ел  долгов
наделать, запутался. Если до своего секретного фонда не доберется - в  трубу
вылетит. А если еще мафии задолжал, то вылетит уже по-настоящему, как у  вас
в кочегарке...
   - Много ты про нас знаешь,  я  смотрю,  -  произнес  Сэнсей.  -  Тебе  не
кажется, что это для здоровья вредно?
   - Нет, не кажется. Это  моя  профессия.  Если  ты  дурак,  попробуй  меня
убрать. Даже если  получится,  жизни  у  тебя  не  будет.  И  вообще,  давай
договоримся не хамить.
   - Согласен, - кивнул Сэнсей, - пошутил неудачно.
   - Ладно, поверю. Продолжаю про Воронцоффа. Из пикового положения  у  него
есть несколько выходов. Про некоторые я умалчиваю, потому как к нам  они  не
относятся. Но один из этих выходов - заполучить икону и ключи к сейфу. Икону
он, в общем, почти нашел. Но, во-первых, ее трудно взять, а  во-вторых,  без
ключей от нее все равно никакого толку.
   - А где ключи? У Ростика? - высказал догадку Сэнсей.
   - Вот опять ты торопишься! Я как раз подхожу к самому  главному.  Ростик,
как тебе уже известно, незадолго до того, как Черный разделался с Коваленко,
сел по 218-й.  В  1995  году,  как  раз  в  августе,  когда  вы  под  мудрым
руководством Курбаши пожгли Черного и компанию,  Ростик  освободился,  но  в
родной город не вернулся. Почему? Да потому, что  встретил  одного  из  тех,
кого не было там, на площадке у  "Русского  вепря",  и  кому  чудом  удалось
слинять из города, когда Иванцов стал хватать  всех  уцелевших  "Черновцов".
Это был некто Жмых, помнишь такого?
   - Жмых? Да это же личный телохранитель Вовы. Он должен был с ним в машине
сгореть.
   - ан не сгорел. Потому что в тот день ему Черный приказал приглядывать за
базой ОМОНа. Не того боялся Вова, беспокоился, чтобы его в лесу  Иванцов  не
арестовал. Приказал Жмыху: как увидит, что ОМОН в приличном составе  куда-то
поехал, пусть срочно докладывает Черному. А кроме того,  Жмыху  были  отданы
оба ключа от сейфа. Если бы  Иванцов  отправил  Черного  в  СИЗО,  то  Жмыху
приказано было срочно линять из города с ключами и ехать в Москву.  Дал  ему
адресок хаты. Жмых просидел на стреме всю ночь, ОМОН никуда особо не  ездил.
Поехал домой и едва не попался. Парень знакомый предупредил, что  менты  его
ждут. Жмых прямо на машине, как был, дунул в Москву. Километров тридцать  от
города проселками ехал, прежде чем на трассу вышел. Поэтому и не тормознули.
В общем, очутился он на той же хате, куда заехал после зоны Ростик. Вроде бы
все нормально, порадовались встрече, погудели малость  у  хозяйки,  а  потом
пошли пройтись немного  по  ночной  столице.  И  оба,  как  ни  странно,  не
вернулись. Что там и как произошло - непонятно, но только Жмыха через  месяц
из Москвы-реки вынули с порезом в районе горла. Но никаких ключей  при  нем,
понятно, не было. А Ростика, представь себе, обнаружили за кордоном.
   - В Швейцарии?
   - В Германии. Точно неизвестно, как он туда выбрался, но скорее всего ему
помог выехать Лопарев. Его он мог найти по данным, полученным от  Коваленко.
Тогда же, спустя  некоторое  время,  у  нас  в  городе  появился  Домициану,
заглянул на бывшую квартиру Коваленко, которую его  жена  продала  Кузякову.
Там, на Пустырной. Куда Ростик заходил в день  своей  смерти.  Но  Домициану
очень быстро отследила и задержала ФСБ. Подбросили ему пистолет иностранного
производства, начали крутить насчет контрабанды, но смогли возбудить  только
все ту же 218-ю. Однако в СИЗО с ним произошел несчастный  случай:  в  драке
между заключенными ударился виском о трубу отопления.
   - Бывает, - вздохнул Сэнсей.
   - Потом Лопарев попытался перехватить икону в Москве. Ему  сообщили,  что
там должен появиться Клык с двумя женщинами, которые были  вынуждены  с  ним
бегать. Но кончилось дело тем, что одна из этих дам перестреляла из автомата
и Гешу, и нескольких его друзей. Отмечаю, что в это же время в  Москве  были
Резник и Сноукрофт.
   - Значит, Лопарев отправил Ростика, а сам погиб?
   - Да. Причем он, видимо, не дал ему точных сведений, где и  кого  искать.
Просто направил на квартиру к одной даме из  бывших  русских  немок.  Должно
быть, сам намеревался подвезти туда икону, забрать у Ростика ключи, а самого
его - грохнуть. Но все получилось иначе.  Геша  погиб  в  Москве,  а  Ростик
остался в Германии.  Временно,  правда,  нашел  какую-то  работу,  не  очень
легальную. Все время под угрозой высылки был. О Воронцоффе, конечно,  ничего
не знал. Ждал, когда Геша приедет. Взял и сдуру черканул ему письмо. Правда,
передал с оказией. Но на Гешиной квартире этого посыльного взяли. Не ФСБ, не
МВД, а, условно говоря, одна частная  спецслужба.  Могу  даже  сказать,  что
принадлежащая той  самой  конторе,  с  которой  ты  только  что  решился  на
сотрудничество. После этого отыскать Ростика в Германии Ничего не стоило,  а
из письма им стало известно, что у него оба ключа. Дело было как раз  весной
этого года. А у них в Москве примерно тогда  же  получилась  неувязка.  Одна
милая девушка по трагической  случайности  взорвала  парня,  который  был  в
неплохих отношениях с конторой, ныне для тебя не  совсем  чужой.  Причем  не
одного, а с целой группой товарищей, среди которых был очень важный посол от
соседней с нами области. Девушка эта испарилась как дым, и  ее  до  сих  пор
ищут. Но вот в отношениях между конторой,  к  которой  принадлежал  погибший
парень,  и  той,  которая  нашла  Ростика,  наметились  неприятности.  Особо
подливала масла в огонь та самая соседняя область. Потому  что  у  нее  были
большие неувязки с партнерами.
   - Нет, это для меня слишком сложно, - пробормотал Сэнсей, - ты мне совсем
башку заморочил, крыша уже едет. Народу, как я вижу, завязано много, но если
говорить откровенно, то ни фига не поймешь, как пел Высоцкий, "кто  за  нас,
кого бояться".
   - Ладно, - махнул рукой "источник", - тебе и впрямь не  надо  перегружать
мозги. Короче, тебе надо искать ключи и быть готовым к тому, что их  приедут
искать другие.
   - А может быть, эти другие уже приехали? И Ростика прирезали,  и  ключики
прибрали.
   - Нет. Так быть не могло. Они бы и коробку увезли.
   - Но могли ведь коробку подменить?
   - Нет. Она настоящая, и то, что в ней лежит, уже проверили.
   - Я, конечно, не любопытный, - хмыкнул Сэнсей, -  но,  может,  поделишься
все-таки, что там было?
   - Нет, об этом не будем. Ищите ключи. Вот две  фотки,  так  они  примерно
выглядят. Должны они быть на одном брелоке, в виде  головы  Мефистофеля,  не
ошибешься, брелок редкий.
   - Иголку в стоге сена искать легче. Тебе не кажется?
   - Я думаю, если будете искать там же, где нашли коробку, найдете быстро.
   Матросова, 8
   Агафон с Налимом в это время уже катили по улице Александра Матросова.  К
старому другу участковому Наливайко пока решили не заезжать. Дело в том, что
Налим неожиданно вспомнил -  хорошая  мысля  приходит  опосля!  -  об  одном
приятеле, который где-то в мае  вернулся  из  армии  и,  встретив  Налима  в
городе, приглашал  зайти  в  гости.  Парень  этот  обладал  двумя  полезными
свойствами. Во-первых, он жил в том самом  доме  8  по  улице  Матросова,  а
во-вторых, был заметной фигурой в  кругах  парковой  шпаны.  Налим,  в  свою
очередь, приглашал его записаться в "барсики", намекая на перспективы. Гриша
-  так  звали  этого  молодца  -  сказал,  что  сначала  отдохнет   немного,
"оттянется", а потом подумает над этим предложением.
   Дом 8, во двор которого въехала  "девятка",  пилотируемая  Агафоном,  был
сооружен в форме приплюснутой  буквы  "п".  Один  корпус,  длинный,  выходил
фасадом на улицу, а два, намного короче его, были пристроены к нему с боков.
Торцы боковых корпусов  почти  вплотную  примыкали  к  ограде  парка,  вдоль
которой в два ряда  тянулись  гаражи  зеленого  и  ржаво-коричневого  цвета.
Въехать во двор можно было через одну  невысокую,  метра  четыре,  арку,  по
обводу которой  некогда  были  сделаны  лепные  украшения,  ныне  безнадежно
облупившиеся и обвалившиеся. Дальше надо было обязательно  поворачивать  или
налево, или направо и ехать по растрескавшемуся, мятому  и  залитому  лужами
асфальту неширокой проезжей дорожки, мимо  мусорных  бачков  и  контейнеров,
которые очень редко вывозили, мимо  не  оштукатуренных  со  двора  кирпичных
стен, изрисованных  и  исписанных  мелом  и  краской  из  баллончиков,  мимо
подъездов с давным-давно не крашенными и  замызганными  дверями.  По  другую
сторону был чахлый, почти  без  травы,  скверик  с  двумя  десятками  старых
тополей и лип, клумбой, заросшей сорняком, и несколькими скамеечками, где  в
хорошую погоду посиживали старушки вроде покойной Артемьевны. Сквер вплотную
примыкал к ближнему ряду гаражей. В двух местах его рассекали проезды, через
которые автолюбители подгоняли свои машины к боксам.
   - Да, - хмыкнул Агафон, выворачивая вправо от арки. - Ни  за  что  бы  не
поверил, что в таком дворе когда-то начальники жили.
   - Запустили все на фиг,  -  заметил  Налим,  -  потому  что  ничье  было.
Начальники небось тут все вылизывать  заставляли.  А  как  уехали,  уступили
место рабочему классу, так  все  и  рассыпаться  стало.  А  дом-то  крепкий,
кстати, стены, знаешь, по полметра. Пушкой не  прошибешь.  Было  бы  у  меня
миллиарда полтора, я бы купил. Заделал бы евроремонт, как в Москве,  двор  в
порядок  привел.  Первые  этажи  бы  сдал  под  офисы,  а  в   остальных   -
двухуровневые квартирки метров по сто, комнат по пять...
   - Ну, во-первых, - сказал Агафон, - этот  домишко  маленько  больше  двух
миллиардов потянет, а может, и на все пять, даже  с  износом.  Во-вторых,  у
тебя и одного нет. А в-третьих, делать из этого дерьма конфетку нет  резона.
Квартирки у тебя выйдут шибко дорогие. Те, кому  на  такие  квартирки  денег
хватит, уж, скорее, сами себе  коттедж  на  природе  построят,  а  остальным
просто не по карману будет. Офисы, может, и снимут, но тут место не хлебное.
Прогоришь. Так куда пойдем?
   - Вон в тот подъезд,  на  третий  этаж,  -  вздохнул  Налим,  прощаясь  с
мечтами. Даже при месячной зарплате в десять миллионов, которую ему  платили
в  "Куропатке",  перспективы  накопить  пять  миллиардов   были   уж   очень
отдаленными.
   Они вошли в тот самый  подъезд,  по  которому  в  роковое  утро  металась
дворничиха Рая, пытаясь вызвать "Скорую" к старушке Артемьевне. Поднялись на
третий этаж, позвонили. На первый звонок дверь не  открыли,  но  в  квартире
послышался шорох. После второго звонка за  дверью  сперва  мелко  прошлепали
легкие женские шажки, а потом тяжелые мужские. "Глазок" в  двери  осветился,
потом мигнул затененный прильнувшей к нему мордой,  потом  опять  загорелся.
Лязгнул отпираемый замок.
   На пороге гостей встретил тот самый качковатый парень с  крепкой  шеей  и
бритыми висками, от  которого  Рае  все-таки  удалось  позвонить  в  "Скорую
помощь". На нем были все те же зеленые  спортивные  штаны  и  красная  майка
Стенфордского университета, который он, надо думать, не кончал.
   - Привет! - сказал он, пожимая руку Налиму. - Хорошо, что зашел.  Я  тебе
позвонить хотел, а потом вспомнил, что телефон посеял.
   - Вот, Гриш, знакомься, это Агафон, - представил Налим старшего товарища.
Поручкались. Агафон отметил, что лапа у Гриши жмет вполне круто.
   Коридорчик, заменявший прихожую,  был  заставлен  коробками  с  импортным
мылом.
   - Никак в бизнес пошел, Гриня? - спросил Налим.
   - Не, - отмахнулся тот, - это не мое. Пацаны просили подержать  маленько,
им на складе аренду закрыли. Сто тысяч в день платят.
   - У тебя гостья, что ли? - Налим мотнул  головой  в  сторону  приоткрытой
двери в спальню, где на раздвинутой диван-кровати валялись черные трусики  с
кружевом.
   - Ага, -  кивнул  Гриша,  -  ты  ее  знаешь,  наверно.  Галька  Шевелева,
Чипполина.
   - Про Чиччолину слышал, - ухмыльнулся Налим,  -  а  Чипполину  не  помню.
Наверно, еще совсем мелкая была. Где она, в сортире, что ли?
   - В ванную полезла.
   - Понятно, - ухмыльнулся Агафон, - волосы помыть...
   На кухне стол был заставлен грязными тарелками,  стаканами  и  бутылками.
Окурков лежала полная литровая банка. Вчера, видать,  тут  хорошо  погуляли.
Окно, правда, было открыто, а потому перегар и табачный дух уже выветрило.
   - А мы к тебе с пивком, - сообщил Налим, выгружая из сумки банки с  пивом
"Gosser". - А вот лещ, между прочим.
   - Ща освободим пространство. - Гриша похватал пустые бутылки за горлышки,
убрал со стола в угол, быстренько перекидал тарелки в раковину,  смахнул  со
стола крошки прямо на пол. Агафон в это время стоял у окошка, глядел вниз во
двор.
   Окно кухни  выходило  как  раз  на  гаражи  и  ограду  парка.  Тот  самый
промежуток, где обнаружили труп Ростика, был как на ладони. Просматривался и
сквер, и почти весь двор.
   Агафон подумал, что если бы  у  этого  Гриши  была  привычка  просыпаться
пораньше, да еще при этом в окно смотреть,  то  он  вполне  мог  бы  увидеть
отсюда труп. Вмятина посреди стеблей крапивы была и сейчас  хорошо  заметна.
Может, и видел? Но пока не стоит торопиться.
   Со стороны арки по двору зацокали каблучки. Агафон увидел  двух  девушек,
одетых в джинсовые безрукавки и кожаные юбочки. Когда подошли чуть ближе, он
узнал старых знакомых из близлежащей общаги  строителей  на  Матросова,  12.
Лида  и  Лариса  прошли  через  двор  и  деловито  направились  в   подъезд,
соседствовавший с тем, где находилась Гришина квартира.
   Тем временем стол был подготовлен.  Сказать  "накрыт",  пожалуй,  слишком
сильно. На  столе  расстелили  газету,  нарезали  вяленого  леща,  поставили
тарелку с черным хлебом, открыли три банки с  пивом.  Остальные  запихали  в
холодильник.
   - Кайф! - порадовался Гриша.  -  Вчера  поквасили  часов  до  трех.  Одни
приходили, потом другие, потом те возвращались... Литр водяры выхлебал,  это
точно. Башка была как кирпич - вот-вот расколется. А сейчас - живу!
   - Нормально, - заметил Налим, отхлебывая из банки, - я думал,  нагреется,
а оно не успело.
   - На улице нежарко, - прокомментировал Агафон, усаживаясь за стол.  -  Не
июль, блин, а сентябрь какой-то.
   - К морю бы скатать, - помечтал Гриша, -  а  то  я,  можно  сказать,  всю
службу мечтал в речке искупнуться, а тут приехал, „-мое, холодрыга,  за  все
лето пару раз окунулся. Белый весь, не загорел ни фига.
   - На море заработать надо, - философски заметил Агафон, - и  раньше  надо
было рубликов пятьсот припасти, и теперь без денег там не  хрен  делать.  Ты
где служил-то? Не в Чечне?
   - Нет, обошлось. На Северном флоте, в Североморске. Мне повезло,  справка
была насчет сотрясения мозгов. Я по ней, блин, несколько призывов откосил. А
в последний раз она меня не выручила - на перекомиссию послали.  И  то  ведь
можно было отбрехаться. Мать, зараза, денег пожалела.  Хотела  с  рук  сбыть
побыстрее, чтобы я ее хахалю кости не поломал. Я ее, веришь ли, после  того,
как приехал, раза три всего и видел. У него живет,  наглухо.  И  то  знаешь,
зачем сюда приходила? Посмотреть,  не  пропил  ли  чего  из  вещей.  А  чего
пропивать-то? Дерьмо одно.
   - Так ты только на то, что тебе пацаны  отстегивают,  живешь?  -  спросил
Налим.
   - Ну а что? Нормально выходит. Сто  штук  в  день,  за  полмесяца  вперед
полтора "лимона" дали. Еще осталось до фига, а им  уже  за  вторую  половину
пора платить.
   - А если задержат?
   - Не задержат. Им тогда вообще на базаре места не будет.
   - Крутой ты, смотрю! - покачал головой Агафон.
   - Ты в парке-то часто бываешь? - спросил Налим.
   - Да бываю помаленьку. Скучно уже  там,  конечно.  Нашего  возраста  там,
считай, теперь и нет, одна мелочь. Детский сад, даже морду начистить некому,
жалко. Сивый сидит, Дрозд сидит, Лерка замуж вышла, Мася в  дурке,  Сидор  в
армии на контракт остался, Ларика убили, про остальных не знаю.  Из  молодых
там сейчас Колян в цене, крутизну катает, только так  лохово,  что  смотреть
стыдно. Месиловки и те  пошли  какие-то  туфтовые.  На  днях  тут  пятеро  с
Лавровки на танцы пришли и стали пальцы веером кидать, так наши и  завяли...
Представляешь? Я хотел поговорить, а мне шипят: "Ты что? Это  ж  Лавровка...
Жить надоело?" Наших человек двадцать было, а они пятерых боятся, прикинь?
   - Лавровка - контора серьезная, - заметил Агафон.  -  Иногда  не  грех  и
побояться. У вас тут, я слыхал, кого-то вообще без головы оставили?
   - Ты про того чувака, что у нас во дворе нашли? Это не Лавровка.  Скорее,
какие-нибудь  чурки  счеты  сводят.  У  них,  я  слышал,  если   мстят,   то
разделывают, как этого.
   В это время щелкнула задвижка, запиравшая дверь ванной комнаты, и  оттуда
вышла высокая  девица  в  темно-зеленом  махровом  халате  почти  до  пят  и
шлепанцах на босу ногу. На голову Галя намотала полотенце.
   - Ой, мальчики! Здра-асьте! - пропела она.
   - С легким паром, - поприветствовал ее Агафон, - позвольте  вам  стульчик
предложить.
   - Спасибо, - стрельнув глазками на мужика, который был  заметно  постарше
Гриши и Налима, да и намного матерее, произнесла Галя, присаживаясь к столу.
   - Пива не желаете? - Агафон открыл  холодильник,  достал  банку,  сдернул
крышку за колечко.
   Галя пригубила, отщипнула кусочек леща пальчиками  с  зеленым  маникюром,
демонстративно зажмурилась и сообщила:
   - Я балдю...
   Из окошка со двора донесся скрип открывающейся двери  подъезда,  какое-то
пружинистое  бряцание  и  знакомый  цокот  каблучков.  Долетела   перекличка
нескольких звонких, перебивающих друг друга девичьих голосков:
   - Уй, ну куда ты покатила? К арке надо!
   - А вокруг дома объезжать не лень? За угол и через тот двор.
   - Во дура, там же сейчас грязь непролазная!
   Глуховатый  голос,  принадлежавший,  как  показалось  Агафону,   пожилому
мужчине, произнес:
   - Давайте лучше к арке. А то туфельки попачкаете...
   - Там сейчас тоже лужа... - Агафон узнал последний девичий голос. Это был
голос одной из юных малярих, Ларисы.
   - Обрубка своего выгуливать повезли, - хмыкнула Галя, заметив, что Агафон
прислушивается к шуму со двора, - тимуровки траханые.
   - Не понял... - удивленно произнес Агафон, встал и выглянул в окно.
   Три девушки - две из них были Терехина и  Зуева,  а  третья,  постарше  и
порослее, незнакомая - спорили, куда катить импортную инвалидную коляску,  в
которой сидел вовсе не пожилой, хотя и совершенно седой парень.
   Агафон вообще-то был не самым жалостливым мужиком. Он  с  детства  привык
бить в драке, не жалея силушки, и особо  не  задумывался  над  последствиями
ударов. Бомж, которого он до смерти забил, когда милиционером служил, был не
единственным человеком, которого он отправил на тот свет. Когда-то, еще  под
командой Курбаши, ему  довелось  удушить  клиента  веревочной  удавкой.  Тот
судорожно дергался, хрипел, стонал, пока витой  шнур  все  туже  перетягивал
шею, но Агафон, усевшись жертве на спину и придавив обреченному руки к бокам
коленями, не чувствовал жалости. И когда  ему  пришлось  добить  контрольным
выстрелом в голову парня/еще недавно бывшего своим, тоже не пожалел.
   Но тут, поглядев на этого седого, Агафон  почувствовал  жалость  и  тихий
ужас. Ужас оттого, что как-то подсознательно представил себя на месте  этого
пацана, которому, несмотря на седую голову, вряд ли было больше, чем тому же
Грише или Налиму.
   У седого не было ни рук, ни ног. Левая нога была ампутирована по  колено,
правая - вообще от середины бедра. От  обеих  рук  остались  только  подобия
клешней, торчавшие из закатанных по  локоть  рукавов  камуфляжки.  На  груди
висел орден в форме креста - Агафон названий нынешних орденов не знал.
   Девушки довольно быстро решили, что надо все-таки везти инвалида к  арке.
Лариса и Лида встали по бокам,  высокая  незнакомая  взялась  за  спинку,  и
странная процессия двинулась вперед.
   - Занятно? - спросила Галя, которая, пока Агафон глядел  в  окно,  успела
закурить. - Клево смотрится, да?
   - Чего ж тут клевого? - укоризненно произнес Гри