ами.
   - Прекратить! - заорал  Гребешок  так,  будто,  находясь  на  милицейском
дежурстве, обнаружил небольшое нарушение общественного  порядка  типа  драки
между двумя торговками на Воздвиженском рынке. Отчего он поступил именно так
- неизвестно, он и сам объяснить этого не сумел бы.
   Реакция на его крик последовала немедленно. Послышался негромкий  хлопок,
и  бутылка,  которую  Гребешок  держал  в  поднятой  руке,  будто   гранату,
занесенную для броска, со звоном разлетелась  на  куски.  В  руках  осталась
только "розочка" -  горлышко  с  острыми  краями.  По  странному,  но  очень
удачному стечению обстоятельств ни один  из  стеклянных  осколков  не  попал
Гребешку ни по глазам, ни в рожу. Однако он сразу понял, что в него стреляли
не из рогатки, и шарахнулся назад, в  мансарду.  Очень  вовремя  шарахнулся,
потому что еще две пули глухо стукнули в бревно чуть выше притолоки, и  если
бы голова Гребешка не убралась, то наверняка оказалась бы на их траектории.
   - Ой! - вскрикнула Ксюша. - Что это?!
   - Ничего хорошего...  -  беспокойно  озираясь  по  сторонам,  пробормотал
Гребешок.
   Снизу по-прежнему долетала возня, и по-прежнему было ничего не разобрать,
тем более что теперь Гребешок уже знал, что высовываться из дверей не стоит,
в четвертый раз могли не промахнуться.
   Гребешок закрыл за собой дверь и даже запер  ее  на  крючок.  Крючок  был
кованый, пробой тоже довольно крепкий, но надеяться, что он надолго задержит
незваных гостей, не стоило. Свечку он задул. Размышлять над тем, кто орудует
с бесшумным оружием, Гребешку было некогда; у него лично оружия нет, поэтому
надо сделать ноги из этой мышеловки, пока не поздно. Выбираться  можно  было
только через маленькое окошко. Недолго думая Гребешок  подскочил  к  окну  и
сильным ударом ноги вышиб раму, которая держалась лишь на  четырех  загнутых
гвоздях. Сразу за окном было что-то вроде маленького карниза, на  который  в
принципе можно было выбраться. Но слезать с него в темноте  было  не  больно
ловко, а прыгать - тем более.  Внизу  росло  два-три  тонких  дерева,  ветки
которых вряд ли выдержали бы тяжесть Гребешка. А свалиться,  обломав  ветки,
на невысокий, но крепенький заборчик из острых штакетин - удовольствие  ниже
среднего. Упадешь передом - пропорешь  брюхо  или  ребра  поломаешь,  спиной
грохнешься - перелом позвоночника обеспечен.
   Между тем снизу уже не долетало  шума  борьбы,  похоже,  что  кто-то  над
кем-то одержал верх. Вместо этого слышались  осторожные  шаги  по  лестнице.
Ступеньки, конечно, поскрипывали, оповещая Гребешка и  Ксюшу,  что  супостат
приближается, но сделать они ничего не могли.  Правда,  судя  по  тому,  что
неприятель явно не спешил и двигался медленно, можно было сделать вывод:  он
не знает об отсутствии у Гребешка оружия. Гребешок получил лишние  несколько
секунд на принятие решения.
   - Миша-а, я боюсь! -  Ксюшин  лепет  придал  Гребешку  силы,  а  главное,
решительности.
   - Вылезай! - он подтолкнул Ксюшку, которая успела только накинуть на себя
халатик, подчинилась. - Лезь, кул„ма! На карниз выползай! Задницей вперед!
   Ксюша замешкалась было, но тут в дверь  мощно  ударили,  должно  быть,  в
темноте неприятель не разобрался,  что  дверь  открывается  не  вовнутрь,  а
наружу. Конечно, дверь устояла, а Ксюша, которая испугалась,  что  неведомые
налетчики ворвутся в комнатку, преодолела страх и выползла на карниз, крепко
уцепившись за край оконного проема. Гребешок последовал за ней. Странно, но,
выбираясь на узенькую, не шире сорока сантиметров, чуть скошенную в  сторону
улицы доску, обитую рубероидом, он думал не о том, как  бы  не  свалиться  с
нее, а о том, как  там  Агафон,  Налим,  Луза.  Очень  его  беспокоило,  что
прогремел один выстрел. О том, что у нападавших оружие с глушаками, Гребешок
уже знал, а о том, что звуки их  выстрелов  почти  не  слышны  вне  избы,  -
догадывался. У куропаточников бесшумных пушек  не  было.  Если  они  засекли
нападавших  и  сумели  выстрелить  лишь  один  раз,   это   сулило   большие
неприятности...
   Игрушки в войнушки
   На самом деле все обстояло гораздо лучше. Агафон  немного  успокоил  бабу
Дусю, попросив ее зайти обратно в  избу,  пока  они  не  проведут  небольшое
расследование. Евдокия Сергеевна помнила, что Миша раньше работал в милиции,
стало  быть,  у  него  и  друзья  могли  там  быть,  поэтому  она  не  стала
интересоваться тем, откуда у гостей  оружие,  а  уверенный  милицейский  тон
Агафона и звучное слово "расследование" заставили ее подчиниться. Она ушла в
горницу, встала на колени перед иконами и принялась молиться.
   Собачий лай по деревне не унимался, но на  улицу  никто  высовываться  не
хотел. Даже  те,  кто  зажег  было  керосиновые  лампы,  вновь  погасил  их.
Деды-фронтовики - а мужское население деревни состояло в основном из  них  -
знали по опыту, Что в  освещенные  окна  стреляют  чаще.  Те,  у  кого  были
дробовики или берданки, спешно их заряжали, те, у  кого  не  было,  покрепче
задвигали засовы на дверях.
   Куропаточники, с оружием наготове, по одному выскочили в "садок" и первым
делом осмотрели то место, куда палил с перепугу Луза. Пуля на выходе вырвала
из доски здоровенную щепку, а потом, должно быть, впилась в ствол  черемухи,
росшей у забора, или вообще улетела в сторону. Так  или  иначе,  но  никаких
следов того, что тут поблизости кто-то был, куропаточники не нашли.
   - Балбес ты, „-мое! - проворчал Агафон, но не очень сердито,  потому  что
считал, что лучше перебдить, чем недобдить. - Надо было ему с  ходу  палить!
Наделал шухера на всю деревню... Завтра, блин, еще к участковому  кто-нибудь
попрется.
   - Да был он тут, был... - бубнил  сконфуженный  Луза.  -  Я  его  дыхалку
слышал...
   - Сам небось сопел с присвистом, вот и приснилось, - предположил Налим. -
А на самом деле...
   - Ну-ка - тихо! - вдруг прошипел Агафон, тряханув Налима за плечо,  чтобы
тот заткнулся. Сквозь собачий лай и осторожные шорохи в  соседних  домах  до
чутких ушей экс-старшины донесся шум возни со стороны Ксюшиного дома.
   - Туда! - Агафон указал направление, поскольку, кроме него, никто  толком
не расслышал, где происходит драка. - Только не в рост и ближе к забору. А я
с той стороны, огородами...
   Луза с Налимом  выскочили  в  калитку  и  побежали  по  улице  в  сторону
Ксюшиного дома. Агафон чуть  подождал  и  побежал  к  изгороди,  разделявшей
огороды...
   Как раз в  этот  момент  Гребешок,  цепляясь  руками  за  нависающую  над
карнизом  крышу,  на  полусогнутых  добрался  почти  до  угла  дома.   Ксюша
по-прежнему сидела у окна, боясь  отпустить  руки.  А  те,  что  ломились  в
комнатку, отыскали какую-то хреновину, не то лом, не то кочергу, и  пытались
отжать дверь или выдернуть крючок.
   На востоке было уже заметно светлее,  и  в  предрассветных  сумерках  уже
можно было  кое-что  различить.  Отсюда,  с  карниза,  Гребешок  увидел  две
знакомые фигуры, которые бежали по улице, пригнувшись и прижимаясь к забору.
Они его, конечно, не видели на темном  фоне  дома,  но  у  Мишки  от  сердца
отлегло. Правда, не хватало Агафона, но это вовсе не означало, что он убит.
   Агафон не был убит, потому что он, пробравшись через несколько изгородей,
подобрался к бане, стоявшей на Ксюшином  огороде.  На  этом  огороде,  кроме
травы, ничего не росло. Траву никто  в  этом  году  не  косил,  она  выросла
высокая, и под ее прикрытием Агафон успешно подполз к бане. По этой же траве
он смог определить, что именно отсюда, с огорода,  а  точнее,  от  леса,  до
которого от изгороди было совсем недалеко, подобрались к  дому  таинственные
пришельцы. Протоптали целую тропку, примяв траву. Немного рассвело, и тропка
была четко видна. Соответственно  если  конкуренты,  разыскивающие  Эльку  с
ключами, пришли из леса, то и уходить будут именно туда, на отходе Агафон  и
решил их подловить. Ясно ведь, что до утра они тут не  останутся.  Какой  бы
карт-бланш им ни был дан ментурой, совсем до борзоты  они  не  дойдут.  Даже
если это, блин, какой-нибудь иностранный спецназ.  Надо  сделать  все  тихо,
четко и вовремя смыться, но сначала взять ключи у  Эльки  или  заставить  ее
рассказать, куда она их упрятала.
   В принципе они уже должны были все закончить.  Если  им  от  Эльки  и  ее
подружек нужны  только  ключи  и  никаких  других  сведений,  то,  заполучив
ключики, ночные гости порежут  всех,  кого  застанут  в  доме.  Наблюдатель,
которого спугнул Луза, небось  уже  сообщил,  что  обнаружен,  и  отошел.  А
выставляли  его  исключительно  для  того,  чтобы  вовремя  предупредить   о
возможном вмешательстве "Куропатки". Должно быть, в планы ночных  гостей  не
входило уничтожение  Агафона,  Налима,  Гребешка  и  Лузы.  Об  этом  Агафон
подумал, устраиваясь в засаде между навесом с поленницами  и  глухой  стеной
бани.
   Раз пришельцы из леса не стали проводить поголовную  проверку  жителей  и
разыскивать потерявшиеся ключики, а нацелились точно на те дома, которые  их
интересовали, значит, эти  ребята  все  высмотрели  и  вычислили  еще  днем.
Наверняка они могли отследить ночные прогулки Агафона с Элей  и  Гребешка  с
Ксюшей. Правда, подумал Агафон, что на лесной дороге, в километре  от  села,
Элю вместе с ним была пара пустяков взять. Тем  более  что  он  был  не  при
оружии. Чего же они мудрили?
   Но уже через пару  секунд  Агафон  догадался:  на  кой  черт  возиться  с
выставлением наблюдателей и налетами на дом, если можно было просто  сцапать
их с Элькой на темной дорожке. Его зарезать, а  ее,  поспрошав  как  следует
насчет ключиков, тоже ликвидировать, но попозже. Но столько убийств,  причем
в забытой деревне, наделает слишком много шума. Тут, пожалуй, и МВД, и  ФСБ,
и прокуратура  набежит,  даже  не  областная,  а  Генеральная.  Стало  быть,
начнется следствие по всем правилам,  и  кого-то  из  средних  чиновников  в
области это может подрезать под  корень.  А  тут  готовое  бандформирование.
Можно брать, хватать  и  предъявлять  обвинение  в  убийстве  Эльки,  Ксюши,
Ларисы, Лиды и Олега. В принципе и в  изнасиловании  тоже,  если  бы  ночные
прогулки Гребешка  с  Ксюшей  и  Агафона  с  Элькой  завершились  чем-нибудь
романтическим. Поди докажи, что все было  по  согласию,  когда  девки  будут
изрезаны, как Ростик. Ну а потом  можно  и  стратегические  вопросы  решать:
ментам навалиться на "Куропатку", зацепиться за ее  бизнес  и  нанести  удар
тому, кто принял Сэнсея под свое крыло. Вот такой фейерверк. Вот почему весь
удар пришелся на девчонок.
   У Агафона было два пистолета: "глок" и "ТТ". В обоих  не  менее  двадцати
патронов. Можно было попробовать пострелять из засады. Он считал,  что  если
Луза с Налимом (в том, что Гребешок жив, Агафон серьезно сомневался) устроят
небольшой шум на улице, то эти самые "конкуренты" начнут отходить и выскочат
на него. Вряд ли их пришло сюда больше чем полдесятка...
   Если бы у Гребешка  были  обе  руки  здоровые,  он  уже  давно  сумел  бы
выбраться на крышу "двоен", а оттуда перелез бы на  крышу  маленькой  зимней
хатки - подызбицы. Оттуда прыгать было гораздо ниже. Но  у  Гребешка  сильно
болела правая рука, разбитая о  Чикину  морду.  Бабкина  припарка,  конечно,
помогла бы опухоли пройти, но не ранее чем к завтрашнему вечеру. Сейчас, как
назло, эта забинтованная кисть руки  сильно  болела  -  ее,  видно,  немного
тряхнуло при попадании пули в бутылку. Удержаться с ее помощью за край крыши
было очень трудно. Но Гребешок собрался рискнуть.
   Неизвестно, чем бы кончилась эта его попытка, если бы вдруг от калитки не
прогремел выстрел. Это бил Налим из "стечкина": он заметил  тень  и  пальнул
наугад, тут же бросившись  на  землю.  Луза  тоже  плюхнулся  у  забора,  но
стрелять не стал, в отличие от Налима, здраво прикинув, что может попасть не
в того, в кого нужно. Упал он вовремя, потому что тень исчезла, а вместо нее
пришел, как говорится, ответ. Ответом были два одиночных выстрела из чего-то
бесшумного. Пули впились в столбики,  на  которых  была  подвешена  калитка.
Затем кто-то пронзительно  свистнул,  будто  лихой  разбойничек  из  сказки,
приглушенно простучала очередь из автомата  с  глушителем,  и  над  головами
Налима и Лузы просвистело еще пяток пуль, заставив  их  прижаться  к  земле.
Каждому из них в этот момент захотелось стать тоньше папиросной бумаги.  Они
даже не увидели, как с крыльца быстро сбежали две  неясные  фигуры,  которые
выволокли под руки третью, и быстро обежали подызбицу.
   Ксюша, все еще сидевшая на карнизе и державшаяся за оконный проем,  сразу
после первого выстрела, сделанного наугад Налимом, услышала топот  ног  тех,
кто пытался прорваться на "вышку". Они удалялись, сбегали вниз по лестнице.
   - Миша! - крикнула Ксюша Гребешку, который, собрав силы и  скрипя  зубами
от боли в разбитой руке, вцепился  в  край  крыши,  подтянулся,  сделал  мах
ногами и взобрался на рифленый шиферный скат. Ксюшу охватил  леденящий  ужас
от этой эквилибристики, она забралась в комнату и заорала оттуда:
   - Миша-а! Они ушли-и, слезай обратно!
   Нельзя сказать, что Гребешок на это никак не  отреагировал.  Конечно,  по
новой зависать на четырехметровой высоте, чтобы опять перебраться на карниз,
а оттуда - в мансарду, он не собирался. Но то, что  незваные  гости  удирают
после одиночного выстрела, он  принял  к  сведению.  Это  настроило  его  на
оптимистический лад. К тому же он заметил лестницу,  приставленную  к  скату
крыши примерно в пяти метрах  от  него.  И  он  пополз  на  пузе,  чтобы  не
продавить невзначай шифер.
   Агафон увидел двоих,  волокущих  третьего.  С  этой  стороны  света  было
гораздо больше, и разглядеть, что и как, Агафону  было  гораздо  проще,  чем
Налиму и Лузе.  Те  видели  противника  на  темном  фоне  внутреннего  угла,
образованного перпендикулярными друг к другу стенами двоен и подызбицы, а он
увидел их на свету. Правда, прячась в траве и  глядя  на  выскочивших  из-за
угла типов снизу вверх, Агафон не мог  толком  различить,  кого  именно  они
тащат. Сперва ему показалось, будто два жлоба в черном, немного  похожем  на
одежду киношных ниндзя, только в вязаных  шапочках-масках  с  прорезями  для
глаз, тащат своего раненого. На шеях  тех,  что  были  в  масках,  болтались
автоматы незнакомой Агафону конструкции.
   Долго ему думать не пришлось. Агафон нажал спуск "глока", когда  "черные"
были метрах в пяти, и если бы  сделали  еще  пару  шагов,  увидели  бы  его.
Стрелял он очень быстро, навскид, но точно, почти мгновенно, переводя  ствол
с одной мишени на другую. Обоих "черных" пули  швырнули  назад,  завалили  в
траву. Но тут же послышался шорох сверху, с крыши дома,  и  Агафон  едва  не
бабахнул по  Гребешку,  который  только  добрался  до  желанной  лестницы  и
намеревался лезть вниз.
   Если бы Агафон не сумел вовремя рассмотреть зелено-белые полосы на рукаве
черного тренировочного костюма, то шандарахнул бы за милую душу. Шансов, что
промазал бы, почти не было, несмотря на то,  что  Гребешок  находился  вдвое
дальше от Агафона, чем те, кто уже лежал в траве. Для Агафона расстояние  не
имело значения: он и на двадцать пять метров запросто доставал бегущие цели.
А Гребешок был целью, слезающей с крыши, то есть довольно неповоротливой.
   Узнать-то Агафон его узнал, но позвать  громко  не  решился,  потому  что
догадывался: теми двумя заваленными инцидент не исчерпан. Вопль:  "Мишка,  я
тута!" - мог привлечь внимание не только Гребешка. А сам Гребешок Агафона не
заметил. Он хоть и озирался по  сторонам,  покуда  слезал,  хоть  и  пытался
разглядеть, откуда стреляли, но не увидел даже тел, которые распростерлись в
траве,  потому  что  их  от  него  закрывал  угол  дома.   Гребешок   только
обрадовался, что в него не палили, и, спустившись вниз, побыстрее юркнул под
стену. Как раз в это  время  простукали  очередные  очереди  из  автомата  с
глушителем, которыми еще двое "ниндзя", выскочивших  из  дома,  выпустили  в
сторону Налима и Лузы. На сей раз, правда, пули прошли гораздо выше  над  их
головами, поотшибав или расколов верхушки штакетин забора, под  которым  они
залегли. У них и в мыслях уже не было отвечать.
   Те двое, что  выскочили  вторыми,  тоже  обежали  подызбицу,  но  вовремя
увидели лежащих на траве и даже  с  ходу  определили,  где  может  прятаться
стрелок, который положил их товарищей. Один из них  тут  же  упал  наземь  и
открыл огонь. Бил не целясь, с  одной  целью:  не  дать  высунуться.  Агафон
зажался в угол между поленницей и стеной бани и ждал, пока  тот,  что  садил
короткими, израсходует патроны. То, что бил один  автомат,  а  не  два,  его
сильно беспокоило. Это означало, что второй, возможно, пошел в обход, вокруг
бани. Правда, тыл Агафону прикрывала поленница, но она же  закрывала  обзор.
Соответственно второй  неприятель  мог  подобраться  незаметно  и,  внезапно
выскочив,  навтыкать  Агафону  свинцовых  иголок.  Вместе  с   тем   всецело
сосредотачиваться на ожидании удара с тылу не  следовало.  Тот,  что  загнал
Агафона в угол, мог постепенно приблизиться и, сунув ствол за угол бани,  не
высовываясь, расстрелять Агафона.
   Но второй повел  себя  иначе.  Продолжая  постреливать,  он  перебежал  к
лежащим на земле товарищам и,  ухватив  за  руки  того,  кого  волокли  ныне
покойные молодцы, взвалил его на спину. Именно в этот  момент  Агафон  хотел
выстрелить, но углядел, что "ниндзя" потащил  на  спине  не  кого-нибудь,  а
Эльку, которая то ли ранена,  то  ли  оглушена,  но  так  или  иначе  -  без
сознания.
   С другой  стороны  дома,  пробравшись  между  жердями  изгороди,  быструю
перебежку совершил Гребешок, в три прыжка преодолев открытое пространство  и
очутившись возле  Агафона.  Тот,  разумеется,  бурной  радости  не  выразил,
обниматься и целоваться  не  стал,  а  просто  выдернул  "ТТ"  и  подал  его
Гребешку.
   - На, все восемь штук на  месте.  Давай  обойди  баню  справа,  а  я  тыл
подержу...
   Гребешок, заполучив в руки оружие, несказанно обрадовался.  Ему  до  жути
надоело быть безоружной дичью. Он перебежал к углу бани, выглянул. И тут  же
шарахнулся назад, потому что по углу  бани  хлестнула  короткая  очередь  из
травы. Везение Гребешка измерялось лишь несколькими десятками сантиметров по
вертикали, а по горизонтали - и того меньше. Чуть левее был бы -  и  лег  бы
трупом. Но Гребешок, прежде чем отскочил, за доли  секунды  успел  углядеть,
что "ниндзя" отходят к лесу. Тот, что  впереди,  тащил  на  спине  Эльку,  а
замыкающий прикрывал. Шел пятясь  и  наблюдал  за  баней  и  двором.  Агафон
попробовал достать  уходящих,  высунувшись  из-за  поленницы,  но  тот,  что
пятился, стеганул очередью, и Агафон с чертыханьем и матом уронил пистолет -
пуля ударила его в правую руку ниже локтя и провернула сквозную дыру. Агафон
мог помолиться Богу, что пуля пришлась не в лучевую кость,  а  прошла  через
мышцу, но боль все равно была сильная, и стрелок из него  был  уже  никакой.
Гребешок, выставив из-за своего угла только ствол, пальнул наугад.  Ему  еще
раз ответили, пули отсекли еще несколько щепок от угла  рубленной  "в  лапу"
бани. Тот, что уносил Элю, уже скрылся за деревьями,  а  второго  на  темном
фоне почти невозможно было  разглядеть.  Да  и  попасть  из  "ТТ"  с  такого
расстояния Гребешок не сумел бы, похитители  ушли  метров  за  семьдесят  от
бани. Конечно, сгоряча он пальнул пару  раз,  но  это  погоды  не  поменяло.
Второй тоже юркнул за ближние сосенки и испарился.
   Гребешок подбежал к Агафону, пытавшемуся с помощью самодельной скрутки из
полоски ткани, оторванной от майки, остановить кровь,  ручьями  бежавшую  из
руки, но тот заорал:
   - За домом гляди! И вокруг тоже! Может, еще кто есть... Но  глядеть,  как
оказалось, не за кем. То ли "черных" приходило всего четверо, то  ли  другие
ушли раньше, непонятно. Минут через десять из-за дома к бане вышли  Налим  и
Луза, все извалянные в земле, обзелененные травой и мокрые от росы.  Ли