о  сковороду  с  силой
треснулся о валун, разлетелся на части, и один  из  осколков  крепко  ударил
человека в лицо. Он взмахнул руками, кажется, крикнул, но за шумом  воды  мы
не услышали этого вопля. Не удержавшись, бедняга  спиной  вперед  полетел  в
озеро, бушевавшее не хуже, чем "Колодец Вельзевула". Вода там поднялась  уже
до  краев  "миски",  и  теперь  в  гул  фонтана  вплелся  еще  и  рев  воды,
низвергавшейся в трещину на противоположной стороне грота. Именно так должно
быть, и поддерживался постоянный уровень воды в озере.
   Мне сразу стало ясно, что человек, упавший в этот водоворот,  уцелеть  не
сумеет. К тому же я так обессилел, что не мог сдвинуться с  места.  Но  мисс
Уильяме, завизжав от ужаса, тем не менее бросилась к озеру.  Оказывается,  у
нее был еще порох в пороховницах. А я  даже  визжать  не  смог.  Мог  только
смотреть за тем, как физичка прыгает по камням и добегает до берега.  Вокруг
нее сыпались здоровенные камни, гораздо больше тех, что сшибли в озеро  того
человека. Но сумасбродка - как ее еще назовешь?  -  скакала  то  вправо,  то
влево, словно бы заранее зная, в  каком  месте  упадет  следующий  булыжник.
Побегав так с минуту и убедившись, что несчастный исчез в  водовороте.  Тина
нагнулась и подняла то, что пропавший человек достал  из  воды.  Пригибаясь,
как солдат под обстрелом - это только увеличивало шанс  получить  камнем  по
спине, - Тина кое-как добежала со своим тяжелым  грузом  на  площадку.  Сюда
камни не долетали.
   - Ужас! - простонала она. - Он погиб на наших глазах! И я ничем не  могла
помочь, ничем!
   Впрочем, на истерику  она,  как  видно,  была  неспособна.  Мисс  Уильямс
опустила свою ношу на асфальт. Коробка, похоже,  была  сделана  из  какой-то
твердой и очень прочной пластмассы, похожей на эбонит по цвету, но не  такой
хрупкой.  На  торце  у  коробки  (ее  и  ящиком   назвать   можно)   имелось
металлическое кольцо, к которому был привязан  обрывок  капроновой  веревки.
Должно быть, погибший парень, вытащив ящик на берег, обрезал  веревку,  чтоб
не запутаться при возвращении...
   Ясно, что ящик был кому-то очень нужен,  раз  этот  человек  не  побоялся
погибнуть, лишь бы его достать.
   - Надо идти туда! - я указал на ворота ангара. - Надо позвать других...
   Вдруг, как мне показалось, послышались человеческие голоса...
   Осложнения
   Голоса, как оказалось, доносились до меня уже из яви.  На  этот  раз  сон
заканчивался постепенно, не спеша. Еще вертелись в мозгу картинки пережитого
Майком Атвудом, а перед глазами уже маячили белые халаты профессоров  Кеведо
и Мендосы, доктора Энрикеса да передник пожилой медсестры, имени  которой  я
то ли не помнил,  то  ли  забыл.  Кроме  того,  из-за  их  спин  то  и  дело
высовывалась озабоченная и даже испуганная мордашка  Марселы.  Явно  у  всей
публики были серьезные страхи за мое здоровье.
   Мне, конечно, было немного холодно,  особенно  ногам.  Но  чем  больше  я
осознавал, что купался в холодной воде и бродил  по  сырым  пещерам  лишь  в
дурацком сне, к тому же доставшемся мне в  наследство  от  Майкла  Атвуда  в
качестве бесплатного приложения к Марселе и ее шестерым детям,  тем  быстрее
согревался.
   - Фантастика, - пробормотал сам профессор Кеведо,  смотря,  очевидно,  на
экран прибора, отмечавшего  биение  моего  сердца,  но  при  этом  дедовским
способом подсчитывая пульс. - У него опять восстановился пульс.
   - Профессор! - воскликнул я. - Вы мне ничего не вкололи?
   - Ничего, - ответил Айболит, - мы просто не знали, что с вами  делать.  У
вас в течение вчерашнего вечера и ночи  наблюдались  совершенно  сумасшедшие
скачки пульса, давления, температуры  тела,  причем  совершенно  вне  всякой
медицинской логики. И энцефалограмма невероятная. Правда,  слава  Богу,  это
убедило вашу жену в том, что забирать вас отсюда  рановато.  Она  наконец-то
соизволила убедиться в том, что вы  нетранспортабельны.  Представляете,  что
будет, если очередной приступ застанет вас в самолете?
   - Течение вашей болезни, сеньор Браун - это научная сенсация, -  пробасил
Мендоса. - Мы дали об этом случае сообщение в  Интернет  и  пригласили  всех
специалистов провести компьютерный консилиум. Возможно, что кто-либо из  них
приедет сюда и проконсультирует нас.
   Я только крякнул. Ну  и  подсуропили  мне  гран-кальмарские  эскулапы!  В
Интернет, видишь ли, полезли, международные консилиумы устраивать собрались.
Это было очень неприятным осложнением. Сообщение по Интернету могло  угодить
и к "джикеям", и к Сарториусу, и еще к кому-нибудь,  незапланированному,  но
от этого не менее опасному. Правда, по  этому  же  каналу  информация  могла
добраться и до Чудо-юда. Хотя, прямо скажем, я еще не был уверен в том,  что
он меня примет с распростертыми объятиями. Потому что уже вспомнил, как пару
лет назад я взялся играть в Павлика Морозова.  Я  ведь  нажимал  ту  кнопку,
которая должна была взорвать самолет...
   Все, что произошло в последние дни - или  в  последний  день?  -  второго
пребывания на Хайди, представлялось самым путаным и непонятным. Я  прекрасно
помнил события, происходившие в 1983 году, но то, что было  в  августе  1994
года, никак не могло выстроиться в систему. То, как Таня-Кармела-Вик  и  ее,
так сказать, "биомать" Бетти Мэллори кинули меня и премьер-субофисиаля Убеду
со  товарищи,  кое-как  восстановилось.  Вспомнил  и  то,  как   перепиливал
наручники в ванной, и то, как расстрелял недоделанного сенатора Дэрка, и то,
как зарезал его приятеля. Потом было смутное воспоминание о том,  что  вроде
бы заколол Тане и себе препарат "Зомби-7". Дальше был  провал.  Воспоминания
начинались с падения в воду, из которой вместо Тани вылезала Ленка. И  вроде
бы мы с ней ничего такого на Хайди  не  делали,  никуда  не  лазали,  честно
отдыхали, загорали и купались. Потом вдруг появлялся Чудо-юдо, который сажал
нас в замызганный "Судзуки-самурай" и вез в аэропорт Сан-Исидро,  причем  по
дороге к нам привязался  "Ларедо".  Этого  "Ларедо"  Чудо-юдо  изрешетил  из
"бизона-2" и спровадил под откос. Потом мы нахалом улетели из Сан-Исидро  на
"Гольфстриме". И точно помню, что с нами был  компьютер  типа  "ноутбук",  в
котором хранились секреты "фонда О'Брайенов".
   Но вот дальше повеяло мистикой. То, что пришло ко  мне  от  Сарториуса  и
Брауна-Атвуда, по идее  было  фантастикой.  Во  всяком  случае,  картинка  с
плазменным  тороидом,  вылетающим  из  взорванной  шахты   и   перехваченным
Сорокиным с помощью  генератора  вихревых  электромагнитных  полей  (ГВЭПа),
превращением тороида в "морковки", оплетенные голубоватой "сетью", была явно
позаимствована из фантастического фильма или компьютерной игры с виртуальной
реальностью. Но никаких иных  объяснений  тому,  как  нам  с  Таней  удалось
выбраться наверх из 500-метровой шахты, в которой  к  тому  же  был  запущен
часовой механизм или таймер для подрыва ядерного  заряда,  не  было.  Неясно
было и то, как окончил свой путь Браун-Атвуд. Во всяком случае, сведений  об
этом я в своей башке не нашел.
   Потом начинался полный ералаш и бестолковщина, характерная, между прочим,
для тех переходов  от  естественной  реальности  к  искусственной.  Мешанина
образов  и  картинок,  дурацких  и  квазилогических  выводов   заканчивалась
явлением Главного камуфляжника. Сорокин явился из кромешной тьмы и сказав:
   "У тебя есть шанс. Я специально передал тебе в голову  память  Брауна.  К
сожалению, он оказался слишком привязан к своему классу. Его больше нет,  но
есть ты. Этот  самолет  не  долетит  до  Барранкильи.  Баринов  думает,  что
Перальта ему предан, но на самом деле он готовит неприятную шутку  для  всех
вас. Самолет будет взорван, едва Перальта покинет  его  на  парашюте-тандеме
вместе с Сесаром Мендесом. Ему нужен только  секрет  "Зомби-7"  и  миллиарды
О'Брайенов. Сперва его люди расстреляют вас  из  автоматов,  потом  Перальта
заберет компьютер и выпрыгнет через хвостовой люк. Сделай это  раньше  него.
Парашют в туалете, в шкафчике номер три. Там  же  маленький  пульт  с  двумя
кнопками. Нажмешь черную - пол туалета вместе с  тобой  провалится,  нажмешь
красную - взорвешь самолет. Впрочем, он все равно взорвется,  потому  что  в
кейсе ноутбука заложена мина. Мне хочется,  чтобы  ты  остался  жив.  Можешь
спасти еще одного человека, но это  не  должен  быть  твой  отец  или  Сесар
Мендес. Мина в ноутбуке может взорваться уже  сейчас.  У  нее  есть  кратный
взрыватель, который срабатывает на  третьем  включении  источников  питания.
Торопись. Станешь думать слишком долго, окажешься далеко от основных  путей,
которыми ходят торговые суда. Но если выпрыгнешь ровно через пять минут,  то
пробудешь в океане совсем недолго..."
   Потом я подошел к супруге. К своей настоящей и единственной Ленке-Хрюшке,
и решил спасти ее. Именно ее, потому что больше никого не хотел спасать.  Ни
Эухению Дорадо, ни Лусию Рохас,  ни  Таню-Кармелу-Вик,  ни  Перальту.  И  уж
конечно, не "запрещенных" Сорокиным Чудо-юда и Сесара Мендеса.
   Да, точно! Мы прошли с Ленкой в самолетный туалет. Никто  не  обратил  на
это внимания. Наверно, думали, что мы решили разыграть  сценку  из  какой-то
серии фильма "Эммануэль". И в шкафчике с  цифрой  "3"  действительно  лежали
парашют-тандем и пульт с двумя кнопками. Я надел парашют на себя, а  спереди
пристегнул к себе Ленку. Но нажал я не черную,  а  красную  кнопку!  Почему?
Ведь я знал, что это смерть. Но почему тогда я жив?  Выходит,  что  самолет,
который должен был взорваться, не взорвался. Или, может быть, взорвался,  но
только позже? Скажем, если красная кнопка просто включала часовой  механизм?
Но тогда выходит, что Чудо-юдо погиб. И я, как  тот  самый  Павлик  Морозов,
поднял руку на отца родного?
   Нет,  что-то  не  связалось.  Самолет  улетел.  Его  огонек  скрылся   за
горизонтом или растворился в темноте тропического неба. А мы с Ленкой в  это
время еще спускались по спирали на своем двухместном куполе, и  перепуганная
Хавронья о чем-то спрашивала, явно  ничего  не  понимая.  Еще  бы,  ведь  мы
собирались приводниться в океан, где была сплошная тьма, и огоньки какого-то
судна маячили так далеко...
   Что было дальше? Вспоминались  голова  на  воде,  огоньки  судна,  не  то
удаляющиеся, не то приближающиеся, то  вообще  исчезающие  за  высокими,  но
пологими гребнями волн. Кажется, насчет акул была чистой воды фантазия.  Они
вынырнули из какого-то другого "фильма".
   От моих размышлений меня оторвала Марсела.
   - Дикки! Очнись, Дикки! - должно быть, пока  я  прикидывал,  что  и  как,
глаза у меня закрылись, а потому она решила, будто я потерял сознание.
   - Я в порядке, - пришлось успокоить ее и упустить  тот  хвостик,  который
мог бы мне помочь до конца разобраться и уточнить прошлое.
   Профессора и доктор Энрикес  удалились.  Осталась  лишь  пожилая  сестра,
Марсела и охранники.
   - Мне бы поесть, - скромно попросил я.
   - Профессор Кеведо сказал, что тебя нельзя было кормить тем, чем вчера, -
дипломатично произнесла Марсела. - Я так напугалась! У тебя то  сердцебиения
начинались, то вообще...
   - Что вообще?
   -  Ну,  почти  останавливалось...  Медики  говорят,  что  это   следствие
перегрузки пищеварительного тракта.
   - Они меня действительно ничем не кололи?
   - Нет, они сами не знали, что делать. Только приготовят один шприц,  а  у
тебя уже все поменялось. Стояли и таращили глаза. А  этот  самый  Мендоса  с
усами утверждал, что все дело в мозгу.  Даже  предлагал,  по-моему,  сделать
какую-то операцию.
   - Что-о? На мозге? - Тут  я  перепугался  по-настоящему.  Конечно,  сразу
вспомнилось,  что  чертовы  лекари  сделали  томограмму  и   увидели   некое
"новообразование". То есть мою любимую микросхему,  от  которой  я  никакого
вреда не испытывал, а вот пользы приобрел немало. Я представил,  как  усатый
детина начнет распиливать мне черепушку и полезет  в  мозги  с  каким-нибудь
"струментом" выковыривать то, что принял за опухоль. На фиг, на фиг!
   - Ты, помнится, меня забрать отсюда хотела? - сурово спросил я.
   - Хотела, - промямлила Марсела, - но теперь боюсь...
   - Забирай! - прошипел я, косясь  на  сестру,  подозрительно  навострившую
уши. - Забирай, пока они меня  не  угробили!  Нечего  им  у  меня  в  мозгах
копаться! Прямо сейчас забирай!
   - Страшно, - произнесла эта дура, - я боюсь, что ты...
   - Здесь я помру в два раза быстрее! Или меня полным идиотом сделают.
   - Но ведь еще  вопрос  с  консулом  не  урегулирован.  -  Законопослушная
американская гражданка меня явно выводила из себя. - Нас могут арестовать за
нарушение здешних въездных правил. У тебя ведь нет  ни  паспорта,  ни  визы.
Если бы был хотя бы американский паспорт, то все  было  бы  в  порядке.  Тут
существует правило, что американцы могут въезжать на остров без виз на  срок
до трех месяцев...
   - А в консульство ты обращалась?
   - Я же сказала: этим занимается Ховельянос. Он  был  у  консула,  но  там
какие-то   осложнения.    Пока    ты    являешься    больным    и    признан
нетранспортабельным, гран-кальмарская полиция  не  может  выдворить  тебя  с
острова. Ты попал  сюда  при  форс-мажорных  обстоятельствах  и  пользуешься
защитой закона как недееспособное лицо. Сразу  после  того,  как  ты  будешь
признан здоровым, тебе надо будет подтвердить свое гражданство.  Иначе  тебя
вышлют, но при этом сначала посадят  и  будут  выяснять,  какое  государство
готово тебя принять.
   - Ну и порядочки! - проворчал я.
   - А ты что хотел? В Америку и так понаехало  всякой  дряни,  -  Креолочка
явно считала себя коренной жительницей континента. - Одних арабов чуть ли не
миллион. Вон Абу Рустем уже  остров  купил,  завгра  еще  какой-нибудь  шейх
припрется... В конце концов, порядок есть порядок. Неужели ты  думаешь,  что
твое гражданство не будет подтверждено?
   Вот как раз в этом я очень сомневался. Если у господ  из  госдепартамента
где-то лежали документы мистера Брауна,  то  достаточно  было  сравнить  его
фотографию с моей мордой, чтобы отказать мне в подтверждении гражданства.
   Очень кстати в дверь постучали, и появился  собственной  персоной  сеньор
Харамильо Ховельянос. В кремовом костюмчике, дымчатых очках  с  позолоченной
оправой и атташе-кейсом из натурального крокодила. Может быть, это  был  уже
не тот кейс, который я два года назад видел в Горном шале, когда он служил у
Эухении Дорадо,  но  бляха-монограмма  на  нем  была  все  того  же  фасона:
"Jaramillo Jovellanos, advocate".  Надо  сказать,  что,  войдя  в  палату  и
поприветствовав кивками почтительно пропустивших его охранников, он  был  не
на шутку удивлен  тем,  что  увидел  на  больничной  койке  не  совсем  того
человека, которого предполагал увидеть.
   - Миссис Браун, - произнес  он  с  должным  тактом,  -  мне  бы  хотелось
переговорить с вами о делах, которые не требуют широкой огласки. Может быть,
нам стоит найти более удобное помещение?
   - Зачем же, - возразила Марсела,  -  надеюсь,  сестра  Тина  не  будет  в
претензии, если мы ее попросим выйти?
   - Тина? - переспросил я, глянув на пожилую медсестру, и вспомнил, что уже
слышал, как ее зовут. Но теперь, когда мне стало хорошо видно ее лицо, черты
его показались мне более чем знакомыми.  И  не  потому,  что  однажды  я  ее
мельком видел. А потому, что уже  четыре  раза,  засыпая,  оказывался  в  ее
обществе. Там, в Пещере Сатаны,  где  переживал  все  события,  давным-давно
пережитые уже несуществующим Майком Атвудом. Конечно, очкастая и длинная, но
совсем юная (с моей нынешней точки зрения), белобрысая и упрямая учительница
физики, благодаря которой Майк испытал массу неприятностей - одно купание  в
подземной речке чего стоило! - имела весьма отдаленное сходство с  сухопарой
медсестрой, явно перевалившей за полтинник. Но все-таки это сходство было, и
я успел его разглядеть, прежде чем  сестра  удалилась,  сказав  на  прощание
строгую фразу по-английски:
   - Я надеюсь, что мое отсутствие не скажется неблагоприятно  на  состоянии
больного. Позовите меня, если будет необходимо.
   Харамильо, когда настаивал на конфиденциальности беседы, явно имел в виду
не сестру. Он посмотрел на меня, давая понять Марселе,  что  есть  еще  один
лишний товарищ.
   - Познакомьтесь, сеньор Ховельянос, это мой муж, Ричард Браун. -  Марсела
перешла на родной язык.
   - Странно... - несколько удивившись, пробормотал Харамильо. - Неужели?  Я
представлял себе его несколько иначе.
   - У вас есть какие-то сомнения? - насупилась Марсела.
   - Видите ли, я имел честь встречаться с вашим супругом на бывшей  асиенде
"Лопес-23" и боюсь, что сейчас вижу совсем другого человека. Правда,  я  его
тоже видел в позапрошлом году у нас  на  Хайди.  Но  внешне  они  совсем  не
похожи...
   - Какая ерунда,  сеньор  Ховельянос.  Неужели  вы,  видевший  моего  мужа
один-два раза, лучше запомнили его, нежели я,  прожившая  с  ним  тринадцать
лет?
   - Конечно, конечно, - с батрацкой  покорностью  произнес  адвокат,  -  но
боюсь все-таки, что госдепартамент США вряд ли идентифицирует личность этого
человека с мистером  Ричардом  Брауном.  Пока  окончательного,  официального
ответа из консульства я не получил, но боюсь, что мы просто обратились не по
адресу. Вам следовало обратиться за подтверждением  в  консульства  Колумбии
или России.
   - Колумбии? России? - Марселочка выпучила глазки. -  При  чем  здесь  эти
бандитские страны?
   - Я бы не давал таких резких оценок, - поморщился Харамильо, - но у  меня
есть достаточно точные сведения, что сеньор,  которого  вы  признаете  своим
супругом,  на  самом  деле  является  либо  гражданином   Колумбии   Анхелем
Родригесом, либо,  что  еще  более  вероятно,  гражданином  России  Дмитрием
Бариновым. В августе 1994 года он въехал на Хайди по  российскому  паспорту,
но  впоследствии  у  него  обнаружилось  еще  и  колумбийское   гражданство.
Президент Соррилья, который до сих пор находится под следствием по обвинению
в коррупции и злоупотреблении властью, насколько мне известно,  оформил  для
сеньора Родригеса и хайдийское гражданство. Не  знаю,  хотя  это  не  поздно
уточнить, аннулировал ли МИД Хайди паспорт, выданный в 1994 году, но то, что
в прокуратуре республики лежит дело о нарушении правил воздушного  движения,
возбужденное против  владельца  личного  самолета  "Гольфстрим"  хайдийского
гражданина Анхеля Родригеса, это точно.
   - Чего? - не выдержал я, малость не въехав в ситуацию. - Какое  нарушение
правил полетов?
   - Я не вдавался в тонкости вопроса, - улыбнулся Ховельянос, -  но  вам  и
вашему пилоту инкриминируется взлет с  аэродрома  Сан-Исидро  без  получения
установленного разрешения. По хайдийскому законодательству это  наказывается
тюремным заключением на срок от трех до пяти лет с  конфискацией  воздушного
судна или выплатой штрафа  в  размере  полной  стоимости  воздушного  судна.
Ордера на ваш арест прокуратурой выписаны, но ни вы, ни пилот не арестованы.
Идет переписка с МИД и прокуратурой Колумбии, но пока  никакого  решения  не
принято...
   - Все это  очень  странно,  сеньор  Ховельянос.  То,  что  мой  супруг  в
некоторых случаях выступал под именем моего покойного  брата,  для  меня  не
новость. Был даже случай, когда он выступал  в  качестве  гражданского  мужа
команданте Эстеллы Рамос...
   Надо же! А я-то, когда перебирал в памяти все случаи  своего  бракоделия,
про Киску и не вспомнил.
   - А о его женитьбе на сеньоре Соледад, ныне пропавшей без вести, вы  тоже
осведомлены?
   - Так же, как и о том, что она пропала вместе  с  Эстеллой  Рамос,  -  не
моргнув глазом произнесла Марсела.
   - Но у данного  господина,  -  ухмыльнулся  Харамильо,  -  было  еще  две
супруги, не считая вас. С одной он официально разведен - это Елена Баринова.
- Сукин сын даже произнес имя и  фамилию  без  акцента.  -  А  с  другой,  в
девичестве Викторией Мэллори, он и сейчас состоит в законном браке.
   - Какая чушь! - прошипела Марсела, но я поду