ективные  обстоятельства  тоже  мешали  ей
действовать быстрее - спустила шорты и трусики. Подбоченясь и поставив  ноги
несколько шире плеч, она немного полюбовалась собой и произнесла.
   - Ну, хватит играть больного, Анхелито! Вспомни, каким  мужчиной  ты  был
когда-то!
   Да, игру в умирающего надо было заканчивать, поскольку все что надо  было
в полной боевой готовности  и  передержка  была  ни  к  чему.  Я  пружинисто
соскочил со своего "смертного одра".  Маленькая  фея  вспорхнула  следом  за
мной, приготовившись, видимо, оказывать медицинскую помощь.
   Вплотную подойдя к тяжко дышащей, плавящейся от внутреннего жара Марселе,
я обнял ее гладкие тяжеленькие телеса и припал  ртом  к  пухлым,  влажным  и
сладковатым губкам. В этот  момент  Сильвия  обняла  меня  сзади  и  ловкими
пальчиками ухватилась за последние остатки одежды, которые держали в  неволе
то, что по терминологии семейства Бариновых именовалось "главной толкушкой".
Ж-жик! - распахнулась "молния". Чик! - расстегнулась пуговка Ш-ших! -  шорты
и  плавки   очутились   на   полу,   а   ладошки   Сильвии   нежно-пренежно,
осторожно-преосторожно сцапали все, что  в  результате  этого  очутилось  на
воле. И тихонечко так, неназойливо стали шебаршиться  там,  между  нашими  с
Марселой животами. Грудки маленькой феи истомно  потерлись  о  мои  лопатки,
животик погладил пониже спины, а "ирокезик" волнующе пощекотал.
   Да здравствует свобода! Несмотря на все прочие случаи  жизни,  которые  в
основном переживались не мной лично, а  Брауном,  посаженным  в  мою  шкуру,
такого бесстыдства, которое на меня накатило, я  что-то  не  припомню.  Даже
мысль о том, что Ленка сейчас находится  всего  в  десяти  шагах  отсюда  по
прямой, в каюте напротив, меня не могло остановить. Сама, зараза,  виновата.
Надо мужиков естеством, а не колдовством держать.
   Поэтому я с чувством глубокой  нравственной  правоты  повлек  Марселу,  а
заодно с ней и Сильвию, цепко державшуюся за мой инструментарий, к  постели.
Как-то непроизвольно я перешел  с  английского  на  родной  Марселин  жаргон
района Мануэль-Костелло, потому что он лучше других подходил к  такого  рода
ситуациям.  Да  и  Марселу  этот  специфический  диалект  будоражил  крепче,
поскольку напоминал о временах бурной юности. В русском  переводе  получился
бы сплошной мат с небольшими вкраплениями нормативной  лексики,  к  тому  же
часть фраз даже испано-язычной публикой могла быть  понята  неправильно  или
произвести не то впечатление, которое следует. Например, если даже хайдийке,
но уроженке другого района Сан-Исидро  кто-либо,  сверкая  глазами  и  тяжко
сопя, пообещает. "Я проткну тебя  от  задницы  до  горла,  распорю  брюхо  и
выгрызу из него  всю  требуху!",  то  она  скорее  всего  завопит.  "Караул,
насилуют! Полиция, держите маньяка!" или что-то в этом роде. А вот  если  ту
же   устрашающую   фразу   услышит   уроженка   Мануэль-Костелло   с   улицы
Боливаро-Норте, разумеется, из уст своего земляка, то у нее тут же  учащенно
забьется сердечко и охватит его не страх, а  предвкушение  умопомрачительных
любовных безумств. Такая вот штука - лингвистика.
   Да и вообще, если сказать по правде, руками и  губами  (языком,  впрочем,
тоже) я действовал в основном молча.  Хоть  и  говорят,  что  женщина  любит
ушами, но это относится прежде всего к тем, кто только что  познакомился.  У
нас  с  Марселой  знакомство  было  давнее,  поэтому  тут  всякие   звуковые
раздражители играли роль второстепенную.
   - Я так ждала этого! - шептала Марсела через каждые полторы секунды, пока
мы добирались до кровати. - Я отгрызу тебе петуха!
   Само собой, что и это была гипербола.
   Я прямо-таки вмял ладони в ее пышную спину, скользнул  ими  книзу,  туда,
где  просматривалась  зыбкая,  в  складочках,  талия,  потом  докатился   до
большущих прохладных половинок. Потом переехал вверх к  плечам,  выскользнул
из подмышек, подхватил на ладони объемистые гладкие шары. То, что было ближе
к промежутку, загорело  побольше,  до  шоколадного  оттенка,  то,  что  чаще
укрывалось под верхней частью купальника, - только до цвета кофе с молоком.
   Пока я облизывал языком и пощипывал губами эти самые шарики - по  калибру
чуть-чуть поменьше тех, которыми в кегельбане орудуют,  -  Марсела,  ухватив
меня за бока, выпятив и без того полненький живот, вращала бедрами.  Сопя  и
мыча, она терлась пузечком о мой  перед,  точнее  -  о  тот  инструментарий,
который оказался в цепких лапках беленькой феи.
   Конечно, громадное большинство баб, как известно, предпочитает в  половой
жизни обходиться без ассистенток. Кстати, иметь по два-три мужика сразу, как
Танечка Кармелюк (она же Вик Мэллори), вообще-то мечтает  не  так  уж  много
дур, как кажется.
   Да и сама Марсела в юности не была поклонницей  многоместного  секса.  Во
всяком случае,  она  не  очень  приветствовала  появление  Соледад,  которая
буквально по нахалке  влезла  к  нам  в  постель.  И  хотя  все,  что  потом
произошло, она вряд ли вспоминала  с  отвращением,  ей,  как  мне  казалось,
пришлось принять навязанную раскладку только из страха.
   Однако, видно, времена изменились,  характеры  тоже.  То  ли  присутствие
рядышком совсем молодой бабенки заставляло ее самое быть поактивнее,  то  ли
вообще начали всякие там инстинкты нездоровые проявляться - фиг знает.
   Дотанцевав па-де-труа до койки, Марсела  отшвырнула  одеяло  и  привольно
развалилась на простыне. У стеночки пристроилась Сильвия,  которая  улеглась
на бочок и заняла совсем мало места. Я перебрался через откинутое в  сторону
Марселино бедро и в принципе считал, что можно начинать. Но  тут  ангельский
голосок Сильвии заставил меня остановиться.
   - Позвольте мне надеть на вас вот это...
   Само собой, "вот это" оказалось  ароматным  французским  презервативом  с
клубничным запахом. К тому же нежного розового,  цвета.  Марсела,  улыбаясь,
посматривала на то, как ассистентка накатывает средство  защиты  на  прибор.
Профессионально получалось, будто она лет сорок  проработала  на  курсах  по
борьбе со СПИДом.
   - Ну вот, - застенчиво улыбнулась феечка, - теперь, если можно, я  помогу
вам его ввести...
   В принципе я был не против такого сервиса, но зачем девочке  надрываться?
Сам  бы  справился,  не  забыл  как-никак,  но  Марсела,  уже   расслабленно
раскинувшаяся в ожидании, приподняла голову и пробормотала:
   - Доставь ей и мне это удовольствие...
   Мне ругаться  не  хотелось.  Даже  было  интересно,  как  у  Сильвии  это
получится. Наша лейб-медикесса быстро,  Как  прыткая  ящерица,  вскочила  на
хозяйкин живот, взяла меня, мягко говоря, за  самый  корешок  и  плавно,  не
доставляя боли, потянула вперед. Другой бы, может, и  упирался,  а  я  мужик
Покладистый. Особого восторга от того, что одна баба вставила мою  хреновину
другой, я не испытал. Но ситуация, конечно, любопытная.
   После первых толчков Марсела сделала глубокомысленный вывод:
   - Ты совсем не изменился!
   Интересно,   по   сравнению   с   кем?   С   Коротковым-Брауном   или   с
Брауном-Атвудом? И самое главное - каким местом она это определила? Хе-хе!
   Со своей стороны, конечно, если быть до конца откровенным, я не  смог  бы
ответить Марселе аналогичным комплиментом. Изменилась она, и даже  очень.  В
чем-то к лучшему, а в чем-то наоборот.
   Сразу  надо  предупредить,  что  мое  мнение,  конечно,   на   абсолютную
объективность  не  претендовало.  Потому  как  судил  я  и  рядил  со  своей
колокольни. С позиций человека, который вернулся к бабе, с которой последний
раз трахался тринадцать лет назад. При этом я был тогда не  самим  собой,  а
Брауном - матерым мужиком, прошедшим огонь, воду и публичные  дома  Сайгона,
Кейптауна и Солсбери, не считая родных американских городов.  С  этой  точки
зрения Марсела, будучи в реальности немного постарше целомудренного, хотя  и
довольно крепкого парня Кольки Короткова, казалась Дику  Брауну  воплощением
юной свежести. При том даже, что он имел информацию о ее профессии.
   Да, Марсела была тогда юная, хрупкая, гибкая и очень подвижная в постели.
Озорно смеялась, смешно  сердилась,  темпераментно  ругалась  и  была  жутко
глупенькой во всех вопросах внешней и внутренней политики.  Иногда  трусила,
иногда являла чудеса храбрости и очень надеялась на мудрость старика Брауна.
Надо думать, и любила его тоже. Именно его - почувствуйте разницу!  Коротков
проснулся внутри родной черепушки только  тогда,  когда  вся  "Атлантическая
премьера" уже накрылась медным тазом. И слава Богу, потому что иначе бы его,
сопляка несчастного, сожрали бы тут в два счета. Но даже если бы и  обошлось
все, то вряд ли он сумел бы найти общий язык с этой дорогой и  знающей  себе
цену девкой.
   Конечно, теперь на Марселе было  намного  мягче  лежать.  Но...  все-таки
масса - мера инерции. И в физическом, и в социальном плане.  Была  маленькая
девчонка, стала большая леди. Прибавила в весе и физически,  и  в  обществе.
Хотя,  конечно,  наверно,  от  физического  веса  пыталась   избавиться,   а
общественный вес до гибели Брауна-Атвуда  был  ей  не  особо  нужен.  А  вот
теперь...
   Вроде бы уже вся горела, пыхтела, сопела, а  теперь  лежит  без  реакции.
Надо ж хоть чем-то ответить на мое усердие. Вроде бы и мокро внутри, хоть  и
не разберешь через резину в смазке... Может, на основе  конкуренции  чего-то
поменяется? Я оставил Марселу в покое и без долгих  размышлений  подтянул  к
себе послушную Сильвию.
   - Правильно, - услышал я тихое одобрение хозяйки, -  ты  сделал  то,  что
нужно.
   Кому? Мне или ей? Ну, тут мне было некогда разбираться, уж очень трепетна
и податлива была эта  молодушка.  Установить  ее  на  коленки  и  локоточки,
взяться за бедра и - тык снизу! У-ау! Вот это игрушка!
   - А-а... А-а...  А-а...  -  запела  маленькая  фея,  выгнув  шейку.  Она,
очаровательно прогнувшись в  талии,  стала  ужас  как  интенсивно  толкаться
попкой, очень отчаянно, бесстыдно и азартно. Конечно, я тоже не  сачковал  и
вовсю шлепал животом по ее  гладеньким  половинкам.  Само  собой,  от  такой
партнерши не заскучаешь, и времени на всякие воспоминания и размышления  уже
не хватало.
   Интерес к жизни как-то повысился, я сам себе показался молоденьким и стал
забывать о том, что еще недели  не  прошло,  как  я  из  комы  вышел.  Если,
конечно,  это  действительно  была  настоящая  кома,  а  не  какое-то   иное
состояние, которому медики еще не придумали названия.
   - Йя! Йя! Йя! Йа-йа-йа-йа-а! -  с  быстро  нарастающим  темпом  завизжала
Сильвия. - Йа-а-а-а!
   Феечка расслабленно нырнула вперед, и я решил ее отпустить.  После  того,
как я довел до кондиции эту шибко горяченькую девочку, мне было  в  принципе
наплевать  на  Марселу,  кончит  она  сегодня   или   нет,   лишь   бы   эта
ведьмочка-феечка меня раньше времени не выдоила. Но еще по ходу  траханья  с
Сильвией краем  глаза  я  все-таки  увидел,  что  Марселу  этот  процесс  не
оставляет равнодушным. Не в смысле того, что она ревнует или сердится.  Нет,
она прямо-таки любовалась всем этим делом со стороны, положив ладони на  низ
живота и усердно поглаживая ими то ляжки, то мохнатое  место  между  ногами.
Надо думать, она не хотела совсем остывать.
   - Я опять к тебе... - Марсела на сей раз потянулась ко мне  жадно,  жарко
обхватила руками и ногами. И когда "толкушка" довольно грубо воткнулась куда
следует - на сей раз уже без помощи Сильвии! -  миссис  Браун  так  заходила
ходуном, что все мои предположения о том, что она утратила прежнюю  лихость,
разом были опровергнуты. Нет, Марсела просто хотела удовольствие  растянуть.
В этом-то и  отличие  ее  высокого  и  зрелого  профессионализма  от  пылкой
романтики Сильвии.  Девочка  пшикнула  и  сгорела,  а  бывалая  леди  только
разогрелась.
   Хорошо, что каютная кровать была крепко привинчена к полу,  да  и  вообще
сконструирована с расчетом на всякие там бортовые  и  килевые  качки.  А  то
вообще поломали бы мы ее на  хрен.  Шибко  уж  мощными  получились  все  эти
колебательные и возвратно-поступательные движения.  Ну,  известно,  масса  -
мера инерции. Сдвинуть трудно, а  как  попрет  -  не  остановишь.  Три  раза
Марсела окатила меня тепленьким и так при этом стонала, что я  даже  боялся,
не прибежит ли охрана спасать хозяйку от супостата. Но охрана не прибежала -
должно быть, все понимала. Так что и мне дали возможность спокойно дойти  до
финиша.
   - Уф-ф! - только и выдохнул я, устало скатившись с Марселы  в  промежуток
между ней и Сильвией. Феечка, как видно,  еще  переживала  свой  собственный
фейерверк и в наших делах не участвовала.
   Только тут, когда  наступили  приятная  усталость  и  расслабление,  меня
клюнула неприятная мыслишка. Партнерши так орали, что не услышать  их  через
коридор и две двери было просто невозможно. Мне лично все было по фигу, если
бы не Ленка. Злая идея наказать Хрюшку за самоуправство уже не казалась  мне
слишком симпатичной и не поднимала меня в  собственных  глазах.  Нет,  я  не
очень сожалел о своем  поступке  и  не  шибко  каялся  в  своих  грехах,  но
предпочел бы, чтобы Хавронья о моих хулиганствах не знала.
   - Мы не слишком шумели? - осторожно поинтересовался я.
   - Здесь хорошо вышколенный персонал, - благодушно ответила Марсела. - Нас
не станут беспокоить.
   - Если вы смущаетесь той дамы, которая в  каюте  напротив,  -  догадалась
Сильвия, - то можете не беспокоиться. Она проспит до утра.
   - Вы в этом уверены, Сильвия?
   - Абсолютно. Я дала ей умеренную дозу снотворного. Еще за ленчем.
   - Это я ей приказала, - сообщила Марсела, - на тот случай, если ты еще не
выбрал, с кем остаться.
   Я немного успокоился. Раздражитель был  снят,  приятная  усталость  стала
постепенно переходить в сонливость. Само собой, что  момента  окончательного
погружения в сон я не уловил, но довольно быстро, еще не  заснув  полностью,
стал ощущать, что меня вновь уносит в  мир,  где  то  ли  выдумывал,  то  ли
переживал в натуре свои чудеса четырнадцатилетний Майк Атвуд.
   ДДурацкий сон ј 11 Дмитрия Баринова.
   Странное возвращение
   На сей раз после вспышки я долго не мог открыть глаза.  После  предыдущих
вспышек зрение возвращалось ко мне через пять-десять секунд. А  в  этот  раз
прошло уже несколько минут, но зрение не возвращалось. Мне даже  показалось,
будто я ослеп навсегда.
   Но зрение все-таки вернулось. И не как-нибудь постепенно, а словно бы его
кто-то выключателем включил. Поначалу, увидев окружавшее меня, я не  поверил
своим глазам.
   Нет, не потому, что попал в космос на инопланетном  корабле,  не  потому,
что угодил на неведомую планету или перелетел в далекое  будущее.  Я  просто
очутился у себя дома.
   Именно дома, на Земле, в США, в нашем штате, в нашем  городе  и  в  нашем
доме. Там, где я всю жизнь прожил с  родителями.  Правда,  почему-то  черный
ящик перенес меня не в  мою  комнату,  а  в  мастерскую,  которую  мой  отец
оборудовал в подвале, рядом  с  гаражом.  Точнее,  я  оказался  в  кладовке,
отделенной от мастерской тонкой кирпичной перегородкой с фанерной дверью.  В
этой кладовке вдоль стен были сделаны стеллажи, на них отец  хранил  краски,
лаки, кисти, пакеты с цементом, плитки, рулоны обоев, обрезки досок,  гвозди
и прочие материалы, которые могли понадобиться для ремонта или иных работ по
дому.
   Рядом со мной стоял все тот же черный ящик. В том, что именно он  перенес
меня сюда с "летающей тарелки", я ни на секунду  не  усомнился.  Он  чуточку
изменился. То ли немного сузился, то ли вытянулся. Но это был  он,  и  ничто
другое в мире я с этим ящиком никогда не спутал бы.
   Конечно, когда я понял, что мне не чудится  и  я  действительно  нахожусь
дома, то очень обрадовался. Черт побери, какая же  радость  будет  для  моих
родителей! Они ведь наверняка с ума сходят от горя! Да они уже за  одно  то,
что я появился живым, подарят мне что-нибудь  стоящее...  А  как  мне  будут
завидовать все ребята! Только вот поверят ли они, что я  был  на  корабле  у
инопланетян? А почему бы и нет! Ведь я привез с  собой  черный  ящик!  Ящик,
который  может  исполнять  ЛЮБЫЕ  желания!  Можно  и  без  всяких  родителей
обзавестись чем хочешь: хоть "Кадиллаком", хоть "Роллс-Ройсом",  хоть  яхтой
или даже собственным самолетом... Обалдеть! С этим  ящиком  мы  можем  стать
миллиардерами,  самыми  богатыми  в  мире!  Но  пока  его  надо  куда-нибудь
спрятать. Иначе его могут украсть. Да и родителям лучше не показывать. А  то
чего доброго заберут и отдадут в  распоряжение  федерального  правительства.
Истинные патриоты Америки!
   Я прикинул, что лучше всего спрятать ящик на нижнем ярусе стеллажей, там,
где лежали главным образом ненужные вещи, за  которыми  отец  не  полезет  и
через год. Я распихал в стороны старье, затолкнул ящик в самый дальний  угол
и снова завалил все хламом - на это потребовалось минут десять.
   - Майк! - Голос отца прозвучал как гром среди ясного неба. -  Долго  тебя
еще ждать? Неужели для того, чтобы принести  четыре  шурупа,  надо  возиться
целый час! Ты меня задерживаешь!
   Яне поверил собственным ушам. Что это значит?
   А значит это,  что  никто  мне  особенно  и  не  обрадуется,  потому  что
убеждены, что я ни в какой пещере не пропадал.
   Конечно, я тут же подумал о  параллельном  потоке  времени,  про  который
говорил мистер Роджерс. Если бы я уже не возвращался  однажды  в  буквальном
смысле с того света, то, возможно, удивился бы еще больше и ни черта не смог
бы понять. Но после того, как я узнал, что из-за покупки  дивана  с  обивкой
другого цвета или более  дорогих  по  цене  каминных  часов  может  начаться
ядерная война, и побывал в этом варианте будущего,  мое  удивление  было  на
порядок меньше.
   Больше того, я уже через  минуту  припомнил,  в  каком  моменте  прошлого
сейчас нахожусь. Было это две недели назад, когда я еще был убежден,  что  в
Пещеру Сатаны мы поедем с Крисом Конноли, а о Тине Уильяме знал  только  то,
что она занудная физичка.
   Отец, помнится, решил починить какой-то верстак у  себя  в  мастерской  и
заставил меня ему  помогать.  Конечно,  делать  что-то  всерьез  он  мне  не
разрешал, но постоянно посылал за чем-нибудь, что было в двух шагах от него.
Одним словом, подай то, принеси это. И был момент,  когда  ему  понадобились
четыре шурупа.
   Выходит, отец посылал меня за какими-то  шурупами,  и,  если  учесть  его
привычку все преувеличивать  и  проявлять  нетерпение,  то  не  больше,  чем
четверть часа назад. Ему и пять минут иногда кажутся часом. Стало  быть,  он
думает, что там, в кладовке, тот самый я, который еще не бывал ни  в  Пещере
Сатаны, ни на инопланетном звездолете. И это значит, что он ни  на  грош  не
поверит ни одному моему слову, если, конечно, я не покажу ему черный ящик.
   - Майк, - еще более нервно  произнес  отец,  -  долго  тебя  ждать,  черт
побери?!
   Я вспомнил, что тогда - в первой жизни, наверно, если можно так  сказать,
- шурупы, которые я принес отцу, оказались слишком  маленькими.  Он  отругал
меня, сходил за шурупами сам, и  только  после  этого  я  достоверно  узнал,
какого размера шурупы ему нужны.
   Поэтому на сей раз я выбрал именно те шурупы и вышел из кладовки.
   - Вот, я их нашел, папа!
   - Молодец, - похвалил он, - если бы ты их не  искал  так  долго.  Неужели
нужно было возиться полчаса?
   Да, он действительно ремонтировал верстак.  Тот  самый,  что  две  недели
назад. Конечно, этих двух недель для него еще не прошло. Но выходит, поездка
в Пещеру Сатаны еще впереди? Что же тогда получится? Мы опять  потеряемся  с
мисс Уильяме, опять едва не  погибнем  в  подземной  реке,  опять  выйдем  в
подземный дом, опять найдем черный ящик? А  потом,  пережив  ядерную  войну,
вернемся к мистеру Роджерсу, попадем в плен к инопланетянам? И, спасшись  от
них, я вновь окажусь в кладовке, а потом все закрутится по новому кругу?
   Или же в этом потоке времени все будет совсем по-другому?
   Первый шаг к тому,