м содрав с себя военное обмундирование и оружие,  я
облачился в приличный костюм, успел  умыться  и  причесаться.  Шум  и  вопли
беснующихся были слышны уже и здесь, надышавшаяся газов публика была  где-то
в трех-пяти кварталах от посольства. Два  автобуса,  нагруженные  женщинами,
детьми и несколькими морскими пехотинцами для охраны,  на  большой  скорости
помчались по шоссе к аэропорту. Я сидел рядом с Киской, которая в  блузке  и
белых брючках смотрелась совсем не дурно. Впереди нас в  полном  молчании  и
прострации сидели Синди и Мэри, остальные  наши  знакомые  ехали  во  втором
автобусе, и с ними мы увиделись только у трапа самолета.
   - Вы здесь? - удивленно спросила  Марсела,  когда  автобусы  остановились
около двух "С-130", стоявших в стороне от аэровокзала.
   - Да, да, деточка! - отмахнулась Киска. Вряд ли  путешествие  в  грузовом
транспортнике можно назвать комфортабельным, но я был готов улететь даже  на
метле - лишь бы улететь вообще.
   Посол сказал, что будет лучше, если мы сразу залезем в самолет и не будем
маячить среди публики. Вероятно, именно  поэтому  я,  Киска,  Мэри  и  Синди
очутились в одном самолете, а Соледад, Марсела, Джерри, Сан, Мун и Стар -  в
другом. Устроившись на жестких скамейках, мы  с  нетерпением  ждали  вылета.
Наконец завыли турбины, и оба "Геркулеса" взмыли в облака. Честно скажу, что
я и тогда еще сильно беспокоился. Мне очень не  хотелось,  чтобы  нас  сбили
где-нибудь  над  морем.  Но,  видимо,  Кискины  приказы   на   острове   еще
исполнялись. Где-то через полчаса полета  кто-то  из  пассажиров  заметил  в
иллюминатор корабли - видимо, "Герберт Гувер" со своей свитой  шел  наводить
порядок на Хайди. Не могу сомневаться в том, что от эскадры могли отделиться
два  или  три  фрегата,  чтобы  перехватить  "Генерала  Альберто   Вердуго",
нагруженного  золотом,  а  также  захватить  Сан-Фернандо   вместе   с   его
пропойцем-комендантом.   Не   думаю,   чтобы   без   внимания   оставили   и
Гран-Кальмаро. Впрочем, меня это сейчас  очень  мало  интересовало.  Гораздо
больше я думал о том, оставят ли меня в живых или  все-таки  угробят.  Киска
тоже летела молча, но ее голову занимали какие-то иные мысли.
   - Я все поняла! - сказала она внезапно, решив, видимо, поделиться со мной
своими мыслями. - Я поняла, как они это делают... Перстни! У них перстни!  У
Сан - один, на правой руке, у Стар - тоже один, на левой, а у Мун - на обеих
руках по перстню!
   Я хотел переспросить, но тут вошел офицер и сказал, что рекомендует  всем
держаться покрепче, потому что мы садимся на Ямайке, где пересядем в "Боинг"
и долетим с комфортом  до  Майами.  Киска  с  какой-то  одержимостью  налицо
сказала:
   - Я все проверю, обязательно проверю... "Боинг" пока еще не прибыл, и  мы
в сопровождении представителей авиакомпании вынуждены были коротать время  в
аэропорту Кингстона. Мэри и Синди получили от Киски приказ дремать и  сидеть
на месте. Уверен, что их и тысячесильный тягач не  стащил  бы  с  кресел.  К
Соледад подсели  какие-то  поджарые  молодые  люди,  дьявольски  похожие  на
агентов ФБР, и по тому, как изменилось личико у королевы хайдийских пиратов,
я понял, что путешествие в США для нее будет не слишком радостным. Не  знаю,
по законам какого штата будет нести ответственность бойкая на язык людоедка,
но боюсь, что менее 99 лет за решеткой она не заслужила. Джерри Купер  после
двух безуспешных попыток заговорить с замороженной Синди отправился  в  бар.
Туда же собралась и Марсела, которая, проходя мимо  нас  с  Киской,  как  бы
невзначай наступила мисс Элизабет  Стил  на  ногу.  Конечно,  будь  Киска  в
нормальном  состоянии,  она,  просто  и  скромно  пригласив  Марселу  выйти,
надавала бы бедняжке по щекам, но сейчас она была настолько  одержима  своей
мыслью, что даже не заметила этого. Она  даже  не  удивилась,  что  я  пошел
следом за Марселой.
   От щедрот посольства  у  меня  было  сто  пятьдесят  долларов  наличными,
которые обнаружились в кармане костюма, и, не разыгрывая миллионера, я решил
угостить Марселу мороженым и "дайкири". Джерри не возражал, чтобы мы  сидели
за его столиком.
   - Я не  спрашиваю,  почему  вы  так  быстро  покидаете  Хайди,  -  сказал
Купер-младший, - но вы можете мне хоть что-нибудь объяснить. Вчера  вы  были
мужем Соледад, сегодня - Эстеллы Рамос...
   - Не забивай себе голову, дружок, - посоветовал я, - убежден, что человек
с пустой головой, не забитой дурацкими размышлениями, живет много спокойнее.
Могут сказать, что меня зовут Дик Браун  или,  если  хотите,  Ричард  Стенли
Браун - вот мой паспорт. А дама, которую вы знаете как Эстеллу Рамос Роса  -
это просто так, милая девушка Элизабет Стил. А всех этих Родригесов, Рамосов
и прочих - я не, знаю. Вот Марселу Родригес знаю - она летит к своей маме  в
Оклахому, верно?
   - Что творится в мире! - покачал головой Джерри. -  Какой-то  сумасшедший
дом... Кто-то называет себя  коммунистом,  но  на  самом  деле  -  приличный
парень. Хотя и лезет к чужим девушкам...
   - Синди сама этого хотела, к тому же вы достойно вели себя с  Соледад.  И
вообще, мистер Купер-младший, делайте свой бизнес  и  не  бойтесь,  что  вас
возьмут за жабры после того, как ваши прорывные программы начнут работать  в
этом мире. Надо было самому думать, прежде чем разрабатывать их.
   - Вы все о скучном, - обрадовавшись от того, что Киска мне вовсе не жена,
просияла Марсела, - давайте лучше про веселое. Я тут  познакомилась  поближе
со Стар, Мун и Сан, пока нас держали  под  арестом.  Они  такие  симпатичные
оказались, вот уж не ожидала, думала, они все  из  себя  гордые  -  с  самим
Лопесом спали. У них вообще жизнь была -  хуже  некуда.  Он  их  так  мучил,
садировал постоянно, а сам, представляете, почти не мылся, старая свинья! На
каждом этаже ванная, а мыться не любил. И дарил им только на Рождество.  Вся
страна ему принадлежала, а он только мелочь какую-нибудь. Сережки,  колечки,
трусики... Скупердяй! Хорхе и то щедрее был. Они и так  завидуют  мне.  Мне!
Представляете?
   - Любопытные у  них  перстни,  -  заметил  Джерри,  -  с  математическими
символами. Мне это как-то сразу в глаза бросилось.  У  Сан  на  правой  руке
перстень с выпуклым знаком "+", а  у  Мун  -  на  левой  тоже  плюс,  только
вогнутый. У Стар на левой руке выпуклый знак "-", а у Мун - минус  вогнутый.
Интересно, правда?
   -  Да,  -  сказал  я,  вспомнив,  что  мучило  Киску.  Как-то  мне  стало
беспокойно, даже не по себе.
   Но  тут  объявили  посадку.  Заплатив  за  мороженое  и  коктейль,  я   в
сопровождении Джерри и Марселы двинулся  к  выходу.  Представитель  компании
"Пан Ам" уже объяснял что-то пассажирам. Из толпы вынырнула Киска.
   - Оказывается, всех в один рейс не возьмут. Через полчаса приготовят  еще
один "Боинг-737", и в нем  полетят  остальные.  На  первый,  я  знаю  точно,
погрузили документацию по "Зомби-7" и бутыль с препаратом. На нем же полетят
Сан, Мун и Стар. Я лечу с ними!
   - А я? - мне стало как-то одиноко без Киски.
   - Полетишь на втором, - все-таки ей нравилось быть президентом!
   Не знаю почему, но я обнял ее и очень крепко поцеловал. Наверно, так надо
целовать действительно любимых женщин. Киска посмотрела на  меня  удивленно.
Блекло-серые, усталые глаза у  нее  были  -  она  в  отличие  от  меня  даже
нескольких часов не проспала за двое суток - компаньера президент!
   - Я ничего не обещаю, Дик, - сказала Киска, - но в Майами я тебя подожду.
Если хочешь, можем побыть пару недель вместе... Идет?
   - Идет, - вздохнул я, мы хлопнули ладонью  о  ладонь,  и  Киска  ушла  на
таможенный  контроль.  Следом  за  ней  прошли  Сан,  Мун  и  Стар,   затем,
деревянными шагами, Мэри и  Синди,  потом  скучный  Джерри  Купер,  наконец,
Соледад со своими "кавалерами", пока, видимо, без наручников.
   "Боинг" вырулил на старт, задрал нос и, посвистывая турбинами, умчался  в
голубое небо. Пока я, в свою очередь задрав голову, провожал  его  взглядом,
не понимая, отчего мне так беспокойно и муторно, сзади подошла Марсела.
   - Все улетели, а мы остались... - пропела она. - Почему она не взяла тебя
с собой?
   - Ей так хочется, - ответил я, - она будет ждать меня в Майами,  а  потом
мы с ней отдохнем две недельки.  От  всех  этих  ваших  революций  и  других
безобразий.
   - Да? - грустно сжала губки креолочка. - Возможно. Значит, пока  мы  ждем
самолета, а потом летим - ты в моем распоряжении.
   - Нет, - сказал я, - хорошего помаленьку. Снимать номер  в  гостинице  на
полчаса я не стану, а ходить вдвоем в самолетный туалет - просто неприлично.
И потом, знаешь ли, я не в форме.
   - Жаль, жаль... - Марселе хотелось, наверно, пореветь,  но  все-таки  эта
девчонка из района Мануэль-Костелло с  улицы  Боливаро-Норте  умела  держать
себя в руках. Ведь она как-никак была вице-мисс Хайди!
   Минуты тянулись очень долго. Марсела сидела в  кресле  рядом  и  довольно
долго не напоминала о своем существовании, а потом сказала:
   - Ты ее сильно любишь?
   - Не знаю, - ответил я, - мне просто беспокойно за нее.
   - Я думала, вы влюблены. Выходит, что ты несчастный человек.
   - Почему? - вскинулся я
   - Потому что хоть ты и спишь со всеми подряд, тебя  никто  не  любит.  Ты
вроде меня - шлюхи, только мужчина. Только я это делала за деньги,  а  ты  -
просто так, за разные услуги.
   - Не надо меня оскорблять, - посоветовал я, - если тебе  больно,  это  не
значит, что больно должно быть всем.
   - А мне больно? -  хмыкнула  Марсела,  явно  хорохорясь.  -  Нет,  обидно
немного. Ты ведь  умеешь  быть  таким  хорошим,  что  поверишь,  будто  есть
мух-чины, которых можно любить. До сих пор помню, как мы с тобой провалились
в дерьмо. Я бы умерла со страху, а ты идешь, ничего не боишься. Потом, когда
мы бегали, когда собаки за нами гнались, когда  ты  вертолет  захватил  -  я
вообще балдела! Живой супермен.  Я  даже  тогда,  на  яхте,  когда  ты  этих
гринго-сучек начал трахать, была без ума.  И  они  неплохие  девчонки,  ведь
верно? Даже Соледад, хотя от нее у меня всегда мороз по  коже.  Даже  с  ней
готова тебя делить. Помнишь, в одной постели лежали?! Нет,  я  на  все  была
готова! Лишь бы с тобой, хоть не одна, но с  тобой!  Варгас  этот  -  ну  ни
настолечки не нужен был. Просто Соледад велела, а я боюсь ее,  даже  сейчас.
Ну да, шлюха, шлюха я, ну и что? Что я, перестала быть человеком, что ли?  А
ты нос воротишь - все, отдых на Антилах кончился,  пора  к  делу  приступать
Анхель!
   Я молчал. Не о том думал, уж очень мне запали в  душу  эти  перстеньки  с
плюсами и минусами,  строгий  усталый  взгляд  Киски,  дурная,  необъяснимая
тревога. К тому же мне пора было перестать отзываться на  "Анхеля",  я  ведь
все-таки был крещен Ричардом Брауном.
   Объявили посадку Марсела оказалась совсем рядом у иллюминатора, по  левую
руку от меня "Боинг", вызванивая свою взлетную песню, покатил по рулежке.
   - Интересно, как меня мать встретит? - вслух подумала Марсела - Далеко до
Оклахомы от Майами?
   - Прилично, - ответил я, - раза в два дальше, чем от  Ямайки  до  Майами.
Через Ныо-Орлеан было бы ближе. Она у тебя, кстати, именно  в  Оклахома-Сити
живет или где-нибудь еще?
   - Думаешь, у меня адрес есть? - хмыкнула Марсела.
   Я присвистнул, наивность ее даже на секунду развеселила меня.
   - Такое дело было однажды с моим дружком, который  до  того  хорошо  знал
географию, что  был  убежден  раз  город  называется  Арканзас-Сити,  то  он
наверняка должен находиться где-нибудь рядом с Литл-Роком в штате  Арканзас.
И  он  ни  в  коем  случае  не  хотел  верить,  что  в  штате  Канзас   есть
Арканзас-Сити. На этом я выиграл целый банан. Кстати, от  этого  Канзасского
Арканзаса до Оклахома-Сити  -  миль  сто  на  автомобиле,  можно  за  час  с
небольшим доехать, если даже не  сильно  гнать.  Попробуй  прямо  из  Майами
позвонить в справочную Оклахома-Сити. Но ведь ты по-английски  ни  черта  не
понимаешь и еще меньше сможешь спросить.
   - Не беспокойся, - сказала с холодной гордостью креолочка, - обойдусь без
твоей помощи.
   - А я и не собираюсь тебе помогать, - проворчал я со злостью и отвернулся
от Марселы.
   Довольно долго летели  молча.  Внизу  мерцал  океан,  изредка  проплывали
пронизанные светом облака, солнце уже шло к закату  и  било  в  иллюминатор.
Марсела задернула шторку. Пассажиры  правого  борта,  в  отличие  от  нас  -
левобортников, продолжали любоваться океаном и облаками.
   - Леди и джентльмены, - объявила стюардесса, на  лице  которой,  как  мне
показалось,  было  что-то   неестественное,   искусственно-веселое,   -   мы
благополучно миновали зону знаменитого Бермудского треугольника и заходим на
посадку в аэропорт Майами. Прошу не курить и пристегнуть ремни.
   Мы благополучно сели, ничего с нами не случилось. Однако, когда мы  вошли
в здание аэропорта, то стало ясно предыдущий самолет в Майами не прибыл
   Часть четвертая. ДОЛГОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
   Двое в одной черепушке
   Сердце у меня заколотилось так, будто  собиралось  выскочить  из  грудной
клетки и начать самостоятельное существование. Не знаю, как бы  это  у  него
получилось. Кровь бросилась в лицо, застучала в висках, мне стало жарко и  в
глазах завертелись красные круги в зеленом обрамлении. Напоследок  мелькнула
мысль:  все.  Дик  Браун  кончился.  Темнота  обрушилась  как-то  сразу,  но
ненадолго.
   Я опять увидел давнишнюю картинку: прыжок  без  парашюта.  И  опять  была
яркая, цветная, где все кончилось хорошо, а потом - серая, мутная, где  меня
отбросило от Суинга. Только теперь на блеклой картинке я увидел стремительно
приближающуюся землю, и чем быстрее приближалась земля, тем ярче становилась
блеклая картинка.  Когда  все  слилось  в  какую-то  муть,  опять  наступила
чернота.
   Вроде бы я все это уже переживал. Ощущения придуманное(tm), воображаемого
мира, не было.
   Тьма медленно  рассеялась,  я  увидел  голубоватый  потолок  с  лампой  и
физиономию врача с марлевой стерильной маской на лице. Была  тупая  боль  во
всем теле, но она медленно угасала. Глаза смотрели с  трудом,  лишь  кожа  и
волосы головы ощутили, как на них  надевают  какой-то  обруч  с  проводками,
потом опять все  померкло,  и  я  увидел  себя  совсем  маленьким,  наверно,
двухлетним, идущим рядом с мамой и нашей огромной  собакой  Рэдди.  Я  очень
боялся ее, хотя это была добрая и преданная  ньюфаундлендиха,  которой  и  в
голову не пришло бы меня кусать. Но я ее все  равно  боялся.  Она  открывала
пасть,  оскаливала  зубы,  и  мне  становилось  страшно.  Это  было   первое
впечатление детства, и одно из немногих  воспоминаний,  которые  моя  память
донесла с той поры до наших дней.
   Потом мне привиделась поездка к умирающему деду, мой первый оставшийся  в
памяти день рождения и торт с четырьмя свечами...
   А дальше вдруг потекли в ускоренном темпе все события,  что  держались  у
меня  в  памяти.  Я  увидел  школу,  каких-то  знакомых  и  незнакомых,   но
запомнившихся людей, вербовочный  пункт,  где  я  любовался  дядей  Сэмом  и
потешался над его призывом: "Я хочу тебя!"  Дальше  пошел  Вьетнам,  Ангола,
Родезия,  встреча  со  старым  приятелем,   посещение   бюро   по   торговле
недвижимостью, тренировочная база, тесты,  безликие  фигуры  инструкторов  и
однокашников... Прыжок без парашюта...
   Вот тут что-то оборвалось, мигнуло, как в кинотеатре, когда заканчивается
один ролик и  киномеханик  забывает  вовремя  включить  второй  проекционный
аппарат.
   Я увидел длинный ряд металлических  кроваток  с  веревочными  сетками  по
бокам. Я стоял во весь рост, упираясь в эту сетку ногами и руками,  держался
за стальной никелированный прут, а в ближней соседней кроватке стоял  другой
ребенок и улыбался мне. Его голова была  коротко-коротко  острижена.  Моя  -
откуда-то я это знал - тоже. Я прогыгыкал что-то и растянул рот до  ушей,  а
затем я и тот, что стоял  напротив  меня,  стали  приплясывать  и  смеяться.
Отчего - не знаю.
   Откуда-то появилась женщина в белом халате, и крикнула,  а  потом  больно
шлепнула и меня, и того, кто был в кроватке напротив. За что? Я завизжал  во
всю глотку, а она, эта тетка  в  белом  халате,  еще  раз  шлепнула  меня  и
крикнула:
   - Заткнись! Заткнись, байстрюк!
   С тех пор я запомнил, что, если говорят "заткнись",  надо  молчать  и  не
плакать, иначе будет больно.
   После  этого  опять  мигнуло,  и  я  увидел  стол,  на   котором   стояли
многочисленные одинаковые тарелки, алюминиевые ложки, вилки и  эмалированные
металлические кружки.
   - Сегодня мы отмечаем день рождения следующих  наших  воспитанников...  -
объявил женский голос. К говорившей  я  сидел  спиной  и  не  видел  ее,  но
откуда-то знал: это Лидия Сергеевна, кто она? Почему я понимаю этот язык?  А
почему бы нет, ведь это же русский, мой родной...
   - ... Андрея Васина, Наташи Ивановой, Коли Короткова, Саши  Половинке,  -
завершила свое объявление Лидия  Сергеевна.  И  едва  она  произнесла  "Коля
Коротков", как я непроизвольно сказал себе: "Это же я!"
   Тут все закрутилось  и  замешалось  в  какую-то  странную  фантастическую
смесь. Мелькнула пещера, железные двери, винтовые лестницы, бетонные  своды.
Что это? Объект  Х-45  на  Сан-Фернандо  или  подземная  железная  дорога  в
Германии? Или, может,  это  на  подступах  к  асиенде  "Лопес-23"?  Самолет,
парашюты, оружие... Это перед высадкой на  Хайди  или  в  советской  учебке?
Почему мне одновременно близки числа 30 и 20? Сколько мне лет?
   Яркие и мутные картинки без начала и конца мелькали в голове, сливаясь  и
переплетаясь. Женские лица, мрачные фигуры не то охранников Соледад,  не  то
моих коллег, перестрелки в ночных джунглях - это Вьетнам, Хайди или  Африка?
А где я выловил таракана из котелка с кашей, в России или в Германии? Почему
"Дороти" кажется похожей на речной трамвай, она в три раза больше? А разве я
вообще был когда-либо на море? Неужели я летал на вертолете? Кто меня учил и
когда? Я не должен, я не мог, я не убивал! Я - Коротков Николай Иванович!
   Но я был Брауном. Его душа была у меня внутри, а мое собственное "я" было
подавлено, упрятано куда-то внутрь, в темные чуланы памяти. Теперь все вдруг
выскочило, развернулось, заставило потесниться пришельца. Но не изгнало  его
вовсе. Он остался. Две нитки  свились  в  одну.  Там,  в  начале,  было  два
отдельных хвостика: один подлиннее - его, второй - покороче - мой. Эти нитки
свились в тот день, когда немцы бундесы отдали меня штатнику и  я  попал  на
операционный стол. Они затолкали в меня его память, и она стала моей!
   По-моему, в этот момент я не выходил из забытья. Мне  вообще  было  очень
непросто отличить реальность от бреда  и  фантазии,  воспоминания  одного  и
воспоминания  другого.  Время  от  времени  утомленный,  перегруженный  мозг
отключался, все проваливалось, исчезало, а затем вновь  возникало,  бродило,
путалось  и  смешивалось.  Куски  и  обрезки  воспоминаний  цеплялись   один
задругой, выстраивались в цепочки и звенья. Однако  то  и  дело  не  хватало
какого-то  колечка,  чтобы  эта  цепочка  соединилась.  Воистину,  это  была
настоящая головоломка.
   В перебаламученной памяти вдруг появился третий. А почему вдруг Коротков?
Я - Браун! Или нет, я - Анхель Родригес, хайдийский партизан.  Я  работал  в
порту, был профсоюзником и меня застрелила  полиция...  Идиотизм!  Не  может
быть. Я жив. У меня все в порядке. Я прилетел с Марселой. Она моя сестренка,
и наша мама живет в Оклахоме. Погоди, это выходит, я спал со своей  сестрой?
Святая Мадонна, я же коммунист, этого  делать  нельзя!  А  разве  коммунисты
верят в Бога? По-моему, я католик. Моя бабка по материнской  линии  настояла
на этом. Тьфу, ерунда какая! Бога нет и быть не может, потому что космонавты
слетали на небо и все проверили. Это я помню с детдома. Правда,  иногда  мне
казалось, что это не так, но, хрен его знает, лучше помалкивать.  А  то  еще
прицепятся, я ж в ВЛКСМ записан... А где билет? У меня его бунд