- Я? Мне в этот Париж сто лет не попасть...
   - Вот видишь, ты московский, столичный, а в Париже не бывал.  А  я,  дура
провинциальная, сподобилась.
   - Конечно, чего не ездить, когда любовник  богатый,  -  сказал  Никита  с
почти классовой враждебностью. -  Бабки  шальные,  езжай  и  балдей  сколько
влезет.
   - Ну, Балясин туда не балдеть ездил,  а  работать,  с  фирмачами  разными
встречался, с банкирами.
   - И тебя с собой брал?
   - Когда как. Когда нужно произвести впечатление - брал. А  иногда  только
переводчика возил. Ну а когда к нему кто-то в отель приезжал,  тут  он  меня
обязательно показывал. Кофе подать, коньяк или там минералку. Иногда  сидела
и записывала, чего надо сделать.
   -  Небось  все  французы,  когда  на  твои  ноги  смотрели,  сразу   цену
сбавляли... - съехидничал Никита.
   - Это я не знаю. На что они там смотрели  и  чего  сбавляли,  -  хмыкнула
Люська. - А то, что там наши  бабы  впечатление  производят,  -  это  точно.
Балясин мне даже как-то говорил, что я - визитная карточка фирмы.
   - Конечно, такая блондиночка... А французы небось все темные.  Я  слышал,
что брюнеты к блондинкам тянутся.
   - Ну, это я не знаю, - хмыкнула Люська, -  французы,  во-первых,  разные,
так же, как русские. Там и брюнеты, и шатены, и рыжие, и блондинов до  фига.
Да и вообще в коммерции их на улыбку не возьмешь.  Они  прижимистые.  А  вот
арабы или иранцы - те за лишний взгляд или за улыбочку могут хорошую  сделку
отдать. Вот к ним меня Балясин всегда вывозил.
   Это было уже совсем близко к теме задания. Никита даже насторожился.
   - Тебя там, случайно, в гарем не  приглашали?  -  хмыкнул  Никита.  -  На
должность любимой Гюльчатай?
   - Самый смех, что да, - улыбнулась Люська. -  Был  такой  момент.  Иранец
один, Мохаммад Парвани, Балясина все спрашивал, жена я ему или нет. А  потом
пятьдесят тысяч долларов за меня предложил.
   - При тебе?
   - Нет. Я там при разговоре не присутствовала. Только кофе подала и ушла.
   - Это он, выходит, тебя за пару минут разглядеть успел?
   - Ну а что, разве нельзя за пару минут понять, красивая женщина или  нет?
- и она состроила Никите глазки.
   Ветров прикинул, что Люська под воздействием пары стопок позабыла о  том,
что выглядит сейчас не совсем так, как в Париже, а  заодно  и  вообще  очень
"расковалась". Хотя разговор,  несомненно,  развивался  в  том  направлении,
которое очень пригодилось бы Светке, Никита стал  тяготиться  тем,  что  ему
надо  "поворачивать"  Люську  на  воспоминания  о  Балясине  и  всяких   там
"восточных людей". Гораздо больше ему бы хотелось "повернуть" ее на постель.
И фингал со ссадиной были тут совершенно не помехой. С лица известное  дело,
- не воду пить. Впрочем, если оставить  в  покое  эти  самые  травматические
повреждения, мордочка у  Люськи  даже  без  штукатурки  смотрелась  неплохо.
Вполне можно этого перса понять...
   Но  все-таки  Никита  понимал,  что  надо  продолжать  разговор.   Светке
наверняка покажется мало одной этой фамилии, тем более что неясно, по  какой
линии там отношения развивались.
   - Ну и что. Балясин тебя не продал? - спросил он.
   - Нет, пожалел, - усмехнулась Люська, - там, в Иране, у баб вообще  жизнь
фиговая. На улицу - только с закрытой мордой, курить нельзя, вино  -  ни-ни,
гульнешь от мужа - кирпичами закидают. Сиди дома, ублажай мужа -  почти  как
мы тут, у Светки...
   - Может, Балясин только шутил,  что  тебя  покупать  собрались,  а  ты  и
поверила...
   - Ни фига! - горячо возразила Люська.  -  Балясин  у  этого  Парвани  под
какое-то дело крупный аванс взял. Там все на полном серьезе было.  Он  тогда
мне сказал: "И чего я мусульманином не родился? Сейчас бы  на  полста  тысяч
баксов больше получил". В смысле иранец ему  бы  добавил,  если  б  он  меня
продал.
   - Шутил он, видно же, - упорствовал Никита, чувствуя, что  может  завести
Люську и та выложит об этом контакте все, что знает. - Ты ж  сама  говорила,
что они там вдвоем разговаривали...
   - Ну, во-первых, не вдвоем, а втроем. Там еще Миша был,  наш  переводчик.
Я, между прочим, когда Балясина не было, у Миши спросила,  правда  или  нет,
что Парвани меня купить хотел, или это Вальтик шутки шутит. А  он  серьезный
такой, неулыба, говорит: "Да, вопрос поднимался". Хи-хи-хи!
   - С тобой поговорить, не только вопрос поднимется... - хмыкнул Никита.
   - Ну, по третьей, может быть? - предложила Люська - А  то  весь  кайф  со
словами уйдет.
   - Лью! - объявил Никита, и они выпили просто так, чокнувшись и без тоста.
   - Вот видишь, дорогой, - сказала Люська, зажевывая  водку  бутербродом  с
колбаской, - я, по мировым ценам, полста тысяч стою! Так что цени.
   И она эффектно выставила коленку из-под халата.
   СТРЕЛКА БЕЗ СТРЕЛЬБЫ
   Небольшой пустырь  на  юго-восточной  окраине  города  когда-то  занимала
маленькая деревушка. Население ее большей частью вымерло от старости, а  кто
помоложе давно переселился в  город.  В  конце  80-х  годов  последним  двум
жителям - старику и старухе - вручили  ключи  от  однокомнатной  квартиры  в
многоэтажном новом доме, после чего пригнали сюда бульдозеры.
   По идее, на этом пустыре должно было вырасти несколько больших домов,  со
школой, детсадом, торговым центром и  разными  прочими  коммунально-бытовыми
учреждениями.
   Но потом планы изменились. В результате пустырь так и  остался  пустырем,
на котором ничего не возвели. Даже котлована вырыть не успели.
   В светлых головах областных и городских властей не  раз  рождались  идеи,
чего бы тут на готовой площадке соорудить во  славу  Отечества  и  на  благо
общества.
   Была, например, идея соорудить тут  спортивный  комплекс.  Со  стадионом,
бассейном, зимним спортзалом и множеством всяких сооружений поменьше.
   Потом пришли молодые педагоги, не признающие Макаренко,  Сухомлинского  и
даже доктора Спока, и сказали что еще хуже приходится детям, которые с  юных
лет торчат во дворах, глядя на то, как старшие товарищи занимаются литрболом
и толканием краденого, а потому необходимо соорудить на  пустыре  Диснейленд
областного масштаба чтоб отсталые постсоветские дети  могли  восполнить  эти
зияющие пробелы в своем культурном развитии.
   После  этого  явились  экологи.  Они  сказали,  что  все  народные   беды
проистекают от загрязнения  окружающей  среды,  в  том  числе  и  молодежное
увлечение литрболом и толканием краденого. Экологи предложили засадить  весь
пустырь травкой, цветочками и деревцами. Пущай будет  уголок  дикой  природы
рядом с городом.
   Пока суть  да  дело,  городской  и  областной  бюджеты  пришли  к  весьма
печальному сальдо - инфляция, девальвация,  приватизация  и  прочее  сделали
возможным реализацию только тех проектов, на которые денег из бюджета давать
не требовалось. Наиболее перспективным был проект одного господина,  который
предложил  продать  ему   пустырь   для   устройства   кладбища   повышенной
комфортности, где любого  желающего  могли  бы  захоронить  по  коммерческим
ценам.  Однако  автора  кладбищенского  проекта  застрелили  какие-то  лица,
пожелавшие  остаться  неизвестными.  Похоронили  несостоявшегося   владельца
элитного мемориала, увы, на одном из самых  обычных  городских  кладбищ,  по
иронии судьбы, сохранившем название "Пролетарское".
   В общем, пустырь остался пустырем, помаленьку сам по себе  и  на  радость
экологам зарастая травкой и какими-то самосевными  кустиками.  Правда,  сами
экологи так и не смогли собраться на субботник, чтобы засадить все это место
молодыми деревцами  по-настоящему.  Оказалось,  что  в  данной  области  еще
сохранилась атомная электростанция, которая до сих пор почему-то не закрыта.
Все усилия  организации  с  неприличным  названием  отныне  были  направлены
исключительно на то, чтоб эту станцию,  питающую  электричеством  и  здешнюю
область, и пару соседних, закрыть окончательно и бесповоротно.
   Однако  без  пользы  пустырь  не  простаивал.  Теперь  на  нем  регулярно
проходили  дружеские  и  товарищеские   встречи   представителей   различных
криминальных группировок, на  которых  в  спокойной  и  деловой  обстановке,
изредка переходившей в перестрелки, обсуждались вопросы экономики, политики,
философии и этики нелегального бизнеса. Обменивались мнениями,  заложниками,
трупами, толковали о жизни, а иногда и о смерти. Но чаще всего о  том,  кто,
что, кому и  в  каком  размере  должен  платить.  Какой  валютой  или  каким
калибром. Иногда встречи  эти  проходили  под  покровом  ночи  и  при  свете
автомобильных фар, иногда прямо  белым  днем,  когда  несколько  автомобилей
съезжались в кучку, а  потом,  побазарив  немного,  разъезжались.  В  общем,
стрелки как стрелки.
   Сегодня, хотя еще не совсем стемнело, сюда  съехались  шесть  машин.  Три
"Ниссан-Патрола" стали в ряд с одной стороны пустыря, три "Чероки-Ларедо"  -
с другой. Между машинами маячили крупные фигуры молодцов в низко  надвинутых
кепочках, кожаных куртках и широких штанах. Кто с  какими  стволами  прибыл,
пока не афишировалось.
   От  группы  "Ниссанов"  отделился  массивный   мужик   в   шапочке-маске,
раскатанной до шеи, от группы "Чероки" -  усатый  дядя  в  темных  очках  на
пол-лица. Медленно, неторопливо сблизились, держа руки  в  карманах  курток.
Оба знали, чтo там, а потому воздерживались от резких движений.
   - Привет, Петрович! - бодро произнес человек в маске.
   - Здорово, Хрестный, - ответил усач. - Не надоело еще морду закрывать, а?
   - Да вас, чудаков, пугать не хочется. А то как увидите  -  в  обморок  со
страху попадаете. Что ж Светуля-Красотуля сама не приехала? Критические  дни
настали, что ли? Между прочим, стрелочка на самый высокий уровень  тянет.  Я
сам приехал, а Булка "шестерку" какую-то выставила. Некультурно!
   - Понимаешь,  Хрестный,  Светочка  наша  очень  заботливая  девушка.  Она
вообще-то об твоем здоровье заботилась. А то увидишь  перед  собой  хрупкую,
изящную девочку, разволнуешься, неправильно ситуацию оценишь. Ну и  поведешь
себя так, будто у тебя десять жизней в запасе.
   - Вообще-то меня даже свои только на "вы" называют.
   - Нет, Хрестный, у меня на "вы" никак не получится. Тем  более  что  твоя
масть битая, и понт не состоится.
   - Уверен?
   - Как дважды два. Не твой расклад нынче, но если б ты этого  не  понимал,
то сюда не пришел, верно?
   - Да как тебе сказать... Вообще-то интересно иногда с людьми  пообщаться.
Даже с теми, которые не совсем правильно жизнь понимают.
   - Вот тут ты не прав, Хрестный.  Мы  про  свою  жизнь  очень  хорошо  все
понимаем и даже, как ни странно, про твою.
   - А это совсем интересно, Митя! Ну, давай, расскажи мне  немного  о  моей
жизни. Может, я как-то неправильно живу, а? Может, мне что-то осознать надо,
исправиться или, допустим, поскорее с повинной явиться?
   - Насчет того, правильно  или  неправильно  ты  живешь,  Хрестный,  ответ
однозначный. Но проблема не в этом состоит -  мы  все,  по  большому  счету,
живем неправильно. Проблема состоит в том, что ты сейчас все еще мнишь  себя
паханом над  губернией,  главой  теневой  администрации  и  прочая,  прочая,
прочая. А это уже не так, Корлеоне ты наш родимый. Ты, конечно,  уже  многое
понял и своими глазами увидел, но признаться себе боишься. Но, увы,  в  этой
жизни страусиная политика, когда голову прячут в песок, а задницу выставляют
на солнышко, кончается просто хреново. Ты ход моей мысли улавливаешь?
   - Все это общие слова, Митя. Да,  раскрутилась  Светуля  сильно,  но  нет
таких волчков, которые крутились бы вечно.
   - Вечного вообще ничего нет, окромя Господа Бога и марксистской  материи.
Весь вопрос в том, какой процесс идет быстрее, а какой медленнее. Скажу тебе
по секрету, как опытный  проктолог,  что  твой  геморрой  развивается  жутко
быстро. И твоей способности нормально сидеть, ходить и даже дышать при таком
запущенном состоянии организма можно только удивляться.
   - Знаешь, бывают случаи, когда пациент, которому ставили плохие диагнозы,
переживал лечащего врача.
   - Бывали такие случаи, но редко. Наверно, кто-то из твоих  "шестерей"  на
похоронах Балясина побывал?
   - Почтили память безвременно ушедшего.
   - И наверно, тебе доложили, что там присутствовало необычно много людей?
   - Что-то похожее говорилось.
   - Конечно, тебя это порадовало, да? Как приятно, когда ты валишь человека
в назидание и поучение другим,  думаешь,  что,  окромя  официальной  жены  и
двух-трех особо преданных холуев, никто покойного  не  оплачет,  а  приходит
двести пятьдесят человек. Занятно, верно? Но еще занятнее,  что  среди  этих
двух с половиной сотен были не  только  бабки-плакальщицы  по  найму,  но  и
такие, ранее дружественные тебе лица, как Витя Басмач,  Коля  Бегемот,  Леха
Пензенский, Шура Казан  и  другие  великие  люди.  И  потом,  между  прочим,
наиболее избранная часть публики, куда, помимо перечисленных, входили и  два
твоих кандидата на замещение вакантной должности Балясина - господа  Веня  и
Кузя, - намылилась в казино "Чик-чирик", где присутствовали на  поминках.  А
самое удивительное - не только поминали усопшего, но и очень тепло  общались
со Светочкой.
   - Ну и что из этого? - голос Хрестного немного изменился. - Девчонка  она
ничего, покадриться с ней неплохо...
   - Да нет, Хрестный. Народ пообщался  и  понял,  что  твое  руководство  в
области накрывается медным тазом. Некоторые товарищи, выступавшие в прениях,
были настроены очень серьезно. Не буду называть  их  фамилии,  но,  пожалуй,
самым таким распространенным словом, которое произносилось по твоему  адресу
в этих выступлениях, было "мочить, мочить и еще  раз  мочить".  Наверно,  ты
можешь сам догадаться, что за такие слова отвечают и зря ими бросаться никто
не  будет.  Народ  постановил  снять  тебя  с  должности   смотрителя   всех
богоугодных заведений, как не справившегося  с  работой.  Это  однозначно  и
обжалованию не подлежит.
   - Сурово! - ирония  в  голосе  Хрестного  получилась  плохо.  Дело  зашло
действительно слишком далеко.
   - Как слышал, - произнес Петрович. - Некоторые,  как  я  уже  докладывал,
требовали внести в наше непечатное постановление второй  пункт,  где  вопрос
"мочить" решался бы столь же  однозначно.  Но!  Исходя  из  общечеловеческих
ценностей, гуманизма и другого  онанизма,  а  также  учитывая  твои  большие
заслуги  в  деле  развития  теневой  экономики  и   криминального   бизнеса,
исключительно по настоянию Светланы Алексеевны, порешили  возможным  условно
сохранить  тебя  как  физическое   лицо,   в   случае   беспрекословного   и
безукоризненного исполнения некоторых условий.
   - Да... - вздохнул Хрестный. - Ну и жизнь пошла - мне условия ставят!
   - Увы, командир, это так. Послушать хочешь, или тебе  уже  некогда?  Пора
насчет  гроба,  музыки  и  венков  распорядиться?!  Тогда,  пожалуйста,   не
задерживаю.
   - Нет, почему же, иногда интересно послушать.
   - Значит, первое: отдаешь областной общак с полным финансовым отчетом  по
прошлой жизни. Есть мнение, что у тебя там  приход-расход  могут  сильно  не
сойтись, поэтому учти: сколько туда и когда поступило - мы  знаем.  А  также
знаем,  какие  расходы  и  на  какие  дела  шли.  За  тобой  лично   имеется
неоправданная сумма в 245  тысяч  баксов.  Надо  будет  этот  должок  как-то
вернуть. Счетчик начнет капать сегодня с полуночи. Тысчонка в день. Но учти,
с прежних клиентов ты хрен что  получишь.  Сунешься  по  точкам  наезжать  -
остановим резко и больно. Реализуй движимое и  недвижимое,  иди  на  панель,
продавай галстук с подтяжками - это твои проблемы.
   - Ой, куда ж мне деться-то, ребята? - всплеснул руками Хрестный. -  А  вы
не крепко загнули, мальцы? На большие неприятности можете наскочить...
   Однако ему уже было ясно, что никаких серьезных неприятностей  он  никому
обеспечить не сможет. Петровича, однако, на блеф было взять трудно.
   - В общем, по первому пункту условий информация у тебя есть.  Как  хочешь
мозгуй в этом направлении, но срок отчета по общаку - две недели. Свалить из
города скорее всего не успеешь. А если успеешь, найдем. Понял?
   - А ты меня на "понял" не бери... - прошипел было Хрестный,  но  Петрович
оборвал:
   - Старо, Хрестный. Перехожу ко  второму  пункту.  Всю  эту  благополезную
деятельность, которую ты начал крутить в районе Бузиновского  леса,  -  надо
завязать на двойной морской и крепче. Тем более  что  контракт  этот  уплыл.
Глава еще в воскресенье столковался с Булкой, и бумага у нее в  руках.  Если
твои парни еще не все подорвались, то пусть завтра их там не будет. Завтра в
восемь утра туда наедут официальные лица,  и  все  твои  "черные  следопыты"
будут упакованы в СИЗО. Кстати, никто не запретит им дать  показания  насчет
того, кто им дал путевку на эту работу, а  это  может  и  до  тебя  дотянуть
ниточку. Сколько б  ты  морду  ни  закрывал  -  вычислят.  Подумай,  сколько
приятных встреч будет, если в СИЗО узнают, что ты - никто!
   - Это еще доказать  надо...  -  теряя  выдержку,  прорычал  Хрестный.  Он
стиснул в кармане рукоять  дорогой  импортной  "беретты",  но  знал,  что  с
Петровичем не побалуешь и на опережение не возьмешь.
   - Суд докажет, - хмыкнул Петрович, - если, конечно,  до  него  дойдет.  А
может и не дойти. Кому надо, чтоб ты с тоски начал  звонить:  "Всех  заложу,
всех посажу!" Тем более что те, кого ты подкармливал, теперь Светины булочки
кушают. С маслом и с икоркой даже. Перехожу к третьему, решающему...
   -  Веревку  намылить  и  самому  повеситься?  -  саркастически   произнес
Хрестный.
   - Вопрос решающий, потому  что  от  него  зависит,  будем  ли  мы  решать
положительно вопрос в целом. В смысле "to be or not to be", что  в  переводе
значит "мочить или не мочить". Короче, ты отдаешь свою проводку на "дурь"  и
с тех пор близко там не толчешься.
   -  Слышь,  Петрович,  вы  каким  местом  это  придумывали,  а?  Вы   хоть
соображаете, что на себя берете и во что вяжетесь?
   - Соображаем немного. Ты вот иногда выглядишь дурак дураком.
   Хрестный весь кипел. Впервые лет за двадцать кто-то осмеливался ему такое
говорить в лицо. Его топтали прилюдно,  погружали  мордой  в  толчок,  а  он
терпел. И правильно делал вообще-то. Потому что Хрестный понимал -  Петрович
наглеет именно потому, что хочет его спровоцировать. Уж Митя точно был бы за
то, чтоб пописать  Хрестного  без  долгих  разборок.  Но  булочная  королева
запретила. Конечно, для нее сейчас главное - бабки. И всегда будут  главным.
Она их умеет делать  из  всего:  из  хлеба,  пива,  водки  азарта,  похабных
страстишек, страха, ненависти... Поэтому она и хочет, чтоб Хрестный сам  все
отдал, оставшись с голым хреном, в надежде, что дадут ему спокойно дожить до
старости. Но, конечно, не дадут. Как только общак и линия  транзита  наркоты
придет к Булке - о Бузиновском лесе можно и вовсе не поминать!  -  за  жизнь
Хрестного никто копейки не поставит. Расчетлива, падла! Как  же  он,  старый
хрыч,  проморгал  эту  заразу?!  Стучали  ведь,  давно  стучали  -  прикинь,
Хрестный! А он ее всерьез не принимал, в расчет не брал. Потому что  привык:
баба - это просто мясо для порева, и сама по себе ни шиша не  стоит.  Вот  и
обвертела зассыха вокруг пальца. Но эта точно - пока  не  вытянет  все,  что
сможет, не убьет.
   А с Митей - сложнее. У Петровича всегда "замочить"  -  на  первом  месте.
Блатные понятия ему - по фигу. Деньги -  грязь,  он  за  ними  не  гоняется.
Купить его нельзя. Светку, может, и трахает изредка,  но  любит  скорее  как
дочь или младшую сестренку. Умрет, а не продаст и не приревнует. Ну и у него
к Хрестному личные счеты есть. В прошлом году его корефана по  Афгану,  Ваню
Тихого, который несколько раз Хрестному дорогу  переходил,  завалили.  Макар
сделал, но Хрестный оплатил. А Макар, по  данным  японской  разведки,  сидит
сейчас где-то у Петровича. Вместе со своим пацаненком  и  бригадой,  которую
Хрестный  его  прикрывать  послал.  Точнее,  отслеживать.  Е