ли придумать?
   - Бедняжка! - посочувствовала Соледад. - И конечно, этот дурачок  напугал
вас в самый неподходящий момент?
   - Нет, - ответил Джерри с некоторым смущением, - мы просто спали, и у нас
не было "неподходящих моментов", на которые вы намекаете,  но  разве  будить
людей в три часа ночи - это по-человечески?
   - Боже мой, - всплеснула руками Соледад, - мы так виноваты перед вами! Мы
просим прощения, верно, Энджел?
   - Да, да, - кивнул я, но понял по взгляду Соледад, что  отпускать  их  на
"Дороги" не следует.
   - Давайте все-таки поужинаем вместе? - радушно предложила  Соледад.  -  В
конце  концов,  завтра  нам  необязательно  вставать   рано.   Мы   посидим,
побеседуем, расскажем друг другу массу интересного, выпьем хорошего  вина...
жизнь слишком хороша, чтобы тратить много времени на сон.  Ведь  сон  -  это
почти смерть.
   - Ну, Бог с вами, - согласился Джерри, - давайте посидим...
   Соледад явно пыталась его очаровать, но зачем ей это было нужно  -  я  не
понимал.
   Вновь явился Варгас, прикатив сервировочный  столик,  на  верхней  крышке
которого  стояло  с  десяток  тарелочек,  нагруженных  салатами  и   горками
бутербродов, а на нижней тонко звякало два десятка разных бутылок.
   - Что будете пить? - осведомился я так профессионально, будто  всю  жизнь
работал барменом.
   Джерри приглядывался к этикеткам близорукими глазами, но называть напиток
не спешил, видимо, ждал, что попросит Синди. Та, в свою очередь, не решалась
выбрать, пока ее суженый не сделает свой выбор.
   - Рекомендую шотландское виски, - сказал  я,  поскольку  после  посещения
трюма  и  воспоминаний  о  судьбе  профессора  Бьернсона,  мне   удивительно
захотелось  напиться.  К  размышлениям  о  том,  как,  наконец,  нашел  свое
успокоение  несчастный  ученый,   у   меня   очень   заметно   примешивалось
беспокойство о собственной судьбе.
   Почему-то  все  приняли  мое  предложение.   Когда   шестидесятиградусный
напиток, разбавленный содовой, проник в кровь,  облегчил  голову  от  лишних
мыслей и снял с языка некую скованность, я ощутил себя свободным  человеком.
Правда, и при этом я по-прежнему не забывал, кем меня  назначила  Соледад  и
насколько зависит от нее моя жизнь. Сама  же  Соледад  слегка  порозовела  и
подобрела.
   - Давайте дружить домами! - предложила она. - Мы ведь теперь  компаньоны,
не  правда  ли?  Конечно,  может  быть,  мы  вели  себя  слишком   грубо   и
бесцеремонно. Но что делать? Мы с Энджелом начинали на пустом месте,  а  вы,
Джерри, наследуете семейное дело с богатым  прошлым.  За  вами  -  несколько
поколений людей с университетами, а у нас и у самих нет дипломов.  Дорога  в
ваш круг была бы нам закрыта.
   Да как же она смотрит на Джерри?! Будь я на самом деле ее мужем,  то  уже
придавил бы и ее, и его. Не хочет  ли  она  под  шумок  забраться  в  кресло
мистера Джералда-старшего, царствие ему небесное? Да, но  тогда  я  и  Синди
лишние. Нам придется прогуляться на Акулью отмель.
   - Джерри, - с заметной ревностью в голосе произнесла Синди, заметив,  что
ее будущий супруг глядит в глаза Соледад. Парень  явно  окосел,  а  выпивший
интеллектуал, как правило, вдвое глупее нормального человека.
   - Джерри, - теперь уже с беспокойством  повторила  мисс  Уайт,  опасаясь,
видимо, что так и не станет миссис Купер, - ты не думаешь, что  смотреть  на
замужнюю даму в присутствии  собственной  невесты  следует  несколько  менее
пристально?
   - Да-да... - рассеянно кивнул Джерри и  закрыл  рот,  но  куда  ему  было
отвязаться от взгляда Соледад!
   - Ну почему вы так ревнивы, мисс Уайт? - иронически спросила  Соледад.  -
Почему бы мистеру Куперу не посмотреть на то, что привлекает  его  внимание?
Хотя у него, между прочим, вероятно, есть более веские основания сомневаться
в вашей неизменной привязанности...
   - Что вы имеете в виду, Соледад? - встрепенулась Синди.
   - Боже мой, - улыбнулась Соледад ядовито, - неужели вы забыли, прелестная
крошка, что некоторым образом у меня в долгу? Это, конечно, сущая мелочь, но
вы взяли без спроса то, что принадлежало мне.  Теперь  вам,  наверно,  стало
яснее?
   Бедная беляночка стала пунцовой.
   - Что  ты  одолжила  у  миссис  Родригес?  -  глупенько  спросил  Джерри,
приподняв очки, съехавшие на кончик носа. - Надеюсь, это не слишком  дорогая
вещь?
   - Нет, - как ни в чем не  бывало  ответила  Соледад,  -  эта  вещь  самая
обычная, но, повторяю, она взяла ее без спросу. Конечно,  она  не  могла  не
вернуть ее мне, но все-таки подвергла некой амортизации. Будем считать,  что
она не заплатила мне за прокат.
   - В какую сумму вы оцениваете прокат этой вещи? - Я едва  не  лопался  от
смеха, пытаясь сохранить серьезное лицо,  когда  Джерри  достал  из  кармана
своей курточки чековую книжку.
   - Меня вполне устроило,  если  бы  мисс  Синди  предоставила  мне  взамен
аналогичную вещь.
   - Разумеется, я ничего не имел бы против, - захлопал  глазами  Джерри,  -
разумеется, если у Синди есть такая вещь... Но о чем идет речь? Вы не  могли
бы показать мне эту вещь, миссис Родригес?
   - О, пожалуйста! - ухмыльнулась чертовка и попросила: - Встань, Энджел!
   Я встал, не очень поняв, что она  собирается  делать,  а  Соледад  легким
жестом распахнула "молнию" на моих шортах,  четким  рывком  приспустила  мои
плавки и показала Джерри то, что якобы позаимствовала у нее  Синди.  Очки  у
мистера Джералда-младшего опять скользнули на  кончик  носа.  Синди  закрыла
ладошками лицо, а я так обалдел на несколько секунд, что даже не сразу успел
отобрать у Соледад свое личное имущество.
   Джерри сидел с открытым ртом, потом совершенно  неожиданно  взял  бутылку
виски и наполнил до краев огромный стакан из-под  апельсинового  сока,  куда
вошло чуть ли не все, что еще было в бутылке.  Затем  он  это  выпил  единым
духом, не отрываясь. После этого глаза его стали смотреть в разные стороны и
выражение лица стало таким, будто его ударили по голове кувалдой. Он  сделал
какое-то нескоординированное движение - может быть, хотел меня ударить? - но
вместо этого упал под стол.
   - Так, - разочарованно сказала Соледад, - я была о  нем  лучшего  мнения.
Посмотри, Синди, он жив хотя бы?
   У меня тоже появились опасения относительно здоровья Джерри. Падал он  на
редкость неудачно, так, как падают либо куклы, набитые  трухой,  либо  люди,
уже перешедшие в категорию трупов. Во всяком  случае,  я  не  хотел  бы  так
треснуться об пол затылком.
   Синди пошлепала жениха по щекам, он пробормотал что-то невнятно и  пополз
по полу куда-то под кровать.
   - Не стоит его  трогать,  -  заметила  Соледад,  -  если  мы  начнем  его
ворочать, у него может начаться рвота. Пусть спит... Итак, вернемся к  нашим
баранам. Так что, милашка Синди, как насчет того, чтобы отдать должок?
   - Но ты же видишь, - развела руками Синди, - он спит! Он неплохой парень,
но ведет себя, как дурак. То, видишь ли, ревновал меня к Мэри, то  теперь...
А ты уж не могла обставить дело как-нибудь поприличней? Предложила  бы  мне,
например, поразвлечься с Энджелом...
   - Ишь, как тебе понравилось! - проворчала Соледад. - Не-ет, малышка! Долг
я возьму с тебя совсем по-другому. Энджел останется  сегодня  без  сладкого,
поскольку он изменил своей верной женушке аж три раза подряд,  и  никому  из
вас, дурочек, не сознался, что женат, до тех пор пока я не вынудила его  это
сделать. Но я-то не буду лишать себя удовольствия и постараюсь заменить тебе
Мэри, кошечка!
   - Подумаешь, испугала! - сказала Синди, подбочениваясь.  -  Ну  попробуй,
попробуй!
   Могла начаться драка, в которой  у  отважной,  но  слишком  пухленькой  и
слабенькой Синди не было никаких шансов одолеть поднаторевшую в  этих  делах
Соледад. Вспомнив, какую школу мордобоя  моя  самозваная  супруга  прошла  в
тюрьме, я пожалел Синди и остановил решительную Соледад.
   - Ну не будь такой сердитой,  моя  золотая!  Ты  же  пришибешь  ее  одним
пальцем, ей-Богу! Такой чудесный вечер, а вы ссоритесь. И из-за чего?  Из-за
того, что крошка Синди один разочек попользовалась чужим имуществом... Но не
сломала же она его, верно? Ты сама могла убедиться. Ведь эта штука  работала
нормально, не так ли?
   - Ты порядочная свинья, Анхель! - сказала Соледад по-испански,  чтобы  не
поняла Синди. - Ведь знаешь, что я тебе ни в чем не могу отказать...  А  эта
маленькая нахалка заслуживает хорошенькой порки!
   - Ну будь милосердна, - сказал  я  с  легким  подобострастием,  -  ты  же
великая женщина! Все великие женщины были милосердны, об этом  я  в  книжках
читал.
   - Ты, оказывается, что-то читал?  -  хмыкнула  Соледад.  -  Ручаюсь,  что
последняя твоя книжка была прочитана еще в начальной школе.
   - Вовсе нет... - обиделся я. - Разве я не умею говорить, как начитанный?
   - Наслушавшись по телевидению, как говорят в английских  фильмах,  ты  не
перестал от этого быть балбесом-янки.
   - Можно подумать, что ты воспитывалась в Оксфорде...
   - Ну, в католическом приюте я неплохо училась, хотя и хулиганила.  И  моя
английская речь - оттуда. Я еще и по-французски говорю.
   Бедная Синди не понимала ни черта, переводила глаза с меня на Соледад и с
Соледад обратно на меня, ожидая, что мы вцепимся друг  другу  в  морду.  Она
слышала испанскую речь, которая для англоязычного уха звучит как перебранка,
даже при вполне мирном диалоге.
   - Ладно, - хмыкнула Соледад, - я помилую ее. Но  в  наказание  ты  будешь
спать с нами обеими, так, как это было с Марселой... Нет,  это  уже  было...
Ба, это же так просто, надо позвать еще и Марселу.
   Она открыла дверь, прошла по коридору несколько шагов и распахнула дверь.
Через минуту  она  появилась  оттуда,  подталкивая  впереди  себя  заспанную
Марселу.
   - Чего ты спать-то не даешь? - ворчала креолка. - Совсем сдурела!  Другая
бы к себе привела пять мужчин, а этой нужно трех женщин для одного...
   Тем не менее она пришла к нам.
   - Какое страшное социальное  неравенство!  -  сказал  я,  еще  раз  решив
сыграть в коммуниста. - Там внизу, в трюме, сорок здоровых мужчин  вынуждены
пользоваться одной-единственной тощей шведкой, а здесь у меня - целый гарем.
Только Мэри не хватает...
   - О, какие мы устроим любовные игры  под  свист  урагана!  -  мечтательно
закатила глаза Соледад.
   - Мэри некогда, - сказала Синди, - она ремонтирует компьютеры, которые вы
испортили.
   - Как славно! - вырвалось у меня. Тем не  менее  Соледад  была  настроена
решительно. Она начала наливать виски, бренди и  водку,  собираясь,  видимо,
напоить всех до свинского состояния. Это облегчило общение. Я медленно  стал
погружаться в некий голубоватый туман, из которого то  и  дело  проглядывало
одно из трех женских лиц, тоже хмельных и постепенно принимающих  плотоядное
выражение. Какие произносились слова - я  не  помню,  вероятно,  к  счастью,
потому что иначе умер бы от стыда. Много ли я говорил? Вероятно,  много,  но
еще больше я действовал руками и ногами.  Из  воспоминаний  слуховых  хорошо
сохранился в памяти визгливый хохот, который исторгался из  женских  глоток,
из обонятельных - удушливо-приятный (бывает, очевидно, и такой), запах пота,
духов,  перегара,  косметики  и  еще  чего-то,  сугубо  женского.   Наконец,
осязательная память сохранила лишь одно - кожу, гладкую,  голую,  влажную  и
горячую.  И  еще  волосы  -  светленькие,  принадлежавшие  Синди,  мягкие  и
шелковистые, а также жесткие, шуршащие, а в некоторых  местах  и  колючие  -
Марселы и Соледад. Кожи и волос, как  мне  казалось,  было  так  много,  что
временами чудилось - весь мир только из них и состоит. Я  вообще  и  по  сей
день не могу точно определить, где проходила грань между пьяным бредом, сном
и явью. Три пары грудок, различавшихся объемом и цветом кожи, три пары  ног,
неутомимых и жадных, три  живота,  шесть  ягодиц  -  вся  эта  масса  весьма
приятных и полезных  вещей  с  ужасающей  простотой  и  откровенностью  была
предоставлена мне в пользование. Впрочем, скорее всего,  чтобы  описать  мое
положение, нужно изобразить человека, скачущего сразу на трех  лошадях.  Это
было грандиозное родео!  Вероятно,  если  бы  в  каюте  стояла  видеокамера,
последовательно запечатлевавшая все чудеса, которые происходили в  эту  ночь
под вой урагана в скалах и снастях, то назавтра мы бы смотрели этот фильм  с
величайшим интересом, удивляясь и восхищаясь.  По-моему,  Соледад  подсыпала
мне какие-то таблетки, от которых я приобрел фантастическую потенцию, но тем
не менее пальцы обеих рук все время куда-то лезли, что-то  гладили,  чесали,
дергали, щипали... Губы и зубы партнерш рвали меня на куски,  их  ладошки  и
ногти терзали меня со всех сторон. Можно было видеть, и не раз, как  Соледад
начинала ласкать Синди, Синди - Марселу, Марсела - Соледад. Этот копошащийся
клубок змей, в который затянули меня, тихого и мирного  удава,  перемял  все
белье, заляпал  его  пятнами  поплывшей  туши,  помадой,  вином,  сигаретным
пеплом, а также всякими иными веществами. Видения паровой машины,  отбойного
молотка, шомпола, прочищающего ствол оружия, постоянно  носились  у  меня  в
голове...
   В общем, счастье великое, что я остался жив и здоров.
   Очнулся я, когда  белесый  свет  проник  сквозь  иллюминатор.  Я  оглядел
помещение, выбрался из-под груды тел, невнятно проворчавших что-то  и  вновь
захрапевших. По полу катались в такт  легкой  качке  судна  пять  или  шесть
разных бутылок,  белели  осколки  расколотой  тарелки,  маслянисто  блестели
рваные куски фольги от плиток  шоколада  и  использованные  презервативы.  Я
насчитал восемь штук, а девятый снял чуть позже.
   За иллюминатором, покрытым водяными каплями, было мрачно и  сыро.  Низко,
едва не цепляясь за  скалы,  окружавшие  лагуну,  неслись  облака,  серые  и
рваные, словно  вата,  которой  протерли  грязную  кожу.  По  лагуне  ходили
заметные волны, бились о скалы, качали пришвартованные друг к другу  "Орион"
и "Дороти". Однако эти волны были совсем ничтожными, если  сравнивать  их  с
теми, что с ревом и пушечным грохотом бились в берег с внешней стороны, там,
где океану не было преград. Водяная пыль клубилась над скалами, ветер нес ее
над лагуной, обрушивал на джунгли, на палубы  и  надстройки  яхт.  На  горе,
открытой ветру, деревья пригнулись, словно трава, с  них  срывало  листья  и
целые ветки, а те, что стояли отдельно, были повалены и выворочены с корнем.
   Я хлебнул стаканчик бренди, прополоскал рот остатком содовой. Можно  было
продолжать спать, но тут зашевелилась Марсела, лежавшая  с  краю,  похлопала
глазами, встала, почесала себя между ногами и, сонно пошатываясь,  зашлепала
босиком в туалет. Оттуда  она  переместилась  в  душ,  долго  мылась,  затем
вытиралась полотенцем Соледад и  наконец  выбралась  обратно,  чистенькая  и
посвежевшая.
   - Ну, мы вчера и дали... Прямо фак-сейшн  какой-то,  -  сказала  Марсела,
сдирая за колечко крышку с пивной банки. - Такое я только с Хорхе дель Браво
помню, да и Соледад, наверно, тоже. Как уж тебя хватило? Смотри, у тебя даже
вон тут помада...
   Помада была на том месте, которое мусульмане и иудеи предпочитают удалять
по религиозному обычаю. Там же прилипли два волоска, черный и золотистый.
   - Опять прицепились! -  проворчал  я,  вспомнив,  как  Марсела  позавчера
чуть-чуть не перестреляла  всех  из-за  такого  же  приставшего  золотистого
волоска. На сей раз Марсела была терпимее.
   - Это не мой, - сказала она, смахивая черный волосок, - у меня такие  еще
не выросли... Это Соледад себе метелку нарастила. Смотри, наловим мы  с  нее
чего-нибудь...  Хорхе  рассказывал,  что  ему  пришлось   однажды   выводить
насекомых из-за этой канальи.
   - Кстати, - отгоняя  от  себя  неприятные  предположения,  спросил  я,  -
интересно, как там сейчас на Хайди?
   -  Я  вчера  слушала  транзистор  у  Варгаса,  -  сообщила   Марсела.   -
Гран-Кальмаро передавало, что  партизаны  уже  окружили  Сан-Исидро.  Может,
только ураган им помешает взять столицу.
   - Интересно, Лопес уже удрал с острова или нет?
   - Он будет держаться до конца, и дель Браво не уйдет, -  сказала  Марсела
уверенно.
   - Почему? Что же они, жить не хотят? Их ведь растерзают,  даже  если  суд
оправдает...
   - Просто я их очень хорошо знаю. Ну, Лопеса, конечно, нет, а вот Хорхе...
Впрочем, Лопес и Хорхе дель Браво - это одно и то  же,  это  два  пальца  на
одной руке. Понимаешь, я никак не могла понять, откуда у них столько  денег.
Я, конечно, не бизнесмен, но кое-что знаю о ценах, курсах  и  так  далее.  Я
думаю, что всего бюджета острова не хватило бы  на  то,  чтобы,  оборудовать
хотя бы одну асиенду, такую, как "Лопес-23". Все, что понастроено  там,  под
землей, это слишком дорого, намного дороже,  чем  могли  бы  себе  позволить
правители такой маленькой страны. К тому же из-за нашей диктаторской  власти
мало кто делает вложения, а кредиты нам и вовсе почти не давали.
   - Но кто-то же делал вложения? -  спросил  я.  -  Ведь  деньги  откуда-то
пришли, верно?
   - И мне кажется, что теперь я  знаю,  откуда.  Хотя  и  не  уверена...  -
Марсела замялась.
   - Ладно, скажи хотя бы, что ты предполагаешь! - потребовал  я,  чувствуя,
что эта смугляночка поможет мне понять, во  имя  чего  завертелась  вся  эта
карусель.
   - По-моему, где-нибудь там, в  зоне  "Зеро",  какой-то  супербанк  мафии,
наркобаронов, нацистов  или  еще  кого-нибудь.  Причем  не  просто  банк,  а
хранилище золота и драгоценностей. Может быть, это они про  запас  положили,
может - на черный день, но только положили, а Лопеса поставили  сторожем.  Я
думаю, что они, эти боссы, потому и понастроили под землей все  эти  дворцы,
что приберегают их для себя на случай атомной войны.
   - Хм, - сказал я, ощутив легкий  озноб,  несмотря  на  жару,  царившую  в
каюте. - А не слишком ли мы фантазируем?
   - Не знаю, - пожала плечами Марсела, - только я знаю точно, что  Хорхе  и
Лопес - это только пальцы, а рука, которая ими двигает, очень  далеко.  Если
тебе не очень противно, я  расскажу  один  случай...  Только  ты  не  будешь
ругаться?
   - С чего я должен ругаться?
   - Ну, потому, что я  не  хочу,  чтобы  ты  подумал,  будто  я  совсем  уж
бесстыжая. Мужчины - народ ревнивый...
   - Можно подумать, что я не знаю, какие  у  тебя  отношения  были  с  дель
Браво!
   - Дело не в этом... Когда речь ид сто работе, я ничего не стесняюсь. Я  -
шлюха, это моя профессия. Я могу спокойно рассказать тебе, кто  и  как  меня
трахал, сколько платил и какие слова говорил.  А  тут  получилось  вот  что.
Хорхе, всего за несколько дней до того как решил меня  выставить,  почему-то
был очень нежный, добрый и вообще сам на себя не похожий. Несколько ночей...
в общем, мне показалось, что он меня любит, потому что мне с ним было  очень
хорошо. Вот этого я и стесняюсь...
   - Ты влюбилась в него? - спросил я как можно равнодушнее.
   - Да... - потупилась эта скромница, которой, кажется,  очень  захотелось,
чтобы я ее поревновал. Но, к  сожалению  для  нее,  ревновать  я  был  не  в
состоянии, потому что жаждал узнать не о ее чувствах к Хорхе дель Браво, а о
том, какой же все-таки случай привел ее к мысли, что Лопес и  дель  Браво  -
чьи-то марионетки. Однако женщине кажется важным в данной ситуации совсем не
то, что мужчине. Возможно, я так ничего и не узнал бы, если бы на моем  лице
не появилось выражение досады. Досадовал я лишь на то, что Марсела  тянет  с
изложением сути дела, но Марселе-то казалось, что я  ревную!  И,  ободренная
тем, что я к ней неравнодушен, глупышка, наконец, приступила  к  рассказу  о
том, чего я ждал:
   - Я очень хотела быть с ним вместе. Я готова  была  делать  все,  что  он
захочет, и даже не просить денег. Я сама лезла к нему, сама! И вот  однажды,
когда я только-только решила  с  ним  поиграть,  зазвонил  телефон,  который
раньше никогда не звонил. У Хорхе в спальне было пять  телефонов  -  один  к
Лопесу, три - в управления службы безопасности, а один -  неизвестно  какой,
кот