нтересно.
Гораздо интереснее было то, помнит ли он, как разговаривал в бреду  с  неким
Грегом. Если в те давние вьетнамские времена он сильно мечтал заработать  на
некой сногсшибательной травке, то мог и сейчас  заниматься  чем-то  по  этой
части, благо в  освобожденной  от  коммунизма  России  для  этого  были  все
условия. Наркомафия - весьма солидная контора, может быть, ей  и  журналисты
нужны. Во всяком случае, после  того,  как  КГБ  развинтили  на  кусочки,  а
корреспондентов иностранной прессы в Москве стало  пруд  пруди,  следить  за
тем, кто из них куда ездит и  с  кем  встречается,  стало  некому.  То,  что
корреспондентская  аккредитация,  в  общем,  не  самая  плохая   крыша   для
цэрэушников, было известно давно, а вот то, что эти ребятки могут налаживать
и кое-какие экономические контакты не шибко легального  свойства,  вероятно,
как-то проглядели.
   Ежели мистер Салливэн сильно обеспокоился бы появлением  некого  русского
коллеги с памятью  американского  морского  пехотинца  70-х  годов,  то  мог
постараться от такого  коллеги  избавиться,  и  желательно  навсегда.  Очень
подходящим  для  этого  местом  могла  явиться   дача   Вадима   Николаевича
Белогорского,  где   могла   иметься,   например,   удобная   котельная   со
шлакодробилкой  или,  скажем,  ванна  с  серной  кислотой.  Превратиться   в
наполнитель  для  шлакоблоков,  из  которых  мистер   Белогорский   соорудит
какое-нибудь подсобное помещение, мне не очень хотелось. К тому же мне  было
бы очень неприятно, если бы мой папочка остался об этом в неведении.
   Неожиданно мне пришла  в  голову  гениально  простая  мысль:  прикинуться
"шлангом". Очень удобное прикрытие для таких начинающих гадов, как я.
   - Долго еще ехать? - спросил я, позевывая.
   - Минут двадцать, - ответил Салливэн.
   - Там, наверно, часок-другой пробудем.  -  вслух  прикинул  я.  -  Где-то
полчаса на обратную дорогу - итого округлим до трех... Хотел домой  заехать,
не успеваю... В четыре у нас летучка начинается. Мать волноваться  будет.  Я
ей сказал, что обедать приду.
   - А вы позвоните из машины, - предложил Салливэн, вытаскивая свой сотовый
телефончик.
   Вообще-то именно этого я и добивался,  но  то,  что  Салливэн  прямо-таки
предугадал мое желание, меня насторожило. Надо  было  выдержать  паузу.  Тем
более что машина все еще шла по прямой трассе, а вряд ли такой человек,  как
Белогорский, мог соорудить себе дачу непосредственно у  обочины  автострады.
Надо  было  дождаться  поворота,  а  затем,  как  бы  преодолев  смущение  и
скромность,  все-таки  позвонить,  указав  более  точные  координаты  своего
местоположения.
   Наконец Салливэн сделал правый поворот, и "Вольво" зашуршал своими шинами
куда-то  в  направлении  Апрелевки.  При  всем  моем  уважении  к   всесо...
всероссийской фирме, производящей грампластинки, я  догадывался,  что  везут
меня явно не туда. Мы пересекли Киевскую железную дорогу.  Теперь,  как  мне
показалось, Салливэн намыливался в Голицыно. Но потом он  вдруг  свернул  на
какую-то пыльную  щебеночную  дорожку  и  подъехал  к  бетонному  заборчику,
возбудившему во мне ностальгические воспоминания... Нет, это  была  не  наша
"закрытая деревня", но какая-то очень похожая.  Здесь,  правда,  не  имелось
вэвэшного караула, пугавшего  народ  своими  "сферами"  и  бронежилетами  IV
класса, но были солидные мальчики в камуфляже, которые пригласили нас  выйти
из машины, открыли капот, багажник, поглядели сиденья,  сумки,  повертели  в
руках мой зонт... В принципе, на этом мое  путешествие  к  доктору  могло  и
закончиться, если бы ребятки были чуть-чуть повнимательнее. Они  все  же  не
сумели углядеть небольшой щелочки в ручке зонта и не стали цепляться ногтями
за ее краешек. Стоило им додуматься до этого - и  они  увидели  бы,  как  из
щелочки на свет божий рождается спусковой  крючок  револьвера.  После  этого
оставалось только отвинтить коническую гайку на верхушке зонта и  застрелить
его владельца. Не знаю, как мне удалось спокойно проследить за манипуляциями
этих малограмотных оболтусов, но я понял, что таких спецов в  личную  охрану
лучше не нанимать. Гораздо дольше, чем зонт, ребята рассматривали  диктофон,
даже понажимали на  все  кнопки:  перемотку,  запись,  воспроизведение.  Был
момент, когда я просто пожалел, что в диктофоне  не  было  мины  мгновенного
действия. Может быть, в охране конторы появилось бы несколько  вакансий,  на
которые пришли бы более достойные люди.
   Когда все ощупывания были завершены, мальчики посмотрели наши документы и
разрешили въехать.
   - Вам еще не страшно? - спросил Салливэн с явной издевочкой.
   - Охрана как охрана... - ответил я, пожав плечами. - Наверно,  раньше  ЦК
сторожили...
   Это я им польстил. Таких разгильдяев даже к райкомам не приставляли.
   Утенок Дональд притормозил около ограды из трехметровых  железных  пик  и
оштукатуренных кирпичных столбов с цементными шарами наверху. У калитки  нас
встретили  два  вежливых,  но  очень  больших  мальчика  в   камуфляжках   с
закатанными рукавами. К поясам мальчиков были подвешены наручники, дубинки и
какие-то кобуры. В принципе, это могли быть и газовые пистолеты, но, как мне
показалось, для безопасности  господина  Белогорского  этого  было  бы  явно
недостаточно. Поэтому стоило все-таки рассчитывать на боевые.
   Салливэна они почтительно приветствовали, на меня поглядели  с  некоторым
недоверием, но когда Утенок сказал по-русски сакраментальную фразу: "Это  со
мной", беспрепятственно пропустили - пусть это идет.
   Домишко у Вадима Николаевича был так себе. Супротив  дворца  Чудо-юда  он
смотрелся маломощно. Нечто вроде двухэтажной дачки, чуть-чуть  стилизованной
под готический замок. Обсаженная туями аллейка вела от ворот прямо к  въезду
в подземный гараж,  а  правее  гаража  было  крыльцо  с  ажурными  чугунными
перилами. Направо от аллеи, за туями, просматривался небольшой, втрое меньше
нашего закрытого, открытый летний бассейн, отделанный  зеленой  плиткой.  Он
был сработан в форме искривленной капли.  Слева  была  площадка  размером  с
теннисный корт, на которой, видимо, играли и в теннис, и в  бадминтон,  и  в
волейбол, и возможно, даже в мини-футбол, потому  что  по  краям  я  заметил
гандбольные ворота с сетками.
   - Я здесь, Дон, - сказали со стороны бассейна.
   По выложенной битумными  плитками  дорожке  -  на  мрамор  Вадик  еще  не
заработал - мы с  Утенком  дошли  до  бассейна,  где  в  шезлонге  полулежал
несколько растолстевший и чуточку постаревший герой-экстрасенс, спасший ныне
покойного Айрапета Аветисяна. Узнать его было вполне возможно.
   - Привет, - Салливэн пожал руку Вадиму Николаевичу,  а  затем  представил
меня: - Мой коллега, господин Николай Коротков.
   - Очень приятно, - снисходительно протянул мне пальчики экстрасенс. -  Вы
не из газеты "Завтра"?
   -   Нет,    -    ответил    я    с    наивозможнейшей,    наискромнейшей,
наиподобострастнейшей улыбочкой, - я даже не из "Сегодня",  я  -  из  "Бреда
наяву".
   - Как? - переспросил Белогорский, комично выпучив глаза. - Это  серьезно?
Есть такая газета?
   - Вот, пожалуйста, - я вытащил из сумки сегодняшний номер газеты, которым
меня снабдили в редакции вместе с удостоверением. Для  вящей  убедительности
одну из заметок об НЛО редактор дал под фамилией "Н. Коротков".
   Белогорский посмотрел газетку, прочел на последней странице  тираж  -  10
000 экземпляров, и, зевнув, сказал:
   - Я вас должен огорчить, юноша. Свою рекламу "ARZT" вам не доверит. Мы не
даем рекламу в изданиях тиражом менее 50 тысяч. К тому же у вас тут  столько
всякой ахинеи понаписано... Ваша заметка, правда, приятное  исключение.  Тут
все по документам, по крайней мере, можно проверить, откуда и что вы брали.
   Мне стало немножко стыдно, потому что я как-то  не  удосужился  прочесть,
что же там моим именем подписали. Пришлось сделать умное лицо и сказать:
   - Вы знаете, Вадим  Николаевич,  я  вовсе  не  собирался  предлагать  вам
платную рекламу.  Просто  приятно  было  бы  заполучить  к  себе  на  полосу
знаменитость.
   - Ну уж, - самодовольно поскромничал Белогорский. -  Я  не  жажду  шумной
известности. Знаете ли, ко мне на прием и так записываются за месяц. У меня,
к сожалению, не так много толковых помощников, а  бестолковых  я  вообще  не
держу. Поэтому за день мы можем обследовать и  продиагностировать  не  более
пятидесяти человек. При этом все  наиболее  сложные  случаи  мои  ассистенты
направляют ко мне. Я очень сильно устаю, у меня явный перерасход биоэнергии.
Вот  и  сейчас,  как  видите,  приходится  восстанавливаться.  А  на  сеансы
экстрасенсорного лечения энергии расходуется примерно втрое больше,  чем  на
диагностику. А если вы прибавите мне  еще  десять  тысяч  пациентов,  то  я,
пожалуй, сам загнусь.
   Он постучал по виску указательным пальцем правой руки, и я увидел на этом
пальце перстень с минусом... Вот те крест - еще  минуту  назад  его  там  не
было! Но даже не это было самое интересное.
   Минус на перстне был не выпуклый, а вогнутый. То есть вовсе не  тот,  что
по записям Будулая был увезен в Спитак башенным стрелком Аветисяном, а  тот,
который должен был находиться в Гудермесе, у гражданина Мугуева Бимболата...
Или  дед  Бахмаченко  что-то  перепутал  по  старости,   или   у   господина
Белогорского находилось ДВА перстня!
   ВИЗИТ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
   Впрочем, покамест я видел только один. То, что старый Будулай вполне  мог
перепутать выпуклый минус с вогнутым, мне казалось  очень  даже  допустимым.
Все-таки у него в тетрадке были только адреса, а  кто  какой  перстень  куда
повез, он мог забыть.
   В общем, разевать роток пока не следовало, да и пялиться  на  перстень  -
тоже. Гражданин Белогорский, он же Вайсберг, мог оказаться очень догадливым,
особенно если уже кое-что понимал в перстеньках. Надо было продолжать  гнуть
свою линию...
   - Вадим Николаевич, - сказал я с превеликой грустью, - поскольку все  мои
профессиональные надежды вы разрушили, то остается уповать на то, что вы  не
откажете мне в помощи...
   - Я подаю милостыню только по выходным, - ласково улыбнулся  Белогорский.
В другое время и в другом месте он, конечно, уже  схлопотал  бы  за  это  по
морде. Но в это время и в этом месте так поступать было неразумно.
   - Ты не так его понял, Вадим! - вмешался коллега Салливэн, которому  явно
не нравилось поведение мистера Белогорского. - У него серьезная проблема,  и
она должна тебя заинтересовать.
   - Хорошо. Что за проблема?
   - В этого парня перешла память одного из ребят, который вытащил  меня  из
джунглей.
   - По каналам КГБ? - усмехнулся Вадим.
   - Не смейся. Я тоже подумал о КГБ, но это что-то другое. В нем сидит один
из солдат моей роты, который рассказал мне все о том, что мы пережили  20  с
лишним  лет  назад.  Понимаешь,  невозможно  все   это   выспросить,   чтобы
пересказать. Надо было там быть...
   - ...Или привезти сюда твоего однополчанина, - съехидничал Вадим.
   - Нет, - покачал головой Салливэн, - я понимаю, что можно вынуть из мозга
многое, но не до такой степени. К тому же разве  сейчас  есть  КГБ?  Это  же
призрак, тень былого величия...
   - Хорошо, - сказал Вадим.
   Тут он впервые поглядел не сквозь меня, а на  меня.  Мне  стало  очень  и
очень неприятно. Так смотрят на существо до жути мелкое и  ничтожное,  легко
уничтожимое, но любопытное. Впрочем, увидев у меня в лице нечто  похожее  на
пролетарскую ненависть, этот гад почуял что-то для себя опасное.  Не  думаю,
что он сразу же рассек, зачем я сюда приперся, но неожиданно и  тон  его,  и
обращение резко изменились.
   - Знаете, ребята, - широко  улыбнулся  наследник  врачей-чекистов,  -  не
обращайте вы на меня внимания.  Я  же  любитель  выпендриваться.  Вы  плавки
привезли? Можно, конечно, и без, но тогда сюда сбежится толпа  баб  из  дачи
напротив. Им всем под полтинник, и они не ощущают ничего,  кроме  того,  что
уже состарились. Будет  кипеж  и  вой  по  поводу  нравственности.  Все  мое
ворчание - от перегрева.
   - Мы только что с пресс-конференции, -  объяснил  Салливэн,  -  очередная
компартия образовалась...
   - Ужас, - всплеснул руками Белогорский, - спать ночами не буду... Что ты,
Селиван, по таким тусовкам  ползаешь?  Все,  коммунизм  кончился.  Проданный
товар обратно не принимается. Вон МММ прижимают, об этом надо писать...
   - Все это не так интересно. Это для вас финансовые скандалы - новость.  У
нас они интересуют только специалистов. А коммунизм  -  это  любопытно.  Тем
более что в прошлом году  дело  дошло  до  стрельбы.  Там,  где  стреляют  -
интересно.
   "И больше платят, - добавил я мысленно за Салливэна, - ждет небось, сукин
сын, что мы тут вторую гражданскую начнем. Во интересно-то будет!"
   Я вспомнил, как помрачнел Чудо-юдо, когда вырубилось телевидение,  и  как
начал один за другим набирать телефонные номера. Мишка тогда был в  каком-то
Париже, а мне с Лосенком он приказал быть в готовности номер один. Однако  к
полуночи он вдруг позвонил и сказал почти спокойно: "Все  это  не  серьезно.
Ложитесь спать и не  волнуйтесь".  А  с  утра  я,  попивая  кофе  и  радуясь
дополнительному выходному, смотрел по TV-6, как танки  стреляют  по  "Белому
дому", как он медленно разгорается и  начинает  полыхать.  Но  за  кого  был
Чудо-юдо в этой заварухе - я и поныне не могу  догадаться.  Может  быть,  за
всех сразу.
   - Ну, так вы не хотите искупаться, джентльмены? - произнес  Вадим.  Я  бы
хотел, но у меня была шибко покусана рука, и мочить ее лишний раз я был не в
настроении. Кроме того, лишние царапины - лишние вопросы.
   Мы с Утенком, который заявил мне приватно, что не знает  степени  очистки
здешней воды и потому в нее не полезет,  остались  на  месте,  а  экстрасенс
плюхнулся в бассейн. Пока он бултыхался, Салливэн сообщил  мне  по  секрету,
что поймал в этом бассейне, как он выразился, "паховых насекомых"  и  с  тех
пор  очень  осторожно  относится  ко  всем  русским  бассейнам.  Я   скромно
предположил, что мистер Белогорский, очевидно, не разборчив  в  знакомствах.
Тогда Утенок заметил, что скорее всего это площицы не разбираются в людях.
   - Вы все такой  же,  сэр,  -  совершенно  неожиданно  сказал  я,  точнее,
проснувшийся во мне Браун. Сказал по-английски, тем самым  голосом,  который
был у парня по кличке Капрал.
   - Какой "такой же"? - удивился Салливэн.
   - Я вспомнил, как в тот день, когда нас после акклиматизации  привезли  к
вам в  роту,  вы  выстроили  новичков  и  объявили,  что  хотите  проверить,
насколько мы подготовлены к войне в джунглях. Все немного сникли, потому что
подумали, будто вы сейчас заставите нас ползать по грязи или  бегать  кросс,
как в Форт-Брегге. А вы порадовались тому,  что  нас  напугали,  и  сказали:
"Предположим, что после месяца действий в джунглях  вам  дали  увольнение  в
Сайгон. Вы приходите в публичный  дом  и  попадаете  в  комнату,  где  лежит
прекрасная голая вьетнамка. Скажите, что вы сделаете в первую очередь?"  Ну,
конечно, все заулыбались и стали придумывать, что они стали бы  вытворять  с
этой шлюхой. И только один парень сказал: "Я сначала проверю, есть ли у меня
презерватив". Это был приват Браун, сэр.
   - Да, помню, - кивнул Салливэн. - Я почти  всем,  кто  прибывал  в  роту,
устраивал этот розыгрыш. Но одному из них  по  моей  просьбе  кто-нибудь  из
бывалых подсказывал якобы верный ответ...
   - Вот мне его и подсказали. А вы тогда, когда  услышали,  что  я  сказал,
сделали  страшное  лицо  и  проорали:  "Почти   правильно!   Презерватив   -
необходимая вещь, но сначала надо убедиться, что  у  вас  есть  на  что  его
надеть! После месяца пребывания в джунглях люди забывают о наличии  пениса!"
После этого появился  сержант-майор  Гриве  по  кличке  Джек  Потрошитель  и
заставил нас проползти двести ярдов на брюхе,  пробежать  три  круга  вокруг
базы и сделать сорок отжиманий.
   - Да... Вьетнам... Конечно, я себя уже чувствовал  ветераном,  а  вы  все
казались мне сопляками. Обязательно кто-нибудь накладывал в штаны при первом
обстреле из минометов! И очень жалко было, когда кого-то забивали в ящик.
   Мистер экстрасенс прервал наш ветеранский диалог, выбравшись из бассейна:
   - Раз мистер Салливэн настаивает, я не могу отказать. Сейчас я оботрусь и
провожу вас в кабинет...
   Хозяин с преувеличенно важным видом  запахнулся  в  халат,  вдел  ноги  в
шлепанцы и пригласил нас в дом.
   Внутри, конечно, было много чего, и сторожить все это  следовало,  потому
что гражданину экстрасенсу внутренняя начинка дома обошлась раза в два, а то
и в четыре дороже самой хибары. Видны были усердие и  старание  в  собирании
того, что со временем может возрасти в цене:  картин,  статуэток,  сервизов,
антикварной мебели и прочего. У Чудо-юды такой страсти к дребедени не  было.
Он старался придать своему дворцу функционально-жилой вид, а украшательством
занимался в минимальной степени.
   Кабинет, где Белогорский,  видимо,  принимал  особо  ценных  посетителей,
выглядел довольно строгим и должен был создать у посетителя впечатление, что
его хозяин на строго научной основе овладел разными мистическими силами.
   Во-первых, вдоль стен квадратной, без окон комнаты висели  тяжелые  шторы
из  черного  бархата.  Это  впечатляло,  хотя  и  настраивало  на   какое-то
театрализованное действо. Похожие шторы  висели  в  каком-то  из  "вигвамов"
Твин-Пикса, только там они были алые или багровые. Весь фильм  я  посмотреть
не сумел, но шторы мне отчего-то запомнились.  С  чисто  практической  точки
зрения они мне не нравились потому, что там, за этими  ниспадавшими  на  пол
шторами, можно было укрыть  двух  или  даже  четырех  дядей,  которые  могут
внезапно появиться оттуда и сделать мне больно в самый ответственный момент.
   Во-вторых, прямо напротив двери, через которую мы вошли, стоял стол, явно
натуральной старинной работы, покрытый опять-таки черным бархатом. Стол  был
солидный, за ним вполне можно  было  разместить  "чрезвычайную  тройку"  или
провести заседание трибунала святой инквизиции. На столе, само собой,  лежал
желтый  череп,  приветливо  скаливший  несколько  поредевшие   зубы,   стоял
письменный прибор из красного мрамора с двумя  массивными  чернильницами  из
литого шлифованного зеленовато-голубого стекла с медными  крышками  и  двумя
свечами в медных подсвечниках. А перед прибором ближе к краю стола стоял  на
подставке здоровенный магический кристалл размером с футбольный мяч.  Каждая
грань кристалла была в форме правильного пятиугольника, и я даже  припомнил,
что  в  школе  нам  на  геометрии  объясняли,  что  такая  штука  называется
"Пентагон-додекаэдр". Конечно, это был никакой не Кристалл, а просто  хорошо
отшлифованный стеклянный слиток без пузырьков. Скорее  всего,  кристалл  для
экстрасенса сварганили на том же заводе, где по случаю конверсии соорудили и
письменный прибор под старину из ранее фондированных материалов.
   Немного настораживало кресло, стоявшее посреди кабинета. Оно  было  почти
такое же, как в кочегарке, где мы с Вараном проводили свои  "сеансы  лечения
от всех скорбей". На нем, правда, не наблюдалось никаких приспособлений  для
фиксации  пациента,  а  при  наличии  трех-четырех   гипотетических   дядей,
спрятанных за шторами, пристегнуть или привязать  клиента  можно  достаточно
быстро. Меня не больно утешало то обстоятельство, что  известная  мне  дверь
находилась за моей спиной и прямо напротив товарища экстрасенса.  Это  могло
гарантировать только от прямого выстрела в затылок,  потому  что  стрелявший
товарищ мог бы вышибить дух не только из меня, но и из мистера Белогорского.
Во-первых, выстрелить могли и в правый, и в левый висок, а во-вторых,  могли
стрелять не пулей, а каким-нибудь шприцем,  отравленными  иглами,  которыми,
помнится, Соледад  перебила  целую  кучу  шведов  на  острове  Сан-Фернандо.
Наконец - и для государства российского это был вариант наиболее  вероятный,
- из-з