Такой я стал  экипированный  нынче!  В  телефон  этот
можно было говорить все, что угодно. Ни один посторонний товарищ не  услышал
бы ничего, кроме длинного и нудного "пии-и-и". Зато нужный мне товарищ  -  в
данном случае отец - услышал бы все, что нужно, в радиусе 100 километров.
   - Алло, - сказал динамик. - Слушаю.
   - Это я. За мной идет "45-38 МКМ". От самого офиса.
   - Белая "девятка"? - переспросил Чудо-юдо. - Два парня?
   - Так точно.
   - Плюнь и разотри, - отец уверенно отключил связь.
   На душе полегчало. "Девятка" держалась еще  три-четыре  минуты,  а  затем
круто развернулась и дунула в  противоположную  сторону.  Больше  мы  ее  не
видели. Мы спокойно доехали, бесхвостыми до  нужного  поворота  в  лес,  без
всяких приключений прокатились  по  лесной  бетонке  и  уперлись  в  высокие
железные ворота, преграждавшие въезд в закрытый поселок, где обитала  теперь
вся наша большая и дружная совет... тьфу! р-русская семья.
   Автоматчики в бронежилетах и касках-сферах осветили нас и машину, глянули
пропуска, открыли багажник и убедились, что лишних людей в машине нет.
   - Проезжайте, - сказал старщий.  Створка  ворот  ушла  вбок,  и  "Чероки"
пересек заветную линию, отделяющую нас от родного дома.
   - Уф-ф... - выдохнул Лосенок. - Ну и работа!
   Я только хмыкнул. Да, вот такая теперь у меня была работа. Прямо,  как  у
барина...
   ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
   Лосенок покатил по улице,  напоминавшей  все  ту  же  лесную  дорогу,  по
которой мы приехали в поселок. Отличие было только в том,  что  вдоль  улицы
тянулись высокие  и  глухие  бетонные  заборы.  Огоньки  домов,  стоявших  в
окружении высоченных деревьев  за  этими  заборами,  были  почти  не  видны.
Светились только фонари у наглухо закрытых ворот. Впрочем, очень может быть,
что окна вообще не светились, так как был уже четвертый час  утра.  Почивали
мирные жители. Готовились к трудовым свершениям.
   Вот и наши ворота. Лосенок бибикнул. С лязгом  открылась  калитка,  вышел
парень в камуфляжной куртке, по-моему, Толя. Позевывая, открыл ворота, и  мы
въехали во двор.
   - Спокойной ночи, - сказал я, хлопнув Лосенка по ладони, - не забудь жену
оттрахать, чтоб не ревновала. Спи, пока не  выспишься.  Завтра  я  без  тебя
обойдусь.
   Лосенок покатил машину в гараж, а я забежал  по  гранитным  ступенькам  в
новую усадьбу отца родного. Это, конечно,  была  уже  не  та  дача,  где  мы
когда-то размечали бассейн и сауну.  Ту  дачу  теперь  приобрел  за  кровные
полтораста лимонов Игорь Чебаков. Он так раскрутился, что не остановишь,  но
сказать откровенно, хоромы его, по сравнению с дворцом Сергея Сергеевича,  -
просто фигня на постном масле. Флигель, куда мы поселили Лосенка с  супругой
и ребенком, лишь чуть-чуть  похуже.  Сколько  стоит  то,  что  для  Чудо-юдо
соорудили турки, я даже не прикидывал. Сюда можно президентов  приглашать  и
даже на постой ставить. По нормальной  советской  раскладке  можно  впихнуть
семей с полста, и еще место останется. Однако  проживают  тут  с  постоянной
пропиской всего три семьи. Отец и мать, я с Ленкой и Мишка  с  Зинкой,  плюс
четверо детей: наши с Ленкой Колька и Катька  и  Мишкино-Зинкины  Сережка  с
Иркой. Родители обитают в центральной части дома, в правом крыле я с семьей,
а в левом - Мишка со своими. На мою личную жизнь от щедрот родителя выделено
три спальни - наша с Ленкой супружеская и две детских - у Кольки  своя  и  у
Катьки своя. Далее: комната для детских игр мелкого хулиганья,  два  рабочих
кабинета,  столовая,  гостиная,  ванна,  туалет  и  кухня.  Точно  такой  же
джентльменский набор выдан и Мишкиной команде в  его  крыле.  Само  собой  у
каждого крыла отдельный вход,  но  есть  и  общий  парадный  подъезд,  через
который можно угодить в просторный  холл  с  зимним  садом,  фонтанчиком  на
первом этаже и залом для приемов - на втором. А на третьем апартаменты  отца
и матери. В пристройке, куда можно попасть из холла, - спортзал,  бассейн  и
сауна, но уже совсем иного класса,  нежели  та,  которой  теперь  пользуется
Игорь Чебаков.
   Сестры  Чебаковы  учились  со  мной  на  одном  курсе.  Мы   под   мудрым
руководством Сергея Сергеевича, конечно же, поступили. Поначалу  я  вкалывал
довольно усердно, а доставшееся в наследство от Брауна знание английского  и
испанского заметно облегчало дело. Кроме того, обучение  по  тем  методикам,
которые придумал отец, зарядило мою башку довольно плотно и сойти за  умного
ничего не стоило.  Примерно  так  же  было  и  у  близнецов.  Два  курса  мы
выдержали. Третий - уже балдели. Я заметил, что на экзаменах получаю пятерки
там, где другим ставят трояки, а чистые провалы оцениваются в четыре  балла.
С близнецами была  та  же  история.  Институт  был  процентов  на  семьдесят
"блатной", так что наши "успехи" в глаза не бросались. Когда  меня  кто-либо
из преподавателей спрашивал, кто мой папа, и я отвечал: "Баринов", то слышал
в ответ многозначительное:  "А-а!",  после  чего  ниже  четверки  я  уже  не
получал.
   В те времена дворца еще не было. Я жил на городской квартире Чудо-юда, то
есть, как ни непривычно мне это было говорить,  с  отцом  и  матерью.  А  ту
однокомнатную, что родитель подарил мне еще до того, как  признал  сыном,  я
забесплатно сдал близнецам.  Старый  Чебаков  был  очень  против  этого.  Он
считал, что не хрен этим соплюхам жить отдельно, отбиваться  от  дома  и  от
хозяйства. Но мамаша Чебаковых, Валентина Павловна, была очень довольна.  Ей
отчего-то казалось, что ее дочерей обязательно изнасилуют в электричке, если
они будут ездить из Москвы домой. О том, что ее дочерей могут оттрахать  без
применения насилия, она как-то не думала. Игорь уверял ее, что взял  с  меня
честное слово приглядывать за близнецами и не фиг за  них  бояться.  Честное
слово я держал. Это было очень легко сделать, потому что  близнецы  сами  от
меня не отлипали, влюбиться они в меня вряд ли влюбились, но вот замуж выйти
прицелились обе. У нас в доме они были давно своими, мать они  очаровали,  а
Чудо-юдо в них нуждался, ибо продолжал свои  эксперименты.  По  курсу  стали
распространяться слухи, что у нас групповой брак и так далее, хотя на  самом
деле до третьего курса все шло пристойно и  безо  всякого  секса.  Скорее  я
считал их своими сестрами.
   Но тут явился Мишка, закончив эту самую Сорбонну. До  этого  он  дома  не
появлялся даже на каникулах. К нему ездили отец и мать.  Письма  и  открытки
присылал обычно по случаю праздников, да и то некоторые  пропускал.  Что  он
там делал в свободное от работы время - неясно, но,  судя  по  всему,  даром
времени не терял. Во всяком случае, он уже тогда начал закручивать  какой-то
бизнес и денег у него хватало и на Канары, и на Балеары, и  даже  на  Таити.
Видимо, Сергею Сергеевичу все это доставляло некоторые хлопоты,  потому  что
время самых крутых перестроек еще не  пришло.  Мишку  все-таки  вытащили  из
Европы и пристроили в  какую-то  международную  контору,  но  со  стабильным
сидением в Москве. От большой тоски по Европе мой  младший  братец  и  довел
наше целомудренное общество до грехопадения. Все вышло как-то раз под  Новый
год,  который  мы  встречали  в  моей  персональной  однокомнатной.  Выпили,
закусили, потанцевали, а потом вышел,  по  выражению  из  "Калины  красной",
"маленький скромный бордельеро". Вроде бы  все  было  очень  приятно  и  без
грубости, но положение осложнилось тем,  что  близнецы  не  только  потеряли
невинность, но еще и умудрились одновременно залететь... Потом они ровно три
месяца нам с Мишкой ничего не говорили, хотя ни в  чем  не  отказывали.  Под
веселье все абортические  сроки  были  пропущены,  а  затем  эти  хитропопые
существа доложили о своем состоянии, но не нам, а нашим родителям.
   Вся пикантность ситуации была в  том,  что  мы  с  Мишкой  в  ту  роковую
новогоднюю ночь были в прилично ужратом состоянии, а близнецы даже  в  голом
виде выглядели довольно одинаково. Пресловутую родинку на шее, как и  прочие
различающиеся детали, наши косые глаза не запомнили, и кто из нас кого  имел
первым - не запомнили. Но зато хорошо запомнили, что после процедуры лишения
невинности, ближе к утру, состоялся еще один трах со сменой партнерш.
   Наверно, если б Чебаков-старший не допился до инфаркта еще в феврале,  то
он хватил бы его в марте. Игорь,  оказавшись  в  доме  за  главного  мужика,
чего-то развыступался и даже собирался набить мне  морду,  но  в  результате
получилось наоборот, и мы, помирившись, приняли историческое решение.  Мишка
вообще-то немножко упирался, но тут ему вновь посветила загранка,  причем  с
обязательной  женитьбой  -  иначе  не  выпустят.  В  апреле  мы  все  дружно
расписались в один день,  и  на  свадьбах  сэкономили  немало.  Кому  с  кем
подавать заявление, разыграли на спичках. Я вытянул длинную, символизирующую
Елену. Выдернул бы короткую - оказался бы мужем Зинки.  Всем  четверым  было
абсолютно по фигу.
   Дети родились в сентябре  -  в  течение  одних  суток.  Не  близнецы,  но
двойняшки. По мальчику и по девочке. Некоторое время мы все  приглядывались,
на кого кто похож, но потом плюнули. Мы ведь с Мишкой тоже  оказались  очень
похожими. Не так, конечно, как Зинка с Ленкой, но то, что мы  с  ним  родные
братья, мог углядеть любой. Поэтому примирились на том, что все колхозное...
   Теперь все четверо уже  ходят  в  школу.  Здесь  же,  в  нашей  "закрытой
деревне". Уже год, как мы стали жителями этого дворца и  крутимся  каждый  в
своей сфере...
   ...Я прошел через свой подъезд и  поднялся  на  второй  этаж.  На  всякий
случай заглянул в комнату Кольки, потом - Катьки. Малолетние хулиганы сопели
мирно и успокаивающе. А на третьем этаже горел свет...
   Лена  сидела  в  кресле  и  дремала.  Пульт   дистанционного   управления
телевизором лежал у нее на коленях. Сам телевизор был выключен. На  столике,
справа от кресла, стояли две чашки и кофейник. По другую сторону  на  диване
посапывала Зинаида. Наверно, Мишка сегодня где-то загулял. Сестрицы попивали
кофеек и перемывали нам кости, покуда не заснули.
   Супруга моя четко знала,  как  не  допустить  незаметного  прохода  мужа.
Кресла, столик, диван  составили  нечто  вроде  баррикады,  перелезть  через
которую совершенно бесшумно даже ниндзя не сумел бы. В принципе мне это было
и не очень нужно.
   - Тук-тук-тук! - сказал я, постучав по столику.
   Ленка нехотя подняла руки вверх и потянулась:
   - Который час, а?
   - Четверть четвертого.
   - А мы, значит, только что пришли? - Лена встала, уперла  ладонь  в  свое
увесистое левое бедро, прикрытое алым махровым халатом, и прищурилась. - Где
моя большая скалка?
   - Не знаю, - пожал я плечами, - может, ты кого-нибудь другого била, а?
   - Ну-ка, принюхаемся... Интересно, какой же бабой от нас  пахнет?  -  эта
кривляка потянулась ко мне ноздрями, смешно вытянув шею.
   - Только одной, - уверенно ответил я, укладывая ладони  на  мягкие  бока,
тепло  и  умиротворяюще  ощущавшиеся  под  халатом,  -   Ленкой   Чебаковой.
Маленькой, жирненькой хрюшкой.
   Да, это  была  уже  не  тощенькая  длинноногая  воображуля  времен  моего
лжедембеля.  Все  округлилось,  наполнилось,  а  кое-где  и  правда  немного
ожирело. Особенно после родов.
   - Ах ты, гнусный волчище! - Ленка сделала страшную рожицу. -  Я  тебя  не
боюсь! Идем, сразимся!
   Это уже была и вовсе игра.  Бесконечная,  глуповатая  и  смешная  игра  в
Хрюшку и Волка, в Маугли и Багиру, в Пони и Ослика... Она тянулась уже  семь
лет и вроде бы не наскучивала, хотя порой я чувствовал себя полным  идиотом,
произнося следом за Ленкой - кандидатом филологических наук, между прочим! -
массу всякого бессвязного, хохмического словесного поноса. Это была клоунада
друг перед другом, нужный обоим  элемент  разрядки.  Без  нее  мы  давно  бы
свихнулись...
   - Идем! Сразимся! - ответил я,  выпятил  несуществующее  пузо  и  затопал
тяжкими шажищами, которые скорее подходили не Волку, а Медведю.
   - Ой, Господи... - сонно пробормотала  проснувшаяся  Зинка  с  дивана.  -
Распрыгались! Спать не даете...
   - Ага! - с легким вызовом ответила Ленка. -  А  сейчас  еще  и  трахаться
будем! Завидно? Чао!
   Близнецы друг на друга не обижались. Они тоже играли в игру,  уже  только
свою, девчачью, может быть, придуманную ими еще тогда,  когда  они  в  своем
общем яйце сидели...
   - Счастливого траханья! - пробурчала Зинка. - Свет выключите...
   Свет ей выключили. Уже закрывая за  собой  дверь,  я  увидел,  как  Зинка
повернулась на живот и обняла подушку...
   Кровать,  здоровенная,  пышная,  словно  тарелка  со  взбитыми  сливками,
соблазняла меня больше, чем Ленка. Все-таки я с работы пришел. Да  и  Ленка,
хоть и бодрилась, но спать хотела. Нормальные люди в это время суток десятые
сны досматривают.
   Но мы-то были ненормальные. Не знаю, чем занималась вчера Ленка,  но  про
себя я все  хорошо  знал.  Мне  не  хотелось,  чтобы  среди  ночи  замаячила
обугливающаяся рожа Круглова с лопнувшими глазами. И  мне  вовсе  не  нужно,
чтобы во сне ко мне  заявилось  еще  несколько  десятков  "клиентов".  Нужно
собраться, вцепиться в себя, выжать все, что еще есть, а потом провалиться в
сон как в пропасть. И вылететь из этой пропасти  часиков  в  двенадцать,  со
свежей головой и трезвыми мыслями. Мне завтра тоже не безделье  уготовано...
Но - стоп и еще раз - стоп! Все, что будет завтра -  это  завтра.  Сейчас  -
только одни мысли - о Ленке. Думать о ее теле, о всем приятном,  что  у  нее
снаружи и внутри, о ее запахе, о ее волосах, о тех дурацких словах,  которые
будят Зверя...
   - Гнусный, вонючий волчище... - прошипела Ленка, зло  щуря  глазенки,  и,
распахнув на мне пиджак, скинула его на ковер. - Как ты  посмел  явиться  ко
мне в таком виде? Я спущу с тебя твою колючую, серую шкуру...
   Роль шкуры выполнили брюки и рубашка.
   - Вот свинья проклятая! - зарычал я  по-волчьи.  -  Я  откушу  тебе  твой
подлый пятачок! Ам!
   Вместо съедения "подлого пятачка" получился долгий поцелуй, халат с Ленки
свалился, мы соприкоснулись животами, с силой притиснулись друг к другу.
   - Эй, волк, - прошептала Ленка, - а ты принес свою Главную Толкушку?
   - Да! - заявил я грозно. - И сейчас я растолку в порошок всех лягушек!
   - Нет, - по-поросячьи взвизгнула Ленка. - Я не дам  в  обиду  лягушек!  Я
сама раздавлю эту ужасную Толкушку! Вперед!
   Началась недолгая, но упорная борьба, Ленка вроде бы  старалась  повалить
меня на лопатки, а я хотел наоборот, потому что вчерашней ночью  Хрюшка  уже
оседлала Волка. Два раза подряд мы одно и то же не повторяли.
   - Вот мерзкий волчище! - пищала Ленка. - Я откушу тебе Главную Толкушку!
   - Я не дам тебе этого сделать, грязная поросятина! Ам! - и опять сладкие,
отдающие кофе Ленкины губы слиплись с моими...
   - Все равно я съем  Главную  Толкушку!  Я  проглочу  ее  нижним  ртом!  -
взвизгнула Ленка, резко разбрасывая ноги в стороны...
   - Вот тут ты и попалась! - прошипел я, и с "главной толкушкой" все  стало
ясно.
   Ленка знала, что во время этого дела на меня очень сильно действует  мат.
Знали бы ее уважаемые коллеги  по  всяческой  там  филологии  и  структурной
лингвистике, какие борзые словечки шептались, выстанывались и  выкрикивались
ею под скрип кровати! В этом  почтенном  кандидате  наук  жили  добрые  гены
шабашника Чебакова, да и тот, поди, в гробу перевернулся бы, если б услышал,
что бормочет его любимая доченька в минуты страсти... Самое нежное слово  из
этой серии было "засранец", но куда чаще сыпалось более крутое.  Я  тоже  не
опускался ниже "козы драной", и Ленку это заводило даже сильнее,  чем  меня.
Подозреваю, что и сама она матюкалась именно для того, чтобы раскрепоститься
и  раскомплексоваться...  Кроме  того,  она  за  последние   несколько   лет
насмотрелась  немало  эротики  и  самой  прямой  порнухи,  отчего  приобрела
привычку стонать и  корчиться,  будто  ей  кишки  выпускают.  Мне  это  тоже
нравилось слушать, хотя иногда выходило слишком громко. Правда,  дети  спали
на втором этаже, вроде бы и  звукоизоляция  у  нас  была  не  такая,  как  в
"хрущобе", но все-таки однажды, когда Ленка особенно сильно взвыла, прибежал
перепуганный Колька, и пришлось  ему  объяснять,  что  "мамочке  плохой  сон
приснился".
   Два таких крика, может быть, чуть потише, Ленка испустила  и  сегодня.  Я
продолжал  свою  бурную  деятельность,  но  она  вдруг  сказала   совершенно
серьезным и нормальным голосом:
   - Притормозите, мистер Баринов. Мне - хватит.
   Я опешил, не зная, чего  сказать,  и  остановился.  Из  гостиной  донесся
глубокий вздох Зинки.
   - Вылезай... - упираясь мне в плечи, велела Лена. - Надень резинку и  иди
к Зинке. Не слышишь, как она мается?
   - Интересное кино... - пробормотал я. - А она меня не огреет чем-нибудь?
   - Не огреет. Иди, говорю!
   А почему бы и нет? "Толкушка" вроде бы не устала... Я вышел в гостиную  и
подошел к дивану. Зинка уже не стонала, а только тяжело, напряженно  дышала.
Она ничего не говорила и  ничему  не  удивилась,  только  быстро  распахнула
халат, под которым ничего уже не было, а потом  откинула  подогнутое  правое
колено на спинку дивана.
   Я удивился еще раз, насколько они были похожи, и на ощупь, и  по  запаху.
"Толкушка", на сей раз упакованная в  средства  защиты,  особой  разницы  не
почувствовала, да и  вообще  было  впечатление,  что  Ленка  не  осталась  в
спальне, а перелегла на диван. Зинка тоже ругалась и стонала,  но  поменьше,
хотя и более зло. Похоже, что ругала она даже  не  меня,  а  Мишку,  который
развлекался где-то, по своему  парижскому  обычаю.  Я  тоже  ругался,  и  не
потому, что хотел сделать Зинке приятное,  а  потому,  что  терпеть  не  мог
работать "за себя и за того парня"...
   Но финал вышел хороший, поджаристый, кусачий. Взмыленная Зинка поцеловала
меня в ухо и прошептала:
   - Спасибо! Ты настоящий друг, Димуля...
   - Заходите еще... - усмехнулся я.
   - На днях, - пообещала Зинка. - Если мой кобелина не  уймется,  я  к  вам
переберусь... Ладно, пошла к себе. Спите спокойно, дорогие товарищи!
   Запахнув халат, она отправилась в свое  крыло,  а  я,  сполоснувшись  под
теплым душем, полез под бочок к законной жене.  Она  спокойно  и  безмятежно
спала. То же самое пришлось сделать и мне. Никаких кошмаров и дурацких  снов
я не увидел...
   КОМИТЕТЧИК
   Утро  настало  часов  в  двенадцать,  когда  нормальные  трудящиеся   уже
готовятся к обеду.
   В постели я остался один - Ленка ушла на работу. Работала она в  частном,
но тем не менее капитально-закрытом учреждении, где наш Чудо-юдо был главным
начальником.  Официально  заведение  называлось   "Центром   трансцендентных
методов обучения". Там же паслась и  Зинуля.  Я  догадывался,  чем  они  там
занимаются, поскольку помнил, что Сергей Сергеевич разрабатывал  еще  десять
лет назад. Сейчас все это спонсировалось фирмой "Барма" - во всяком  случае,
так считалось. Конечно, я не очень этому верил,  так  как  у  меня  не  было
впечатления, что "Барма" имеет такие прибыли. У меня были разные подозрения,
но я их держал в таких глубинах мозга, что они ни разу не всплывали  наружу.
Меня все это никаким боком не касалось,  своих  дел  было  полно,  а  потому
залеживаться было некогда. Прежде всего надо было слегка размяться,  поэтому
я надел кроссовки, спортивный костюм и собрался сделать пробежечку.
   В гостиной ворочалась с пылесосом и мебелью чернокожая девица  в  голубой
униформе и совсем по-русски повязанной косынке на голове. Это  была  Зейнаб,
сомалийская беженка, которую Сергей Сергеевич где-то раздобыл для  экзотики.
Мишка утверждал, что он ее то ли купил, то ли  на  что-то  выменял.  Большую
часть времени она работала  в  Центре,  где  ее  чему-то  обучали,  а  утром
выполняла обязанности горничной. Впрочем, у нее был какой-то странный график
работы, и она могла появиться практически в любое время суток. То  же  самое
было и с вьетнамкой Линь или Тинь, которая  меняла