сле того, как
их поникают, было удобнее  трупы  вывезти.  И  тут  уж  ничего  не  поможет.
Тоскливо! Но никуда не денешься...
   Совсем неподалеку от него проводил вынужденный досуг Ежик.
   В то время как Макара увели на допрос, его запихнули в  маленькую  камеру
без  окон,  где  не  было  никакой  мебели  кроме  обитого  черной  клеенкой
медицинского топчана, на которых в  процедурных  кабинетах  делают  уколы  и
ставят клизмы. Из удобств был только умывальник, из которого  вечно  капала,
надоедая стуком, холодная вода, да круглая  дыра  в  полу  для  надобностей.
Сперва Ежик нервно прислушивался - не потащат ли и его  следом  за  Макаром,
дергался от каждого звука шагов  и  голосов  за  дверями,  но  потом  как-то
смирился и, свернувшись калачиком на  жестком  топчане,  впал  в  полудрему.
Несколько раз ему начинали сниться какие-то тревожно-страшные сновидения, он
испуганно просыпался, потом опять забывался...
   Часы у Ежика "при аресте" не отобрали, в камере горела лампочка,  поэтому
он регулярно поглядывал на часы. Точно  они  шли  или  нет,  неизвестно,  но
выходило, что сидит он уже часов пять, но никому, по-видимому, не требуется.
Кроме того, он отметил, что если в первые часы его пребывания в заточении из
коридора доносились какие-то голоса, шаги, хлопание дверями, то  теперь  все
словно вымерло. Создавалось впечатление, будто все покинули  подвал  и  Ежик
сидит тут вообще один-одинешенек. С одной стороны, это было неплохо  -  вряд
ли теперь его потащат на какую-нибудь  пытку.  Но  с  другой  стороны,  Ежик
начинал думать,  что  его  просто-напросто  забыли.  В  нормальных  казенных
тюрягах, где ему доводилось  бывать,  про  баланду  и  прочую  хавку-шамовку
администрация не забывала - раздавала. А тут - частный сектор. Что  хотят  -
то и  творят,  права  качать  бесполезно.  И  адвоката  нет,  жаловаться  на
содержание. Захотят - сгноят, захотят - придавят побыстрее..
   Нет надо было тогда дернуться, выпрыгнуть в дверь  с  "ПСМ",  попробовать
добежать до леса! Может, и убили бы, но не тосковал бы  тут  на  одной  воде
из-под крана, да и то с привкусом ржавчины...
   Но больше всего, конечно, Ежик переживал насчет того, где Макар и  что  с
ним происходит. Потому что без Макара он  сам  себе  человеком  не  казался.
Макар - тот все знает, чего можно говорить, чего нет, как врать  и  в  каком
объеме. А он,  Ежик,  ежели  его  начнут  метелить,  наверняка  либо  начнет
говорить все, как на духу, и тем себя погубит, либо начнет  врать,  но  так,
что в два счета запутается и заполучит еще  массу  приключений  на  задницу.
Хорошо еще, что Ежик не видел той фильмушки, которую Макару показывали, а то
бы помер со страху. Конечно, нет-нет, да и наезжало на Ежика сомнение,  что,
может, Макар уже как-то открутился, куда-нибудь слинял, а  его,  Ежика,  тут
оставил, волкам на растерзание.
   На самом деле все было совсем не  так.  Макар  сидел  в  точно  таких  же
апартаментах, что и его юный ученик.  Точнее,  лежал  на  топчане,  подложив
ладони под затылок, и, прикрыв глаза веками, размышлял о своих перспективах.
У него тоже не отобрали часы, и он мог время  от  времени  поинтересоваться,
сколько натикало. Получалось, что перерыв в допросе несколько затянулся.  По
идее, если самой хозяйке некогда, то могла бы поручить своим жлобам без  нее
продолжить с Макаром  просмотр  фильма  насчет  "Маленьких  наслаждений",  а
может, уже и начать  их  практическое  осуществление.  Но  никто  Макара  не
беспокоил, и от этого становилось почему-то еще страшнее...
   ВЕЧЕРОМ
   Никита проснулся оттого, что ему пощекотали нос. Он чихнул, открыл  глаза
и увидел, что около его кровати стоит Света.
   - С добрым утром! - улыбнулась Света. Все еще полусонный, Ветров  сел  на
кровати и покрутил головой.
   - Просыпайся,  просыпайся!  -  Света  похлопала  его  по  плечу.  -  Есть
разговор.
   Пока  Никита  умывался,  она  выставила  на  столик  какую-то   посудину,
сделанную из ограненного под хрусталь стекла  в  форме  прямоугольной  башни
старинного замка или монастыря, с притертой пробкой, как  у  графинчика.  На
этикетке значилось: "Древлеславльская водка". В посудине вмещалось никак  не
меньше пол-литра. Кроме нее, на столике  появилось  несколько  прямоугольных
упаковок из прессованной бумаги с какими-то готовыми закусками, черная икра,
бутерброды с колбасой, ветчиной и красной рыбой, шпроты и еще что-то. В  тот
момент, когда Света приглашала Никиту садиться, она доставала нарезанную  на
тонкие ломти буханку ароматного черного хлеба, похожего на "Бородинский". Не
удержалась, чтобы не прорекламировать:
   - Наш, здешний, свеженький! Чувствуешь запах?
   - Чувствую, - сказал Никита, - своеобразный.
   - Сейчас еще нашу водочку попробуешь, - сообщила Света, - только здесь, в
области, такую делают. Тара оригинальная, правда?
   И с этими словами она налила две хрустальные рюмашки.
   - Значит, так, - торжественно объявила Света. -  Сегодняшний  день  мы  с
тобой прожили не зря. У меня в сейфе  лежит  одна  важная-преважная  бумага,
которую наш губернатор подмахнул от всей широты сердца и за  очень  скромную
сумму. Вот за эту бумажонку мы и выпьем первую!
   Чокнулись,  выпили.  Водка  действительно  была   хорошая.   Мягкая,   не
обжигающая, а чуть согревающая горло. И все остальное тоже, в  том  числе  и
душу.
   - Сейчас я тебе еще салатик открою, остренький - как раз под  водочку,  -
Света содрала фольговую крышку с одной из пластиковых упаковок и пододвинула
к Никите. - Вот тебе вилка, кушай, поправляйся!
   Никита разглядел, что в салате  было  много  острого  перца  маринованных
огурчиков, лука и зеленых помидоров.
   - Не удивляешься, что к тебе с бутылкой пришла?
   - Вообще-то удивляюсь. Днем как-то без этого разговаривали  и,  в  общем,
понимали друг друга.
   - Так вот, я хочу выпить за то, чтоб ты всегда меня понимал и чтоб я тебя
тоже понимала. Пьем?
   - Нормальный тост. Пьем!
   Чокнулись, выпили, закусили... Никита  ощущал  себя  ни  в  одном  глазу,
только малость повеселее и попроще.  При  этом  ему  показалось,  что  Света
намного хмелее его. Не  то  чтоб  у  нее  язык  заплетался  или  координация
движений сильно нарушилась, а просто было впечатление, что она на пару рюмок
больше выпила. Например, она невзначай спихнула на пол вилку.
   - Злая баба придет, - припомнил старую примету Никита, -  постучи  вилкой
по деревяшке.
   - Ты суеверный? - спросила Света, уже стуча вилкой по ножке стола.
   - Не знаю. Иногда - да, иногда - нет, а что?
   - А в судьбу веришь?
   - Если б мне толком объяснили, что это такое, может быть, и поверил бы.
   - Понимаешь, мне очень давно, лет десять  назад,  на  старый  Новый  год,
пришлось гадать с девчонками. Ну, знаешь, наверно, как  иногда  наша  сестра
дурью мается? Мне нагадали, представляешь себе, что  я  замуж  не  выйду  до
тридцати лет! Уже хорошо, правда? Раньше мне казалось, чтo  тридцать  лет  -
это уже старуха. А теперь  мне  до  тридцати  осталось  два  месяца  дожить.
Всего-то!
   - Зря сказала, - заметил Никита,  -  я  думал,  тебе  двадцать  пять,  не
больше.
   - Врешь, подлизываешься. Я старше смотрюсь. И знаешь, почему? Потому  что
я не секретарша, а директор и должна быть солидней. Чтоб чувствовали, что  с
силой имеют дело. Видел в приемной теток? Им всем под  полтинник.  И  каждая
жутко важная,  хотя  всего-то  управляет  парой-тройкой  булочных  в  лучшем
случае, а в худшем просто десяток лоточниц снабжает, как посредник. Цены  на
мои булки нагоняет. А забрать отсюда - норовит дешевле... Вот  поэтому  я  и
привыкла их ошарашивать. Знай наших!
   - Слушай, - спросил Никита, - давай еще по одной - и хватит?
   - Это почему хватит? Пока весь графин не усидим - никаких гвоздей.
   - Ты ведь еще до этого приняла? Небось в обладминистрации?
   - Ну, приняла. Правда, не в администрации, а у главы на даче.  Сегодня  ж
воскресенье. Чуть-чуть коньячку, в представительском плане. А что,  я  очень
сильно пьяная?
   - Нет, просто возбужденная немного. В России, если человек выпил, либо  о
политике говорить  начинает,  либо  о  работе.  Правда,  это  больше  мужчин
касается.
   - Ну да, а бабы чаще кости мужикам перемывают. Но если бабы при деле - их
тоже на разговор о работе тянет. Это ты прав.  Но  бутылку  уговорить  надо.
Сейчас третью выпьем - сделаем перекур.
   - Хорошо. За то, чтоб тебе везло, как сегодня!
   - Спасибо! Очень хорошее пожелание. Сегодня мне везет, это точно. А вчера
- очень хреново было. После Балясина.
   - Все позади, не расстраивайся...
   - Расстраиваться? Зачем? - улыбнулась Света. - Теперь мне на все начхать,
я все сама поведу. А этим козлам - во!
   Мисс Булочка согнула локоть и изобразила такой предмет, каким по  природе
не располагала. Никита усмехнулся.
   - Слушай, - сказала Света, - пригласил бы ты меня потанцевать?
   - А музыка? Из телевизора?
   - Зачем? У меня плейер есть.
   Света порылась в пакете, добыла оттуда плейер,  пристроила  один  наушник
себе в ухо, а другой - Никите, повесив сам аппарат на поясок  своих  брючек.
Щелк! Запись закрутилась...
   "Пригласите! Пригласите! Пригласите!" - страстно выкрикивала в  наушниках
Пугачева. Никита осторожно положил руки на тонкую талию партнерши и  ощутил,
как ее маленькие, теплые ладошки легли ему на спину. Чуть  покачиваясь,  они
стали ходить  из  стороны  в  сторону  по  небольшому  пятачку  пола,  между
кроватью, столом, креслами и тумбой телевизора...
   ИЗ БИОГРАФИИ НИКИТЫ ВЕТРОВА
   Никита рос в эпоху, когда на дискотеках редко танцевали  в  обнимку.  Все
больше дергались в общей куче, вихляясь и толкаясь, визжа от избытка чувств,
сил и энергии. Тем более что были еще спиртным подогреты, а иногда  и  дурью
какой-нибудь. Парни и девки  на  тусовках  были  одеты  и  пострижены  почти
одинаково - унисекс царил. Говорили на общем сленге,  "грузили"  друг  друга
малопонятными, но вызывавшими  общий  смех  анекдотами,  матерились  хоть  и
относительно редко, но совместно, а также придумывали себе "жен"  и  "мужей"
"по системе". То есть играли, шутки шутили. Конечно, при том, что чуть ли не
все девицы в тусовке какое-то время числились Никите "женами", он ни с одной
не целовался даже, не то чтоб что-то посерьезней. У других что-то было, а  у
него нет. Конечно, он был о сексе хорошо  информирован  -  как-никак  рос  в
эпоху гласности и порнографии! - но только теоретически.
   В армии он тоже практических навыков не набрал. Там для этого условия  не
самые лучшие. Кто был очень охоч до приключений, те бегали  в  самоволки,  а
Никита нет. Ну а в Чечне вообще  надо  было  побольше  о  собственной  шкуре
думать, чем о девушках. Очень многих дурачков,  которые  этого  не  понимали
родители не дождались вообще или до сих пор дожидаются из плена.
   Потом на какое-то время Никита впал в депрессию и вообще не мог врубиться
в жизнь. Он уже и с прежними знакомыми не мог общаться,  потому  что  их  не
понимал, куда уж тут  о  новых  говорить.  Причем  ему  и  искать-то  их  не
хотелось. Лишь в последние месяцы, понемногу оттаяв за два года  от  зимы  и
весны 1995-го, он стал чувствовать в этом подспудную потребность. Но слишком
много  занимался  учебой  и  слишком  редко  общался  вне   университета   с
однокурсниками, чтоб завязать какое-то серьезное знакомство.
   В общем, Никита оставался  девственником,  что  в  наше  время  и  в  его
возрасте - явление не характерное...
   И как прикажете реагировать такому товарищу, когда  его  рукам  дозволили
обнять гибкую, тонкую талию молодой женщины,  которая,  хоть  и  кокетничает
своими тридцатью годами, не потеряла ни задора, ни юности? И когда  ее  руки
не просто держатся за его не очень мощную спину, а осторожно, трепетно,  как
бы невзначай, ее  поглаживают?  .  И  расстояние  в  несколько  сантиметров,
которое разделяло их в самом начале, как-то незаметно сократилось и сошло на
нет?
   Кулончик с черепушкой,  в  глазах  которой  зловеще  багровели  маленькие
рубинчики, напоминал: memento mori! Что у нее на уме, почему  она  пришла  к
нему в подвал, одна, без охраны? Ведь  это  не  девочка-ромашка,  а  хозяйка
сорока стволов...
   - Хорошо... - сказала Света, укладывая щечку на Никитине плечо. -  Хорошо
танцуем...
   - Может, не надо так тесно? - спросил Ветров. - А то...
   -  Молчи,  глупышка,  все  испортишь...  -  произнесла  она,  прикладывая
пальчики к его губам. У  Никиты  по  всему  телу  прокатилась  жаркая  волна
возбуждения.
   - У тебя сердечко забилось... - заметила  Света.  -  Быстро-быстро...  Ты
что, волнуешься?
   - Да... - прошептал Никита. - Немного...
   - Почему? Боишься чего-то?
   - Не знаю...
   - А я знаю. У тебя просто еще ни разу ничего не было. Верно? Я права?
   - Aгa... - внезапно пересохшим языком пробормотал Никита.
   И тут Света, плавно притянув его лицо к своему, приоткрыла рот и  припала
губами к его губам. Сильно, жадно, взасос... Никита услышал, как зубы о зубы
потерлись, дыхание захватило, и он крепко, судорожно прижал к себе  женщину,
уже понимая, что она станет самой первой в его жизни... Света, не  отрываясь
от его губ, обхватила его коленками, повисла на нем, прогнулась, потеревшись
брючками о его джинсы, ощутила через несколько слоев ткани тугой  и  крепкий
предмет... Никита испытал  от  этого  ее  движения  легкий,  приятный  стыд,
забрался руками под ее кожаный  жакет  и  жадно  гладил  спинку,  лопаточки,
талию, все еще не решаясь забраться под обтягивающую их водолазку.
   - Смелее, смелее... - жарко шепнула Света, оторвавшись от Никитиных губ и
опустив руки ему на  талию,  прогнула  их  под  джинсовую  куртку,  а  затем
проворными движениями наманикюренных пальчиков  с  острыми  ноготками  стала
вытягивать из джинсов рубаху и майку. Одновременно она тихонько  пятилась  к
постели, увлекая  за  собой  Никиту.  Он  ощутил,  как  ловкие  ладошки  уже
пробрались к нему под рубаху, пролезли и осторожно, нежно поглаживают его по
коже. И он  тоже  наконец-то  отважился  приподнять  вверх  край  водолазки,
просунуть под нее руки и прикоснуться к  во  многом  еще  загадочному,  чуть
припотевшему женскому телу...
   - Хорошо, хорошо... - бормотала Света, жадно проводя руками по его  спине
и бокам. - Ты такой осторожненький...
   Они уже подошли к кровати вплотную и мягко повалились на нее боком.  Губы
их снова встретились, и теперь уже Никита, немного неумело, но очень жадно и
сильно прижался к ним в поцелуе...
   - Норма-ально! - сладко простонала Света, а правая рука ее в этот момент,
соскользнув с Никитиной спины и легонько погладив бок, воровато  перескочила
на джинсы и два пальчика, большой и  указательный,  легонько  ухватились  за
металлическую петельку "молнии"... Ж-жик! И Никита  со  стыдом  и  восторгом
ощутил, как проворная ладошка осторожно щупает его через трусы...
   - Ух ты мой, ненаглядненький! - сюсюкающим голоском произнесла  Света.  -
Грибочек ты мой!..
   Никита, тяжело, возбужденно  дыша,  поглаживал  ее  прогнувшуюся  спинку,
иногда просовывал пальцы под застежку бюстгальтера, только не знал, как  она
расстегивается... Он то и дело прикасался губами к  полузакрытым  ресничками
глазам, ароматным щечкам, носику и мочкам ушей,  ощущая  себя  переполненным
самой  сильной  нежностью  и  любовью  к  этому  невероятному,  загадочному,
фантастическому существу.
   - А знаешь, что я придумала? - жарко прошептала Света  прямо  в  Никитине
ухо. - Давай не будем ничего снимать, а?
   - Разве так получится? - спросил он.
   - У нас с тобой все получится... - страстно дыша, сказала она. -  Все-все
получится... Ляг на спинку, котенька!
   Никита подчинился. Света приподнялась,  перебросила  через  него  колено,
села ему на ноги и закопошилась в прорехе  его  джинсов,  выпуская  на  свет
Божий предмет... Оп!  И  вот  он  уже  стоит,  чуть  покачиваясь,  озаренный
красноватым,  сладострастным  светом  ночника.  Нет,  конечно,  Никита  свое
хозяйство знал хорошо, и вид этой части своего  собственного  тела  ему  был
хорошо знаком, но все же в этот момент ему показалось, что происходит что-то
нереальное, необычное, фантастическое.
   - Птенчик наш вылупился... -  прошептала  она  игриво,  а  затем  немного
отползла назад, нагнулась,  обрушив  вниз  свои  мягкие  золотистые  волосы,
высунула  язычок  и  плавно  лизнула  головку.   Потом,   придерживая   член
пальчиками, обнажила свои ровные, беленькие зубки и, обдав головку неровным,
горячим и влажным дыханием, осторожно погрузила в рот... Зубки не укусили, а
лишь чуточку пощекотали, язык и н„бо погладили, губки причмокнули... - Это я
с ним здоровалась... - выпустив орган на волю  и  погладив  его  по  головке
ладошкой, сообщила Света. - Ну а  теперь  ему  пора  поработать.  Начнем  со
спецодежды...
   Она выдернула из кармана джинсов яркую упаковочку,  проворно  распечатала
ее и вынула полупрозрачный, маслянисто блестящий презерватив.
   - Вот! Теперь ты у нас совсем красивенький... - порадовалась Света.  -  А
теперь - самое главное...
   И она легким движением распахнула "молнию" своих брючек. В прорехе Никита
увидел темную ткань трусиков и Даже успел  удивиться:  ведь  их-то,  по  его
разумению, уж точно надо снимать...
   Однако Света уже быстро скользнула вперед, встала на колени, расставив их
по обе стороны от Никитиных  бедер  после  чего,  взявшись  за  пенис  двумя
большими и двумя указательными пальчиками, направила головку в прореху...
   Никита, у которого в этот момент восторженно заколотилось сердце,  ощутил
легкий металлический холодок от зубчиков "молнии", затем головку  пощекотала
невесомо-нежная ткань трусиков (в них была  щелочка  устроена,  вот  и  весь
секрет!), а потом легонько укололи волосики, прикрывавшие  еще  одну,  очень
важную щелочку, но уже не в ткани, а в самом Светином теле... Именно туда  и
вставили умелые пальчики необученную Никитину штуковину, а потом Света мягко
присела, и головка проскользнула куда-то глубоко-глубоко, в мокрую,  горячую
и слизистую глубину этого "самого главного"...
   - У-ух! - выдохнула Света, стискивая Никиту ляжками, затянутыми в  так  и
не снятые брючки. - Он там так греет, такой приятный и большой-пребольшой...
Тебе хорошо, Никитушка?
   Никита переживал ощущение  восторга  и  легкого  страха  -  вдруг  сейчас
окажется, что это был сон и ничего больше... Но нет,  не  сон  это  был.  Та
самая Света-Булочка, к которой он прошлым утром ехал почти как  на  Страшный
суд, действительно стала его  первой  женщиной,  и  сейчас  они  были  одним
целым...
   - Вот видишь, - озорно хихикнула Света, -  мы  ничего  не  сняли,  а  уже
совсем вместе! Правда, здорово?!
   - Да, - произнес Никита. - А почему тебе так хотелось?
   - Потому что так интереснее... - Света прилегла Никите на грудь,  обнимая
его ножками. - Потому что у нас еще вся ночь впереди. И поэтому  сначала  мы
будем трахаться одетыми, а потом будем постепенно друг другу открываться.
   Они обнялись крепче, чтоб случайно  не  разъединиться,  перевернулись,  и
теперь Никита лежал на Светке.
   - Ну, вгони его поглубже! А-ай! - восторженно завопила она, когда  Никита
принялся за дело, довольно быстро освоив нехитрую технику этого  упражнения.
Светкины вопли его немного смущали.
   - Не ори ты так! - прошипел он. - Весь хлебозавод услышит!
   - Не услышит! А! А-а! А-у-у! А-и-я! Хочу и буду орать! А  тут  в  подвале
никто не услышит. Уа-а! Уа-ау! Я - кошка! Ко-о-ошка!
   - А Люська? Она же где-то тут сидит?
   - Да плевать я на нее хотела! Плевать! Плевать! Плевать!...
   ПРОЯСНЕНИЕ СТАТУСА
   Люська действительно находилась в том самом номере, дверь  которого  была
напротив Никитиного. Дождавшись семи часов вечера, она получила  ужин  через
лифт, а потом решила вздремнуть.  Заснула  она  примерно  в  полвосьмого,  а
потому проспала и приход Светки, и их довольно громкий разговор с Никитой.
   А проснулась она даже не от Светкиных стонов,  а  от  глухих  ритми