то плыть, - сказала донья, - только вот куда?
   - Обратно к нам, - сказал я, - в ту сторону, откуда шел корабль!
   - А ты знаешь, с какой стороны он шел? - усмехнулась донья.
   Я огляделся. Вокруг было только море.
   - А солнце всплывет завтра? - спросил я, когда на  воде  осталась  только
слабая светлая полоска в том месте, где небо и море соединялись.
   - Всплывет! - усмехнулась донья,  но  подумала  она,  наверно,  совсем  о
другом, потому что через пару минут произнесла:
   - Эх, если бы мы умели обращаться с парусом...
   - Но у нас ведь его нет, - сказал я.
   - Есть, - сказала донья, показывая на палку, обернутую  грубой  тканью  и
обвязанную веревками. - Только я не знаю,  как  им  пользоваться.  Плохой  я
капитан...
   - А давайте ее развернем и посмотрим!  -  предложил  я  и,  не  дожидаясь
разрешения, принялся вытаскивать палку с тканью из-под скамейки.
   Втроем мы  подняли  мачту  и  толстым  концом  воткнули  в  отверстие  на
скамейке. Вторая палка с парусом и веревками пока лежала поперек лодки.
   - Так... - задумчиво сказала донья, - вон те две веревки, которые тянутся
от верхушки мачты, надо прицепить к бортам...
   - За эти кольца! - догадался я и, найдя конец одной из веревок, продел  в
кольцо. Вторую веревку продела Росита, и мы как  следует  натянули  веревки,
крепко привязав их к кольцам. Теперь мачта совсем не  шаталась.  Мы  взялись
рассматривать другие  веревки.  Одна  из  них  была  пропущена  через  самую
верхушку мачты, где было маленькое железное колесико.  Когда  я  потянул  за
веревку, колесико заскрипело, и малая палка вместе  с  прицепленным  к  нему
парусом начала подниматься вверх. Росита тоже уцепилась за веревку, и тут же
ветер развернул парус и захлопал им в воздухе.
   - Ой! - сорвалось у Роситы. - Унесет!
   - Держи его! - не своим голосом вскрикнула донья и уцепилась за  одну  из
веревок.
   - Ур-р-ра! - закричала Росита. - Плывем!
   - Знать бы еще, куда! - вздохнула донья, держась  за  руль,  то  есть  за
палку, надетую на штырь. Лодка теперь подскакивала на волнах, словно  телега
на ухабах, плюхала брюхом по воде и плескала в нас  брызгами.  Стало  совсем
темно.  Небо  было  темно-синее,  все  в  больших  ярких  звездах,  мигавших
высоко-высоко. А из морских волн вылезла немного щербатая, серебристая луна,
наверно, солнце велело ей поработать за него. Только луна не излучала тепла,
и мы основательно замерзли. Отблески лунного света выплясывали  на  воде,  и
море казалось большущим, темно-синим шелковым платьем...
   - Куда же мы все-таки плывем? - сама  себя  спросила  донья  Мерседес.  -
Солнце село в той стороне, значит, там запад. На западе должен быть материк,
Америка. Но до него  слишком  далеко...  Послушай,  Мануэль,  как  назывался
остров, на котором ты жил?
   - Не знаю, сеньора! -  отвечал  я.  -  Я  знаю  только,  что  наше  место
называлось остров - и все... А разве вам капитан не говорил, куда плывет?
   - Нет, -  вздохнула  донья  Мерседес,  -  ничего  он  мне  не  говорил...
Поплывем, куда ветер дует, может, куда-нибудь к суше выплывем...
   - Только бы бури не было! - вздохнула Росита.
   - Садись за руль, Мануэль, - приказала донья. - Старайся, чтоб лодка  шла
носом на волну. А мы немножко подремлем и через часик тебя сменим...
   Луна постепенно спускалась вниз. И тут я  совершенно  неожиданно  увидел,
что впереди, куда стремился нос лодки, небо  совсем  темное.  Потом  я  стал
различать, что в некоторых местах  на  фоне  звездного  неба  вырисовываются
какие-то странные тени, больше всего похожие на горы.  Послышался  странный,
мерный шум: "Ш-ш-ух! ш-ш-ух! ш-ш-ух!" И  вскоре  я  понял,  что  это  берег,
земля. Лодка еще быстрее помчалась вперед, будто ее кто-то потащил за  собой
на веревке.
   И вот лодка  чиркнула  днищем  по  чему-то  твердому,  и  нос  ее,  мягко
скрипнув, воткнулся в мокрый песок. Я выпрыгнул за борт и, упершись в корму,
стал толкать лодку на берег. На носу лодки лежал моток веревки  и  светилось
стальное кольцо, через которое я продел один  конец  и  привязал  к  росшему
поблизости кусту.  Теперь  я  не  боялся,  что  лодку  унесет.  Правда,  для
страховки, я решил опустить парус. А тетки все храпели, они  еще  не  знали,
что я привез их куда надо. Тут я залез в лодку, лег между женщинами и сразу,
намертво заснул.
   НА ОСТРОВЕ
   Так уж мне везло - вторую ночь я ночевал на новом месте. Подумать только,
еще позавчера я спал в нашей хижине, с  бабушкой  и  мамой!  Они  плакали  и
гадали, куда меня продадут да как маме будет у Грегорио. А ведь, поди-ка, им
и в голову не приходило, что уже ночью я буду спать на корабле, в гамаке. Но
и я не думал, что путешествие на корабле так быстро  кончится  и  я  проведу
третью ночь вообще неизвестно где. То есть спал я, конечно,  в  лодке  между
Роситой и доньей Мерседес, что само по себе было необычно, но где  находится
та земля, к которой нас принесло, я, конечно, не соображал.
   Утром я проснулся, когда солнце уже припекала. Наши шесть ног:  две  пары
длинных и толстых белых и мои черные в красных  штанах,  короткие  и  худые,
торчали на солнце, а головы перекрывал от солнца опущенный мною парус.
   - Мануэ-э-эль! - услышал я удивленный голос доньи. - Где мы? В  раю?  Нас
кто-нибудь подобрал? Как мы сюда попали?
   - Не знаю, сеньора, - ответил я, - было темно... Лодку принесло сюда, вот
и все...
   - Давайте помолимся, возблагодарим Господа нашего!  -  сказала  донья.  -
Чудо! Воистину святое чудо!
   Мы все трое опустились на колени и начали молиться. Донья молилась долго,
а мы повторяли за ней слова. Мне  только  было  странно,  что  вчера  мы  не
просили у Бога помощи, а он помог. Наверно, он вчера тащил лодку мимо скал и
принес сюда.
   -  Вы  не  голодны,  сеньора?  -  спросила  Росита,  когда  наша  молитва
закончилась.
   - Можно сварить суп из солонины и сухарей, - прикинула донья.
   Мы с Роситой попытались открыть бочку с солониной. Но только тут  до  нас
дошло, что варить суп не в чем.
   - Надо слепить горшок, - сказал я, - высушить его, обжечь,  а  потом  уже
варить суп.
   - Ты прав, - сказала Росита, - да солонина не дождется... Давай-ка мы  ее
зажарим на угольях. У нас пастухи так делают.
   - А я пойду искать глину, - решил я и двинулся вдоль берега.
   Берег стал уходить куда-то влево, в глубь  суши,  и  скоро  выступ  скалы
закрыл от меня костер. Я заметил, что  вода  движется  откуда-то  с  суши  в
бухту. Я понял, что это река. Пройдя еще шагов сто, я очутился под  обрывом.
Вода в реке была чистая, холодная и почти  сладкая.  Я  пил,  пил,  пока  не
надоело. В воде мелькали силуэты каких-то голубовато-серебристых рыбок.  Тут
же я увидел и большую противную змеюку, которая тоже пила  воду.  На  всякий
случай я стал поглядывать под ноги.
   Пора было возвращаться, но тут я увидел... ступеньки.  По  крайней  мере,
мне так показалось. Кто-то догадался  вырубить  в  скале  цепочку  ступенек,
ведущих наверх обрыва. На нижней ступеньке грелась еще одна змеюка, которая,
однако, догадавшись, что я разыскиваю подходящий камень, без боя  удалилась.
Я начал подниматься вверх.
   На лесной поляне,  примыкавшей  к  обрыву,  обнесенный  высокой  оградой,
высился дом, почти такой же, как у нашего сеньора Альвареса. Сначала я хотел
было заорать от восторга, но потом прикусил язык... Черт его  знает,  может,
там в доме живут голландцы или другие дикари? Вдруг они выстрелят в меня  из
пушки или съедят? Даже если там простые белые, которые верят в Бога и Святую
Деву, и то могло выйти худо. Увидят чужого негра и подумают, что я бегаю.  А
если подумают, то наверняка сперва выпорют и только после разберутся. А меня
уже неделю не пороли, и я пока  не  соскучился...  Поэтому  я  спустился  со
скалы, радуясь, что меня никто не  заметил,  и  поспешил  обратно  на  берег
бухты.
   - Где ты шляешься? - проворчала Росита.
   - Там дом! - выпалил я. Росита и донья, которые ели  печеную  солонину  с
сухарем, чуть не подавились.
   - Что такое? - переспросила донья.
   - Сеньора, - сказал я, - тут, недалеко в лесу, дом!
   - Дом? - она мне явно не поверила.
   - Ты не перепутал?
   - Нет! - обиделся я и пересказал ей все свое  путешествие  вдоль  берега.
Донья  Мерседес  грызла  сухарь  с  печеной  солониной   и   слушала   очень
внимательно. Когда я  окончил  свой  рассказ,  она  сделала  странное  лицо,
подошла к лодке, поколотилась там,  а  потом  вылезла  оттуда  с  той  самой
деревянной коробкой, которую заставила  меня  вынуть  из  воды  сачком.  Она
открыла коробку и сказала:
   - Нам надо срочно идти туда! Собирайтесь!
   Все было точно так же, как и в первый раз. Правда, теперь я глядел  более
внимательно. Стена была сложена из здоровенных  тесаных  камней,  и  на  ней
виднелись зубчики, как на гребешке. А  по  бокам  из  камней  были  выложены
большущие каменные бочки. Посередине стены были ворота,  но  не  распахнутые
настежь, как на плантации сеньора Альвареса, а наглухо закрытые.  За  стеной
высился большой дом из двух этажей. В окнах поблескивали  стекла  и  темнели
железные решетки. Дом, наверное, раньше был белый, но со временем  потускнел
и стал грязно-серого цвета - всю побелку с него смыли дожди. Никакого  шума:
ни голосов людей, ни ударов бича, ни мычания  и  блеяния  скота.  Подойдя  к
стене, мы  обнаружили,  что  она  высотой  почти  в  четыре  роста  капитана
О'Брайена или в шесть моих. Каменные бочки были еще выше, а дом  и  подавно.
Ширина ворот была такова, что через них в ряд прошло бы четыре Грегорио  или
пять О'Брайенов. Высотой эти ворота были в две доньи Мерседес, не меньше.
   Донья стояла перед воротами  и  отпирала  ключом  огромный  замок,  держа
пистолеты под мышкой. Не успели мы спросить, откуда у  нее  ключ  от  чужого
дома, как она отперла замок и выдернула скобу из ушек. Вдоль  стены  тянулся
небольшой, но глубокий овраг с гладкими стенками из замшелых каменных  плит.
Мы стояли на маленьком мосточке из толстых досок. Ржавые  цепи  тянулись  от
дальнего края моста к  отверстиям  в  стене.  Мне  почему-то  стало  смешно:
неужели хозяин думал, что кто-нибудь украдет  его  мост?!  Я  видел  негров,
которых приковывали, но ведь мост-то не негр, он не убежит!
   Донья Мерседес нажала на створку ворот плечом. Заскрипели ржавые петли, и
вход открылся. Донья вынула изо рта нож и сказала:
   - Проходите, надеюсь, что человек, который оставил  нам  это  письмо,  не
солгал...
   Только тут я заметил, что к  воротам  приделан  кусок  кожи,  на  котором
вырезаны какие-то закорючки, то есть буквы.
   - Сеньора, - сказал я, - а вон буква А...
   - Позже, позже, дружок, - сказала донья, входя в ворота.  Двор  был  тоже
выложен каменными  плитами,  сквозь  которые  росли  цветы  и  трава.  Стена
окружала дом с четырех сторон, и на всех четырех  углах  было  по  бочке  из
камня. Стена была толстая, почти в мой рост толщиной. Между зубцами я увидел
знакомые штуки, то есть пушки. На каменных плитах двора  стояли  еще  четыре
штуки, более похожие на бочонки, только  железные,  коротенькие  и  широкие.
Около них лежали на земле большие круглые шары, похожие на средних  размеров
тыквы.
   - Бомбы и мортиры! - удивилась донья. - Двадцать штук!
   Мы прошли мимо мортир и бомб, к просторному крыльцу дома.  Шесть  столбов
подпирали навес  над  крыльцом.  Они  походили  на  белье,  которое  выжали,
сворачивая в противоположные стороны, да так и забыли развернуть. На  двери,
как и на воротах, был прикреплен кусок кожи с буквами.
   - "Ключ прямо под серединой двери", - прочитала донья.  Она  нагнулась  и
действительно вытащила из-под двери ключ, который  затем  вставила  в  замок
входной двери. Замок щелкнул, и дверь открылась. За  ней  оказалась  широкая
лестница с перилами. Пятки доньи звонко шлепали по  каменным  ступенькам,  и
звук шагов разносился далеко по пустым помещениям. Мы с Роситой  последовали
за ней. Было немного страшно. Росита боялась больше меня и даже  дрожала.  Я
боялся  меньше,  но  тоже  дрожал.  Лестница  поднялась  немного,  а   потом
раздвоилась: от небольшой площадки одни ступеньки  пошли  вправо,  другие  -
влево. Донья пошла  по  правой  лестнице,  и  мы,  конечно,  следом.  Правая
лестница подвела нас к двери, на которой висел листок бумаги.
   - "Ключ под серединой двери", - опять прочла донья. - Как и внизу...
   Она достала ключ и отперла дверь. Мы вошли в огромную комнату,  где  было
семь окон и стоял огромный стол с множеством стульев вокруг  него.  Пол  был
деревянный, гладкий, как стекло. На окнах висели занавески.
   - Это столовая, - заметила донья, - почти как у нас в Сарагосе...
   Росита подошла к занавескам и подергала за какую-то  веревочку.  Одна  из
занавесок собралась, как парус,  и  потянулась  к  палке,  на  которой  была
подвешена. Донья потянула еще две или  три  занавески,  и  в  комнате  стало
светло. Стены были обиты зеленоватым шелком,  украшены  какими-то  столбами,
завитушками, каменными белыми мальчиками и  голыми  тетками,  завернутыми  в
простыни. На стене против окон висели большущие разноцветные рисунки.
   - Смотрите-ка! - воскликнула донья Мерседес. - Клянусь честью,  ведь  это
работа дона Диего, придворного живописца его величества!
   - Не того ли сеньора, - поинтересовалась Росита, - который самого сеньора
Оливареса рисовал? И даже короля с королевой?!
   - Мой Бог! - восхищалась донья, рассматривая рисунки. - Как красиво...
   - А вон он, портрет графа! - воскликнула Росита. - Вот ведь десятый  год,
как он помер, а все как живой тут...  Я  его  на  похоронах  вашего  батюшки
видела... Ох и  важный!  А  его  донья  Хуана,  так  та  еще  важней,  прямо
королева...
   Росита показывала на портрет толстомордого  дядьки  в  черном  костюме  с
белым  воротником,  крючковатым  носом,   сизым   подбородком   и   хитрыми,
маслянистыми глазищами. Борода у него была какая-то косая, а усы  торчали  в
стороны, как у кота.  Левый  ус  его  смахивал  на  курительную  трубку.  Он
улыбался так же, как  наш  сеньор  Альварес,  когда  приказывал  кого-нибудь
пороть. Но при всем этом дядька был, и верно, как живой. Мне даже  казалось,
что он присматривается к нам, скосив на нас свои хитрые глаза.
   - Нет, - с сожалением, но вместе с тем и  с  удовлетворением,  произнесла
донья Мерседес. - Все-таки это не та картина, просто кто-то очень хорошо  ее
срисовал.
   На других картинах  было  много  людей  в  необычных  костюмах.  Какие-то
странные рогатые звери, дядьки с трубами и еще что-то.
   - А  зачем  здесь  камин?  -  удивилась  Росита,  показывая  на  странное
сооружение у стены, похожее на маленькие ворота и одновременно на домик.
   - Наверно, для уюта, - ответила донья. - Какие чудные часы!
   Она приоткрыла дверцу в золотистом сооруженьице, качнула какую-то палку с
набалдашником изнутри ее, и тишину комнаты нарушил  мерный  щелкающий  звук:
тик-так, тик-так, тик-так...
   - Паркету тут! - восхищалась Росита, скользя босыми ногами по полу. - Вот
кому-то было работы натирать все это!
   В комнате было  три  двери:  одна,  через  которую  мы  вошли,  другая  -
напротив, в дальней от нас стене, а третья рядом с камином.
   Мы вошли в комнату поменьше, где стояли красивые стулья и кресла,  обитые
темно-красным бархатом. Одна стена была сплошь заставлена шкафами с книгами,
а у других стояли каменные дядьки с бородами