ди. Взяла только пять человек... - Тут  Марсела  посмотрела  в
сторону столика, где сидела сестра Сусана, с  интересом  прислушивавшаяся  к
разговору.
   - Выйди отсюда! - приказала ей Марсела. - Нечего тут уши развешивать!
   - Я должна... - пролепетала Сусана, должно быть, собираясь  сказать,  что
она тут не просто сидит и  слушает,  а  исполняет  свои  обязанности,  но  с
Марселой были шутки плохи.
   - Выведите ее, мальчики! - По этой  команде  один  из  детинушек  тяжелой
поступью медведя-шатуна начал приближаться к сестре,  и  та,  не  дожидаясь,
пока ее возьмут за шкирку и выкинут, добровольно выскользнула  за  дверь.  В
этом ей не препятствовали.
   - Вот так! - с удовлетворением произнесла Марсела. -  Как  это  я  ее  не
заметила, черт побери? Сидит себе, как мышь, и на ус мотает!
   - Да могла бы и не выгонять, - сказал я беспечно, -  все  равно  она  уже
много узнала...
   - Ничего не много, - возразила Марсела,  -  самое  интересное  начинается
только сейчас. Итак, я приехала на Хайди. И знаешь, что произошло? Меня  тут
же арестовали.
   - За что? - Я не в шутку удивился.
   - Мне предъявили сразу два обвинения. С одной стороны, в сотрудничестве с
ведомством Хорхе дель Браво, а с другой - в совершении военных  преступлений
во время революции и гражданской войны 1983 года.
   - Не понял... И то и то сразу?
   - Вот именно! Вот  что  значит  демократы  у  власти!  Им  и  фашисты,  и
коммунисты поперек горла.
   - Но ведь в 1984 году, когда  выбрали  президентом  дона  Соррилью,  была
объявлена амнистия всем участникам революции и гражданской войны?
   -  Конечно.  Было  такое  постановление  Национального  собрания.  Кстати
сказать, оно на обе стороны распространялось, потому  что  бывших  генералов
Лопеса, которых сразу после десанта на остров нашей (американская  гражданка
Марсела  произнесла  это  слово  с  особым  удовольствием)  морской   пехоты
превратили  в  Комитет  национального  примирения,  а  потом  в   переходное
правительство,  демократы  стали  обвинять  в  нарушениях   прав   человека,
применении внесудебных преследований и пыток, незаконных казнях и так далее.
Они ведь известные сволочи, демократы эти. Дон Соррилья, как  мне  говорили,
не хотел этих разборок и, опираясь на большинство в  Национальном  собрании,
протащил через него  Постановление  об  амнистии.  Тогда  у  Республиканской
национальной партии было 34 места  из  50,  а  у  Демократической  -  только
одиннадцать. К тому же Соррилью поддержали коммунисты во  главе  с  Альфонсо
Гутьерресом, который приехал помирать на родину из СССР, а у  них  было  два
мандата, и Националистический альянс из бывших лопесистов  со  своими  тремя
депутатами...
   - Ты  прямо  историк-политолог!  -  произнес  я  восхищенно.  Да,  бывшая
супершлюха высшей категории катастрофически быстро прогрессировала.
   - Посидишь трое суток в хайдийской тюрьме - не такого ума  наберешься!  -
проворчала Марсела. -  Согласно  Постановлению  об  амнистии  1984  года,  и
повстанцы,  и  лопесисты  не  подлежали   судебному   преследованию   и   не
ограничивались в гражданских правах. Была, правда, инструкция Президента, не
помню за каким номером, о порядке исполнения данного постановления. Там  был
параграф, если не соврать, пятый, где говорилось, что амнистии  не  подлежат
лица,  совершившие  в  ходе  восстания  такие  преступления,  как   убийства
военнопленных, заложников, невооруженного гражданского  населения,  а  также
грабежи, мародерства, изнасилования лиц  обоего  пола  и  еще  что-то.  Пока
Соррилья был Президентом, этот  самый  пятый  параграф  никого  особенно  не
волновал, потому что половина членов правящей  Республиканской  национальной
партии участвовала в войне на стороне лопесистов, а половина  -  на  стороне
народных социалистов. А преступления, не подпадающие под амнистию, среди тех
и других совершал каждый второй. Не дураки ж они были сами против себя  дела
раскручивать, верно?
   - Верно, - согласился я.
   - Ну вот, а в 1994 году,  после  того  как  Республиканская  национальная
партия пролетела на парламентских выборах,  демократы  получили  там  аж  38
мест.  Новый  парламент  объявил,  что   ввиду   полной   коррумпированности
исполнительной власти он назначает досрочные президентские выборы.  Соррилья
и их, естественно, проиграл, а потому теперь на Хайди Президент -  демократ.
Дон Фелипе Морено, может быть, слышал?
   - А с чего это республиканцы так подкачали?
   - Как раз в то время, как  ты  пропал,  на  Хайди  произошел  грандиозный
скандал из-за компании "ANSO  Limited".  Тогда  обнаружилось,  что  Бернардо
Сифилитик - ты его должен помнить, мы всадили ему  две  пули  в  задницу!  -
запродал  семь  восьмых  острова  колумбийской  компании   "Rodriguez   AnSo
incorporated". Оказывается, эта сучка Соледад, пока мы сидели у нее в плену,
оформила с тобой брак и создала эту самую колумбийскую компанию!
   - Знаешь, милая, - осторожно перебил я ее, - ты все-таки не отвлекайся  и
расскажи о  том,  за  что  тебя  посадили...  А  то  мы  куда-то  в  сторону
уклонились...
   - Сейчас, - сказала Марсела,  но  в  это  время  появились  двое  парней,
которые притащили заказанный для меня завтрак.  Чего  там  только  не  было!
Ребятки  установили  специальную  спинку,  чтоб  я  мог  есть  полулежа,   и
пристроили на койке специальный столик, застелив его крахмальной  салфеткой.
Мне на шею тоже  повязали  какой-то  шикарный  слюнявчик.  Марселе  принесли
раскладной  столик,  который  она  приставила  к  моей  койке.  Отбивная   с
картошкой, апельсиновый сок, хлеб, кофе, бананы, гоявы, мороженое - тут и на
обед, пожалуй, хватило бы. Быстро и молча все расставив, мальцы убрались,  а
Марсела  продолжила  свое  повествование,  так  сказать,   без   отрыва   от
потребления.
   - Представь себе, демократы  решили  пересмотреть  и  Постановление  1984
года, и президентскую инструкцию о порядке его исполнения, - объясняла  она,
усердно ворочая челюстями. - Во-первых, они реанимировали тот самый параграф
5, который раньше практически не применялся. Но как! Теперь  уголовное  дело
по обвинению в преступлениях, перечисленных в этом  параграфе,  возбуждалось
не по конкретному событию, а по заявлению потерпевшего или свидетеля.
   - Не понял, - пробормотал я, на время перестав жевать.
   - При Соррилье работала специальная  комиссия  по  расследованию  военных
преступлений.
   - А что демократы придумали?
   - Ха!  Они  эту  комиссию  упразднили,  но  оставили  весь  собранный  ею
материал. Теперь всякий, кто считает себя  потерпевшим  от  той  или  другой
стороны, может подать заявление и указать  конкретного  виновника.  Дескать,
так и так: вот этот тип меня в 1983  году  ограбил  или  убил  моего  брата.
Остров-то маленький, найти тех, кто тут остался, ничего не стоит. А те,  кто
убегал, уже вернулись. Вот и начали восстанавливать справедливость. Конечно,
все по-демократически. То есть расстреливать или  там  вешать  -  ни-ни!  Но
могут, при доказанном убийстве, присудить  пожизненное.  Мародерство  -  лет
пять, грабеж - до десяти, изнасилование -  до  двадцати.  Ну  и  прочее  там
разное. Но можно  не  сидеть,  если  выплатить  компенсацию  потерпевшему  и
соответствующий сбор в казну. Даже такса утверждена...
   - Ты мне общий порядок не объясняй,  -  посоветовал  я,  -  ты  про  себя
поясни.
   - Один старый козел, бывший полковник Ла Корунья, которого Лопес  посадил
за разглашение военной тайны, решил, что был отправлен за решетку  по  моему
доносу. А я, ей-Богу, ничего не доносила. Хорхе его арестовал  и  отдал  под
суд. Полковника разжаловали и осудили на двадцать лет каторги с конфискацией
имущества.
   - Солидно... - заметил я.
   - Тогда шутить не любили. До революции  Ла  Корунья  отсидел  только  три
года, потом Киска его выпустила. Этот козел все  последующие  годы  требовал
вернуть себе отобранную собственность. Но ему ни черта не возвращали, потому
что по  закону  1984  года  возвращалась  только  собственность,  отобранная
народными социалистами. А демократы, когда пришли к власти, стали требовать,
чтобы все случаи нарушения  неприкосновенности  частной  собственности  были
расследованы. В общем, он добился того, что ему вернули  то,  что  отобрали.
Тогда же этот  сукин  сын  отыскал  в  архивах  свое  дело,  и  его  адвокат
посоветовал ему подать на меня в суд. Это одно обвинение.
   - А второе?
   - Второе еще краше. Помнишь, как мы с тобой удирали с очистной станции?
   - Примерно, - сказал я, соображая, какие преступления, не подпадающие под
Постановление об амнистии, мы тогда совершили.
   - Помнишь, мы угнали розовую "Тойоту"?
   - Отлично, но ведь это я ее утонял.
   - Само собой, но меня обвинили в соучастии.
   - Ну, и как же тебе удалось выбраться?
   -  Исключительно  благодаря  Харамильо   Ховельяносу   и   одному   моему
старому-престарому знакомому из министерства безопасности.
   - Это еще  кто?  -  Не  могу  сказать,  что  ревнивые  интонации  у  меня
получились очень убедительно.
   - Не беспокойся, - приятно улыбнулась Марсела, - он  был  импотентом  еще
при Лопесе.
   - И ты взялась за мои поиски?
   - Конечно. Дело в  том,  что  благодаря  адвокату  Ховельяносу  я  смогла
встретиться с сеньором Доминго Ибаньесом и уладить те недоразумения, которые
возникли из-за частных детективов, которых я посылала на  остров  до  этого.
Оказывается, они полезли в какие-то экономические дела, не  имеющие  к  тебе
никакого отношения. Этим был обеспокоен и сеньор Ибаньес, и некий  шейх  Абу
Рустем, который является очень важной фигурой на  острове.  Ему  принадлежит
большая часть здешней недвижимости и земельных угодий.
   - Из Эмиратов? - спросил я,  припоминая,  что  Чудо-юдо  вроде  бы  через
нашего колумбийского генменеджера Даниэля Перальту  загнал  Хайди  "каким-то
богатым фраерам из неведомо каких Эмиратов".
   - Ты знаешь, я в этих арабах не разбираюсь. К тому же  этого  самого  Абу
Рустема я в глаза не видала и ни с кем из его конторы не встречалась. Просто
Ибаньес сейчас  некоторым  образом  представляет  на  острове  интересы  Абу
Рустема. Наверно, Доминго не хотелось, чтоб кто-то совался в их дела. Он  же
"старый морской койот", лучший друг Бернардо Сифилитика. Но  мы  смогли  все
уладить. Когда Ибаньес узнал, что мы ищем не моего брата, а Ричарда  Брауна,
он успокоился. Наверно, потому, что был убежден в твоей смерти.
   - Это почему же?
   - Потому что он рассказал мне, как виделся с Брауном  на  бывшей  асиенде
"Лопес-23". Они с Салинасом  приезжали  туда  на  трехсторонние  переговоры.
Кроме них, там была Эухения Дорадо  с  молодым  русским  по  имени  Деметрио
Баринов, а также тогдашний владелец асиенды Феликс Феррера, итало-американец
Умберто Сарториус и ты.
   Объяснять Марселе, что "молодой русский" - это  и  был  я,  а  Браун  был
именно Брауном, мне показалось нескромным.
   - Да, это верно. Была такая встреча.
   -  А  потом,  как  утверждал  Ибаньес,  на  асиенду  налетели  хайдийские
коммандос. Сам Доминго пытался бежать на вертолете, но был  тяжело  ранен  в
обе ноги и схвачен. Его положили в тюремную больницу и обвинили в  уклонении
от уплаты  налогов,  незаконной  торговле  наркотиками  и  организации  трех
убийств. Там  же  на  асиенде  был  задержан  адвокат  Ховельянос,  но  того
продержали только сутки и к вечеру отпустили с извинениями. Именно он  сумел
через полтора  месяца  добиться  освобождения  Ибаньеса  под  залог.  Но  ни
Ховельянос, ни Ибаньес с тех пор Брауна не видели. Они только  помнили,  что
Браун с группой боевиков вступил в бой с коммандос,  и  были  почти  на  сто
процентов убеждены в твоей гибели.
   - Да, - сказал я неопределенно, - было отчего...
   - Конечно, я очень расстроилась. И отправилась к своему старому знакомому
из службы безопасности. Милый старичок пообещал  мне  уточнить,  что  делали
коммандос на асиенде Ферреры. Но при этом он еще раз  поинтересовался  досье
на Анхеля Родригеса-Рамоса.  Все  документы  и  фотографии  оттуда  исчезли.
Компьютерная версия досье тоже была стерта.  Но  зато  в  библиотеке  службы
безопасности обнаружилась газета "Диарио  де  Сан-Исидро"  от  августа  1994
года,  где  была  вот  эта  фотография.  Старичок  снял  ксерокопию  с  этой
фотографии,  потом  я  велела  своим  ребятам  сделать  с  нее  фотокопии  и
хорошенько припрятать негатив...
   Я к этому времени наконец-то сумел наесться. Не  уверен,  что  нормальный
больной, питавшийся до того  только  бульоном,  выжил  бы  после  того,  как
столько слопал. Но я-то был ненормальный.  Поэтому  я  не  помер,  а  просто
почувствовал усталость.  Желудок  взялся  переваривать  все  проглоченное  и
сказал голове:
   "Отдохни, хозяйка!" Сначала мне захотелось закрыть глаза, но потом  голос
Марселы стал куда-то удаляться и потерялся. Вроде бы я и чувствовал какое-то
время, что нахожусь в кровати, в  умеренно-прохладной  палате,  где  минимум
двадцать два градуса тепла, и, само  собой,  не  по  Фаренгейту.  Но  потом,
несмотря на то, что внутри было полно пищи и, по идее, я никак не мог начать
замерзать, я ощутил мокрый  холод.  Меня  тащила  подземная  река  в  Пещере
Сатаны.
   Дурацкий сон ј 4 Дмитрия Баринова.
   Без пяти минут покойники
   Вода была не просто холодная -  она  была  ледяная!  Даже  в  кроссовках,
джинсах, носках и теплом трико, надетом под джинсы, я ощутил ее стужу.  Если
я сразу не утонул, то лишь благодаря куртке-безрукавке, полученной от щедрот
компании при входе в  пещеру.  Оказалось,  что  она  при  попадании  в  воду
автоматически надувается и превращается в спасательный жилет. В результате я
погрузился в воду только по пояс и утонуть дальше не мог. Вообще-то  плавать
я умел и в теплой воде смог бы проплыть даже километр,  но  скорее  всего  в
подземной реке меня очень скоро схватила бы судорога.
   Можно было поблагодарить и тех  парней,  которые  сконструировали  каску,
лампу и источник питания. Они были хорошо герметизированы,  вода  в  них  не
попала. Луч света из  моей  лампы  по-прежнему  светил  на  стены  и  своды,
обточенные потоком воды, который многие годы несся по этому туннелю.
   Я уже понимал, и с каждым мгновением все  отчетливее,  что  мы  без  пяти
минут покойники.
   Я слыхал, что в такой холодной воде сердце может остановиться просто так.
   Оставалась одна надежда: вдруг где-нибудь  покажется  какой-нибудь  уступ
или расселина, чтоб, уцепившись  за  них,  можно  было  вылезти.  Но  ничего
похожего не попадалось. Туннель был похож на искусственную  трубу  овального
сечения, только без стыков и с не очень гладкими стенками.
   Река стала плавно поворачивать. Мисс  Уильямс  вынесло  к  стене,  и  она
попыталась ухватиться за небольшой выступ,  хотя  толку  от  этого  не  было
никакого. Задержаться она задержалась, но вылезать все  равно  было  некуда.
Правда, за это время меня подтащило к  ней,  и  я  сумел  ухватиться  за  ее
локоть.
   Тина отцепилась от выступа, и дальше мы поплыли уже вместе.
   - По-моему, течение стало медленнее, - пробормотала она. - Нас вынесет  в
озеро?
   Я тоже хотел бы помечтать. Но течение вовсе не замедлилось. Потолок  стал
выше, это точно, но зато на нем стали просматриваться трещины.
   Где-то над нашими головами послышался жуткий треск. Несколько  небольших,
но острых камней плюхнулись в воду впереди и позади нас, а какой-то  обломок
в четверть фунта весом крепко тюкнул по моей каске, так, что я аж  под  воду
ушел, но, слава Богу, ненадолго и даже воды не нахлебался, потому  что  Тина
меня выдернула на воздух. Отчетливо видно было, как огромная глыба  начинает
опускаться к воде.
   - Ты что? - испугалась мисс Уильяме, задрала голову и тут же  заорала  от
испуга. Наверно, и у нее было то же ощущение бессилия и полного  ничтожества
перед силами природы. Через секунду-другую нас должно было  расплющить.  Мне
уже казалось, будто глыба начала опускаться впереди нас.
   - Боже, не оставь нас! - завопила  Тина.  Наверно,  Он  ее  услышал.  Нас
протащило под трещиной и успело унести футов на  двадцать  вперед,  вниз  по
течению, прежде чем многотонная каменная масса с грохотом, гулом, треском  и
плеском рухнула в воду.
   Когда я пришел в себя, то обнаружил, что сижу  верхом  на  мокром  камне,
отплевываясь от попавшего в рот песка, а в  двух  шагах  от  меня,  тоже  на
камне, сидит живая и здоровая Тина Уильяме со своей чертовой сумочкой  через
плечо - не утопила-таки! - и растерянно хлопает глазами, ничего не  понимая.
Я тоже ничего не понимал. Прежде всего, куда исчезла вода.
   Глубокая река будто испарилась. Вместо нее остался широкий  туннель,  дно
которого было завалено валунами, булыжниками и галькой, между которыми  тихо
и вроде бы совсем безобидно журчал тоненький, хотя и быстрый ручеек.
   Там, откуда он тек - свет  фонарика  туда  еле  доставал,  -  громоздился
завал, через который и сочилась вода.
   - Боже мой! - встрепенулась  физичка,  как  видно,  что-то  сообразив.  -
Быстрее пошли отсюда!
   Как на грех, уклон, на который  мы  поднимались,  выровнялся.  Нас  снова
настигла вода. Через пять минут мы шли уже по щиколотку в воде, через десять
- по колено. Течения не было, видимо, впереди опять был уклон вверх.
   Еще через десять минут вода дошла до пояса,  но  ход  сильно  сузился,  и
теперь по нему удобнее было плыть, чем идти.  И  промежуток  между  водой  и
сводом сужался катастрофически быстро.
   - Боже мой! - простонала Тина. Мы увидели  в  свете  ламп,  что  впереди,
всего в пяти ярдах от нас, свод и поверхность воды смыкаются. Пока  мы  туда
доплыли, вода поднялась еще дюймов на десять.
   - Там - свет! Снимай куртку, набирай воздух - и поплыли!
   Как она меня выдернула из куртки, не помню. Помню, что воздуху я  набрал,
помню, что зажмурился и окунулся с головой в холоднющую воду.
   Мы  плавали  посреди  небольшого  овального  озерца,  которое  постепенно
поднималось вверх по наклонному туннелю с  уклоном  небось  больше  тридцати
градусов. Но поднималось медленнее, чем мы могли взбираться по этому уклону.
А самое главное - там, куда вел наклонный туннель, маячил свет.
   Мы двинулись к источнику света. Свет исходил  от  приземистого  бетонного
сооружения,  располагавшегося  ярдах  в  пятидесяти  от   берега   озера   и
напоминавшего небольшой авиационный ангар полукруглого сечения. В торце его,
обращенном к озеру, виднелись ворота,  над  которыми  горели  два  небольших
прожектора,   освещавших   небольшую   ровную   площадку,   кажется,    даже
заасфальтированную.
   Нечего и говорить, что мы с мисс Уильяме поспешили, собрав все оставшиеся
силы. Выбрались на берег, потащились к ангару.
   Неожиданно распахнулась дверца, проделанная  в  одной  из  створок  ворот
ангара, и на площадку, где мы находились, выскочил человек.  Грохот  фонтана
заглушил скрип дверцы, и этого человека мы увидели только  тогда,  когда  он
стремглав помчался к озеру. Окликнуть его мы не успели, а он нас попросту не
заметил. Думаю, что он не остановился бы, даже если бы увидел  нас.  Слишком
озабоченный у него был вид. Огромными прыжками он скакал с камня на камень к
берегу, к самому краешку "миски".
   - Господи! Куда же он?! - испуганно пробормотала Тина.
   Незнакомец добежал до берега, ухватился за какую-то  веревку  и  принялся
вытягивать из озера что-то к ней привязанное. Он стоял на коленях нагнувшись
и упрямо выбирал веревку, хотя рядом  с  ним  то  и  дело  плюхались  камни,
вышвыриваемые буйным фонтаном.
   В общем, он своего добился. То есть вытащил на берег  какую-то  небольшую
продолговатую коробку черного цвета. Но в тот момент, когда он уже собирался
взять коробку в руки, камень размером с пивную банку долбанул его по  каске.
Каска выдержала, но парня здорово оглушило. Он  явно  потерял  ориентировку,
пошатнулся и сделал шаг назад, к озеру. А тут из чрева пещеры вылетела новая
порция камней. Острый, плоский кусок породы размером с