то Браун, не то  Атвуд.  Они  были
очень похожи, и различить их можно было только по четкости прорисовки.
   - Он здесь, - произнеся и лишь после этого понял  свою  ошибку.  Страшный
рев потряс воздух. Во всяком случае, в  виртуальном  мире.  Я  только  успел
запомнить, как последняя аннотация, написанная для 132-го файла,  загорелась
ярко-белым светом, смылась со стен, слившись в большое белое пятно,  которое
превратилось  в  быстро  расширяющееся  облако.  Считанные   секунды   -   и
расплывчатое облако с кошмарной скоростью преобразовалось в Белого волка. Он
метнулся на нас, обдавая ледяным холодом...
   ДУЭТ ОБОРМОТОВ
   На самом деле холод происходил оттого, что бесстыжая Вика - ни Леной,  ни
Таней ее называть у меня язык  не  поворачивался  -  спихнула  с  нас  обоих
одеяло. Сделала она это не потому, что ей стало слишком жарко, а потому  что
судорожно дернулась с перепугу, уже не во сне.
   Пробудились мы в холодном  поту,  лязгая  зубами  от  страха.  Очень  это
страшно - общаться с Белым волком. Да  и  компьютерная  игра  показалась  не
очень  веселым  занятием.  Все  время  ощущалось,  что  существует  какая-то
реальная опасность.
   Очнувшись и обнаружив, что лежим голышом в не самом теплом помещении,  мы
первым делом натянули на себя одеяло. Стало теплее, но подсознательная  жуть
не сразу покинула нас. Дрожь, правда,  унялась,  но  всякие  леденящие  душу
образы продолжали витать в сознании.
   Я все время говорю "мы" и "наше", потому что установившаяся во сне прямая
связь между нашими мозгами не прерывалась и в первые несколько  минут  после
пробуждения. Мы могли ни слова  не  говорить,  но  прекрасно  понимать  друг
друга. И потому не просто догадывались, что видели во сне одно и  то  же,  а
знали наверняка.
   Но  эти  несколько  минут  прошли,  и  чувство  общности  сознания  стало
исчезать. Параллельно улетучивался и страх. Более  того,  здравое  опасение,
что нас обоих постигнет судьба Васи Лопухина, которое промелькнуло в  первые
секунды после пробуждения, наложившись на подсознательный ужас от пережитого
в кошмаре, притупилось очень быстро. Да и вообще, после  того  как  сознание
стало постепенно разделяться, всякие  сложные  мысли,  сомнения,  логические
построения начали быстро улетучиваться. Мозги словно  бы  заполнялись  неким
духовным "инертным газом", препятствующим "горению мысли",  точь-в-точь  как
реально существующие инертные газы препятствуют реальному горению. Последней
из более-менее трезвых мыслей была та, что чудо-юдовский  препарат,  который
Вика  вколола  мне  и  себе,  продолжает  успешно  действовать.  Все   стало
восприниматься проще, темная  комната  не  пугала,  хотя  мы,  рано  заснув,
проснулись, видимо, глубокой ночью. Когда  мы  бесились  перед  сном,  из-за
запертой Викой двери время от  времени  долетали  какие-то  голоса,  шаги  и
проявлялись прочие признаки наличия людей, сейчас же стояла гробовая тишина,
которая вполне бы могла усилить наш страх, принесенный  в  явь  из  кошмара.
Кроме того, тогда я отчетливо запомнил узкую полоску  света,  пробивавшегося
под дверью. Сейчас этой полоски не было. Это означало, что свет выключен и в
ближайших к нам помещениях ЦТМО никого нет. Находясь в здравом уме и твердой
памяти, я, наверно, заволновался бы. Как-никак мы пребывали в десяти  метрах
под землей, в закрытых для посещения публики помещениях и  контактировали  с
представляющим явную опасность для жизни и здоровья  логическим  вирусом.  А
Чудо-юдо даже не соизволил  приставить  к  нам  какого-либо  контролера  или
сиделку, которые могли бы сообщить ему хотя бы о том, что мы уже загибаемся.
   Но об этом я припомнил только спустя сутки с лишним. Как и о  том,  какой
мы с Викой подвергались опасности, погрузившись в искусственную  реальность.
Мозг просто констатировал, что кошмар закончился, я жив  и  не  ощущаю  даже
простудных недомоганий. Более того, чувствую кое-какой  прилив  сил.  Одеяло
греет, а еще больше греет Вика. Подушка мягкая, Вика - голая. Я тоже голый и
могу, прижавшись к ней, почувствовать сразу все  ее  горячее  тело.  Гибкое,
сильное и бесстыжее.
   Темнота в комнате была абсолютная. Мы даже контуров друг друга не видели.
Нельзя было ни блеска глаз углядеть, ни каких-либо отсветов на коже.
   Но мы легко нашли  друг  друга.  На  ощупь,  под  одеялом.  Сперва  мягко
прильнули друг к другу согревающимися телами, обвили руками  бока  и  спины.
Потерлись щекой о щеку, уперлись лбами. Потом  носик  Вики  оказался  совсем
рядом с моими губами, и я не  отказал  себе  в  удовольствии  его  легонечко
ущипнуть. А потом губы соприкоснулись с губами, языки пощекотали друг друга,
Вика крепенько прижалась к моей груди ласковыми  пышечками,  поерзала  своим
пушистым местом по моему животу, сладко и нечленораздельно мурлыкнула.
   - Бесенок! - прошептал я ей в ушко, лизнул бархатистую мочку, провез губы
по щеке к подбородку, потом от подбородка к глазунчику, забрался  на  нос  и
снова перескочил на губы. А добрая лапка уже  шебаршилась  где-то  там,  под
одеялом, возбуждающе поскребывая коготками мою спину, а потом  словно  бы  с
ленцой перебралась на бедро.
   -  Я  не  бесенок...  -  прошелестел  притворно-детский  голосочек.  -  Я
бесовочка... А бесенок - вот.
   Ладошка бережно ухватила то, что неторопливо росло и крепло,  но  еще  не
дошло до кондиции.
   - Ленивый какой... Я тебя накажу! За  опоздание  на  службу  переведу  на
грязную работу. Понял? Ну-ка просыпайся, свинтус!
   Пальчики так славно его теребили, а ротик болтушки наполнял мои уши такой
милой похабщинкой, что пристыженный лентяй живо напрягся и  принял  строевую
стойку.
   - Молодец мужик! - Плавно пропустив инструмент через ОТК в  составе  двух
сумевших замкнуться в колечко пальчиков, Вика убедилась в его  твердости.  -
Пожалуй, ты у меня премию заслужишь...
   И она головой вперед юркнула под одеяло, пощекотав меня по груди и животу
своей взъерошенной, жестковолосой, а оттого  чуточку  колючей,  но  приятной
шевелюркой.
   Ладошки несильно сжали с двух сторон  отличного  строевика.  Поерзали  по
нему взад-вперед, будто скатывая колбаску из теста. Потом его обдало  теплым
и влажным, неровным дыханием.  Легкое  прикосновение  мягкого  и  мокрого...
Язычок с мелкими  пупырышками  притронулся  к  упругой  боеголовке,  лизнул,
спрятался, пять лизнул... Нет, это не могло остаться безнаказанным!
   Я тоже полез под одеяло,  где  было  душновато,  раздвинул,  взявшись  за
подогнутые колени, Викины податливые, но тугие ляжки и уткнул лицо в колючий
ворох  волосков.  Hoc  -  спасибо  прапрабабке  Асият,  не  самый  маленький
достался! - прокатился по неглубокой бороздке, нашел мокренькую трясину и  -
бульк! - провалился  туда.  Подрыгался  из  стороны  в  сторону,  потерся  о
пимпочку...
   А откуда-то из дальнего далека долетало  ласковое  и  бесстыжее  чмоканье
Викиного ротика. Должно быть,  понравилась  деточке  сосочка.  Шевелились  и
пальцы, поглаживая мешочек с орешками...
   Разобравшись в ворохе  волос,  я  пальцами  расчесал  их  на  пробор,  не
удержавшись от того, чтоб пару раз  не  утопить  большой  и  указательный  в
скользкой теплоте, а потом  осторожно,  чтоб  больно  не  сделать,  растянул
краешки в стороны. Языком по скользкому! Языком по солененькому!  Языком  до
пимпочки! А потом опять носом!
   Я - здесь, она - там.  "69"  -  как  именует  такое  мероприятие  мировая
общественность. Но она все же настоящая южанка, темперамент погорячее моего,
даром что это тело  американские  ирландцы  выстругали.  От  Украины  немало
осталось. И разогрелась раньше и задергалась в нетерпении. Даже зубками один
раз цапнула. А потом испустила свое неподражаемое:
   - Ы-ы-х-х...
   И тут я чуть не помер. Потому что  Викины  ляжечки  меня  так  сдавили  в
висках, что едва башку не сплющили. Это ведь не пухлая Ленка  или  рыхлеющая
Марьяшка. Это тело тренированной боевички все-таки, надо осторожнее.  Где-то
в глубине своего отупевшего мозга  я  представил,  как  Вика  ломает  шейные
позвонки вероятному  противнику.  На  секунду,  но  представил.  Потом  этот
секундный испуг прошел, и все опять стало по фигу.
   Воспользовавшись  тем,  что  Вика  меня  отпустила,   я   подхватил   ее,
безвольную-вареную, под плечи и перевалил головой на подушку.
   - Давай по-нормальному...
   - Даю, даю...  -  раскидываясь,  прокаламбурила  Вика.  -  Иди  до  дому,
"пыжик"!
   - Между прочим, - заметил я, укладываясь между нетерпеливо подрагивающими
ножками и ощущая, как ловкие пальцы Вики подхватывают инструмент, - он сроду
был "главной толкушкой".
   - Мне "пыжик" больше нравится... У-ух... Нехай лизе!
   - Не Лизе, а тебе, - ответил я на это самостийное выражение. - Поехали!
   Тут было не до каламбуров. Вика лежала относительно  спокойно  не  больше
минуты. Потом в ее теле словно мотор заработал. Правда, как  в  прошлый  раз
ноги к животу не поджимала, но попа работала как на пружинках.
   Доведя ее до второго "ы-ы-х-х" в семейно-супружеской позиции на спинке, я
перекатил ее на бок, ухватил за крепкие ягодицы и продолжил.
   - Ой, здорово! - провизжала Вика. - Ой, как же хорошо! Да  что  ж  ты  со
мной делаешь?
   - Это еще кто с кем делает... - пробормотал я и  начал  гнать  вовсю,  на
финиш. Эх, залетные!
   В общем, закончили.
   Разморенные, вымотанные, опять стали помаленьку засыпать.  Возможно,  что
даже час-другой и поспали, только мне это не запомнилось. Снов не было.
   А вот то,  как  громко  щелкнул  замок,  ярко  вспыхнул  свет  и  в  нашу
спальню-камеру-палату  вошел  Чудо-юдо  в  сопровождении  Зинки,  мы  хорошо
запомнили.
   - Ой! - Вика пискнула так, будто была мне  не  законной  женой,  а  самой
запретной любовницей. - Постучали бы сначала! Мы не одеты...
   - Дуэт обормотов! - прокомментировала Зинаида. Я глупо захихикал.
   - Ладно, - поморщившись, сказал Чудо-юдо,  -  что  с  них  возьмешь?  Они
сейчас как детишки, которые добрались до банки с вареньем, половину  слопали
и попались родителям. А теперь ждут, что с ними сделает папа. То ли выпорет,
то ли просто пожурит. Ну а папа сейчас молит Господа Бога, чтоб  детишки  не
обожрались и чтоб варенье оказалось не испорченным.  Потому  что  ему  будет
очень жалко,  если  у  них  животики  заболят.  Жалеет  дитятей  неразумных.
Особенно доченьку, то бишь невестку бестолковую. Поскольку  они  сейчас  все
равно ни черта не смогут понять, то лекции,  нотации  и  экзекуции  придется
отложить, условно говоря, до вытрезвления.
   - А мы вовсе не пьяные, - обиделась Вика.
   - Но - наколотые. То, что я предписывал Диме, - предусматривалось. А  вот
то, что еще и себя решила дурой сделать, - мне и в голову не приходило.  Как
говорится, аналитики подвели. Тем не менее, если у вас  еще  хоть  что-то  в
головах осталось,  посмотрите  вот  на  эту  дискету  (Чудо-юдо  вытащил  из
бокового кармана маленькую "трехдюймовку".) Здесь ваш страшный  Белый  волк.
Отважные поросята или козлята - более приемлемого наименования  для  вас  не
подберу - самым дурацким образом выманили гнусного  зверюгу  из  логова,  не
дожидаясь, когда придет старый охотник Хенк, и чуть-чуть не  попали  на  зуб
хищнику. Но старый охотник Хенк, как и положено по законам  жанра,  появился
только в самом конце сказочки, чтобы  обеспечить  законный  хэппи-энд  и  не
допустить сокращения  поголовья  парнокопытных,  а  также  мелкого  рогатого
скота. До этого он сидел высоко на дереве и  давал  умные  советы  и  ценные
указания. Благодаря этому поросятам и  козлятам  только  чуть-чуть  хвостики
покусали.
   - Но тут пришла добрая фея и  помазала  им  попки  зеленкой,  -  добавила
Зинуля.
   Само собой, в роли доброй феи  она  видела  себя.  Я,  находясь,  в  этом
придурочном состоянии, был не способен понять что выражает  физиономия  того
или  иного  субъекта.  То  есть  пребывает  ли  он   в   беззаботно-шутливом
расположении духа или саркастически ехидничает со злости. Поскольку препарат
вовсю действовал, до меня  доходил  только  юмор.  Все  казались  добрыми  и
хорошими, а потому никакие подвохи и колкости не замечались.  Но  уже  после
того, как  одурманивающее  снадобье  перестало  делать  из  меня  тупоумного
обормота, пришло понимание, Зинуля в  тот  момент  была  не  просто  зла,  а
прямо-таки разъярена.  Впрочем,  обо  всех  этих  нюансах  я  стал  способен
размышлять только через сутки с лишним.  А  тогда,  услышав  Зинулину  фразу
насчет доброй феи, я заржал от души.
   - Смейтесь, смейтесь, - строго произнес "охотник  Хенк".  -  Вот  если  б
большой злой Белый волк вам все пооткусывал, вы бы плакали горючими слезами,
а сделать ничего не могли. Но все-таки  хэппи-энд  состоялся.  Теперь  Белый
волк сидит в клетке (он торжественно потряс дискетой),  и  жизни  поросят  с
козлятами ничего не угрожает. А в компьютерную игру с виртуальным аппаратом,
танками, подземоходами и камикадзе можете  поиграть  как-нибудь  на  досуге.
Разумеется, сидя за монитором, а не внутри игры. Так безопаснее и веселее.
   - Только сперва подрастите немножко, - с явным ехидством добавила Зина, -
вам сейчас интеллекта только на "Dendy" хватит.
   - Через сутки, когда препарат перестанет действовать, отправлю вас домой.
Детишки пока останутся у Зины, а вам  надо  будет  готовиться  к  поездке  в
Швейцарию. И так немало дней потеряли  по  разным  причинам.  Ну,  все,  что
доступно вашим мозгам, я сказал.  Пошли,  Зинуля,  нам  работать  надо.  Да,
граждане заключенные! Поскольку вам, наверно,  не  только  трахаться,  но  и
жрать захочется, то довожу до сведения: завтрак уже можно требовать. Обед  -
четырнадцать ноль-ноль, полдник - восемнадцать ноль-ноль,  ужин  -  двадцать
один ноль-ноль. Желательно не  пугать  народ,  в  смысле  не  разгуливать  в
беспорточном состоянии. Поскольку часть одежки вы сдуру порвали, дам команду
заменить, но впредь будьте осторожнее. Экономьте на тряпках. Все, счастливо.
До завтра, если не будет никаких осложнений.
   - А если будут? - спросил я, отчего-то хихикая.
   - Если будут, я о них раньше вас узнаю и прибуду сюда с большой  клизмой.
Адиос!
   Чудо-юдо с Зинкой удалились, а вместо них явилась скромная и  застенчивая
девочка с татуировкой  в  виде  медицинской  эмблемы  повыше  запястья.  Она
прикатила сервировочный столик с завтраком.
   - Кушайте, пожалуйста, - сказала она, отводя глаза от голых плеч Барина и
Барыни, торчавших из-под одеяла.
   - Спасибо, Настенька! - сказала Вика и добавила: - Ты похорошела.  Москва
- это все-таки не провинция, верно?
   - Как сказать... - хмыкнула Настя. - Я в  Москву  за  полгода  еще  и  не
ездила ни разу. Все тут, за забором. Вы, когда  покушаете,  сложите  все  на
столик и постучите в дверь. Я тут рядом сижу, если что.
   Настя удалилась, а я даже не поинтересовался у Вики, откуда она ее знает.
Ленка - то есть доминантное "я" нового существа, называвшегося Викой,  -  не
должна была помнить эту девицу хотя бы потому, что  отсутствовала  в  Москве
столько же, сколько и я. Кармела и Вик ее знать не могли вовсе. Стало  быть,
ее могла знать только Таня. Где она находилась и чем занималась до того" как
переселилась на Ленкин  носитель  и  отправилась  "до  городу  Парижа",  мне
Чудо-юдо не докладывал, а новообразование по имени Вика еще не успело. Но  и
этот вопрос заинтересовал меня лишь после того, как закончилась общая  дурь,
наведенная препаратом. А вот завтрак меня увлек очень сильно.
   В целом день прошел спокойно.  Никаких  осложнений,  о  которых  упоминал
Чудо-юдо, не было, никакие вирусы, логические или обычные, нам не досаждали,
вмешательство медицины в нашу жизнь состояло лишь в том, что Настя два  раза
смерила у  меня  температуру,  но  она  оказалась  нормальной  -  36,6.  Все
остальное время мы спали и жрали.
   Кормежка была приличная: мяса дополна, салаты из свежих овощей,  к  обеду
даже красного сухого выдали, чтоб шашлык лучше пошел. Сил, конечно, прибыло,
но и лени тоже. Поэтому по части секса ничего особо интересного на  сей  раз
не было.
   Засыпали мы в двадцать три с чем-то. Сон получился провальный без  всяких
сновидений и виртуальных похождений.
   ОТХОДНЯК
   Чудо-юдо прибежал к нам около восьми утра,  после  завтрака,  когда  Вика
опять начала проявлять нездоровую инициативу насчет применения "Камасутры" в
мирных целях. Конечно, он сломал ей  кайф  и  испортил  настроение.  Видимо,
снадобье, превратившее нас в обормотов, уже помаленьку выдыхалось. Но тем не
менее Сергей  Сергеевич  пришел  вовсе  не  затем,  чтоб  выпустить  нас  из
заточения.
   - У меня мало времени, - сказал он сурово, - потому что через час  поедем
на похороны Васи, Лосенка и двух других. Вас не берем. Во-первых,  не  стоит
лишний раз светиться, а во-вторых, вам нужно  еще  свою  проблему  пережить.
Через часок-другой у вас начнется период последействия  препарата  -  ломка,
отходняк, похмелье.  Как  хотите  называйте,  только  переживите  нормально.
Неприятное состояние, обманывать не буду, но не  смертельное.  Будет  ломить
кости, позвоночник - прежде всего в области шейных позвонков. Головная  боль
будет серьезная, у Лены, возможно, тошнота, как при беременности.  До  рвоты
включительно.  Знайте  одно:  все  это,  при  нормальном  течении  процесса,
закончится к пяти-шести  часам  вечера.  Повторяю,  при  нормальном  течении
процесса! Без всякого врачебного  вмешательства.  Но  если,  упаси  Господь,
попробуете полечиться сами - попить какие-нибудь  таблетки  от  головы  типа
анальгина или цитрамона, сто граммов спиритуса  принять  или  массаж  головы
сделать - ни гроша не дам за ваши шкуры. Просто не знаю, что с  вами  будет.
Не берусь предсказывать. Но еще хуже будет,  если  ты,  Леночка,  попробуешь
заколоть еще по дозе препарата. Не улыбайся! Уже должна кое-что  соображать,
наверно, основная дурь сошла. Я специального  парня  к  комнате,  где  стоит
сейф, Приставил, а второго в  коридоре,  на  случай,  если  не  выдержишь  и
полезешь.
   - Не полезу я, - проворчала Вика.
   - Не зарекайся! - погрозил пальцем Чудо-юдо. - Ломать будет крепко,  всех
чертей с матерями вспомните. Сейчас хорохоришься,  а  тогда  будешь  на  все
глядеть другими глазами. Конечно, я вам тут для страховки и контроля оставлю
Зину, но надо и самим соображать. Особенно тебе, Лена.
   - Почему "особенно"? - обиделась Вика. - Женщины терпеливее, чем мужчины.
Вы лучше Димуле лекции читайте!
   -  Димуле  проще,  он  разумный  трус  по  складу  характера.  А   ты   -
непредсказуемая. Я тут прикинул помаленьку: при разделении твоих "я" в  ходе
виртуальной  игры  ты  на  шестьдесят  процентов  Лена,  на  тридцать  шесть
процентов - Таня, на три процента - Кармела и на один процент - Вик. У Димки
доминация выше: семьдесят  два  процента  -  Коротков-Баринов,  восемнадцать
процентов - Браун, девять процентов - Атвуд, один процент -  все  остальные.
То  есть  всякие  там  Родригес-Рамос,  Сесар  Мендес,  негритенок  Мануэль,
Мерседес-Консуэла-де-Костелло-де-Оро, капитан Майкл О`Брайен и еще  какие-то
остатки неразархивированных файлов. Теперь еще  и  чуть-чуть  Васи  Лопухина
добавилось. Правда,  это  касается  только  личностных  качеств,  того,  что
определяет "я". По памяти расстановка мест  несколько  другая.  Но  так  или
иначе, Коротков-Баринов доминирует безусловно.  Он  на  своем  носителе,  на
"родном". А ты, Лена, доминируешь в чужом носителе, понимаешь  ли.  То  есть
находишься в том положении, в каком находился Браун в 1982-1983 годах, когда
доминировал на носителе Короткова. И  потом,  они  не  были  враждебны  друг
другу. Даже когда в результате разархивации подавленных файлов Короткова они
оказались в  равновесном  положении,  им  удалось  договориться.  А  у  тебя
солидная противница. Притом, что ее  личность  сохранилась  почти  на  сорок
процентов, в экстремальной ситуации она вполне может  восстановить  контроль
над своим телом. А это опасно. Соберись!
   - Всегда готова! - Дура