е заметил?
   - 45-79. А по буквам нездешняя.
   Не превышая скорости, доехали до  окраины.  Мелькнула  белая  надпись  на
синем указателе: "Аэропорт - 10 км".
   - Прибавь-ка, - неожиданно велел шоферу Ворон. - По-моему,  действительно
кто-то прицепился.
   Знакомая "девятка" промелькнула среди машин,  вывернувших  на  Московское
шоссе со Свято-Никольской улицы.
   Ворон вытащил рацию, служившую для связи с машиной сопровождения:
   - Витя, пропусти нас вперед и отожми  от  нас  45-79,  которая  вышла  из
второго ряда. Видишь?
   - Сделаем, проходите.
   - Васек, поддай, обходи Витю.
   Малиновая "девятка", прикрывавшая "Шевроле" спереди, сбавила  скорость  и
пропустила джип с патроном вперед. Васек, наоборот, надавил на  акселератор,
стрелка махнула к восьмидесяти.
   - Борис Андреевич, - забеспокоился хранитель  коробки,  -  отрываемся  от
сопровождения. Зря.
   - Помолчи.
   - До поворота на аэропорт полтора километра, - доложил  Васек.  -  А  там
всего ничего.
   "Шевроле-Блейзер" уже на скорости девяносто километров в час  подлетел  к
повороту, на пустынную, обсаженную ровными высокими елками дорогу, ведущую к
аэропорту.
   Обе "девятки" отстали на километр и к повороту явно не торопились.
   - Блин, - уже недовольный тем, что оторвался от охраны, проворчал  Ворон,
- заставь дурака Богу молиться - он и лоб расшибет... Витя!  Ты  где,  япона
мать?
   - Поцеловались с этим чайником, - отозвалась рация. - Фару об наш  бампер
разбил, козел! И прямо перед гаишником, сука...
   - Платите на фиг, сколько попросят, и догоняйте! Не выступайте на ментов!
- раздосадовано бросил Ворон.
   - Да вы не волнуйтесь, - успокаивающе сказал Васек, немного сбавив газ, -
это не "хвост" был, раз тюкнулся. Все нормально, доедем...
   Но тут откуда-то справа, всего в  пятидесяти  метрах  от  "Блейзера",  на
дорогу вывернулся грязный самосвал "ЗИЛ-130".  И  встал  наискось,  перекрыв
шоссе.
   - Тормози! - заорал Ворон, в ужасе глядя на  стремительно  приближающийся
кузов, облепленный закаменевшим цементом.  Васек  нажал  тормоз  до  отказа,
одновременно крутанул баранку влево, и джип вскользь, правым крылом ударился
о кузов самосвала. "Шевроле" закрутило по мокрому асфальту, он задом  влетел
в левый кювет, перевернулся и крепко лег на крышу, приняв весь удар в  район
лобового стекла.
   Оглушенный, но не Потерявший сознания, Ворон дотянулся до  ручки  дверцы,
сумел ее отворить и выкатиться наружу. Следом за ним с  пистолетом  в  одной
руке и с "президентом" в другой выскочил хранитель коробки.  Шофер  Васек  и
еще  один  охранник,  сидевший  на  переднем  сиденье,  крепко   порезанные,
копошились, пытаясь выбраться.
   Прежде чем Ворон успел оклематься, из-за елок выскочили  два  человека  в
камуфляжках и зеленых вязаных масках, почти начисто скрывавших лица. Парень,
державший чемоданчик с  коробкой,  не  успел  поднять  пистолет  -  негромко
стукнула короткая очередь из  автомата  с  глушителем,  и  пара  пуль  почти
одновременно ударила охраннику в голову. Он без крика ткнулся лицом в траву.
   Ворон лихорадочно сунул руку за борт пиджака, туда, где лежал  "ПСМ",  но
один из налетевших нажал на спуск бесствольного устройства "удар",  и  струя
парализанта, плеснувшая Ворону в лицо, надолго погасила его сознание...
   Еще две короткие очереди сквозь  стекла  кабины  -  и  те,  кто  мучился,
пытаясь выбраться оттуда, успокоились навсегда.
   С просеки, откуда выкатился самосвал, проворно вывернула белая "скорая" -
"рафик"  с  красными  крестами   и   замазанными   окнами.   Задняя   дверца
распахнулась, оттуда выпрыгнули двое в белых халатах и  выволокли  третьего,
явно не способного идти  самостоятельно,  одетого  в  грязную,  промасленную
куртку и  серую  кепку.  Сидевший  в  кабине  самосвала  водитель  в  черных
перчатках, смотревшихся даже для  дождливого  лета  немного  не  по  сезону,
открыл левую дверцу и помог людям в белых  халатах  втащить  невменяемого  в
кабину и усадить за руль. В  это  время  те  двое,  что  расстреляли  охрану
Ворона, впихнули труп бывшего  хранителя  коробки  в  "Шевроле".  Затем  они
подхватили под руки и  за  ноги  парализованного  Гнездилова  и  бросили  на
носилки в салон "скорой". От самосвала уже  бежали  трое  остальных.  Бывший
водитель самосвала, отойдя за капот "ЗИЛа", подождал, пока "скорая"  объедет
грузовик, а затем навел на окно  перевернутого  "Шевроле-Блейзера"  короткую
металлическую трубу - одноразовый огнемет "шмель". Хлопок! Снаряд с  горючей
смесью точно влетел в боковое стекло. Вихрь пламени  охватил  джип  изнутри,
начисто сжирая трупы, затем еще  рванули  баки,  добавив  огоньку...  Чадный
серо-черный дым заклубился, стелясь над дорогой.
   А "скорая" уже неслась к аэропорту, голося сиреной  и  сверкая  мигалкой.
Круто повернув налево, она промчалась мимо главного весьма облезлого  серого
двухэтажного здания постройки 50-х годов и, не сбавляя скорости,  влетела  в
боковые ворота. Охранники в  аэрофлотовских  фуражках  и  зеленом  камуфляже
шарахнулись от брызг, плеснувших из лужи, но останавливать "рафик" не стали.
Им только что позвонили и приказали пропустить.
   Машина  покатила  в  дальний  угол  аэродрома,  где  стоял   серо-голубой
двухмоторный "Ан-26". Развернувшись задней  дверью  к  самолетной  аппарели,
"рафик" остановился. Дверь распахнулась, из нее выпрыгнули несколько человек
в белых халатах, они выдвинули носилки, на которых  лежало  тело  с  наглухо
забинтованной головой. Кто-то из медиков держал капельницу, остальные тащили
носилки.
   Охранники в  серых  камуфляжках,  стоявшие  у  самолета  с  автоматами  в
положении "на ремень",  проводили  взглядом  представителей  самой  гуманной
профессии. Они даже не обратили внимание на то, что у большей части  медиков
из-под халатов проглядывали зеленые камуфляжные штаны и десантные ботинки.
   "Рафик" с  красным  крестом,  погасив  мигалку,  неторопливо  отъехал  от
самолета, который уже начал поднимать аппарель. В кабине  "скорой"  остались
два человека в белых халатах.  Машина  покатила  не  к  тем  воротам,  через
которые проехала на летное поле, а в другую сторону, к  приземистому  зданию
медсанчасти, где парковались санитарные  автомобили  аэропорта.  Там,  среди
нескольких однотипных "рафиков", "скорая" остановилась. Те двое, что на  ней
приехали, вышли из машины уже без  халатов,  в  черных  джинсовых  костюмах,
кроссовках и с двумя большими хозяйственными сумками.  Они  вошли  в  здание
медсанчасти,  прошли  через  проходную  на  крылечко,  выводящее  за  ограду
аэродрома, и сели в зеленую "шестерку", погрузив  в  нее  сумки.  "Шестерка"
покатила по  неасфальтированной  гравийной  дорожке,  ведущей  в  деревушку,
расположенную в километре от аэродрома. А оттуда, из деревушки, по такой  же
дорожке добрались до выезда на Московское шоссе. Как раз в это время "Ан-26"
уже занял отведенный ему эшелон по высоте и взял курс на Москву.
   Врачи, присев возле носилок, обсуждали состояние пациента.
   - Не сдох он у вас? Не перестарались?
   - Нормально. Долетит, раньше смерти не помрет.
   - Когда очухается?
   - Минут через пять-десять. Тогда введем через капельницу снотворное.
   - Сколько проспит?
   - До Москвы хватит с гарантией. Часа два - два с половиной.
   - До Москвы три часа лета. Более сильную дозу нельзя?
   - Лучше не  надо,  если  он  живым  нужен.  После  парализанта  может  не
выдержать.
   - А если он концерт в людном месте устроит?
   - Тогда придется применить "чердачный вариант".
   - Это что такое?
   - А это когда быстро и крепко бьют по  "чердаку".  Так,  как  мы  сегодня
сработали. Надо думать, что господин Соловьев будет нами доволен...
   Часть вторая. ТРИ ПЛЮС ОДИН
   Прогулка Агафона
   О том, что стряслось на дороге к  аэропорту,  Сэнсей  узнал  нескоро.  Он
решил поспать до полудня и был убежден, что  Ворон  его  не  побеспокоит.  А
потому перед тем, как забраться в  койку,  строго-настрого  приказал  своему
заму по охране оптовой базы, детинушке Феде, оставшемуся за главного,  всех,
кто будет звонить, посылать на хрен.
   Федя был человек очень исполнительный.  Получив  такое  распоряжение,  он
просто-напросто отключил кабинет своего начальника от мини-АТС оптовой базы.
Машинами с легальным и нелегальным товаром, которым положено было  грузиться
и разгружаться на  базе,  должны  были  заниматься  другие,  а  распределять
охранников на сопровождение мог и сам Федя,  без  консультаций.  Собственно,
никаких вопросов, которые Федя не смог бы решить сам, на базе  не  было.  За
исключением, конечно, тех, в которые его не посвящали. А  поруководить  Федя
был не против. Ему это дело даже нравилось.
   Естественно, что шухер, поднявшийся после того, как  малиновая  "девятка"
сопровождения привезла ужасную  новость,  был  немалый.  Весть  о  том,  что
хозяйский джип сожжен до  такой  степени,  что  не  поймешь,  чьи  головешки
остались внутри, довольно быстро облетела всю систему Ворона. Бригадиры были
в тупике: на  Ворона  замыкалось  так  много,  что  полное  представление  о
масштабах деятельности всей конторы в целом имел только он сам. Руководители
разных заведений, оседлав автотранспорт, заездили, забегали  друг  к  другу,
пытаясь выяснить, у кого же это могла подняться рука, надо ли кого-то за это
мочить, нужно ли срочно удирать из области или, может, вообще из России.
   Но никто ничего не знал даже в "главном штабе"  Ворона,  прятавшемся  под
вывеской "АО "Альгамбра". Тамошний президент, Вячеслав Маряхин, был  фигурой
номинальной,  которому  надлежало  ставить  на  все  подписи  и   в   случае
необходимости нести ответственность за финансовые нарушения. Сам  Ворон,  то
есть господин Гнездилов, был по штатному расписанию всего лишь консультантом
при совете директоров и никакой ответственности ни за что не нес.  Маряхина,
конечно, никто из серьезных людей в расчет не принимал, все ему цену  знали.
Но и фактический  первый  зам  Ворона,  господин  Альберт  Заборский,  более
известный как Забор, тоже ни фига не сек. Он даже  не  знал,  с  чего  вдруг
Ворон оказался в районе аэропорта. Когда экипаж малиновой "девятки" доложил,
что после посещения оптовой базы дружественного АО "Белая  куропатка"  Ворон
внезапно заказал билеты на московский самолет, прошел  слух,  что  все  дело
именно в  этом.  Некоторые  граждане  поспешили  сделать  вывод,  что  Ворон
рассорился с Сэнсеем.
   Это мнение  внесло  серьезнейший  раскол  в  стройные  ряды  группировок,
объединенных  в  контору.  Одни  требовали  еще  теснее  сплотиться   вокруг
"Альгамбры" и Забора как  верного  ученика  и  продолжателя  дела  покойного
Ворона. Конечно, эти горячие головы требовали тут же разобраться с  Сэнсеем,
утверждая, что он такой  же  беспределыцик,  как  его  предшественник  Фрол,
спаливший, как утверждала уголовная молва,  вблизи  своей  оптовой  базы  аж
целых четыре джипа, в одном из которых находился великий и мудрый Степа,  он
же Тихонов Эдуард Сергеевич. Поминали и то, как Курбаши пожег в автомобилях,
предварительно заманив в засаду, всю сильнейшую некогда  в  области  бригаду
Вовы Черного. Это были только самые  громкие  пакости,  учиненные  областной
братве со стороны "Куропатки". Количество мелких обид было куда больше.
   Обиженных в разные эпохи, начиная со времен Курбаши, набралось немало. Но
большинства они не составляли. И уж тем более среди тех, кто в той или  иной
степени пострадал от Курбаши или  Фрола  (Сэнсей  за  четыре  месяца  своего
правления почти никому не досадил), далеко не каждый был готов морально -  а
главное, физически -  на  конфронтацию  с  грозными  бойцами  оптовой  базы.
Пожалуй, даже наоборот. Те, кто уже нарывался  всерьез  на  курбашистов  или
фроловцев, особо не стремились "отмщать неразумным хазарам",  при  том,  что
хорошо знали, насколько Сэнсей в качестве командира уступает  и  Курбаши,  и
Фролу. Бойцы-то, несмотря на кое-какие потери, оставались те же. И  молодежь
типа "барсиков" подрастала...
   Но, кроме "обиженных", были и  те,  кто  возлагал  на  "Куропатку"  самые
радужные надежды. Ворон  замучил,  он  символизировал  несвободу.  Им  давно
хотелось попробовать силы в самостоятельной жизни, а Ворон зажал их  слишком
туго. Забор в качестве преемника был им на фиг не нужен: слишком хорошо знал
финансовое  положение  подопечных.  А  Сэнсей,  который  петрил  в  финансах
значительно хуже, чем в боевой подготовке, был как раз  таким  патроном,  от
которого можно было ждать послаблений.
   Наконец, возникла группа товарищей, кому очень захотелось подсуетиться  и
предложить Сэнсею свои услуги в качестве  экономического  советника.  Прежде
всего по тому вопросу, какие суммы брать с коллег  за  моральную  и  огневую
поддержку. Разумеется, многим из них уже грезилось, что малограмотный Сэнсей
с радостью уступает новым союзникам контроль над финансами ради того,  чтобы
сосредоточиться на чисто силовых проблемах. И конечно,  среди  тех,  кто  об
этом мечтал, имелись  и  такие,  кто  надеялся  со  временем  поставить  под
контроль  и  те  сорок  стволов,  которые  обеспечивали   куропаткинцам   их
непререкаемый авторитет.
   Вместе с тем наибольшее число пребывало в нерешительности, страхе и  даже
панике. Что будет? Что делать? С чего начать? В  течение  нескольких  часов,
прошедших с  момента  получения  катастрофической  вести,  не  один  десяток
банковских  счетов  опустел,  не  одна  сотня   "лимонов"   обналичилась   и
преобразовалась в баксы.
   Еще хуже почуяли себя  группы,  которые  не  входили  в  систему  конторы
Ворона. Для  этих  ребят,  которым  были  выделены  "резервации"  на  основе
джентльменских соглашений с Вороном, перспектива смены руководства была  как
серпом  по  шее  и  молотом  по  макушке.  Призрак  передела  и  конфискации
"территорий",  "перебора  людишек"  с   возможным   замачиванием   отдельных
субъектов напугал даже вполне суверенную Лавровку. Филя Рыжий лично прибыл с
соболезнованиями в "Альгамбру" и отстегнул  на  похороны  жертв  злодейского
покушения двадцать "лимонов". При этом он с  неожиданной  подобострастностью
взялся доказывать Забору, что Лавровка готова отдать  голову  на  отсечение,
дабы убедить его в своей полной непричастности к вредительскому теракту.
   Но самое смешное, что никто - ни жаждущие "разобраться", ни колеблющиеся,
ни мечтающие попасть под крыло Сэнсея - не рискнул в  течение  первых  часов
после сожжения "Шевроле-Блейзера" мчаться  в  "Куропатку".  Правда,  кое-кто
пытался  дозвониться,  но  нарывался  только  на  Федю,  которому,  конечно,
серьезной информации не сообщали.
   Поэтому сладкий сон у Сэнсея никто не  нарушил.  И  Сэнсей  проснулся  не
потому, что его разбудили, а просто потому, что выспался.
   Он умылся, побрился и вернулся в кабинет. Потом включил телефон и  вызвал
Федю.
   - Ну, как поруководил?
   - Все в норме, - бодро прогудел великан. - Дела идут,  контора  пишет,  а
касса деньги выдает.
   - Север прошел? - спросил Сэнсей.
   - Без проблем.  Три  трейлера.  Оплатили  в  "зеленых"  по  таксе.  "Нал"
доставили до копья.
   - Лутохино?
   - То же самое. Чермой  загрузил  две  фуры  на  полную  завязку.  Никаких
претензий. По накладным был вопрос, но разобрались.
   - У кого был вопрос?
   - На Московской трассе, 608-й  километр.  Сказал,  что  в  следующий  раз
меньше двухсот не  возьмет.  Очень  топорно,  говорит,  оформлены.  И  кузов
позванивает, непохоже, говорит, что сливочное масло везете.
   - Ладно, найдем как-нибудь настоящие.  А  насчет  звона,  накинешь  сумму
Чермою, чтобы не грузил так фигово. В конце концов, наглеть можно долго,  но
не без конца.
   - Само собой. Я лично так и сказал, что пусть гонит  компенсацию.  Чермой
сказал, что он человек маленький, спрашивайте, мол, деньги с контрагента,  а
не с экспедитора. Предложил в счет компенсации недодать Юга.
   - Юг пойдет ночью, груз еще не у нас. А порядок есть  порядок.  Мне  надо
платить сразу и "налом", а не воздухом. Конечно,  денег  у  него,  может,  и
мало, но все равно его ошибка. Я к ним не поеду  компенсацию  выбивать.  Все
или еще что-то есть?
   - Телефон звонил раз двадцать. Тебя искали.
   - А ты?
   - Вежливо посылал на хрен, как ты велел. Справлялся, что передать, но им,
конечно, со мной разговаривать не хотелось...
   Федин доклад перебил телефонный звонок. Звонили с проходной:
   - Элина Михайловна приехала. Пропустить или послать?
   - Ладно, пусть хозяюшка зайдет, - разрешил Сэнсей. - Может, чего  путевое
скажет. Давай, Федор, топай отсюда. Службу неси, командуй, но не  увлекайся,
понял?
   - Моя постарается, насяльник! - Федя  скорчил  рожу,  изобразив  из  себя
китайца, и удалился.
   Через пять  минут  в  кабинет  вошла  грустная  дама  среднего  возраста,
президент и генеральный  директор  АО  "Белая  куропатка"  Элина  Михайловна
Портновская.
   - Здравствуйте, Алеша, - произнесла она так, словно бы три  дня  мучилась
бессонницей, торопилась на эту встречу. - Вы уже в курсе событий?
   - Смотря каких... - пробормотал Сэнсей. - Если вы про порошок "Tide",  то
он вчера пришел, уже разгружен, никуда не пропадал. "КамАЗ" задержался из-за
поломки в Ярославле. И вообще это уже не  по  моей  епархии.  Я  отвечаю  за
сопровождение.
   - Я не об этом. Что случилось с господином Гнездиловым?
   - В смысле, отчего он в Москву  поехал?  Понятия  не  имею.  Позвоните  в
"Альгамбру", там объяснят, если найдут нужным.
   - Вы меня за дурочку считаете? - возмутилась Портновская.  -  Весь  город
уже говорит о его убийстве.
   Сэнсей ошарашенно выпучил глаза. Чего-чего, а такого он не ждал.
   - Вы это серьезно? - более глупого вопроса он придумать не сумел.
   - Серьезней некуда. Мне уже десять человек звонили, в том числе Маряхин и
Заборский из "Альгамбры". А что я им могла ответить? Посоветовала  позвонить
вам.
   - У меня был отключен телефон. Я лег спать почти в семь  утра.  И  вообще
плохо себя чувствовал, наверно, простудился.
   - Но перед этим вы беседовали с Борисом Андреевичем?
   - Беседовал. Он приехал ни свет ни заря, и из-за него я лег спать еще  на
час позже.
   - И о чем, извините, вы беседовали в такую рань?
   - О сугубо мужских проблемах, - произнес Сэнсей с легким раздражением.  -
По-моему, Элина Михайловна, после того, как ваш супруг почил в бозе, то бишь
в СИЗО, еще господин Фролов объяснял  вам  пределы  вашей  компетентности  в
наших делах.
   - Тем не менее, я очень волнуюсь за свою безопасность.
   - Вот это вопрос конкретно в мой адрес, - улыбнулся Сэнсей. - Беречь  вас
- моя служебная обязанность. Но вы уж, будьте добры, посвятите меня  в  суть
проблемы.
   - Сегодня, около восьми утра, на дороге у аэропорта произошла катастрофа.
Самосвал с пьяным водителем налетел на джип Гнездилова. Там,  в  джипе,  все
выгорело, одни головешки. Но, как я поняла, в версию ДТП  даже  гаишники  не
верят. Слишком сильный пожар.
   - Он же здесь был на двух машинах, - заметил Сэнсей. -  С  ним  еще  была
"девятка" сопровождения. Что ж они варежку разевали?
   -  Не  имею  понятия.  Важно  другое:  по-моему,   у   многих   создалось
впечатление, что "Куропатка" имеет к этому ужасу какое-то отношение.
   - Вы - президент, вам виднее, - иронически произнес Сэнсей. - И зачем же,
Элина Михайловна, вы занялись терроризмом?
   - Неужели вам до шуток? - возмутилась Портновская.
   - Никак нет. Это вы шутить изволите. Если же вы всерьез думаете, что  все
это я устроил, то вам, извиняюсь, надо к психиатру заглянуть.
   - Пока я сюда ехала, то вся дрожала от страха. Ведь за  Гнездилова  будут
мстить, это несомненно. А у меня дети...
   - Они сейчас в Римини, если я  не  ошибаюсь.  Я  вам  туда  трех  человек
выделил. Ну а здесь, если пожелаете, могу еще двух выделить и четырех собак.
По-моему, вполне достаточно. А вообще-то, могу заметить,  конкретной  угрозы
пока нет.
   - В том-то и дело. Вам надо объясниться с Заборским.
   - Как вы