костюм. В  коробках  оказались
белые ботинки, массивные черные очки, японские электронные часы  на  широком
металлическом браслете, изящная, штучной работы зажигалка, перстень с темным
рубином - правда,  возможно,  фальшивым,  и,  наконец,  обручальное  кольцо.
Взамен женских плавок мне выдали мужские, темно-синие с белыми полосками  по
бокам.
   - Одевайся! - приказала Соледад,  и  меньше  чем  через  десять  минут  я
превратился в  некоего  преуспевающего  сеньора,  источник  дохода  которого
наверняка имеет нелады с законом.
   -  Чего-то  не   хватает,   -   озабоченно   произнесла   Соледад   тоном
профессионального кинорежиссера. - Может быть, сигары?
   Бесшумно появившийся из-за спины Соледад охранник подал ей  эмалированный
алюминиевый футляр  с  крупнокалиберной  сигарой  типа  "гаваны".  Развинтив
футляр, Соледад вставила мне в рот сигару, прищурилась и, отступив  на  шаг,
оглядела меня еще раз.
   - Лучше, но нет еще чего-то. Зубы? Вынь сигару, и покажи пасть!
   Я с удовольствием ощерился. Зубы я вычистил без приказа.
   - Нет, тут все нормально...  -  задумчиво  произнесла  Соледад,  а  затем
озаренно хлопнула себя по лбу:
   - Мадонна! Усы! Ему нужны усы!
   Все тот же ассистент принес  коробку,  в  которой  оказался  целый  набор
бутафорских  усов.  Соледад  прикинула   одни,   другие,   пятые,   наконец,
остановилась на седьмых и несколькими точными движениями  прилепила  их  мне
над верхней губой. Глянув в зеркало, я мог не сомневаться - оттуда  на  меня
глядел  крупный  наркобарон,  который  имеет  длинные  руки  и   грандиозную
мафиозную армию.
   - Шляпа не нужна? - спросил охранник.
   - Нет, она лишняя, - отвергла  Соледад.  -  Все  в  порядке...  Теперь  -
инструкции, мистер Родригес. Ваше дело - многозначительно молчать  и  курить
сигару. Ни одного лишнего слова, иначе до обеда  вам  не  дожить.  Несколько
раз, в течение моего диалога с мистером Купером, к  вам,  сидящему  в  углу,
будут подходить мои люди, и шептать на ухо какую-нибудь  чушь  на  испанском
языке. Ваше дело с достоинством кивать в одних случаях, а в других -  подняв
два пальца вверх - указательный и средний, вот так, отрицательно качать  ими
перед собой. Попробуем!
   Я показал, как буду кивать и как качать пальцами.
   - Сносно, - одобрила Соледад. - Итак, сеньор, вы мой венчаный муж, Анхель
Родригес, который ни слова не понимает по-английски и доверяет только одному
переводчику - мне, своей жене Соледад Родригес. Еще раз повторяю - ни слова,
ни звука! Только солидный вид, сигара, жесты, ну еще можно зевать, кашлять и
смотреть на часы. Итак, идем в салон. Возможно, нас уже ждут.
   Те несколько ярдов, которые я прошел под ручку с Соледад от  двери  каюты
до салона, были пройдены, вероятно, менее чем за полминуты, но за это  время
я понял, зачем Соледад играла  со  мной  в  "горничную  и  миллионера".  Она
проверяла, насколько я подхожу для той роли,  которую  она  мне  определила.
Возможно, если бы ей показалось, что я ни на что не годен, она  изменила  бы
свой план, и я бы, став ненужной фигурой, исчез, не дожив до ланча.
   А все-таки приятно было идти под руку с разодетой красавицей,  да  еще  и
будучи сам одет, как богач. И хотя шедшие за  нами  охранники  с  автоматами
охраняли вовсе не меня, а Соледад, имея в  отношении  меня  совершенно  иные
инструкции, тоскливого чувства человека, которого ведут под  конвоем,  я  не
испытывал.
   Проходя через тамбур, я успел бросить взгляд на лагуну и обнаружил,  что,
судя по всему,  "Дороти"  перевели  в  западную  лагуну,  туда,  где  стояла
крейсерская яхта, и был лагерь туристов. Вероятнее всего, эта яхта и  лагерь
были маскировкой для людей Соледад.
   Двери в салон перед нами  открыли  два  охранника,  сделав  это  с  таким
подобострастием, что я даже готов был дать  им  на  чай,  если  бы  у  меня,
конечно, что-то было в карманах.
   В салоне было полутемно, на  окнах  были  установлены  светонепроницаемые
пластины. Свет погасили почти полностью, лишь над столиком в  центре  салона
горела лампа вроде той, какие бывают над столами для игры в бридж. За столом
в кресле сидел седовласый, стриженый ежиком джентльмен в белом  костюме.  Он
явно нервничал, ощущая себя в ловушке.
   - Потянет руку - сделай вид, что не замечаешь, - велела мне Соледад.
   Увидев меня, мистер Купер-старший изобразил на лице подобие той  дежурной
улыбки,  которую  умел  создавать   президент   Никсон.   Кроме   того,   он
действительно протянул мне руку, но я прошел мимо этой протянутой  руки,  не
удостоив ее даже взглядом. Проворные охранники поставили мне кресло  в  трех
шагах от стола, там, где круг света,  падавший  на  стол,  уже  кончался.  Я
представил себе  на  секунду,  как  мог  бы  сесть  в  кресло  при  подобных
обстоятельствах персонаж, которого мне  было  приказано  играть,  и  потому,
вероятно, заслужил одобрение Соледад.
   - Нормально! - шепнула она, улыбаясь. - Теперь сделай вид,  будто  что-то
шепчешь мне на ухо, потом поцелуй мне руку и укажи пальцем на вон то  кресло
напротив Купера. Там я буду сидеть.
   В точности исполнив  ее  распоряжения,  я  развалился  в  кресле,  затем,
закинув ногу на ногу, достал сигару и чиркнул зажигалкой.
   - Ваш супруг не слишком вежлив, миссис Родригес, - заметил  Купер,  -  он
ведет себя так, будто я у него в плену.
   - В общем, все обстоит  именно  так,  как  ему  это  кажется,  -  кивнула
Соледад. - Вне всякого сомнения, вы попали в трудное положение. Теперь жизни
всех ваших людей, вашей невестки и вашего  сына,  который  прилетел  с  вами
сюда, зависят от него и его милосердия.
   При этом она указала на меня. Боже мой, как бы мне хотелось,  чтобы  дело
обстояло именно так!
   - Вам не кажется,  что  моральные  качества  вашего  супруга  не  слишком
высоки? - проворчал Купер. - Мне кажется, он ведет себя бесчестно.
   -  Ваше  счастье,  сэр,  что  он  не  понимает  по-английски,  -  зловеще
усмехнулась Соледад, - иначе переговоры велись бы с  вами  совсем  по-иному.
Напротив, вероятно, многим из наших людей кажется, что он ведет себя слишком
скромно, имея на руках такие козыри. Давайте прикинем, чем он располагает  и
что есть у вас? Вы деловой человек, у вас  должны  быть  навыки  оценки,  не
правда ли?
   - Тем не менее можно было бы вести  себя  менее  вызывающе,  -  пробурчал
Купер. - Хорошо, давайте уточним наши позиции. Итак, Мэри Грин и Синди  Уайт
вместе с этой яхтой и золотом вами захвачены. С помощью маленького коварства
вам удалось заманить меня сюда, разоружить двух моих телохранителей, а затем
захватить мой самолет, моего сына и остальных  пятерых  сопровождающих.  Все
это преследовало какую-то цель или мне предлагается  рассматривать  это  как
неудачную шутку?
   - Насчет того,  что  это  преследовало  какую-то  цель,  вы  можете  быть
совершенно  спокойны.  Шутить  Анхель  не  собирается.  Конечно,  вы   могли
подумать, что наша цель - примитивное получение выкупа за  ваши  жизни,  но,
уверяю вас, мы будем намного более великодушны. Мы готовы вернуть вам и всем
вашим  родственникам  и  служащим  свободу,  яхту  и  самолет  со  всем   их
содержимым,  а  также  предоставить  право  беспрепятственно  разгрузить   с
затонувшего галеона "Санта-Фернанда" все золото - а его там почти  семьдесят
пять тонн! - в обмен на одну небольшую, но дорогостоящую услугу. Вы  еще  не
догадались, о чем пойдет речь, сэр?
   - Не имею ни малейшего понятия, миссис Родригес, - мрачно произнес Купер,
но я голову даю на отсечение - он уже понял, что с него требуют. И, как  мне
показалось, он предпочел бы уйти на дно со связанными  руками  и  грузом  на
ногах,  предпочел  бы  навеки  распроститься  с  "Дороти",  Синди   и   даже
собственным сыном, лишь бы не оказывать нам ту услугу, которую имела в  виду
Соледад.
   - Хорошо, - улыбнулась Соледад, - я постараюсь  пояснить,  о  чем  пойдет
речь. Как известно, на острове Хайди в данный момент  развернулись  события,
весьма неприятные для сеньора Педро Лопеса и моего хорошего знакомого  Хорхе
дель  Браво.  Неведомо  откуда  на  нашем  вполне  благопристойном   острове
появились коммунисты, которые весьма серьезно взялись за  свержение  режима.
Судя по сообщениям радио, там идут большие бои, и партизаны явно  одерживают
верх. Неужели вам нечего сказать по поводу этих событий?
   -  Я  не  занимаюсь  политикой,  мэм,  -  побагровев  немного,  попытался
откреститься Купер, но даже мне было ясно - Соледад бьет в точку.
   - А я и не утверждаю, что ваша  акция  преследует  политические  цели,  -
Соледад улыбнулась так мило, что я залюбовался. - Я вовсе не подозреваю  вас
в  сочувствии  или  сотрудничестве  с  КГБ.  Ваши   цели   здесь   -   чисто
меркантильные. Правда, речь идет о таких дивидендах, что они  обеспечат  вам
значительно большую политическую власть,  чем  у  всех  президентов,  вместе
взятых. Неужели я ошибаюсь?
   В этот момент ко мне подошел один из охранников и,  наклонившись  к  уху,
прошептал:
   - Рюмку коньяка, сеньор?
   Я утвердительно кивнул так, как учила меня Соледад.
   Купер покосился на меня, взгляд его был тревожен. Очень могло  случиться,
что речь идет о решении вопроса, подвергать его, Купера, пыткам или нет...
   Коньяк появился через несколько минут, я осушил рюмку и  отправил  в  рот
маленький кусочек обсахаренного лимона.
   - Знаете, миссис Родригес, - явно беспокоясь за свое  здоровье,  произнес
Купер, - я вижу, что у вас достаточно много информации по вопросу  о  Хайди,
но вы должны понять меня правильно...
   - В этом вы можете не сомневаться, сэр, - ухмыльнулась Соледад, - мы  уже
давно понимаем вас правильно, а вот вы пока еще не понимаете или  не  хотите
понять того, что может вам грозить из-за вашей недальновидности.
   Ко мне снова подошел охранник и прошептал в ухо:
   - Сейчас покажи, что ты не согласен со мной. Как и было условлено,  я  со
строгим лицом покачал двумя пальцами из стороны в сторону.
   Мой жест опять вызвал какое-то беспокойство мистера Купера,  и  от  этого
мне стало очень смешно, хотя я и должен был, наверно, прежде всего думать  о
том, как обойдутся со мной после завершения этой комедии. Не знаю точно, как
выглядела  моя  улыбка  со  стороны,  но,  по-моему,  она  получилась  очень
зловещей, так как Купер сразу после этого очень сильно сдал.
   - Ваш  супруг  действительно  не  понимает  по-английски?  -  обеспокоено
спросил он, бросая на меня еще один испуганный - это уж точно! - взгляд.
   - Ну, кое-что, конечно, понимает, - вальяжно ответила Соледад,  -  но,  к
сожалению, не владеет разговорным языком.
   - Как вам кажется, миссис Родригес, - с превеликой осторожностью произнес
Купер, - ваш супруг до конца сознает,  какой  контрольный  пакет  он  желает
получить?
   Черт меня дернул, но я утвердительно кивнул! Охранник, стоявший  за  моей
спиной, напрягся, я почуял, что могу не прожить даже нескольких секунд, если
Соледад моя инициатива не понравится.  Но  она  только  мило  улыбнулась,  и
сказала:
   - Слова "контрольный пакет" он понимает без перевода.
   Я опять улыбнулся, а мистер Купер сказал:
   - Я согласен, сэр.
   Охранник нагнулся к моему уху и велел:
   - Вставай, выходи из салона и иди к себе в каюту! Я утвердительно кивнул,
а затем встал и, не глядя на Купера, прошел мимо Соледад. Тут мне  пришла  в
голову фантазия, которая опять-таки, наверно, могла  стоить  жизни.  Я  взял
Соледад за запястье и поцеловал ее  надушенную  ручку.  Ответом  была  милая
улыбка, но кто знает, что за ней скрывалось?
   Кое-что о Соледад
   Охранники почтительно сопроводили меня до дверей каюты, но когда я  вошел
туда, заперли на ключ.
   Я снял с себя все одеяние и повесил в гардероб, плюхнулся  на  кровать  в
одних плавках и закинул руки за голову. Похоже, моя миссия кончалась и очень
скоро сеньора Родригес  могла  овдоветь.  Сеньор  Родригес  мог  умереть  от
сердечного  приступа,  от  солнечного  удара  или  погибнуть  в  авиационной
катастрофе, правда, так и не узнав, зачем он, собственно, был нужен.
   На душе стало препаршиво. Обращаться к Господу Богу,  как  я  понял,  для
меня было бесполезно, ибо я нагрешил столько,  что  геенна  огненная  должна
была поглотить меня с головой. Не было, к сожалению, и полной уверенности  в
том, что Бога не существует, а мои неприятности, начавшиеся со дня рождения,
на этом закончатся.
   Провалялся я так примерно два часа. Потом услышал, как скрежещет замок, и
сердце у меня на секунду остановилось. Очень велика была  вероятность  того,
что пришла мадам с острой и хорошо отточенной косой.
   Пришла мадам, но не та. Явилась Соледад. Видимо, она только что закончила
переговоры с Купером и была, судя по всему, весьма счастлива от их исхода.
   - Победа! - сказала она, сияя. - Ты мне очень помог,  Анхель,  и  я  хочу
тебя поблагодарить
   Оранжевое платье она стащила через голову,  и  через  минуту  на  ней  не
осталось ни клочка одежды. Даже серьги сняла.
   - Как я тебе нравлюсь, бэби? - Соледад отставила одну ногу, уперла руки в
бока, крутнулась на одной ноге, изящно подогнув вторую.
   - Идем в душ, - она схватила меня за руку и потянула за собой. В душе она
спустила с  меня  плавки  и  обняла  за  талию,  щекоча  курчавыми  жесткими
волосками тот инструмент, который намеревалась привести в  действие.  Пустив
теплую воду, которая полилась сверху на наши головы и заструилась  ручейками
по и без того влажной от пота коже, Соледад спросила:
   - Ты боишься меня? Скажи честно!
   - Боюсь, - ответил я, ничуть не покривив душой, - ты красивая, но опасная
змея.
   - Это хорошо, что ты боишься, - заметила Соледад,  -  и  хорошо,  что  не
врешь. А я тебя ничуть не боюсь, хотя ты большой, сильный и наверняка можешь
убить меня несколькими способами, не выходя из каюты.
   - Это потому, что ты уверена в своих  ребятах,  -  предположил  я,  -  ты
знаешь, что по первому твоему писку они вышибут двери и сделают из меня... я
даже не знаю что.
   - Дело не только в этом, - опуская свои пышные волосы ко мне на  грудь  и
припадая щекой, сказала Соледад. - Я вообще не боюсь смерти. Мне  интересно,
как она приходит к другим, и будет любопытно испытать это самой.  Жаль,  что
это нельзя будет повторить дважды.
   Набрав в  ладонь  темно-зеленого,  пахнущего  яблоками  шампуня,  Соледад
присела на корточки и стала мылить мои мужские части. Она делала это с явным
удовольствием, и нежность ее рук не прошла бесследно.
   - В первый раз я стояла к  тебе  спиной  и  не  разглядела...  -  Соледад
отступила  на  шаг,  положила  на   ладонь   крепкую   напрягшуюся   трубку,
пульсирующую от прилива крови, а потом погладила ее сверху второй ладошкой.
   Пена была смыта, и она упала  на  колени...  Влажные  губы,  легкий  укус
зубов, небо, пупырышки горячего скользкого языка. Ладони, скользящие по моим
бокам, волосы, мокрые и щекочущие живот, - я млел от  восторга  и,  подогнув
колени, чуть-чуть покачивался. Она словно бы высасывала  из  меня  леденящий
страх перед самой собой.
   Но я все равно боялся, пусть где-то очень глубоко,  на  каком-то  десятом
уровне подсознания. Кто знает, что будет через  секунду?  Ведь  какой-нибудь
парень из ее команды мог неслышно войти в комнату и подойти к той стенке,  к
которой обращена моя спина, с пистолетом. Они могли заранее  обусловить  всю
процедуру, и Соледад не случайно стоит  на  коленях.  Пластик,  из  которого
сделана перегородка между ванной и туалетом, тонкий, и моя тень сквозь  него
просвечивает. Один выстрел в абрис моего затылка со стороны туалета - и все!
   Тем не менее все это не сказывалось на состоянии пениса. Слишком  активно
и жадно занималась им Соледад. То ли она любила запах свежих яблок, то ли ей
нравился сам предмет, но она не спешила выпустить изо рта эту незажигающуюся
сигару. Соледад извивалась, тряслась, дергалась, откидывала  или,  наоборот,
наклоняла голову, причмокивала и в конце концов застонала...
   - Прелесть! - пробормотала она, встав на ноги и выключая воду. - Теперь -
в постель!
   Не тратя времени на то, чтобы хотя бы стереть воду, мы выскочили из  душа
и упали на простыню. Большая, красивая, розовая лягушка, мокрая и скользкая,
но почему-то очень горячая навалилась мне на грудь. Обрушились мне  на  лицо
тяжелые мокрые волосы, проворная ладошка, пошарив у себя под животом,  нашла
то, что искала. Меня укололи курчавинки уже других волос, потом  под  легким
нажимом  ее  руки  одно  воткнулось  в  другое...  Начался  сеанс  игры   на
виолончели, в которую вдруг преобразилась розовая лягушка, только  смычок  я
почему-то держал ногами. У обычных виолончелей когтей не бывает, но эта была
исключением. Десять жадных неутомимых  коготков  скребли  мне  спину.  Точно
также еще ни один зоолог, начиная с Карла Линнея, про которого я что-то учил
в школе, не обнаруживал у виолончелей губ, зубов и  языка.  Губы  виолончели
мягко пощипывали мне щеки, шею, грудь, волосы  на  груди,  опять  шею,  нос,
глаз, ухо, рот, опять шею, опять грудь. А зубы чуть-чуть, но очень  приятно,
прикусывали кожу, цапали меня за  совершенно  не  нужные  мне  рудиментарные
соски, печально напоминавшие  мне,  что  я  мог  родиться  и  женщиной,  что
наверняка уберегло бы меня  от  многих  неприятных  приключений...  Когда-то
матушка говорила мне, что она  очень  хотела  иметь  девочку  и  назвать  ее
Кармелой. Я никогда не страдал транссексуальностью, но все же не раз пытался
представить себе, как бы  я  вел  себя,  если  бы  родился  Кармелой  Браун.
Единственным минусом, с моей точки зрения, была возможность забеременеть,  -
все остальное - чистые плюсы. Ведь  мне,  чтобы  влиять  на  дела  в  родном
графстве или городе, пришлось бы учиться, пробиваться, зарабатывать  деньги,
а Кармеле Браун для этого пришлось бы сделать самую малость - выйти замуж за
мэра или шерифа, банкира  или  владельца  колбасной  фабрики.  Причем,  если
Ричард Браун даже чисто теоретически выше этих постов и  положений  вряд  ли
сумел подняться  бы,  то  Кармела  вполне  могла  стать  супругой  генерала,
верховного судьи штата, сенатора, президента, наконец.
   Впрочем, положение мужчины, в некоторых случаях, все же предпочтительнее.
Правда, я не совсем понимал, что происходит: то  ли  я  играю  своим  ножным
смычком на этой гладкой и когтистой виолончели, то ли это виолончель  играет
на мне. Чтобы разобраться наконец, я подмял свою музыку под себя  и  заиграл
что-то очень быстрое -  я  в  жизни  не  прикасался  к  настоящим  смычковым
инструментам, даже к фидлу, а потому ни одной пьесы, разумеется, не знал.
   - А ты зверь... - прохрипела Соледад, и ее  зубы  впились  мне  в  плечо,
правда, не очень больно, но след остался. Оторвавшись  от  моего  мяса,  она
зажмурилась, напряженно  стиснула  зубы,  сжала  крепче  объятия,  задержала
дыхание и наконец заорала.
   Там внутри все  было  словно  в  оливковом  масле,  смычок  словно  ездил
взад-вперед, будто мальчишка по ледяной горке, привязанный за пояс резиновым
амортизатором. Такой аттракцион я видал в  Канаде,  куда  однажды  ездил  на
Рождество...
   В этой проклятой Соледад все было прекрасно.  Волосы,  черными  струйками
застывшей  нефти  стекавшие  по  подушке,  временами   казались   щупальцами
какого-то  странного  и  опасного,  но  манящего  к  себе  животного.  Тонко
вздрагивавшие ресницы над закрытыми глазами, ноздри и рот,  обдававшие  меня
теплым и тревожащим ароматом каких-то  цитрусовых  дезодорантов  для  зубов,
сами зубы, наконец, поблескивавшие из-под больших влажных губ,  которые  она
время от времени обмахивала кончиком алого языка - все это было нацелено  на
одно:  будить  жгучую,  сводящую  с  ума  страсть.  Но  при  этом,  как   ни
парадоксально, вовсе не хотелось, разогнавшись до бешеной скорости, полететь
в пропасть. Напротив, хотелось как можно дольше,  может  быть,  даже  вечно,
лежать на этом смуглом, танцующем, играющем, извивающемся теле,  в  объятиях
этих ритмично вздраги