ить  ситуацию.
А ситуация была такая, что кто-то громил "Шале" из орудий,  причем  хорошего
калибра. Память Брауна - своя тут не годилась - после того,  как  мои  глаза
рассмотрели осколок, сочла, что его прислала не менее чем  155-миллиметровая
самоходная гаубица. Они запросто  могли  накрыть  "Горное  Шале",  перекинув
снаряды через горки, окружавшие этот райский уголок.
   Наверно, если б я мог получше соображать, то удивился бы этому  обстрелу.
На фига это нужно долбить из такого  солидного  калибра,  которым  приличные
доты раздолбать можно, по беззащитной вилле? Да и вообще,  наверно,  гораздо
спокойнее было не громыхать, а по-тихому послать несколько групп  коммандос,
чтобы те, бесшумно порезав охранников Эухении и СБ  ЦТМО,  с  разных  сторон
проникли на виллу и взяли бы ее под контроль.
   Но я соображать мог в очень ограниченных пределах. И критиковать действия
противника не собирался. У меня была одна, но верная  мысль:  надо  поскорее
убраться со второго этажа хотя бы в винный подвал, где заседал Сарториус,  а
еще лучше - в глубокие подземные горизонты бывшей асиенды "Лопес-28".
   Поэтому я, по-быстрому осмотрев и ощупав самого себя на предмет целости и
сохранности, стал не спеша выбираться из шкафа.  Сделать  это  оказалось  не
так-то просто - я не имел обувки, а весь пол около шкафа был  засыпан  битым
стеклом. К тому  же  мое  одеяние  из  махрового  полотенца  размоталось,  и
пришлось его накручивать заново. Не знаю,  кого  я  собирался  стесняться  в
такой ситуации, но мне казалось неудобным бегать под  артобстрелом  в  голом
виде.
   На мое счастье, в комнате было относительно светло. Нет,  солнце  еще  не
встало, просто где-то по соседству что-то вовсю полыхало. Дыма, правда, тоже
хватало, но я все-таки хорошо различал стекляшки на  полу,  а  потому  сумел
вылезти из шкафа и выйти из комнаты, не порезавшись.
   В коридоре битого стекла не было, хотя порядочно тянуло  дымом,  а  кроме
того, в той стороне,  где  была  лестница,  проглядывали  языки  пламени.  С
потолка, по которому бежало  множество  свежих  трещин,  просыпалось  немало
побелки, а местами - и штукатурки. При каждом новом взрыве от сотрясения все
это продолжало вовсю обваливаться, а пол ходил ходуном,  будто  был  палубой
судна, попавшего в качку. Пока я все еще был глухарем  и  не  слышал  воя  и
грохота, эти  сотрясения  были  единственным,  что  позволяло  мне  отмечать
попадания. Если меня при этом только  шатнуло  -  значит,  разрыв  произошел
где-то далеко, если швырнуло на пол - значит, относительно близко.
   Дверь в комнату, где перед  началом  обстрела  разговаривали  Чудо-юдо  и
Эухения, была открыта. Я заглянул туда - пусто. Должно быть, они убежали  за
то время, пока я был без сознания. Я подумал, что скорее всего они драпанули
вниз, на первый этаж.
   Но  к  тому  моменту,  когда  я  добежал  до  лестницы,  слух  постепенно
восстановился, и теперь вся симфония стала восприниматься  именно  так,  как
следовало.  Каждое  завывание   очередного   снаряда   воспринималось   мной
однозначно: сейчас влепит!  И  когда  грохало  не  очень  сильно,  я  только
удивлялся, что до сих пор жив.
   В холле действительно кое-что горело. Снаряд - скорее всего один из  тех,
что прилетел тогда, когда я был без чувств, - угодил в крышу,  пронизал  пол
второго этажа и разорвался на первом.  Прямо  посреди  холла  зиял  огромный
провал,  частично  засыпанный  обломками,  рухнувшими  сверху.   В   потолке
просматривалась дырища, через которую можно было увидеть красноватое небо  и
буро-багровый дым. Похоже,  что  соседний  корпус,  который  виднелся  через
выбитые окна, полыхал как костер. Здесь, в холле - если  так  можно  назвать
эту жуткую кашу из обломков мебели, деревянной отделки стен,  вывернутого  и
расшвырянного повсюду паркета, битого стекла, кирпичей и  кусков  бетона,  -
разгорелось лишь несколько костерчиков, от которых, впрочем, могло  заняться
и все остальное.
   Хотя я и слышал, что снаряды не попадают дважды в одно и то же место, мне
захотелось поскорее спуститься в подвал.
   Конечно, пятки у меня не больно нежные, но пропороть их битым стеклом или
гвоздями было вполне возможно. Поэтому я  очень  обрадовался,  когда  увидел
поблизости от  лестницы,  под  солидным,  килограммов  на  двести,  обломком
железобетонной плиты, чьи-то ноги, обутые в  крепкие  ботинки.  И  размерчик
подходил. Покойнику они уже вряд ли могли понадобиться. Расшнуровав  ботинки
и сняв их со жмура, я подумал, что не худо бы и штаны с него  стянуть.  Удар
глыбы, расплющившей этого  бойца,  пришелся  на  голову  и  грудную  клетку,
поэтому расстегнуть на трупе брючный ремень мне удалось без особых  проблем.
Верхняя часть, конечно, была чуток замарана в крови, ну да,  как  говорится,
дареному коню в зубы не смотрят.
   Надев штаны и обувшись, я почувствал себя более уверенно и поспешил туда,
где была лестница, ведущая в подвал. Ход оказался не завален, но  спускаться
пришлось ощупью, почти в полной темноте. Только очаги огня на  первом  этаже
немного подсвечивали подвал через пролом от снаряда.
   Пока я спускался, ни  одного  разрыва  не  последовало.  Похоже,  обстрел
прекратился. Зато до моих ушей долетело нарастающее  тарахтение  вертолетов.
Это могло означать, что неприятель, проведя артподготовку, начал  атаковать.
То есть очередная банда, состоящая  из  "тигров"  или  остальных  "кошачьих"
батальонов, собралась разобраться с обитателями "Горного Шале".  Встречаться
с ними, не имея при себе ничего стреляющего, мне не хотелось, и я осторожно,
прикинув направление, двинулся по неосвещенному  коридору  туда,  где  вчера
находилась баррикада и дежурили Агафон  с  Налимом.  Баррикада  была,  я  ее
нащупал, двигаясь вдоль стены, и даже сумел  пройти  через  проход,  который
позабыли завалить. Однако никого из бойцов за ней, конечно, не нашлось.  Все
так же, ощупью, я добрался до той двери, третьей слева, за которой находился
тот самый отсек подвала, где прежде сидели "сорокинцы".
   - Есть кто? - спросил я, на всякий случай постучав в дверь, потому что не
хотел нарваться на какой-нибудь сполошный выстрел. В ответ - тишина. Рискнул
войти, хотя уже прекрасно понимал, что никого тут нет,  а  вот  растяжку  на
память оставить могут, поскольку здесь, в этом подвале, имелся какой-то люк,
ведущий в подземное метро. Поэтому,  прежде  чем  соваться  в  помещение,  я
осторожненько приоткрыл  дверь  и  ощупал  на  предмет  наличия  всяких  там
проволочек-веревочек. Не знаю, насколько тщательно я это сделал, но растяжки
просто-напросто не было, и я смог войти спокойно.  Никого,  естественно,  не
было - я прошелся вдоль стены, смежной с коридором, до угла, потом  повернул
и пошел дальше. Именно в том направлении, в самом дальнем от двери углу,  по
заявлению Сарториуса, находился люк. Правда, как он выглядит, я не  знал,  а
кроме того, вовсе не был уверен, что мне надо тут  же  лезть  в  подземелье.
Полуголым, безоружным и самое главное - без фонаря. Даже если  Сарториус  со
своей командой ушел туда - а это было покамест только  предположение,  -  то
отыскать его там было бы очень непросто. Да и нужно ли мне это -  я  еще  не
определил. Гораздо важнее, как мне казалось, отыскать Чудо-юдо. Но куда  они
с Эухенией убежали - фиг поймешь.
   До угла я все-таки дошел. И сразу почувствовал, что одна из каменных плит
пола держится неплотно. Потоптавшись на этой плите, я опустился на колени  и
обшарил ее. На плите не было никаких рукояток или крючков,  даже  отверстий,
за которые можно было уцепиться  пальцами.  Пощупал  края  -  тоже  ни  фига
похожего. Но плита точно слегка шаталась. Если б у меня был хотя бы штык,  а
еще лучше - крепкая отвертка, наверно, можно было просунуть этот  инструмент
в щель между шатающейся плитой и соседними, а потом подрычажить и подхватить
за край. Но ни отвертки, ни штыка не было, были  только  пальцы,  которые  в
щель пролезать не хотели.
   Мне пришло  в  голову,  что  вообще-то  можно  выломать  из  какой-нибудь
расколотой железобетонной плиты кусок арматуры, расплющить его конец ударами
камня и поддеть-таки эту самую плиту. Поэтому я вышел обратно  в  коридор  и
выбрался к лестнице. Отсюда было совсем рукой  подать  до  пробитой  взрывом
снаряда дыры, обрушившей в подвал кучу обломков, среди  которых  было  полно
расколовшихся бетонных плит, из которых торчали хвосты арматурной проволоки.
Именно туда я и  направился,  опасливо  поглядывая  вверх,  где  на  той  же
арматурной проволоке висели здоровенные куски бетона. Хотя вроде бы  обстрел
прекратился, но угроза того, что эти камешки  могут  сверзиться  на  голову,
все-таки оставалась. К  тому  же  сверху,  откуда-то  из  парка  или  других
корпусов  виллы,  раздавалась  отчетливая  автоматно-пулеметная   трескотня.
Вертолеты гудели меньше, к тому же гул их, по-моему, удалялся. Должно  быть,
выгрузили первый эшелон десанта и пошли за вторым.
   Поэтому мне никак не  хотелось  дождаться  здесь,  в  подвале,  появления
коммандос, даже если это будут не "тигры", у которых ко мне может быть масса
претензий, а "пантеры", "ягуары" или  "леопарды".  Могут  и  пристрелить,  и
отмутузить за милую душу,  даже  не  опознав,  а  просто  так,  из  любви  к
искусству.
   Найдя первый попавшийся кусок арматуры, торчавший из обломка, я начал его
гнуть взад-вперед, надеясь таким образом переломить.  Минуты  через  две  он
действительно обломился,  и  я  заполучил  в  руки  штырь  длиной  около  20
сантиметров. Теперь надо было сплющить только что обломанный конец, пока  он
оставался в разогретом  состоянии.  Это  требовало  найти  пару  более-менее
крепких камней, чтоб сделать один из них молотом, а  другой  -  наковальней.
Оказалось, что это не так уж и просто. Бетонные куски крошились  при  первом
же крепком соударении. К тому  же  каждый  удар  гулко  отдавался  по  всему
подвалу, и мне казалось, что они разносятся на все  "Шале".  Соответственно,
можно было ожидать, что граждане, тарахтящие из автоматов где-то поблизости,
могут вот-вот обратить на это внимание. Поэтому после каждого удара я нервно
поглядывал вверх, в дыру, ожидая, что  там  вот-вот  появится  кто-нибудь  в
камуфляже и кинет мне на голову ручную гранату. Само собой  разумеется,  что
работа шла черепашьим шагом.
   Пальба явно обещала быть  долгой.  Поначалу  казалось,  будто  десантники
постреливают для страховки, бегая от комнаты до комнаты. Потому что  очереди
были в основном короткие и редкие. Однако  через  какое-то  время  трескотня
заметно участилась, заработало сразу несколько стволов, и долбили они не  из
одного места, а сразу из многих точек. Я уже понял, что,  похоже,  атакующим
бойцам кто-то оказывает сопротивление. То ли СБ ЦТМО с охранниками  Эухении,
то ли "сорокинцы". И создавалось впечатление, что десантников крепко осадили
в их, так сказать,  наступательном  порыве.  "Сорокинцы",  конечно,  которых
всего полтора десятка, несмотря на свою малочисленность и разношерстность, -
бойцы лихие. Двадцать пять бодигардов Эухении во  главе  с  Раулем,  который
нюхал порох,  конечно,  слабовато  вооружены,  но  ребята  подготовленные  и
неробкие, а гвардейцы Чуда-юда - знать бы, сколько он их  сюда  притащил?  -
вполне способны устроить хороший бой даже при расчете один к  десяти.  Если,
конечно, получат такое распоряжение.
   Я еще несколько раз стукнул куском бетона по  прутку,  и  в  тот  момент,
когда наносил последний удар, словно бы по наитию почуял  опасность.  То  ли
был какой-то небольшой шорох, то ли нет - черт его знает. Я его не то  чтобы
услышал,  а  скорее  почувствовал.  Наверно,  это  было  даже   лучше,   чем
по-настоящему услышать. Потому  что  если  б  я  просто  услышал  шорох,  то
попробовал бы сперва выяснить причину, а это  могло  в  той  ситуации  плохо
кончиться. Но я просто почуял опасность, даже ничего не  услышав,  а  потому
принял самое простое и быстрое решение: юркнул туда, где было темнее  всего,
под лестницу.
   И очень правильно сделал. Потому что уже  через  несколько  секунд  после
этого из коридора, перегороженного баррикадой, а точнее, из той комнаты, где
располагался лаз, ведущий в глубокие горизонты,  донесся  явственный  шумок.
Шуршанул и грюкнул камень по камню - кто-то  сдвинул  с  лаза  плиту-крышку.
Наверняка сделать это снизу было  куда  проще.  Потом  что-то  заворочалось,
сквозь  щели  в  двери  показался   свет   фонаря.   Топ-топ-топ...   Кто-то
передвинулся к двери. Фонарь приблизился к двери, она плавно открылась,  луч
нашарил баррикаду, пометался по мешкам, а затем несколько раз мигнул  назад.
На сей раз затопало уже  несколько  человек.  "Сорокинцы"!  Я  чуть-чуть  не
поддался искушению подать голос, но тут несколько новых фонариков  высветили
в открытых дверях черную фигуру, потом еще несколько. Когда  луч  одного  из
фонарей скользнул по спине какого-то товарища, на его  черном  одеянии  ярко
мигнули  опознавательные  буквы  "G  &  К"...  Привет,  мальчики,  давно  не
виделись! Пришлось прикусить язык, да и вообще поменьше  дышать.  Тем  более
что два "джикея", посвечивая фонариками вперед и по  сторонам,  двинулись  к
лестнице. Их черные одеяния почти сливались с темнотой, и даже в  то  время,
когда у них в руках горели фонари, "джикеи" просматривались  плохо.  Мне  бы
сейчас такое!
   Я смотрел на "джикеев" через маленькую щелку между ступенями лестницы и с
очень большим волнением наблюдал за их приближением.  Бойцы  Табберта  могли
сперва заглянуть туда, где я скрывался. Сделать им это было совсем нетрудно.
Стоило только чуточку свернуть в сторону и уже  оттуда,  сбоку,  навести  на
меня фонари. Все, что я мог им  противопоставить,  -  это  кусок  бетона  да
по-прежнему тупой обломок арматуры.  Вряд  ли  я  успел  бы  даже  взмахнуть
камнем, прежде чем меня бы изрешетили.
   А вообще-то этим ребятам надо было обязательно немного свернуть в сторону
и получше осмотреть  пролом  в  потолке.  Но  они  этого  делать  не  стали,
ограничились тем, что посветили туда фонарями и  сразу  после  этого  начали
мягко подниматься по лестнице в  холл.  Потом  они  пошуршали  там,  немного
повертели фонарями, мигнули светом вниз через пролом, и со стороны баррикады
на лестницу один за другим пробежали семь человек.
   Некоторое время сверху долетали только  тихие  шорохи  (если  не  считать
ставших  уже  привычными  отдаленных  автоматных  очередей).   Потом   снова
послышался рокот вертолетов, должно быть, подваливала вторая волна  десанта.
Вертолеты накатывали довольно быстро, явно поторапливаясь ссадить пассажиров
и поскорее вернуться. Но тут в их свистяще-трескучее гудение  вплелся  очень
суровый рыкающий звук: бу-бу-бу-бу! И был этот  звук  знаком  не  Брауну,  а
лично мне, потому что именно так, густо и  от  души,  долдонила  некогда  на
одном гэдээровском полигоне солидная и полезная машина  с  сибирским  именем
"Шилка". Учитывая, что она была предназначена не  для  уборки  кукурузы  или
сахарного тростника, а для уничтожения низколетящих воздушных целей,  в  том
числе и вертолетов, то впору было подумать, что подошла  доблестная  Красная
Армия, чтоб в очередной раз исполнить интернациональный  долг  по  защите...
Правда, получалось, что в данный момент она защищает  частную  собственность
сеньоры Эухении от вторжения  государственных  хайдийских  войск.  На  такое
дело, увы, не то что Красная, а и нынешняя  Российская  армия  еще  не  была
способна. Поэтому долбежку из "Шилки" следовало объяснять другими причинами.
   Само по себе ее наличие тут, на Хайди, меня не удивляло. То,  что  Сергей
Николаевич помимо Мировой Революции делал тут маленький оружейный бизнес,  я
помнил еще по 1994 году, когда видел в воздухе пару "Ми-24",  а  на  море  -
пару погранкатеров на подводных крыльях. "Шилка" на  базе  танка  "Т-55"  по
сравнению с этим вообще мелочевка. Почти стрелковое оружие...
   Конечно,  ее  вступление  в  разговор  сразу  внесло  очень  существенные
коррективы в ход высадки второй волны  коммандос.  Уже  на  третьей  секунде
"шилкиного" тарахтения с небес донесся некий хлопок, потом свист,  а  после,
должно быть, уже с  земли,  в  очередной  раз  вздрогнувшей,  -  удар,  лязг
сминаемого металла и гулкий взрыв. Само собой, что хоть я и  не  мог  ничего
разглядеть, прячась в подвале да еще и под лестницей, но  вполне  догадался,
что один вертолет сбит. Двигатели  других  стали  рокотать  как-то  не  так,
недружно. Должно быть, все тутошние асы начали разлетаться  из-под  обстрела
кто куда, причем, как видно, очень бестолково. Бум-м!  Трах!  -  послышалось
через пролом с воздуха, а потом подряд два раза - бух! бух! - с земли. Самое
интересное, что "Шилка" в этот момент переводила дух, а  потому  можно  было
предположить, что вертолетчики по собственной  инициативе  "поцеловались"  в
воздухе.
   Потом, однако, мое внимание снова переключилось на  дела  земные.  Потому
что стрельба на сей раз  вспыхнула  совсем  близко,  буквально  у  меня  над
головой. Должно быть, какие-то вертолеты все же приземлились где-то в парке,
и хайдийские коммандос ринулись в эту  часть  "Горного  Шале".  Легко  можно
догадаться, что им было до фени, кто занимает холл. Важно, что эти люди были
одеты в другую форму и никаких инструкций насчет них  десантники  не  имели.
Соответственно, они тут же стали мочить  все  что  ни  попадя,  а  "джикеи",
которые работали по  своему  плану,  стали  на  какое-то  время  защитниками
"Горного Шале". Что там  наверху  конкретно  происходило,  я  опять-таки  не
видел, но стрельба шла очень  интенсивно.  Коммандос  тарахтели  из  обычных
"М-16А2", а им отвечали  из  бесшумных  "AR-18S".  Потом  добавились  хлопки
"М-203" и разрывы  подствольных  гранат,  от  которых  вниз,  через  провал,
посыпалось множество  мелкого  мусора,  а  кроме  того,  залетело  несколько
осколков.
   Самым крупным и самым полезным из того, что свалилось  сверху,  оказалось
тело одного из "джикеев", должно быть, застреленного во время перебежки.  Он
упал вниз с полной выкладкой и оружием - самое  оно,  что  мне  требовалось.
Правда, поначалу я этому не шибко обрадовался. Дело в том, что  я  вовсе  не
был уверен, что после того, как девять "джикеев" выбрались на  первый  этаж,
подвал опустел. Вполне могло оказаться, что еще несколько  сторожили  лаз  в
комнате, а кто-то держал под контролем баррикаду
   То, что сразу после падения  "джикея"  те,  кто  находился  у  баррикады,
должны были подобраться к провалу, чтобы хотя бы посмотреть, жив их  коллега
или нет, мне казалось очень логичным. И то, что при этом они все-таки,  хоть
и не надолго, но зажгут фонарь, тоже выглядело вполне  естественным.  А  раз
так, то они могут как-нибудь случайно и меня разглядеть.
   Я затаился и стал ждать, морально готовясь  к  самому  худшему,  которое,
впрочем, мне казалось не таким уж и страшным, если принять во  внимание  то,
что должно было состояться в 16.30. Удивительно, но мне было бы очень обидно
узнать, что все, сказанное Чудом-юдом Эухении, сущая брехня и ничего  такого
не будет. Если знаешь, что накроются все и дружно, то смерть от "джикейской"
пули выглядела не такой уж и страшной. Изжариться в закипевшей  земной  коре
было бы, наверно, менее приятным делом.
   Тем не менее никто к  упавшему  не  подходил,  хотя  он  некоторое  время
подавал какие-то признаки жизни, хрипел, судорожно дергался и  даже  стонал.
Затих он лишь через пять минут.
   Звуки перестрелки наверху начали удаляться. То ли "джикеям"  не  хотелось
отходить в подвал, то ли они не могли  этого  сделать,  но  только  стрельба
переместилась куда-то на второй этаж.
   Я еще подождал немного, а потом потихоньку подобрался к упавшему в провал
"джикею". Немного трусил при этом, поскольку тот  мог  оказаться  не  совсем
мертвым и пальнуть напоследок. Но с ним все  было  проще.  Сквозная  дыра  в
башке к тому располагала. Как он еще прокопошился  те  пять  минут  -  и  то
удив