им  солдатом
Коротковым, 1962 года рождения, русским, ранее не судимым... То есть с  тем,
кем до этого дня был я.
   Произошла какая-то цепная реакция. Прямо как в песне: "То, что было не со
мной, помню". Но там  это  так,  для  красного  словца,  а  со  мной-то  это
произошло вполне реально. Некоторое время "я" - Николай  Коротков  и  "я"  -
Ричард Браун существовали в одной черепной  коробке.  Где-то  там,  в  сером
веществе мозга, в каких-то там полушариях и  извилинах.  Но  потом  Коротков
стал медленно, а потом  все  быстрее  и  быстрее  исчезать.  Со  всем  своим
детдомовско-армейским  прошлым,  с  неумением  ухаживать  за  женщинами,   с
неразвитым  чувством  самосохранения,  с  привычкой  все  измерять  метрами,
килограммами и литрами  (точнее,  поллитрами).  Со  всеми  своими  двадцатью
годами жизни. Он одну за другой сдавал позиции  в  собственном  мозгу.  Туда
бесшумно, словно японский ниндзя, проникли память, привычки,  опыт,  навыки,
умения и знания Ричарда Брауна. Так вода  вытесняет  воздух,  заставляя  его
сжиматься, когда заполняет какой-то замкнутый объем.
   Тогда я не уловил  точно  окончательного  преобразования  своего  "я".  И
Ричард Браун, который вселился на чужую "жилплощадь", не определил того, что
обрел новое тело. Не должен был определить, во всяком случае. Так задумывали
люди, от которых зависело МНОГОЕ.
   Разговор, которого я не слышал
   Ни "я" - Николай Коротков,  ни  "я"  -  Ричард  Браун  не  слышали  этого
разговора. Ни своими ушами из первых уст, ни в  записи  на  диктофон,  ни  в
пересказе. Никто не собирался посвящать их в очень секретные дела. Но в том,
что такой разговор был, сомнений нет.
   Где он состоялся? Черт его  знает.  Где-то  на  Земле,  может  быть,  под
землей,  в  каком-нибудь  бункере,  может  быть,  над   землей,   на   борту
какого-нибудь самолета или вертолета, а может быть, на воде или под водой  -
в принципе неважно.
   Кто беседовал? Трудно  сказать.  Одним  из  собеседников,  наверное,  был
Джонатан У. Хорсфилд, потому что именно он  знал  ВСЕ  или  почти  ВСЕ.  Но,
конечно, он сказал только малую часть того, что знал. А вторым  собеседником
был какой-то мистер X. Или Y. Или... Впрочем, это тоже неважно.  Важно,  что
это был человек, от которого зависело  ОЧЕНЬ  МНОГОЕ  или  даже  ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ
МНОГОЕ.
   - Зачем вам нужен этот парень? - спросил тот второй у мистера  Хорсфилда.
Речь шла обо мне.
   -  Эксперимент.  Весьма  важный  и  любопытный.  Во-первых,  мы  рискнули
проверить  действие  "Зомби-6"  и  сможем  на   основе   полученных   данных
приблизиться  к  разгадке  "Зомби-7".  Во-вторых,  нам  подвернулся   случай
испытать  систему  интротрансформации   на   реальном   солдате   вероятного
противника. В-третьих, мы ставим уникальный опыт по сверхскоростной передаче
опыта 30-летнего мужчины 20-летнему сопляку. Разве это не интересно с  точки
зрения чистой науки и будущей практики?
   - Мне всегда  хотелось,  мистер  Хорсфилд,  чтобы  вы  больше  занимались
практикой. В конце концов  вы  работаете  за  счет  правительства  и  в  его
интересах.
   - Вы правы,  сэр.  Хотя,  осмелюсь  напомнить,  что  в  интересах  нашего
правительства дистанцироваться от этого проекта. И этот  парень  -  одна  из
гарантий того, что участие нашего правительства в  программе  "Атлантическая
премьера" не будет афишировано. В нужный момент  он  опять  станет  солдатом
Коротковым. Более того, он  сможет  рассказать  то,  что  даст  нам  фору  в
психологической войне. Впрочем, это мелочь по  сравнению  с  тем,  что  даст
эксперимент по интротрансформации.
   - Я думаю, мистер Хорсфилд, что в операциях,  подобных  той,  которую  вы
намерены провести, нужно в минимальной степени  использовать  неотработанные
элементы.  В  конце  концов,  ваш  эксперимент  можно  было  бы  провести  в
полигонных, а не в боевых условиях.
   - Ну, полигонных испытаний было  достаточно  много.  Но  мы  работали  со
своими. Мы представляем  себе  все  процессы  с  точки  зрения  биофизики  и
биохимии достаточно адекватно. Пока никаких отклонений от прежнего опыта  мы
не имеем. Они могут возникнуть только в  случае  воздействия  тех  факторов,
которые мы не предусмотрели. А где мы можем найти непредусмотренные факторы,
кроме как в боевой обстановке?
   - Может быть, но я бы не стал подвергать риску успех операции.
   - Риска почти нет. Все, что он должен сделать - это превратиться в самого
себя, когда на это придет команда. У него не будет возможности отказаться...
- Наверно, Хорсфилд сказал это с улыбкой.
   - Тем не менее вы уверены,  что  Дик  Браун  будет  достаточно  комфортно
чувствовать себя в этой шкуре?
   - На сто процентов. Он ведь начисто забыл, как выглядел до того  момента,
когда у него не раскрылся парашют. В конце концов, мы  же  не  зря  три  дня
поддерживали жизненные функции в его мозгу... Да, установка  для  считывания
информации впервые была проверена не в лабораторных  условиях.  Конечно,  мы
записали все, но Короткову загрузили только то, что было до  последнего  дня
Брауна. Он помнит лишь то, что лег спать и заснул. То, что на следующее утро
он проснулся, отправился  на  тренировочный  прыжок  и  разбился,  в  память
Короткову не введено. Просто в одно прекрасное утро он проснется  на  другой
базе, среди людей, которые с ним  незнакомы.  Они  будут  знать  друг  друга
только по кличкам и проведут вместе  достаточно  времени,  чтобы  мы  смогли
убедиться,  что  Браун  надежно  работает  на  носителе-Короткове.   Никаких
контактов с внешним миром не будет до самого начала операции.
   - Кое в чем вы меня убедили, Джо. Но у меня есть еще одно сомнение.  Этот
покойный Браун имеет родственников?
   -  И  порядочное  количество!  -  Должно  быть,  мистер  Хорсфилд  и  тут
оскалился. - У него живы и отец, и мать, и тетка, и еще кое-кто.
   - Вы не подумали, что они могут поинтересоваться судьбой своего Дикки? Вы
же не сообщали им о его смерти, верно?
   - Ну, разумеется.  Он  с  ними  в  весьма  прохладных  отношениях.  Он  с
восемнадцати лет живет сам по себе. То есть жил... Впрочем, можно сказать, и
живет. Им он вряд ли за чем-нибудь понадобится. Но я все же  подстраховался.
Всем людям, которые когда-либо виделись  с  Брауном,  мы  перенесли  в  мозг
закодированный "спящий" опознаватель...
   - Так-таки каждому? - перебил мистер Х или Y.
   - Во всяком случае, всем  родственникам,  которых  мы  выявили,  а  также
друзьям детства, то есть тем, кто помнит его достаточно хорошо. Так вот.  До
тех пор, пока они не увидят его в новом обличье, они будут держать в  памяти
образ настоящего Брауна. Как только кто-либо  из  них  воочию  столкнется  с
Коротковым, то тут  же  опознает  в  нем  Брауна.  Это  сделано  только  для
подстраховки, на случай, если новый Браун для чего-то понадобится  здесь.  В
любой момент мы сможем снять этот опознаватель, и  тогда  никто  из  них  не
признает Короткова-Брауна.
   - Ваша "История Джекила и Хайда" отдает фантастикой, сэр. Те  разработки,
которые делаются у вас, меня  пугают.  Ведь  если  говорить  откровенно,  вы
пересаживаете человеческие души... С одной стороны, мне все  время  кажется,
что вы шарлатан и жулик. Я видел ваше досье - вы не должны ничего смыслить в
этих проблемах. Вы случайно не посланец Сатаны, мистер Хорсфилд? Может быть,
все эти штучки - черная магия?
   - Я прагматик, сэр. Я всегда считал, что неосуществимо только то, чего не
хочет Господь Бог. Если он допускает,  чтобы  наши  эксперименты  удавались,
значит, это Ему угодно. Поэтому не переживайте за наши души. У вас  еще  нет
понимания того, что это может дать нам в руки?
   - Понимание  есть,  уверяю  вас.  Но...  оно  несколько  двоякое,  мистер
Хорсфилд. С одной стороны, мне не трудно будет  убедить  людей,  от  которых
зависит ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ МНОГОЕ, что ваша  эта...  интротрансформация  -  ключ  к
победе над  антиамериканскими  силами  во  всем  мире.  Вывернуть  наизнанку
противника, сделать его покорным слугой или даже рабом, превратить идеалиста
в прагматика, русского - в  янки,  коренным  образом  заменить  идеологию  и
психологию каждого индивидуума в отдельности и огромных масс в целом  -  это
неплохо. Хотя и потребует, как видно, неких затрат,  подотчетных  Конгрессу.
Никаких  ядерных  или  обычных  войн,  никаких  дорогостоящих  кампаний   по
информационному  прессингу,  ни  инвестиций  в  агентов  влияния.  Несколько
медицинских  компаний,  фармацевтических  поставок,  вакцинаций  -  и   все,
контроль над миром обеспечен. Так?
   - Ну, не совсем, конечно, расходов потребуется  достаточно  много.  Но  в
целом мы, кажется, находим общий язык.
   - Не спешите, я еще не закончил. То, о чем только что говорилось,  -  это
официальная сторона дела. Да, с таким  проектом  в  папке  я  могу  пойти  к
президенту или госсекретарю. Но я думаю,  что  там,  в  их  аппарате,  сидят
весьма неглупые аналитики. Они не откажут себе  в  удовольствии  представить
дело так, что у президента засохнут все чернила в "Паркере". "Где  гарантия,
- скажут эти ребята, - что  первыми  "зомби"  не  окажемся  мы  сами  и  вы,
господин президент?" И будут правы. Ваш проект - палка о двух  концах.  Один
конец вы держите в своих руках, а другим сможете дубасить кого  угодно.  Все
ниточки намотаны на ваши пальцы. В том, что это не так, вам не убедить  даже
самого себя. Поэтому тот проект, который я держу в руках,  подавать  куда-то
вверх нельзя. Это самоубийство.  В  лучшем  случае  вас  возьмут  под  такой
контроль, что вы не сможете и шагу сделать самостоятельно, причем  управлять
вами  будут  с  нескольких  точек,  у  которых  будут  или  могут  оказаться
взаимоисключающие интересы. У кого-то хватит решимости вас убрать,  поверьте
мне, это очень легко, если очень хочется.
   - Как я уловил, все это преамбула к какому-то деловому предложению? Я вас
верно понял, сэр?
   - Хм... Вам в проницательности не откажешь. Да,  я,  пожалуй,  готов  вам
кое-что предложить. Ваш проект я оставляю у себя. Его перепишут на дискету и
закодируют так, что мало кто сможет с  ним  ознакомиться.  Все  оригиналы  и
черновики мы уничтожим. Президент  получит  от  меня  что-нибудь  достаточно
безобидное  и  не  имеющее  ничего  общего  с  вашей  подлинной  программой.
Возможно, мы создадим какой-нибудь  благотворительный  фонд  под  ничего  не
значащим  названием,  в  который  будут  поступать  пожертвования  от  неких
бескорыстных людей, от которых будет зависеть МНОГОЕ. Вас  они  интересовать
не должны, с ними буду иметь дело я,  а  вы  будете  получать  средства  для
финансирования той программы, которую задумали...
   - И вы будете контролировать ВСЕ? - осклабился - мне так представилось  -
Хорсфилд.
   - Я буду контролировать вас, мистер Хорсфилд. И только я! Это удобно, вам
придется беспокоиться только о том, как не испортить отношений со мной. Если
вам  будут  по  каким-то  каналам  поступать  иные,  даже  очень   выгодные,
предложения, вы должны будете немедленно  информировать  меня.  Надеюсь,  вы
понимаете, что у меня будет возможность получать информацию и минуя  вас,  а
потому рекомендую вам не проявлять забывчивость и неискренность. Думаю,  что
право прямого доклада президенту, которое вы получите на днях, должно  будет
убедить вас, что для меня в этой стране нет ничего невозможного.
   - Вы даете мне такое право?
   - Да. Для того, чтобы контролировать вашу  искренность.  Будьте  уверены,
мне это не повредит.
   - Вы оговариваете  себе  серьезные  гарантии...  А  мне  остается  только
поразмышлять о своих. Знаете, я даже не вижу, чем мои  интересы  могут  быть
защищены...
   - Ваши интересы могу гарантировать только я. И ваша полная  готовность  к
честному сотрудничеству. Разве вы  еще  не  поняли,  Хорсфилд,  что  у  меня
достаточно возможностей в этом мире? Ваша  деятельность  в  компаньонстве  с
мистером Купером-старшим дает мне столько козырей против вас и против  него,
что, если бы я пустил их в ход, с вашей  карьерой  было  бы  покончено.  Эти
компьютерные игры, как бы хорошо они ни были обставлены и замаскированы, уже
засвечены. Вас совершенно легально  можно  стереть  в  порошок,  засунуть  в
тюрьму и только там, в порядке милосердия,  пристукнуть.  Но  я  не  намерен
препятствовать  вам.  Пожалуйста,  работайте.  Сорок  процентов  -  ваши,  а
остальным, уж извините, попробую распорядиться  я.  Двадцать  вам,  двадцать
Куперу - это вполне достаточно.
   - Что ж... Выбора у меня нет. Я вынужден согласиться.
   ...Не знаю, отчего этот разговор представился  мне  именно  таким.  Очень
возможно, что ни  фразы,  ни  обороты  речи,  ни  интенсивность  диалога  не
соответствовали тому, что было в действительности. Ведь все у меня  в  нашей
общей с Брауном голове рождалось из догадок.  Тем  не  менее  смысл  и  суть
разговора иными быть не могли. Когда он состоялся? Думаю, что накануне того,
как Браун был вселен ко мне в башку, а я стал человеком, от которого  НИЧЕГО
не зависело.
   Визит лекарей
   Воображаемый диалог мистера X или Y с мистером  Хорсфилдом  выстроился  у
меня в голове за то время, пока я отдыхал после приема пищи. Браун, судя  по
всему, вообще проспал все это время. Те мозговые  клетки,  которые  он  себе
отхапал, отдыхали, а мои исконные,  коротковские,  сочиняли,  анализировали,
придумывали. Изредка выдергивали из памяти Брауна нужный материал и  цепляли
его в свои логические построения. Тем не менее как целое, как индивидуум  он
дрых. На это время я был Коротковым. Однако Браун, проснувшись, уже  знал  о
том, что я выдумал.
   Отдых нарушило появление целого кагала лекарей. Их  было  с  десяток,  не
меньше. Дам среди них было немного, а вот в двух или трех точно  угадывались
армейские костоправы-костоломы. Это были ребята из той  славной  когорты,  о
которых в армиях всего мира ходят анекдоты, начиная со  времени  Швейка  или
даже древнее. "Доктор, вы мне здоровую руку пилите!" - "Ладно, сейчас отпилю
и за другую возьмусь!" Или: "Доктор, у меня астма!" - "Поставить клистир!" -
"Доктор, вы не поняли, у меня бронхиальная астма!" - "Бронхиальная?! Двойной
клистир!" Ну,  наконец,  что-нибудь  вроде:  "Доктор,  у  меня  мозги  не  в
порядке!" - "Сейчас схожу за кувалдой!" К моему случаю,  кажется,  последняя
шуточка могла иметь самое прямое отношение.
   Брайт смотрелся посреди этой эскулапии  жутко  интеллигентным  человеком.
Для начала, не обращая на меня внимания, лекари сгрудились у приборов. Я был
весь облеплен датчиками, и все, что творилось у  меня  внутри,  эти  приборы
регистрировали и записывали. Брайт давал малопонятные пояснения. Именно  там
я  своими  ушами  услышал   слово   "интротрансформация",   которое   как-то
непроизвольно  послышалось  мне  в  воображаемой  беседе  Хорсфилда  с   его
патроном. Латынь вообще сыпалась как из мешка, к тому  же  доктора  галдели,
как стая ворон, и понять из их болтовни хоть что-то я не сумел. А вот  Браун
- смог.
   "Поздравляю тебя, парень, - сказал он Коле Короткову, - мы не в ЦРУ и  не
в КГБ. Сейчас эти парни решают, сколько нам еще жить. Думаю, что мне  теперь
лучше притихнуть. Не знаю, сумеем ли мы их надуть, но попробовать надо".
   "Мы у Хорсфилда?"
   "Во всяком случае, там, где все это  начиналось.  Хорсфилд  скорее  всего
все-таки загнулся. Я слышал его голос на подлодке, хотя в лицо не  видел  ни
разу. Его здесь нет".
   "А почему он должен быть здесь?"
   "Потому  что  без  него  не  стали  бы  решать   вопрос   о   прекращении
эксперимента, если бы он был жив".
   "А этот... мистер X или Y - он здесь, как ты думаешь?"
   "Вот это вопрос! По идее он здесь, но вычислить его трудно. Вряд  ли  это
Брайт - тот скорее ведущий исполнитель. Он сейчас больше  отчитывается,  как
мне кажется. В таких случаях надо смотреть, кто больше задает вопросов".
   "Да они все, по-моему, только и делают, что спрашивают".
   "Нет, не все. Я уже кое-что разглядел. Вот те трое, что стоят чуть дальше
от приборов - даже не врачи. Это охрана. Они, конечно, смахивают на  полевых
хирургов, но здесь им  делать  нечего.  Здесь  должны  быть  нейрофизиологи,
психиатры, фармакологи, биофизики. Вон та леди, похоже, фармаколог. У нее на
рукаве халата характерные дырки, прожженные кислотой. Во всяком случае,  она
имеет дело с химией. Те два, с бровями и мрачными глазами,  -  психиатры.  У
них идиотские лица, это тоже заметно. Больше всех спрашивают трое. Но два из
них - явно настоящие врачи, нейрофизиологи. Они хорошо владеют терминологией
и понимают, о чем говорит Брайт, с полуслова. А вот тот, что стоит спиной  к
мордоворотам, похожим на полевых хирургов, - это  хозяин.  Все  его  вопросы
носят общий характер.  Это  не  медик,  а  менеджер.  Ему  постоянно  что-то
объясняют, но он вряд ли врубается. Во всяком случае, до конца".
   "Значит, именно он - Х или Y?"
   "Во всяком случае, он тут главный. Сам Х или  Y  мог  и  не  являться,  а
прислать доверенного парня. Хотя если дело обострилось,  то  мог  явиться  и
сам".
   "А что значит: "обострилось"?"
   "Это значит, что за них кто-то взялся. Ведь если угробился посол, который
имел с тобой какие-то  контакты,  или  семья  Куперов  взялась  расследовать
историю исчезновения своего главы и  его  наследника,  то  может  получиться
нежелательный шум. Ты правильно придумал в своем диалоге между Хорсфилдом  и
этим Х или Y, когда последний  понимает  людей  "бескорыстных",  от  которых
зависит МНОГОЕ. Эти люди прихлопнут Х или  Y  как  муху,  если  он  окажется
нежелательным свидетелем. Ему надо убрать все концы в воду. Марселу, если ей
не повезло, они уже убрали. А вот насчет нас у них нет единого мнения. Х или
Y жаль бросать эксперимент, который сулит ему ОЧЕНЬ МНОГОЕ. Но себя ему жаль
не меньше. Что пересилит - черт его знает. От нас НИЧЕГО  не  зависит.  Пара
капель какого-нибудь быстрорастворимого снадобья - и мистер  Браун  вкупе  с
товарищем Коротковым прекращают функционирование. Тело кремируется, а  пепел
смешивается с автомобильным гудроном или с минеральными удобрениями.  Я  уже
давно мертв физически, хотя некоторое время об этом не знал,  тебе  это  еще
предстоит. Судя по всему, загробного мира не  существует,  так  что  бояться
нечего. Душа - это всего лишь комплекс компьютерных программ, помещенных  на
элементную базу из каких-то биологических чипов".
   "Ты же верил в Бога", - заметил Коротков.
   "А теперь - нет. Бог не дал бы Хорсфилду спереть мою душу и  записать  ее
на какую-нибудь дискету, чтобы потом впихнуть в твою полупустую башку".
   "Но ведь он успел сделать это, пока ты еще не умер. Она еще жила в  твоем
теле, эта душа. А если б она  успела  отделиться,  то  он  не  сумел  бы  ее
захватить. Тут как раз наоборот получается, что раз душа может жить отдельно
от тела... то ее могут и в рай и в ад унести... Если,  допустим,  у  кого-то
есть для этого оборудование".
   "Может быть. Ты тоже кое-что соображаешь. Тогда нам обоим плохо придется.
В аду уже приготовили для нас подходящую сковородку. Я за  время  пребывания
на Хайди наделал столько грехов, что мне их не отмолить за сто лет.  Но  при
этом - в твоем теле. Ведь это ты перетрахал там кучу баб и убил целую  толпу
людей. Плюс крал, предавался чревоугодию и пьянству,  лжесвидетельствовал...
Что там еще?"
   "Я не знаю. У нас это не проходили".
   "Ну да, ты еще и нехристь. Прямая дорога к черту в зубы!"
   Консилиум между  тем  продолжался.  Лекари  наконец  закончили  галдеж  у
приборов и подошли к кровати.
   - Здравствуйте, - сказал тот, кого Браун определил как Х или Y.
   - А что, если ты ответишь ему  по-русски?  -  Дик  явно  позабыл,  что  с
сестрой и Брайтом мы мило говорили по-английски.
   Он услышал мое мнение и уточнил:
   - Пойми, он может не доверять Брайту. Если ты раскроешься  как  Коротков,
то внесешь в них сумятицу. Это лишний шанс выжить.
   - Где я? - спросил Коротков на родном языке.
   - Что? - Х или Y выпучил шары. - Доктор Рабиновитц, он сказ