та,  к  нам
неслись на максимально возможной скорости две пожарные машины и  санитарный,
армейского образца микроавтобус "УАЗ"...
   ВОТ ТАКАЯ "СВЕТА"
   В какую-то секунду я почуял угрозу. Даже не  уверен,  что  это  РНС  меня
предупредила. Просто я уже ждал неприятностей. И за  те  несколько  десятков
секунд, пока к нам приближались автомобили, сумел догадаться, что именно под
личиной пожарных и медиков  скорее  всего  и  намерены  нагрянуть  неведомые
супостаты.
   - Мужики! - крикнул я пилотам. - Дуйте в лес!
   - Да брось ты, - отмахнулся командир, - ничего не горит, не бойся. Валюха
все поглядел... Нигде не подтекает... Ты думаешь,  пожарники  едут,  так  мы
горим? Приедут и уедут...
   - В лес, говорю! - заорал я, наводя автомат и сбрасывая флажок на АВТ.
   - С ума спятил?! - выпучил глаза пилот. - Припадок?
   Ну как этим козлам объяснишь, что сейчас  их  просто  так,  за  компанию,
могут изрешетить? Я задрал ствол и дал короткую в воздух...
   - У, чудак - сплюнул майор. - И правда, от тебя подальше надо! Псих!
   Все пятеро нырнули в кусты. Мои прапорщики выскочили из самолета и прытко
рассыпались в небольшую цепь. До ближайшей машины было около сотни метров.
   Бойчук укрылся под брюхом самолета за правой гондолой шасси, Тарасюк - за
левой, Гриценко и я устроились за пнями. Филя-Пилипенко  вылезал  последним,
но я крикнул ему:
   - Назад! На тебе "три восьмерки"!
   Он понял и вновь нырнул в  самолет.  Конечно,  туда  лучше  было  послать
самого себя, потому что  Филя  мог  сдуру  уже  сейчас  подключить  зловещую
клемму, но об этом я не подумал.
   Тут у меня некстати появилось сомнение: хрен его знает, ведь я  по  одной
интуиции подумал, что на нас нападают. А вдруг и впрямь простые пожарники  и
какая-нибудь врачиха с медсестрой?
   Мне ничего не грозило, даже если б  я  расстрелял  в  упор  именно  таких
людей. Чудо-юдо  отмазывал  меня  и  от  более  безобразных  вещей.  Но  мне
отчего-то до ужаса не хотелось лишних трупов. Поэтому я еще раз стреканул  в
воздух, а затем прокричал что было сил:
   - Стой! Не приближаться к самолету! Стреляю на поражение!
   Хоть бы хрен! Любой умный водила, если у него за спиной мирные пожарники,
уже притормозил бы и предложил начальнику пойти на переговоры. Конечно,  так
же мог бы поступить и  тот,  кто  собирался  похитить  у  нас  перстеньки  и
Кармелу. Остановиться, подойти без оружия, оценить, сколько нас и что от нас
ждать... Впрочем, если у Чудо-юда под  крылышком  и  впрямь  работал  чей-то
стукачок, то эти ребята уже все знали. И даже то, что времени у них  на  все
про все очень мало. Часок, не больше. А им надо было за это время не  только
нас перестрелять, но и разыскать ящик с Кармелой, перегрузить его на машину,
довезти до вертолета или самолета... И еще взлететь...
   Поэтому машины неслись дальше, и я не  мог  сидеть-дожидаться,  пока  они
подкатят вплотную, закидают нас "черемухой" и покосят очередями в упор.
   - Огонь! - наверно, это я сам себе скомандовал, потому что для  остальных
сигналом стала моя очередь. По  шинам  я  не  стрелял,  бил  по  капоту,  по
кабине... Головная "пожарка" на базе "ЗИЛа" остановилась  всего  в  полсотне
метров, к тому же неловко - подставившись правой  дверцей.  Тот,  кто  сидел
справа, открыл левую и, выпихнув  мешком  водителя,  вывалился  сам.  Ударил
Бойчук - и мужик с диким воплем подскочил на полметра и пузом, плашмя рухнул
наземь. Остальные  "ихние"  попрыгали  через  задние  двери  и,  прикрываясь
машиной, стали отвечать.
   Мой пенек был вполне надежен, если из-за  него  не  высовываться.  Но  не
высовываться - значило не стрелять. Те,  кто  долбил  по  нам,  прячась  под
колесами "ЗИЛа"-"пожарки", вполне могли прижать нас огнем, пока другие,  те,
что свернули и поехали влево от самолетного хвоста, не обойдут нас с фланга.
В ту сторону строчил только Тарасюк, которого я не видел.
   И тут я услышал торопливый, гулко разлетевшийся по лесу автоматный грохот
где-то за спиной... Несколько пуль прошуршало намного выше моей головы.  Они
летели из лесу.
   В какие-то секунды все  стало  понятно  до  холода  в  желудке.  Эти,  на
машинах, были только одной группой. Со стороны леса должны  были,  в  случае
пальбы, подвалить еще. Они хотели подойти без шума, но,  видимо,  наткнулись
на летчиков, которых я,  по  доброте  душевной,  погнал  в  тайгу  от  греха
подальше...
   Тоска смертная накатила. У летчиков вряд ли было время вытащить из  кобур
свои "Макаровы", да скорей всего и не имели они их при себе... Ведь они ж не
в тыл врага собирались, а в обычный  рейс.  Да  и  если  у  них  было  время
пальнуть, против "калаша" не попрешь.  Это  означало,  что  те,  кто  сейчас
расстреливает летчиков, через пару минут выйдут на опушку и  саданут  нам  в
спину. По крайней мере, мне и Гриценко, потому что тех, кто  под  самолетом,
сразу не достанешь.
   Гранату - в подствольник! Пуля брякнула по каске, пошла мяукать, я дернул
спуск гранатомета, едва высунув один глаз из-за пня. Хлопок! Удар! Есть!
   Везет дуракам! Гранату я положил не куда-нибудь, а под днище "пожарки", в
узкую щель между обрезом алого борта и землей. Больше того -  под  бензобак.
Кто-то заорал диким голосом, но я не понял, то ли осколками его  задело,  то
ли окатило валом  оранжево-рыжего  пламени,  вырвавшегося  из-под  машины  и
забушевавшего вокруг  нее.  Сизо-черный  дым  клубами  повалил  от  горящего
бензина, пули перестали долбить пень, и я рывком отпрыгнул из-за пня  назад,
буквально вмазываясь в  траву,  прополз  несколько  метров,  и,  привскочив,
взлетел по стремянке в самолетный люк.
   - Гриценко! - позвал я, потому что парень не усек моего маневра и остался
на месте. Он понял, вскочил, метнулся к самолету и тут...  Протарахтели  две
очереди откуда-то из-за деревьев  -  и  Гриценко  швырнуло  наземь.  Автомат
вылетел из рук и, бряцнув антабкой, упал  в  траву.  Он  опоздал  на  десять
секунд - не больше. Да что ж, блин, за жизнь?! Хочу помочь -  а  люди  из-за
этого гибнут...
   Где-то  внизу,  там,  где   остались   Тарасюк   с   Бойчуком,   хлопнули
подствольники, потом ударило несколько очередей, кто-то взвизгнул,  и  стало
тихо.
   - Трое, - сказал незнакомый голос. - Еще пара в самолете.
   - Подпалить его к хренам...
   - Нельзя...
   Я заглянул в грузовой отсек. В дюралевом борту светилось тонкими лучиками
с десяток пробоин...  На  полу,  ничком,  окунувшись  в  бурую  лужу,  лежал
Пилипенко. Те мальчики, что подсчитывали трупы снаружи, к сожалению, были не
правы. Один я остался. А всей пальбы, судя по моим  командирским,  вышло  на
пять минут. Может, на десять, но не больше.
   - Баринов! - позвал голос. - Бросай оружие и выходи. Жизнь гарантирую.
   Я отмолчался, напряженно шевеля мозгами. Всего ничего: выйти и сдаться. И
ведь помилуют,  сразу  не  прикончат.  Скорее  всего  и  я,  и  Таня-Кармела
понадобились кому-то, кто интересуется нашими микросхемами. Все "прапорщики"
стали трупами. Вряд ли кто-то расскажет Чудо-юде, как я себя вел.
   - Баринов! - голос стал строже. - Ты жив, мы это знаем. И  то,  что  тебе
приказано живым не сдаваться - тоже знаем. Не тяни время. Все равно выйдешь!
   Я вспомнил о клемме и ящике 888. "Через две минуты ка-ак..." -  а  зачем?
Ведь она там спит и, может, даже почувствует, как ее разрывает на части.  Да
и мне, по правде сказать, эти ощущения не очень хотелось испытывать. Времена
орлят, подрывавшихся последней гранатой из чистой принципиальности,  похоже,
прошли. То ли принципы изменились, то ли жизнь стала дорожать. А может быть,
помирать просто так, чтоб врагу не достаться, нужно только  в  тех  случаях,
когда наверняка знаешь, что если не помрешь - хуже будет. Сейчас мне  что-то
упрямо подсказывало, что хуже - не будет. Я  прикинул,  что  могу  потерять,
если сдамся. Свободу - наверняка. Совесть - у меня и так ее с  гулькин  нос.
Семью - жил же я без нее двадцать лет! Но зато смогу жрать, дышать, может, и
еще чего-нибудь... А взорвусь - потеряю  все  вообще.  Начисто  и  навсегда.
Другого Короткова-Баринова не будет. Будут клочья  мяса  и  обломки  костей,
размазанные по смятым  листам  рваного  дюраля.  И  только  эксперты  смогут
отличить, где чей ошметок, что было Димой, а что - Таней...
   Додумать мне не дали. Грохнул небольшой  взрыв,  тряхнувший  самолет,  со
звоном и лязгом вылетела дверь. Ах, с-суки! Кольцо с  "эргэдэшки"  я  сорвал
моментально и, отпустив рычаг, пару секунд держал в руке, думая,  что  смогу
выдержать до четвертой. Но не смог. Рука сама  швырнула  ее  туда,  в  проем
взорванной двери, грохнуло, тряхнуло, осколки затенькали по обшивке, кто-то,
охнув, матернулся, от души резанул очередью по борту самолета...
   - Отставить! - гавкнул голос очень и очень знакомый, хотя и слышал я его,
если он мне не приснился, давным-давно. - "Черемуху"!
   Хлопок! "КС-23" плюнул гранатку, она лопнула, и желтоватое  облако  стало
расползаться по салону... Я бросился прочь от него, и  даже  не  помню,  как
очутился в хвостовой турели, на том месте, где когда-то стояла  пушка...  Но
глотнуть газа я все-таки успел. Меня замутило, засвербило в горле, в глазах,
в носу. Слезы потекли ручьями, я  закашлялся,  как  туберкулезник,  а  потом
вдруг ощутил, что не могу пошевелиться, теряю равновесие и  роняю  оружие...
"Ждал Нюру, а пришла Света..." - выдал мозг, явно утратив логику  и  выдирая
из памяти некие куски. Затем стало  темно,  тихо  и  пропали  все  остальные
ощущения.
   СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
   К сожалению, они пропали не навсегда и даже не надолго.
   Наверно, я пришел в себя не позже  чем  через  двадцать  минут,  а  то  и
раньше, сидя на жесткой скамеечке в салоне грузового "Ми-8". Руки, скованные
наручниками, были пристегнуты к стальной  скобе,  примерно  так,  как  в  то
время, когда Кармела катала меня на "уазике" по Подмосковью. Само собой, все
мое вооружение было отобрано, вместо каски-сферы на голове у меня  появилась
какая-то засаленная кепка, вместо бронежилета - ватник.  Да  и  вообще  меня
переодели капитально. Я превратился не то в бомжа, не то в беглого зека,  не
то в дезертира. Кирзовые сапоги, затертые и стоптанные на обе пятки,  драная
рубашка в грязно-серую клетку, замасленные и штопаные солдатские штаны.
   В салоне, кроме меня, было еще пятеро. Судя по всему, это были именно  те
граждане, что провернули эту операцию. Вооружены они были не  хуже,  чем  я,
когда отправлялся сопровождать эти чертовы полторы тонны. На них было то  же
советское снаряжение, те же бронежилеты и сферы, у них были те же  автоматы.
Отличались они лишь тем,  что  под  касками  у  них  были  напялены  вязаные
подшлемники с дырками для глаз. Все ясно - группа захвата взяла вооруженного
и  особо  опасного  преступника,  правда,  ранее  не  судимого...  Возможно,
администрации аэропорта именно  так  все  и  объяснили.  Группа  вооруженных
бандитов  угнала  военно-транспортный  самолет,  а  отважные  бойцы  МВД  ее
обезвредили. Кто бы стал проверять?
   Я представил себе, как помрачнеет отец, узнав о том, чем все закончилось.
Пенал с липовыми перстеньками, конечно, забрали, но  если  эти  господа  или
товарищи охотились именно за ними, то разберутся в надувательстве достаточно
быстро. Ящик с Кармелой стоял в шаге от моих ног.  Видимо,  господа-товарищи
не торопились его вскрывать.
   Нетрудно было догадаться, что те, кто меня сцапал, ни  на  какие  вопросы
отвечать не станут и задавать их совершенно бессмысленно. То, что эти ребята
и сами не будут задавать вопросов, тоже само собой подразумевалось.  Утешало
и то, что после того, как я угодил к ним в лапы, они не  отвели  душу  и  не
наставили мне синяков. Обычно после того, как  клиент  расстреляет  по  тебе
пару магазинов и угостит двумя гранатами, с ним не церемонятся. К тому же  в
этой перестрелке мы минимум двоих уложили насмерть, а  возможно,  и  больше.
Подобное обращение не улучшает эмоциональный настрой. Но у этих парней,  как
мне показалось, нервы были крепкие. Если им велели взять живьем и  доставить
живым, то выпрашивать себе пулю бесполезно. Они даже бить не станут,  потому
что при этом может пострадать моя очень нужная кому-то  черепушка.  В  самом
крайнем случае аккуратно  дадут  под  дых,  на  манер  нашего  незабываемого
ротного, чтобы привести в успокоенное состояние.
   Гораздо интереснее было поразмышлять над тем, куда они  меня  привезут  и
что со мной будут делать те, кому я понадобился. Точнее,  кому  понадобились
мы с Таней. И вообще, кто эти самые "те"? Наследники мистера Грега  Чалмерса
или Джонатана Уильяма Хорсфилда? Мистер Белогорский, если он на  самом  деле
не помер, а лишь внушил мне, что умирает?  Какая-нибудь  третья  неизвестная
сила?
   Мне даже показалось на секунду, что вся эта история могла быть  разыграна
по сценарию Чудо-юды. Может быть, он подозревал меня в том, что я и есть тот
самый "стукачок", через которого из Центра трансцендентных методов  обучения
утекает  информация?  И  решил  подвергнуть  меня  такой  вот  дорогостоящей
проверочке? То, что я не сдался, было, конечно, плюсом, но вот то, что я  не
стал взрываться вместе с ящиком ј 888 и контейнером,  где  покоилась  спящая
красавица,  явно  снижало  общую  оценку  по   поведению.   Хотя   и   чисто
умозрительно,  но  такой  вариант  можно  было   допустить.   Чудо-юдо   мог
пожертвовать и большим числом статистов, чтобы  выяснить,  насколько  предан
ему старший сын. Очень может быть, что если бы я все же подключил  разъем  к
клемме и провоевал еще пару минут, дожидаясь взрыва, то ничего не  произошло
бы, а появился бы отец и пожал мне мужественную руку.
   Из этого следовало, что проверка  может  и  продолжиться.  Если  там,  на
месте, куда меня привезут, я  стану  объектом  допросов  и  расспросов,  то,
прежде чем "колоться", следует трижды подумать. Потому что Чудо-юдо, хоть  и
убеждал  меня  неоднократно   в   отсутствии   у   себя   тарасо-бульбовских
наклонностей, все-таки вполне  способен  пойти  на  ликвидацию  изменника  и
предателя гражданина Баринова Д. С.
   Вертолет,  похоже,  начал  садиться.  Один  из  тех  пятерых,  что   меня
сопровождали, набросил мне на голову, прямо поверх кепки, мешочек из плотной
черной ткани, с небольшой веревочной стяжкой по горловине. Помнится,  одного
клиента мы примерно таким же  образом  обрабатывали,  только  мешок  был  из
черного пластика, и клиент в нем начал слегка задыхаться. Он раскололся, но,
конечно,  шкуру  не  спас  и  угодил  в  топку.  Меня,  кажется,  душить  не
собирались, потому что стяжку затянули не совсем, и, кроме того, через ткань
вдохнуть кое-что было вполне реально. Главной заботой моих опекунов было то,
чтоб я ничего не видел.
   Под шасси хрустнул гравий, почти неслышно в свисте турбины, но  я  ощутил
это. Меня отстегнули  от  скобы,  закрутили  руки  назад,  опять  защелкнули
браслеты и, взяв под локти, вывели на  свежий  воздух.  Пахло  лесом,  сырой
травой, она шуршала у меня под сапогами. Вели куда-то вверх, то ли по склону
холма, то ли по откосу оврага, пару раз я  цеплялся  головой  за  ветки.  Ни
одного слова я по-прежнему не слышал. Однако голос того, кто приказывал  мне
сдаваться, я ощущал как бы внутри себя. Нет, определенно он мне  знаком!  Но
когда и кому этот голос принадлежал, отчего-то вспомнить я не мог.
   Было сыро, сверху накрапывал дождь, но холода особого  не  чувствовалось,
все же на мне был ватник. Вряд ли меня сумели  уже  вывезти  из  Сибири,  но
определить по погоде, где находишься, было невозможно.
   Свет чуть-чуть различался, но неяркий, от пасмурного дня.  Сопровождающие
сопели, но не толкали и не пинали - просто волокли под руки. Я  не  упирался
и, хотя не видел ничего, шел не спотыкаясь.
   Но вот откуда-то потянуло холодом и плесенью, стало заметно  темнее,  под
ногами захрустели песок и галька, захлюпала вода. Похоже, что меня завели не
то в пещеру, не то в штольню. Несколько раз впереди мигал яркий свет, видно,
кто-то оборачивался и посвечивал фонарем. Шаги отдавались гулко, когда  один
из конвоиров кашлянул, отозвалось эхо. Везет мне на подземелья!  В  Германии
по подземной дороге на вагонетке катался, на Хайди по  Лопесовым  катакомбам
гулял, на Сан-Фернандо спелеологией развлекался, в Москве  по  бомбоубежищам
лазил, а теперь вот сюда приволокли... Не напоследок ли?  А  то,  может,  им
просто неохота было меня Чудо-юде оставлять?
   От таких мыслей стало прохладней, даже зазнобило немного.
   Пристрелить здесь и бросить - сто лет никто не найдет. А  Чудо-юдо  будет
думать, что я где-то живой, а может быть, и торговаться с ними  начнет...  И
его   кинут,   попросту   говоря,   предварительно    выцыганив    миллионов
полтораста-двести.
   Но эти мысли я  отогнал.  Очень  они  были  пессимистические.  Во-первых,
Чудо-юдо не ребенок, его не проведешь. То, что он пролетел с этим "Ан-12", -
не его вина. Слишком авиаторам доверился. И мне, если на то пошло. У него  и
раньше бывали какие-то проколы, но он от этого становился  только  хитрее  и
злее. Сейчас он уже начал ставить на уши и  друзей,  и  знакомых.  Рано  или
поздно  он  найдет  тех,  кто  ему  дорожку  перешел.  "И  живые  позавидуют
мертвым..."
   А во-вторых, я был убежден, что нужен похитителям живым. Так  же,  как  и
Кармела.  Потому  что  у  нас  в  мозгах  вживлены  таинственные  полужидкие
пленки-микросхемы. К тому же чем-то отличающиеся от тех, что Чудо-юдо вклеил
Винь и Зейнаб.  Импортные,  так  сказать.  Где  я  заполучил  свою  -  можно
догадываться приблизительно. Кто и когда оделил такой же  штукой  Кармелу  -
вообще неизвестно.
   Надеяться никому  не  вредно.  Даже  тем,  кого  с  мешком  на  голове  и
наручниками на запястьях волокут куда-то в неизвестность. Вот я и надеялся.
   Впереди, совсем близко, мигнул фонарь, что-то лязгнуло, меня  подтолкнули
вперед. Под ногами гулко  забухало  железо.  Опять  лязгнуло,  затем  что-то
загудело, и я ощутил, что меня, кажется, опускают куда-то вниз. Похоже,  это
была шахтная клеть. Осклизлый сырой ветер тянул снизу, задувал под ватник  и
холодил ноги в драных  хэбэшных  шароварах.  Где-то  урчал,  наматываясь  на
барабан, стальной трос, гудел  электромотор  приличных  размеров.  Почему-то
стало смешно от мысли, что этот трос может лопнуть и я вместе с двумя своими
конвойными, пролетев несколько сот метров по стволу,  гробанусь  в  лепешку.
Зато быстро и не обидно.
   Но мы доехали до дна. Видать, это была не "Донецкая кочегарка", в которую
три Останкинских башни по высоте  влезает.  Максимум  метров  сто-полтораста
было в этой шахточке.
   Опять  лязгнуло,  и  меня  вывели  из  клети  на  шуршащий  гравием  пол.
Подтолкнули вперед - пошел дальше. На  сей  раз  вели  недолго.  Лязгнула  и
скрипнула дверь, сквозь поры ткани стал заметен электрический  свет.  Теперь
ноги шли по чему-то гладкому, похожему на линолеум. Воздух был заметно  суше
и плесенью не пах.
   Щелкнул замок, металлически-гулко открылась дверь. Кто-то вставил  ключик
в наручники, открыл браслетки и, сдернув с меня мешок, толкнул в  спину.  От
яркого света я на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, то дверь за моей
спиной уже закрылась.
   Это была скорее камера, чем комната - три с  половиной  метра  в  высоту,
пара - в ширину и три - в длину. Окна, естественно, не было, но была батарея
отопления и вентиляционная решетка  у  потолка.  Стояла  койка  с  матрасом,
подушкой, байковым солдатским одеялом и обычным набором чистого  белья:  две
простыни,  наволочка,  вафельное  полотенце.  Ближе  к  выходу  -  унитаз  и
умывальник. Стол был сделан из толстого уголка, выгнутого буквой П и концами
вцементированного в стену. Затем  букву  П  заложили  связанной  из  толстых
железных прутков арматурой,  пристроили  снизу  дощатую  опалубку  и  залили
цементом. Когда застыло - опалубку убрали, а сверху на стол  наклеили  кусок
линолеума. Точно такого же грязно-серого, каким был застлан пол. По  той  же
техно