к бою.
   - Ты вообще-то стреляла? - спросил я, с чувством глубокого удовлетворения
отметив, что  Хрюшка  поставила  винтарь  на  предохранитель  и  не  прошьет
кого-нибудь раньше времени.
   - А как же! - гордо заявила Премудрая. - Я в "Орленке" участвовала.
   Как   тут   не   похвалить   партию   и   правительство   за   заботу   о
военно-патриотическом воспитании молодежи!
   Хавронья явно преодолела страх, напавший  на  нее  после  путешествия  по
лестницам и коридорам, и даже сняла с помершего  "джикейщика"  -  того,  что
лежал в комнате, - бронежилет  и  штурмовой  пояс  с  прибамбасами.  Я  тоже
упаковался в чью-то курточку почище и надел  броник.  Все  надежнее,  чем  с
голым пузом.
   Пока мы снаряжались, ребята Брауна уже загрузили вагончик  и  запихали  в
него Эухению, Лусию, адвоката и Сесара Мендеса. Когда мы с  Ленкой  выбежали
на подземный перрон, наверху оставался только сам Браун. Он явился, держа  в
руках пульт, и показал его Эухении.
   - Настоящий? - спросил он. Супергадалка повертела прибор с видом эксперта
и сказала:
   - Да. Вот здесь, на торце, стоит номер: 732. Именно эти  номера  отличают
настоящие пульты от самоделок.
   - Везите нас в таком случае.
   - Трасса занята, - сказала Эухения, нажав несколько цифр и вызвав мигание
красной лампочки на пульте. - Вы же знали это?
   - Проверял, - сознался Браун, забирая пульт. - Да, от  зоны  "Зеро"  идет
встречный вагон. Если бы вы погнали нас  вперед  -  тут  есть  такая  кнопка
"ignor.", - то есть "игнорировать", то наши отношения резко осложнились бы.
   И он набрал совсем другой код.  Под  полом  заработали  электродвигатели,
вагончик набрал ход и помчался по туннелю, отделанному мозаичными панно. Они
мне запомнились еще  с  первого  пребывания  на  Хайди,  когда  брат-близнец
диктатора Лопеса Паскуаль прокатил нас на  таком  вагончике  от  кукурузного
поля до асиенды "Лопес-23".
   Не знаю, как уж так получилось, но в вагончике я оказался между Ленкой  и
Кармелой. Хрюшка, кажется, до сих пор не узнала нашу недавнюю пленницу, а  я
не спешил открывать ей глаза. В вагоне было полутемно, свет  шел  только  от
светильников в туннеле, но их было немного, и они мелькали  за  окнами,  как
серебристые полоски.
   Таня смотрела в окно, держа свой "винторез" между коленок, и старалась не
поворачивать ко мне голову. Я тоже отвернулся к  Хрюшке  и  делал  вид,  что
никаких знакомств с товарищем снайпером в прошлом не имел.
   - Дух от тебя, как от бомжа! - квалифицировала Ленка. - Господи! А  утром
такой чистенький был!
   Я тоже припомнил, каким симпатичным было утреннее пробуждение, и сразу же
ощутил,   как   чешутся   и   саднят   все   вчерашние    ссадины,    прежде
продезинфицированные и  покрытые  аэрозольной  бактерицидной  пленкой.  Эдак
можно и какие-нибудь заразы подцепить, если эта пленка полопалась...  Вплоть
до сепсиса.
   Между тем Браун пока не вмешивался в  управление  вагончиком.  Он  считал
пикеты и километровые столбы, поглядывая на маленький экранчик пульта, где с
помощью  полужидких  кристаллов,   как   в   карманной   электронной   игре,
обозначалась трасса 23-28. Сама трасса обозначалась светлой полоской,  путь,
пройденный вагончиком, - темным, встречный вагон, идущий от точки "О" - зоны
"Зеро",  обозначался  мигающей  точкой.  На  схеме   были   обозначены   два
отростка-тупика, к одному из которых мы  уже  приближались.  Браун  проделал
несколько манипуляций с пультом  -  разглядеть  их  я  не  сподобился,  -  и
вагончик, заметно сбросив скорость, въехал на стрелку,  а  затем,  освободив
главный  путь,  вкатился  в  тупиковый  туннель.  Здесь  он  остановился   -
дожидаться, пока пройдет встречный. Впрочем, не только дожидаться.
   -  Давайте!  -  приказал  Браун  двум  парням,   сидевшим   у   какого-то
подозрительного ящика. Что давать, он не объяснял.  Как  видно,  ребята  уже
загодя получили инструкции. Эти двое, схватив ящик, бегом побежали  обратно,
к главному пути.  Я  прикинул:  Браун  послал  своих  молодцов  заминировать
рельсы. Скорее всего где-нибудь метрах в пятидесяти  за  стрелкой,  ближе  к
"Лопес-28",  чтобы,  взорвав  вагон  с  "джикейщиками",  иметь   возможность
вернуться на главный путь. Так я думал, но ошибался.
   Когда минеры, провозившись минут двадцать, вбежали в тупик, вагон из зоны
"Зеро" был уже совсем близко. По крайней мере на схеме точка мигала всего  в
трех миллиметрах от поворота в тупик. Минеры еще бежали к нашему  вагончику,
когда "джикейщики" промчались по главному пути.  Их  вагон,  промелькнув  на
несколько секунд в световом полукруге портала тупикового туннеля,  проскочил
дальше, и спустя несколько секунд тяжкий удар подземного взрыва  тряханул  и
наш вагончик, и рельсы, и  весь  тупик.  Минеров  сшибло  наземь,  но  через
полминуты они вскочили и добежали до вагона.
   Но этого я не увидел.  Дело  в  том,  что  внимание  мое  привлекло  иное
событие, явившееся  последствием  взрыва.  Пульт  в  руках  Брауна  тревожно
запищал и заговорил противным, немного механическим, но все-таки  человечьим
голосом:
   - Авария! Авария! Авария! Наберите код AZ-7401! Наберите код AZ-7401!
   Когда же Браун набрал указанную  комбинацию,  произошло  небольшое  чудо.
Казавшаяся совершенно  непроницаемой  бетонная  стена,  в  которую  упирался
тупиковый туннель, с  гулом  и  скрежетом  стала  подниматься  вверх.  Через
минуту, не больше, проем открылся полностью,  и  оказалось,  что  за  стеной
скрывался точно такой же путь. То есть тупик, как выяснилось, был  вовсе  не
тупиком, а при нужде превращался в объезд.
   Вагон двинулся дальше. Теперь на пульте  была  обозначена  трасса  22-27,
которая тоже проходила через зону "Зеро".
   - Они нас видят? - спросил я у Брауна.
   - Пока видят, - ответил он спокойно как раз в тот момент, когда  вагончик
выкатывал на трассу 22-27. - А через минуту видеть не будут. Кармела!
   Танечка встала со своего места, держа под мышкой свой любимый "винторез",
и неторопливо подошла к переднему окну вагона. Покрутив ручку, она чуть-чуть
опустила  стекло  и  выставила  толстый  ствол-глушитель  наружу,  приложила
налобник с окуляром к глазу.
   - Вон тот желтый кабель на потолке! - дал ЦУ Браун.
   Не знаю, я лично никакого кабеля не видел, но Танечка, чуть кивнув, стала
выцеливать... Чпок! Выстрела как такового за шумом колес мы и не расслышали.
Ничего особенного не произошло, Кармела уселась на место,  но  на  пульте  у
Брауна опять замигала лампочка и тревожно запищал зуммер, а потом все тот же
противный голос сообщил:
   - Потеря связи с центром. Управление автономно!
   - То, что надо, - похвалил Браун. - С меня пузырь.
   - Я не пью, - холодно ответила сеньорита Кармелюк.
   - Погоди-ка! - встрепенулась Ленка, которая услышала,  как  Браун  назвал
Таню Кармелой, и с некоторым опозданием вспомнила, что слышит это имя  не  в
первый раз. - Откуда она здесь?
   - От верблюда... - вежливо ответила скрипачка. - Сиди, пока сидишь.  Вам,
господа Бариновы, я еще амнистии не давала. Особенно милому Димочке...
   - Стоп! - попросту рявкнул Браун. - Разборки отставить! Всем заткнуться и
молчать.
   Ленка посмотрела на Татьяну исподлобья, та на нее - как на пустое  место,
но вслух ничего не сказала. Я тем более промолчал. У Кармелы за ремнем  была
"дрель", а мне хорошо помнилось, как она, не меняясь в лице, сверлит из  нее
дырки в черепах. Да и вообще я устал. Вагон куда-то катил,  колеса  стучали,
меня в сон клонило...
   ДУРАЦКИЙ СОН ДЛЯ ДИМЫ И ТАНИ
   Никакого переходного периода от естественной реальности к искусственной я
лично не заметил. Был просто какой-то мгновенный щелчок,  словно  бы  кто-то
нажал на кнопку, переключающую каналы на  пульте  дистанционного  управления
телевизором. Где-то на энском уровне подсознания я отметил воздействие  РНС,
именно она сыграла роль пульта ДУ.
   Сразу после щелчка исчез стук колес, исчезло ощущение вагона, несмотря на
то, что до щелчка я, даже  прикрыв  глаза  веками,  все-таки  сознавал,  где
нахожусь. Вместо  стука  колес,  перешептывания,  кашля,  всяких  шорохов  и
скрипов, сопровождающих пребывание двух десятков людей в едущем  по  рельсам
транспортном средстве, я услышал... скрипку. А когда "открыл глаза", то есть
когда появилась картинка, увидел некое помещение, чем-то похожее на церковь,
переделанную в концертный зал, но без стульев и без публики. Посередине зала
стояла Таня, одетая в белую блузку с камеей и длиннющую черную юбку. Что она
исполняла на  скрипке  -  не  знаю.  Музыкальная  культура  у  меня  даже  в
искусственной реальности оставалась на нуле.  Самого  себя  я  видел  вполне
отчетливо. Никакой грязи, никакого камуфляжа. Чистенький,  свеженький,  даже
наодеколоненный, в нормально  пошитом  "референтском"  костюмчике.  Сидел  в
кресле и слушал музыку. Как будто что понимал.
   Закончив играть, Кармела поклонилась так, будто бы была по  меньшей  мере
Лианой Исакадзе. Я встал и сделал несколько барственных хлопков. А затем сел
обратно в кресло, рядом с которым вдруг появилось второе, куда  определилась
госпожа Кармелюк.
   Что должно было обозначать "концертное" начало, я так и не  понял.  Может
быть, те товарищи, которые управляли всем этим процессом,  хотели  сразу  же
показать нам всю искусственность ситуации, а может быть, имели в виду что-то
еще. В конце концов, это оказалось не суть важно. Намного  важнее  было  то,
что мы узнали друг о друге в ходе диалога.
   Неизвестно, каким образом в  моих  руках  оказались  те  две  фотографии,
которые мне показала Эухения Дорадо. Те самые, на  которых  была  изображена
одна и та же девушка, но под разными именами. Я показал эти фото  оригиналу,
с которого они были сделаны, и спросил:
   - Кто ты? Как твое настоящее имя?
   - То есть ты хочешь узнать, какое из имен настоящее? - уточнила  Таня.  -
Татьяна, Кармела или Виктория? Я отвечу,  если  ты  ответишь  мне,  кто  ты?
Точнее, кем ты себя считаешь?
   - Если честно,  то  я  считаю  себя  Коротковым  Николаем  Ивановичем.  Я
двадцать лет из тридцати с этим именем прожил. Последние  десять  лет  более
или менее привык к тому, что я Баринов Дмитрий Сергеевич. А был еще Ричардом
Стенли Брауном, Анхелем Родригесом... Анхелем Рамосом тоже был.
   - Раз ты не соврал, то и я врать не буду. Я- Кармелюк Татьяна Артемьевна.
То есть я себя считаю ею. Но ведь по крови ты - Баринов, верно?
   - По-моему, так.
   - Вот именно. Но считаешь себя Коротковым. То есть личность  Короткова  -
твое доминантное "я". Тебе  сказали,  что  ты  Баринов,  а  ты  до  сих  пор
внутренне в это не поверил, хотя достаточно поставить тебя  рядом  с  отцом,
чтобы убедиться.  Тебя  на  целый  год  превратили  в  Брауна,  ты  им  себя
осознавал, но что-то отключилось, и твое доминантное "я" вновь возобладало.
   - Ну, это я и без тебя знаю. А ты-то кто по крови?
   - По крови я - Виктория Мэллори. Или просто Вик. Идиотка от рождения...
   - Не похожа... - усомнился я, поглядев  на  фотокарточку  с  надписью  на
обороте:  "With  best  wishes  for  Malvin.  Victoria  M.",  означавшей:  "С
наилучшими пожеланиями для Мэлвина. Виктория М."
   - Ты хотел сказать, что я на этой фотографии не похожа на идиотку? Верно.
Потому что, когда была сделана  эта  надпись,  от  бедной  дурочки  осталось
только ее тело, в которое вселили другую женщину, а потом еще одну.
   - То есть Кармелу и Таню?
   - Да.
   - А зачем?
   - Только не говори, что ты ничего не знаешь о фонде О'Брайенов, ладно?
   - Вообще-то я знаю, но очень мало. Фактически сомневаюсь даже в том,  что
он есть на самом деле, а не придуман журналистами.
   -  Можешь  не  сомневаться.  Он  есть.  Именно  поэтому  была   разыграна
"Атлантическая премьера",  которая  при  твоем  участии  столь  блистательно
провалилась. Она стоила жизни Педро  Лопесу,  Хорхе  дель  Браво,  Джонатану
Хорсфилду, Грэгу Чалмерсу, Джону Брайту... И еще  многим  сотням  людей.  Но
Тимоти О'Брайен не отдал свой фонд в чужие руки. Даже мистеру Дэрку, который
после смерти Грэга Чалмерса фактически  возглавил  "G  &  К",  точнее  -  ту
криминальную империю, которая скрывается за  фасадом  скромной  компании  по
производству прохладительных напитков.
   - Он что, хранил все  ценности  на  Хайди?  -  Я  прикинулся  несведущим.
Просто, чтобы проверить, не врет ли Кармела.
   - Нет. Он хранил здесь, в зоне "Зеро",  относительно  небольшой  сейф,  в
котором вся информация об анонимных счетах, открытых в  швейцарских  и  иных
банках, шифры, коды и пароли, обеспечивающие доступ к этим  деньгам.  Точной
цифры я не знаю, но это многие миллиарды долларов. Этот сейф снабжен сложной
системой  защиты,  многослойной  и   не   допускающей   несанкционированного
вскрытия. Подойти  к  сейфу  можно  только  так,  как  предусмотрел  Тимоти.
Нарушения этого порядка на первых этапах подхода грозят смертью  нарушителю.
На последнем этапе тот, кто попытается взломать сейф, не получит ничего. Все
содержимое сейфа будет мгновенно сожжено. И миллиарды не достанутся никому.
   - Значит, тот, кто хочет унаследовать фонд, должен знать этот порядок?
   - Конечно. Этот порядок знают только два человека на земле.
   Тут я не утерпел и показал осведомленность:
   - Ты и Бетти Мэллори?
   - Я и Элизабет Мэллори. Мать моей биологической основы...
   - Очень замысловато...
   - Точнее не скажешь. Бетти родила тело, в котором находятся  "я"  Кармелы
О'Брайен и Тани Кармелюк. Девочки Вик Мэллори, как личности, нет уже  давно.
Когда Вик было  четыре  года,  стало  ясно,  что  она  не  просто  умственно
отсталая, а идиотка. Мать отдала ее в закрытый приют,  скрывая  все  это  от
своего деда Тимоти. Единственный, кто знал о том, куда отправилась Вик,  был
ее дядюшка Грэг Чалмерс. Он-то и нашел этот приютик для несчастной  внучатой
племянницы. Бетти стала штатным пером  Чалмерса.  Она  устраивала  скандалы,
выворачивала чужое грязное белье, иногда тиражировала  клевету,  от  которой
никто не мог отмыться. А Грэг Чалмерс врал ей,  будто  дочку  лечат,  и  она
вот-вот поправится...
   - А на самом деле?
   - На самом деле бедная дурочка угодила в заведение мистера Джона  Брайта,
которого ты знаешь не хуже меня. Вот там к ней в голову  и  вселили  Кармелу
О'Брайен...
   - Кто она была, эта Кармела?
   - Она не была, она есть, она здесь. - Таня  постучала  пальцем  по  своей
голове. - Хотя тело ее кремировано,  а  прах  развеян  неизвестно  где.  Это
страшная женщина. Сейчас ее "я" во мне подавлено, но  она  никуда  не  ушла.
Дурочке Вик еще не было двадцати, когда Брайт поставил свой  эксперимент.  А
Кармеле  О'Брайен,  сводной  сестре  Бетти  Мэллори,  в  то  время  было  за
тридцать...
   - Не понял, - изумился я. - Мне всю генеалогию этого семейства объяснили.
Что-то я не припомню Кармелы. Сводной сестрой Грэга была  Полин,  которую  в
1950 году посадили в дурдом. В это время Бетти было четыре года, верно?
   - Верно.
   - Отец Бетти погиб в Корее, в том же 1950-м. Так?
   - Так.
   - Откуда же эта Кармела взялась?
   - Ты  полагаешь,  что  свихнувшаяся  от  горя  женщина  не  может  родить
относительно здоровую девочку?
   - Полин родила в психбольнице, ты это имеешь в виду?
   - Да. Но самое удивительное, что в этой клинике тогда  проходил  практику
студент Джон Брайт. Ему было двадцать два года.
   - Так он что, был отцом Кармелы?
   - Не исключено. Кармела родилась вполне  нормальной  и  была  помещена  в
приют. Это была не лучшая школа... Я все это помню.
   - Ты уж только мне, детдомовскому, это не объясняй...
   -  Я...  То  есть  она  оттуда  убежала  в  шестнадцатилетнем   возрасте.
Тусовалась в какой-то  уличной  команде,  воровала,  дралась,  пила,  курила
марихуану и прочее...  Наконец  попалась  и  села  в  тюрьму.  Поскольку  ее
обвиняли в убийстве, решила симулировать сумасшествие.  Тут  снова  появился
Джон Брайт, который, будучи экспертом,  признал  ее  невменяемой  и  добился
помещения Кармелы в свою  клинику.  Он  уже  обзавелся  таковой  и  числился
восходящим светилом.
   - Он знал, что имеет дело со своей дочерью?
   - Думаю, что знал, но никогда об  этом  не  говорил.  У  него  были  свои
научные планы, и не только научные.  Десять  лет  он  испытывал  на  Кармеле
различные  препараты,  которые  позволяли  управлять  психикой,   сознанием,
координацией движений, реакцией, памятью. Он проводил на ней первые опыты по
передаче информации через третью сигнальную систему. Брайту удалось получить
неплохие результаты в сверхускоренном обучении. Например, в изучении языков,
музыки, живописи, восточных единоборств...
   - Разносторонняя подготовочка, ничего не скажешь!  -  подивился  я.  -  И
стрельбе тоже обучал?
   - Да, -  ответила  Таня.  -  Но  он  не  учел  того,  что  от  всех  этих
экспериментов материальная  основа  стала  портиться.  То,  что  форсировало
деятельность мозга на одних  направлениях,  вредно  сказывалось  на  других.
Например, на тех, которые отвечали за обмен веществ в  организме,  управляли
работой сердца, печени, почек. В общем он угробил эту самую Кармелу...
   - Но сохранил запись ее памяти? - догадался я. - Как у Дика Брауна?
   - Сохранил не он. Брайт не умел этого делать. Это сделал вот  этот.  -  И
неведомо откуда Таня достала фотографию, на которой я увидел знакомое лицо.
   -  Сорокин...  -  пробормотал  я.  -  "Главный  камуфляжник"...  Так   он
существует?
   - Тогда его звали Умберто Сарториус.  Он  тесно  сотрудничал  с  клиникой
Брайта, хотя располагал своим собственным исследовательским центром.  Именно
он сумел связать Брайта с Рейнольда Мендесом и Хайме Рохасом...
   Внезапно где-то "за кадром", но в то же время у меня в  мозгу  словно  бы
воспроизвелся  кусок  магнитофонной  записи.  Я  услышал   голос   "Главного
камуфляжника", отрывок из его "лекции", которую он прочитал нам  с  Брауном,
сидевшим в одной черепушке, одиннадцать лет тому назад:
   "Наиболее влиятельные люди -  это  те,  кто  умеет  выстраивать  цепочки,
плести паутину, окружать себя тысячей связей, ведущих в самые низы  и  самые
верхи. Они всегда в тени, их никогда не найти, не привлечь к суду, до них не
дотянутся никакие КГБ или ФБР. Их как бы нет, но они есть, и почти все,  что
вершится на Земле, - следствие их работы..."
   - А с Барановым Сергеем Сергеевичем, - спросил я, - они не были связаны?
   Картинка тут же поплыла, свилась в золотистую спираль, а спираль,  бешено
закрутившись, унеслась в черноту, исчезнув в какой-то точке.
   НА РУИНАХ "ЛОПЕС-23"
   Очнулся я от этого дурацкого сна по самой обычной причине.  Ленка  трясла
меня за плечо:
   - Волчара! Вставай, сукин сын! Приехали!
   Вагончик стоял, бойцы Брауна выгружали на перрон барахло.  Андрюха  Чижов
постучал пальцем по Таниной каске:
   - Станция Березайка! Кому надо - вылезай-ка!
   Мир был реальный - это я как-то сразу усек. Зевнув, я  поперся  к  выходу
следом за Ленкой, а за нами вышли из вагона Таня и Андрюха. У меня в  голове
был один вопрос: видела ли  Кармела  то  же,  что  и  я,  или  это  был  мой
персональный сон? Любопытно, что в точности полученной во сне  информации  у
меня ни малейших сомнений не было. Взгляд,  который  я  украдкой  бросил  на
Таню, ничего не прояснил. Она была совершенно  не  такая,  какой  явилась  в
сновидении. Мрачное, с полосками камуфляжной краски лицо ничего не выражало.
О чем она думала, понять сложно. Может быть, о том,  когда  же  ей  разрешат
меня пристрелить.
   Долго  рассматривать  Кармелу  было  рискованно.  Она  могла  окрыситься,
ляпнуть что-нибудь типа: "Чего уставился?" - и  осложнить  мои  отношения  с
Хрюшкой, которой  присутствие  снайпера-скрипачки  и  без  этого  сильно  не
нравилось.
   Некоторые опасения  вызывал  и  Андрюха  Чижов.  Он,  судя  по  некоторым
признакам, был с Татьяной в неплохих отношениях, а  узнать  о  моей  роли  в
смерти Толяна мог в любую минуту. В этой компании самым  надежным  человеком
казался Браун, но и от него мо