рацких  снах",  из
пустоты достал восемь фотографий  и  подвесил  их  в  воздухе  вопреки  всем
законам физики. Шесть фото Сорокин  "повесил"  слева,  а  два  -  справа.  Я
догадался, что шесть были сфотографированы при посадке, а два - при  взлете.
На всех были изображены некие мутно обрисованные НЛО. Почти все были  разных
форм и, видимо, размеров. Одни были действительно похожи на тарелки,  другие
на огурцы, третьи вообще не поймешь на что. Но лишь два фото - одно справа и
одно слева - были, похоже, сделаны с одного и того же объекта.
   - Между "посадкой" и "взлетом" этого аппарата, - похожие  фото  приобрели
красную окантовку, - прошло  почти  три  года,  -  объявил  Сорокин.  -  Его
линейные  размеры  таковы,  что  если  б  он,  все  это  время  оставался  в
"Котловине", то туда не смог бы  опуститься  ни  один  из  последующих  пяти
аппаратов. А вот этот, - Сарториус ткнул пальцем во второй правый снимок,  -
не сумел бы оттуда взлететь. Правда, все это верно с  точки  зрения  обычной
человеческой логики.
   - Ну да, - сказал Чудо-юдо, рассматривая фотографии.  -  С  точки  зрения
нечеловеческой логики этот гигант мог уменьшиться до  размеров  песчинки,  и
ваша камера его не разглядела.
   - Неплохо, - порадовался Сорокин, - но могло быть и  намного  проще.  Или
сложнее, не знаю уж, как  сказать...  Словом,  эти  корабли  не  садились  в
"Котловину", а проходили через нее куда-то...
   - К центру Земли?- скептически прищурился Чудо-юдо.
   - Насквозь пролетали? - вырвалось у меня.
   - Нет,  конечно.  А  вот  входить  в  какой-то  канал,  уводящий  в  иное
измерение,  в  гиперпространство,  подпространство  или  подпространство   -
фантасты много чего навыдумывали! - они вполне могли.
   - Понятно,  -  сказал  отец,  -  нырнули  здесь,  а  выскочили  в  другой
галактике. Занятно...
   Что касается меня, то я  сразу  вспомнил  Киску,  перстни  Аль-Мохадов  с
выпуклыми и вогнутыми "плюсами" и "минусами" на  руках  Биргит  Андерсон  по
кличке Сан, Луизы Чанг по кличке Мун  и  Элеоноры  Мвамбо  по  кличке  Стар,
погибшего на шоссе профессора Милтона Роджерса, "Боинг-737",  исчезнувший  в
районе Бермудского треугольника, и  картинки  на  экране  монитора,  которые
Роджерс показывал Майклу Атвуду, считавшему себя Ричардом Брауном.
   И тут - что для "дурацкого сна" вполне  обычное  дело  -  через  одну  из
темных арок в нашу "концертную церковь" вошел  некий  смутный,  расплывчатый
призрак. Голубоватый, полупрозрачный, но вполне узнаваемый  Милтон  Роджерс.
После чего, не открывая рта и не моргая  -  покойник  все-таки!  -  он  стал
произносить знакомые мне по давнишнему "Хэппи-энду для Брауна" фразы:
   "Я провел кое-какие расчеты и попытался смоделировать ситуацию, хотя  все
это, конечно, очень гипотетично.  Это  только  условная  модель,  которую  я
построил с огромными допущениями в  сторону  от  известных  представлений  о
природе пространства и времени. С точки  зрения  строгой  науки  -  все  это
фикция,  фантазия.  Все  мои  коллеги,  будь  они  здесь,  разнесли  бы  мои
построения в  пух  и  прах,  а  в  лучшем  случае  приняли  бы  все  это  за
академическую шутку. Поэтому им я никогда не покажу эту программу. Я  спрячу
ее подальше, а может быть, даже сотру.  Вы  будете  вторым  человеком  после
меня, который ее увидит, и скорее всего последним.
   Итак, я допустил, что  существует  некая  возможность  воздействовать  на
основные составляющие материи - пространство и время -  с  помощью  духовной
силы, разума.  Это  требует  второго  допущения  -  что  есть  некая  среда,
способная передавать духовную силу  материи  и  вызывать  ее  трансформации.
Подобную среду  признает  только  религия  -  это  Бог  как  Дух  Святой.  Я
предположил, что эта среда  есть  и  генерируется  биологическими  объектами
Земли. Всеми, не только людьми. За многие миллионы лет  пространство  вокруг
Земли должно было насытиться элементарными частицами разума, а  возможно,  и
распространиться за пределы солнечной системы. Я исхожу  из  того,  что  эти
частицы неуничтожимы и  обладают  свойством  не  терять  энергию,  -  жуткая
нелепость с точки зрения второго закона термодинамики! Но только  так  можно
объяснить то, что три усиленных интеллекта, соединившись в некую цепь, могли
инициировать некий "пространственно-временной смерч". Вот я его изобразил на
дисплее (возникло изображение - довольно размытое, впрочем -  той  картинки,
которую Браун-Атвуд видел на компьютере Милтона Роджерса, тут  же  появились
цветные портреты Сан, Мун и Стар). Три женщины  -  вероятно,  могли  быть  и
мужчины! -  состыковав  разъемы  на  перстнях,  образовали  как  бы  отрезок
спирали. И от них, по  спирально-силовой  линии,  закрутился  этот  "смерч".
Конечно, даже если бы вся их масса перешла в энергию, этого вряд ли  хватило
бы. Скорее всего, они вызвали  какой-то  процесс  в  той  среде,  которую  я
выдумал. И этот процесс, словно цепная  реакция  ядерного  взрыва,  пошел  с
колоссальным  выделением  энергии.  Воздействие  на  магнитное  поле   Земли
провернуло в пространстве-времени узкую, не более мили в диаметре, "дыру"  и
унесло "Боинг" со всеми пассажирами и экипажем в такие  глубины  космоса,  о
каких мы и представления  не  имеем.  Очень  важно,  что  дело  произошло  в
Бермудском треугольнике. Тут много  всяких  не  слишком  хорошо  объясненных
аномалий, и весьма возможно, что какие-то факторы удачно совпали  для  того,
чтобы выбросить "Боинг" с Земли. Я даже слышал россказни, будто в Бермудском
треугольнике  некие  инопланетяне   соорудили   нечто   вроде   пункта   для
телепортации через пространство и время. Может быть, цепь  из  трех  девушек
включила какой-то механизм..."
   Сделав свое краткое сообщение, призрак Роджерса  удалился,  оставив  нас,
виртуальных, но, в общем-то, живых, наедине со своими проблемами.
   - Роджерс - это тот самый, из NASA?- спросил Чудо-юдо, хотя профессор  не
представлялся вслух. - Знакомый мисс  Тины  Уильяме?  Неужели  он  не  узнал
Атвуда?
   - "За время пути собака могла подрасти..." - хмыкнул я. - Тем  более  что
Майк уже считал себя Брауном.
   - Жаль, жаль Атвуда... - произнес Сарториус. - Не понял он меня в 1994-м.
А я, возможно, поторопился. Не было нужды его рубить. Ну,  что  сделано,  то
сделано.
   - Снявши голову, по волосам не  плачут,  -  согласился  отец.  -  Давайте
глянем поближе, что тут Роджерс намоделировал...
   Не знаю, что произошло. Каким ветром мне дунуло  в  голову,  каким  клеем
склеило кусочки неясных  подозрений  в  единое  целое.  Возможно,  это  была
реакция на ключевое слово, заложенное мне в мозг  настоящим  Чудом-юдом  или
настоящим  Сарториусом.  Могу  только  предполагать,  что  это  было   слово
"намоделировал". А может, все как-то  само  по  себе  раскрутилось.  И  черт
дернул меня за язык:
   - А вы сами-то, случайно, не "Черным камнем" смоделированы?
   Сверкнула яркая вспышка - точь-в-точь такая, как  те,  что  сверкали  при
срабатывании Black Box` а в снах, где я был Майком Атвудом.
   Но меня не выбросило в реальный мир.
   После вспышки я оставался все в  том  же  помещении,  только  Чудо-юдо  и
Сарториус оттуда исчезли. В одиночестве, однако, я пребывал недолго. В одном
из темных проемов-арок появился очередной гость. Точнее, гостья.
   - Привет, - послышался полудетский голосок Тани-Вики. -  Это  я.  Ты  мне
рад?
   - Рад, - ответил я, хотя был убежден, что  и  она  смоделирована  "Черным
камнем"
   - Ой ли? - Вика с явно Хрюшкиным ехидством посмотрела на меня,  кокетливо
прищурив левый глаз. - А я думала, тебе с Лусией в постельке уютней.
   Она была одета в  длинное  черное  платье  с  закрытым  воротом,  которое
облегало фигуру в бедрах. Ничего похожего в Ленкином гардеробе не было, да и
Таня вряд ли носила что-нибудь похожее. Но в сочетании с короткой стрижечкой
и сережками в открытых ушках оно уж больно симпатично смотрелось.  А  вообще
мне и личико нравилось - давно не видел.
   - Ты сейчас где вообще-то?
   - Уже в Москве. В Швейцарии сейчас не до нас. Прокуроры разные  катаются,
всех  чужие  деньги  интересуют.  Чудо-юдо  велел  там  не  маячить.   Лучше
повременить немножко.
   - Хорошо там?
   - Прекрасно. Горы, снег, лес, солнце.
   - Прямо как у нас тут, в Сибири. Только там горы повыше.
   - И мороз поменьше.
   - Как ребята? По-прежнему не признают?
   - Почему? Признают. Бабушка им сказала, что я их новая гувернантка. Зинка
ведь уехала, а сидеть с ними кому-то надо. Я их теперь  в  тир  вожу,  бегаю
кругами, в хоккей играю. Я с Колькой на  пару,  а  Катька,  Ирка  и  Сережка
против нас. У нас в воротах Винюшка стоит, а у  них  Зейнабка.  Когда  шайбу
кидают, они сразу задницей поворачиваются и визжат.
   - Весело!
   - А как ты думал? Связи с вами неделю не было, никто толком не  знал,  то
ли вас соловьевцы постреляли, то ли Сарториус, то ли просто  пургой  замело.
Вот и носилась как угорелая, чтоб голову всякой дурью не забивать. А как  ты
тут?
   - На лыжах катаюсь. На паралете летаю. Нервы  успокаиваю,  понемножку  за
Лусией ухаживаю.
   - Понятно-понятно! Нашли, значит, уютную избушечку и развлекаются. Ты  не
думай, я все знаю.
   - Да я чего? Я ничего.
   - Сама знаю, что ничего. Тебя сейчас надо автокраном поднимать, чтоб было
"чего".
   - Между прочим, у меня все в норме. Если б на месте Лусии была ты...
   - Скажите пожалуйста, какие мы благородные! Ну а как  насчет  того,  чтоб
провести ночь с законной женой?
   - Да здесь, что ли? Тут и не устроиться нигде... Я понимал,  что  "Черный
камень" полощет мне мозги. Четко понимал, хотя и не знал, как  мне  от  него
отделаться.
   - Идем... - позвала Вика томным голоском. До этого момента она была все в
том же черном платье, то есть была похожа  на  темный  и  плоский  силуэт  с
более-менее четким лицом. Теперь платье  приобрело  голубой  цвет,  глубокий
вырез, и в нем Вика стала ужас какой соблазнительной.
   - Куда? - спросил я, чтобы выиграть хоть пару  лишних  секунд.  Поскольку
уже знал, что потащусь за ней. Сбросить с  себя  этот  чарующий  дурман  мне
никак не удавалось.
   - Идем, идем... Не пожалеешь!-  проворковало  это  наваждение  в  юбке  и
ухватило меня за руку. Никакого ощущения искусственности  не  было:  теплая,
добрая, ласковая женская ладошка. Вполне живая, хотя  я  прекрасно  понимал,
что это ненастоящий мир.
   И я пошел. Потопал туда, в один из черных таинственных арочных проемов.
   Оттуда,  из  этого  проема,  повеяло  теплом,  влажным   таким,   не   то
тропическим, не то банным.
   - Раздевайся... - прошептал из темноты голос Вики. - Там жуткая жарища...
   Самое странное, что я не  помнил,  как  был  одет  в  начале  сна,  когда
присутствовал при диалоге отца с Сарториусом. А тут оказалось, я одет  в  те
самые шмотки, что были на мне перед тем, как я улегся на нары.
   - Не бойся... - жарко бормотала Вика откуда-то из темноты. - Потрогай - я
уже голенькая...
   И ее ладошка приложила мою пятерню к нежной  и  гладкой  грудке...  Мозги
затуманило еще больше. Если до этого момента я отдавал себе отчет,  что  все
это имитация, очередная подлянка "Черного камня", то после  прикосновения  к
груди виртуальной Вики, ощущавшегося совершенно натурально,  настороженность
почти пропала. Я  начал  быстро  скидывать  одежду,  а  темнота,  в  которой
скрывалась невидимая, но вполне осязаемая Вика, все время поторапливала:
   - Ну скорее, скорее, что ты возишься...
   И я торопился, хотя в голове еще  сигналило  с  отчаянной  назойливостью:
"Опасно! Опасно!" Эти сигналы были слышны не сильнее, чем  звук  будильника,
накрытого подушкой.
   Когда я остался в чем мать родила, Викины руки  притянули  меня  к  себе,
обхватили, прижали к теплой и влажной коже...
   - Я так ждала... Так ждала... - прошелестело из тьмы. - Идем...
   Обнимая ее за талию, но вместе с тем ясно ощущая себя ведомым,  я  сделал
несколько шагов вперед.
   -   Там   дверь,   ее   надо   открыть...   -   последовала   инструкция,
сопровождавшаяся   новыми   игривыми   пробегами   ее   ладошек   по   моему
освобожденному от одежды телу.
   Я послушно взялся за металлическую ручку, которую  мне  помогла  нащупать
Вика, почуял под рукой холодный металл, коснулся  войлока.  Что-то  знакомое
было в этой двери, хорошо знакомое... но я уже забыл, что именно.
   Когда дверь открылась, на меня  накатил  поток  влажного  жара,  будто  я
выходил из  самолета,  прилетевшего  из  прохладной  Европы  на  тропический
остров. На Хайди, например. Даже повеяло какими-то ароматами  цветов,  моря,
буйной зелени...
   - Все это там... - прошептал из непроглядной тьмы голос Вики. -  Впереди.
Надо открыть еще одну дверь - и мы будем счастливы...
   Последние тревожные звонки сознания угасли. Я  был  полностью  во  власти
этой темноты, этих запахов, этой тропической жары, возбуждающей необузданную
страсть. Даже то, что вторую дверь пришлось открывать, выдергивая  откуда-то
деревянный брус, не навело меня на здравую мысль.
   Дверь открылась, и жаркое солнце ослепило меня.  Я  услышал  гул  прибоя,
крики чаек, шелест пальмовых листьев. Впереди был просторный пляж, усыпанный
горячим белым песком, гибкие  пальмы  стояли  невдалеке  от  прибоя,  дальше
ярусами поднимались в гору буйно-зеленые  джунгли...  Вика,  выскользнув  из
двери на пляж, смуглая, вольная, легконогая, побежала по песку к морю, крича
на бегу:
   - Догоняй!
   И я рванулся за ней. Полностью утратив понимание того, что происходит.
   Но тут моя левая нога - слава  ей,  зачастую  несправедливо  ругаемой!  -
зацепилась за что-то жестяное и брякающее, вдобавок больно тюкнув  по  жести
нестриженым ногтем большого пальца.
   Острая боль пронизала тело и разбудила одурманенный мозг.
   ПОГОНЯ
   Наваждение как рукой сняло. Я  очнулся  так  же  быстро,  как,  помнится,
просыпался в армейской  учебке,  услышав  грозный  рык  прапорщика  Кузяева:
"Подъем! Тридцать пять секунд, последнего - убиваю!"
   Я действительно был в чем мама родила, но никаких тропиков,  конечно,  не
наблюдалось. Да, было солнце, но не горячее, как у теплого Карибского  моря,
а холодное,  красноватое,  окутанное  морозной  дымкой.  И,  разумеется,  не
просматривалось никакого моря, окромя "зеленого моря тайги", да и то зеленым
его можно было назвать с большой долей условности, потому что вся эта зелень
была покрыта толстыми снежными шапками. А вместо накаленного солнцем  белого
песка имелся белый холодный снег. Вот на этом снегу я и  очутился  в  момент
пробуждения. Рядом со мной валялось опрокинутое помойное  ведро,  которое  я
установил  между  внутренней  и  внешней  дверями  избушки,  извиняюсь,  для
сортирных нужд. Хорошо, что обновить его еще не успели.
   Загорать на снегу я не собирался и,  вскочив  на  ноги,  юркнул  в  избу,
которая после снежной ванны показалась мне протопленной баней.
   Помнится, первой мыслью было побыстрее одеться, пока Лусия не  проснулась
и не подумала, что я  сексуальный  маньяк  или  идиот,  жаждущий  заполучить
простуду. Но когда я, захлопнув за  собой  обе  двери,  повернулся,  у  меня
екнуло сердце.
   Нары были пусгы. Шкура, под которой мы  спали,  оказалась  сброшенной  на
пол, а по всей избе валялись вперемешку предметы обмундирования. И моего,  и
ее. Проклятый "Черный камень"!
   Это означало, что он работал не только против меня, но  и  против  Лусии.
Что она видела во сне, я еще не знал, но ясно, что бедной научной мышке, как
и мне, грешному, тоже  привиделось  нечто  сексуально-тропическое,  ибо  она
стянула с себя все, вплоть до трусиков. И это не виртуальная Вика убегала от
меня  по  горячему  тропическому  песку,  а  натуральная  Лусия,  охмуренная
злодейским инопланетным интеллектом, голышом рванула в тайгу,  без  лыж,  по
снегу, при морозе под тридцать градусов!
   Первая мысль была не менее идиотской, чем мое поведение во сне:  я  хотел
тут же, как был, выскочить за  ней  и  отловить.  Позже,  оценивая,  что  бы
случилось, поддайся я этой мысли, я иногда думал, что  поймал  бы  невольную
беглянку, прежде чем она успела бы удалиться от избушки. Но нет, боюсь,  это
ничем хорошим  не  кончилось  бы.  Лусия  бежала  во  сне,  ощущая  кайф  от
внушенного ей "Камнем" тропического жара и всех прочих иллюзий. Пока "Черный
камень" нагонял на нее свои заморочки, ей было море по колено. А я-то,  если
б решился ее ловить, не одевшись и не взяв лыжи, закоченел бы очень  быстро.
Мне кстати вспомнился  рассказ  старшего  Лисова  о  том,  как  он  ловил  в
новогоднюю ночь деда Лешку - Леонтия Савельевича Кислова. Старик,  разбросав
по дороге всю одежду, пробежал восемь километров  и  не  замерз,  гонясь  за
призраком своей ожившей якобы Ксюшки...
   Поэтому я не стал пороть  горячку,  а  принялся  подбирать  с  пола  свою
разбросанную одежду. Заодно прихватывал и Лусиины Шмотки, сваливал в кучку.
   Напялив поверх всего паралетный  комбез,  подшлемник,  который  вроде  бы
должен был защищать от воздействия "Черного камня", но, судя  по  вчерашнему
опыту, ни фига не защищал, и даже нахлобучив шлем, я обнаружил, что потратил
аж полчаса. Мне казалось, это не слишком много, и я извел еще пять минут  на
то,  чтобы  запихать  все  Лусиино  обмундирование  внутрь  ее   паралетного
комбинезона. Связав правую штанину с левым рукавом, а левую -  с  правым,  я
получил нечто вроде ранца, похожего на те, с какими солдаты Кутузова  ходили
защищать Отечество от Бонапарта. Поверх всего засунул в комбинезон  флягу  с
трофейным спиртом.
   Потом встал вопрос о лыжах для Лусии. Сперва я не хотел их брать,  решив,
что отдам ей свои, а себе из подручного  материала  сделаю  снегоступы.  Но,
посомневавшись пару  минут,  решил,  что,  пока  я  буду  мастерить,  чертов
"Камень" может ей  еще  какое-нибудь  наваждение  придумать,  а  то  и  меня
заморочить.
   Разорвав один из перевязочных пакетов, я сложил лыжи,  связал  спереди  и
сзади. Не скажу, что  был  рад  этой  дополнительной  навьючке,  потому  как
прихватил с собой все оружие, которое мы вчера приволокли,  в  том  числе  и
тяжеленный  "ПК"  с  одним-единственным,  но  очень   ценным   крестообразно
надпиленным патроном. Кроме "ПК" был еще и автомат,  взятый  у  соловьевцев,
моя личная "дрель", а также "ПП-90", который Лусия, должно быть, получила  в
наследство от Лукьяна. Да еще семь магазинов к автомату - жадность, жадность
проклятая! - и запасная обойма к "дрели". Плюс нож. Его  надо  было  в  зубы
взять, чтоб быть воистину до зубов вооруженным.
   Я прособирался  почти  час.  Вполне  достаточно,  чтоб  Лусия,  убежавшая
голышом на мороз, успела замерзнуть. Но мне что-то подсказывало, что еще  не
поздно и я сумею спасти непутевую мышку.
   С лыжами, притороченными поперек спины к ранцу, сварганенному из комбеза,
я, наверно - да простит меня Господь! - был похож на  гражданина  Иисуса  из
Назарета, тащившего свой крест на Голгофу.  Ему  было  проще,  поскольку  он
знал, что страдает за грехи человеческие, является искупительной  жертвой  и
вообще сыном Божьим, которого папа в беде не оставит. У меня тоже был  папа,
и довольно серьезный, но надеяться на то, что он вот-вот появится, я не мог.
Хотя в памяти еще были свежи  впечатления  от  сна,  где  он  демонстрировал
неплохую осведомленность в моих делах, было  бы  ошибкой  безоглядно  в  это
поверить. "Черный камень", судя по всему,  мог  выдать  любую  дезу  на  мою
микросхему, и самое правильное, что я должен был сейчас  делать,  это  ни  в
коем случае не влезать ни в какую виртуальность. ГВЭП - его начисто  разбило
пулей - я бросил в избе и не боялся, что меня потянет его применять.
   Анализируя сон, я пытался понять, когда в него пролез "Черный камень",  с
самого начала или попозже? Потом плюнул и решил не загружать башку.  Слишком
уж легко было запутаться. Смущало только одно. В некоторых местах мне  вроде
бы давали пояснения, как бороться с  этими  пришельцами.  Либо  это  "Черный
камень"