й?
   Иванцов не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться.
   - По-моему, нет... -  произнес  зиц-президент  в  явном  смятении.  Забор
мрачно помалкивал.
   - Может быть, кто-то уже звонил вам в "Альгамбру" и требовал выкуп?
   - Нет, - произнес на сей раз сам Забор. - Не было  звонков.  И  угроз  не
было.
   - А может, вы просто нам не сообщаете об этих звонках? Скажем, похитители
пообещали,  что  в  случае  вашего  обращения  в  правоохранительные  органы
Гнездилов будет убит? - прищурился Иванцов. Он прекрасно знал, что никто  не
назначал выкупов и не угрожал, но помариновать альгамбровцев было приятно.
   - Как можно, гражданин прокурор, дезинформировать следствие?  -  обиженно
сказал Забор.
   - Прекрасно. Значит, угроз не было, выкупа никто не просит, а вы, тем  не
менее, предполагаете, что это было  похищение?  Странно  и  нелогично.  Если
людей похищают, то обычно требуют выкуп, верно? Или, допустим, похищают  для
того, чтоб выбить долг. Вероятно, скажем, и похищение с  целью  принудить  к
совершению противоправного деяния. Если  никаких  условий  не  ставится,  то
какой смысл в столь рискованной затее? Предположим,  что  Гнездилова  решили
похитить, чтобы убить тайно и тем ввести в заблуждение органы следствия.  Но
ведь  для  такого  убийства  тоже  нужны  мотивы,  верно?  Конечно,   бывают
немотивированные убийства, но их  совершают  либо  психически  ненормальные,
либо в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. А тут, насколько
я осведомлен, все было серьезно организовано, явно участвовала  группа  лиц,
привлекалось несколько единиц автотранспорта. Так  что,  господа,  позвольте
мне усомниться в вашей версии или приведите  те  аргументы,  которые  убедят
меня.
   - У нас есть сведения, которые косвенно подтверждают, что  Гнездилов  был
похищен, - произнес Маряхин, дождавшись разрешительного кивка Забора.  -  Но
нам не хотелось бы оглашать источники. Это может сильно повредить  тем,  кто
нас уведомил.
   - Вы поставьте себя на мое место, Вячеслав Петрович, - сказал  Иванцов  с
наигранной задумчивостью. - Приходят к вам люди и говорят:  "Мы  знаем,  что
нашего товарища похитили. Но что мы по этому поводу узнали  и  от  кого,  не
скажем. А вы идите и ищите, неведомо где и неведомо как". Это смешно,  право
слово! Не  раскрывая  ваших  источников,  вы  стремитесь  воздействовать  на
прокуратуру,  чтобы  она  проводила   следственные   действия   в   каком-то
определенном,  очевидно,  выгодном  для  вас  направлении.  Знаете,  у  меня
появляются сомнения в необходимости нашего разговора.
   - Что вы,  что  вы!  -  испуганно  забормотал  Маряхин.  -  Мы  вовсе  не
собираемся оказывать давление или как-то влиять  на  следствие.  Просто  нам
стало известно,  что  господин  Гнездилов,  по  некоторым  данным,  захвачен
преступной группой некоего Чуда-юда и содержится в Москве, в частном научном
центре.
   - В принципе мы могли бы и подробнее, - добавил Забор, -  но,  извиняюсь,
только на условиях неразглашения. Людям неохота подставляться.  Там  контора
очень крутая.
   - Сейчас все конторы крутые, -  усмехнулся  Иванцов.  -  И  всем  неохота
подставляться. Стало быть, показаний вашего информатора в следственном  деле
не будет, на суде он выступать как свидетель обвинения не собирается. А  что
вы нам прикажете делать? Ссылаясь на  оперативный  источник,  связываться  с
Московской областной или городской прокуратурой, выходить на них с  просьбой
санкционировать проведение обыска в этом самом научном центре, обращаться  с
ходатайством о задержании на тридцать суток господина по кличке  "Чудо-юдо"?
Да  нас  засмеют!  Это  в  лучшем  случае.  Если  наше   ходатайство   будет
рассматривать умный человек, который  не  найдет  оснований  ни  для  выдачи
санкции на обыск, ни для задержания. Но гораздо хуже, если  найдется  дурак,
который даст санкцию - и нас, и себя подставит под гражданский иск о  защите
чести и достоинства. А то и под 178-ю - за незаконное задержание.
   Иванцов  немного  сгущал  краски,  но  на  Маряхина  и   Заборского   это
подействовало впечатляюще. Забор, однако, сказал:
   - Ну а если в Москве кое-кто поддержит это дело?
   - В каком плане поддержит? - заинтересованно спросил Иванцов.
   - В том плане, что поможет взять Чудо-юдо с поличным.
   - Это что же за  "контора  Никанора"?  -  противненько  улыбнулся  Виктор
Семенович. - Не слышал, чтобы в нашем правовом и демократическом государстве
имелись ведомства,  кроме  правоохранительных,  которым  были  бы  присвоены
подобные полномочия. Или вы имели в виду ФСБ и МВД?
   В глазах у Забора появился очень неприятный блеск. Он как бы говорил  то,
что сам Алик сказать не мог: "Смеешься, законничек? Смотри, не  пришлось  бы
поплакать немножко".
   - Вы, Виктор Семенович,  только  поймите  нас  правильно,  -  заторопился
Маряхин. - Мы хотим помочь относительно мирно решить проблему  с  господином
Гнездиловым. А она, уверяю вас, очень сложная.
   - Вы хотите помочь? - изумился Иванцов. -  А  мне  показалось,  что  пять
минут назад вы говорили об обратном,  искали  у  меня  помощи  в  розыске  и
спасении своего сослуживца...
   - Виктор Семенович, - мрачно произнес Забор. - Все мы люди, все человеки,
всем надо помогать друг другу, как учат нас Господь Бог  и  коммунистическая
партия. Вы извините, я без образования, у меня, кроме восьми лет школы,  еще
четырнадцать лет по трем ходкам, но жизнь немного знаю. Обидно  будет,  если
мы друг друга ни фига не поймем, честное слово!
   - Совершенно с вами согласен. Особенно неприятно будет, если вы,  дорогой
Альберт  Николаевич,  судя  по  произнесенной   вами   преамбуле,   намерены
заниматься тем, что подпадает под признаки статьи 193 все  еще  действующего
УК РСФСР.  То  есть  угрожать  мне  убийством,  нанесением  тяжких  телесных
повреждений или уничтожением имущества путем поджога...
   - Нет, Виктор Семенович, - сказал Забор, - насчет этого не волнуйтесь. Мы
не сумасшедшие. Просто хотели вам передать привет от одного вашего  хорошего
знакомого, который этой весной немало помучился из-за вас...
   Тут Иванцов забеспокоился. Он вовсе не хотел, чтоб  слухачи  во  главе  с
Василием Васильевичем записали  и  передали  Чуду-году  даже  самое  краткое
изложение истории контактов между прокурором и Соловьевым, но прежде всего -
о той пакостной роли, которую Иванцов сыграл в истории с  расстрелом  джипов
на подступах к "Белой куропатке". Ведь именно он, а вовсе не Эдуард  Тихонов
по кличке "Степа", как потом было предъявлено Чуду-юду, стал инициатором той
роковой  поездки...  И  теперь  то,  что  четыре  месяца  скрывалось,  могло
открыться. Конечно, дело прошлое, в конце концов, Иванцов и сам рисковал, не
допустил проникновения Соловьева в секретную лабораторию, но Степу подставил
именно он. А Степа - авторитет старой школы, негласный советник  и  преемник
основателя здешней системы Курбаши, более года был  для  Чуда-юда  опорой  в
здешней губернии. И неплохим источником средств, как удалось выяснить позже.
После его гибели  и  таинственного  для  многих  бегства  Фрола  Чудо-юдо  в
губернии надолго потерял свои позиции. Лишь похищение  Ворона-Гнездилова  (а
может, и не  похищение,  а  убийство  или  побег!)  позволило  ему  оторвать
"Куропатку" от "Альгамбры" и снова отжать к обочине ставленников Соловьева.
   Нет, Иванцову нельзя было позволять Забору заниматься историей.
   - Я понимаю, о ком вы говорите, - произнес Иванцов, - будет спокойнее  не
называть лишних имен. Что он хотел мне передать, кроме привета?
   - Да так, мелочи. Например, - осклабился Забор,  -  насчет  вашей  дочки,
которая в Москве учится, вспоминал. Красивая, говорит, стала, но за ней глаз
да глаз нужен. Москва - город небезопасный.
   Этого укола Иванцов ждал. Опасения за дочь в  свое  время  заставили  его
согласиться на показ  куропаткинской  лаборатории  Соловьеву,  Сноукрофту  и
Резнику. Иванцов помог Соловьеву взять бразды правления над  "Куропаткой"  и
ввести в игру Ворона тоже в немалой степени  ради  обеспечения  безопасности
студентки Иванцовой.
   - Спасибо за совет, - сказал Виктор Семенович. - Мне  тут,  кстати,  была
оказия узнать о его сыне кое-что. Службу он проходит нормально,  не  болеет,
спортом занимается. Однако из-за этих самых  спортивных  успехов  его  может
серьезная беда подстеречь. Могут его послать в "горячую точку". В  Чечню,  в
Таджикистан или  еще  куда.  А  это,  сами  знаете,  чревато.  И  вот  какой
удивительный  прогноз  дали  астрологи:  по  расположению  планет  и   звезд
получается, что судьбы Ванечки и Машеньки как-то  там  астрально  сопряжены.
Поэтому, если что-то с ней, то с ним - гораздо хуже. С другой стороны,  если
с ней все в порядке, то и с Ваней никаких проблем. Вы  обязательно  сообщите
это своему товарищу.
   - Постараюсь, - насупился Забор. - Тот товарищ, правда, еще  один  привет
передавал. Из Франции, от Петра Петровича Гладышева.
   - Спасибо, - Иванцов знал, что эта  угроза  представляет  опасность  куда
большую и куда более реальную, чем намеки  насчет  дочери.  -  Надо  и  мне,
пожалуй, в благодарность, привет передать. От полковника Воронкова Владимира
Евгеньевича. Или Воронцова, может быть,  дай  Бог  памяти...  В  общем,  его
близкие  друзья  Вороном  именуют.  Ходили  слухи,  что  он,  понимаешь,   в
автокатастрофе погиб, а он живой на самом деле. И в прошлом году не погиб, и
в этом году уцелел. Не каждому так  везет.  Наверно,  может  и  до  ста  лет
прожить, если какая-нибудь случайная неприятность не подвернется.
   - Интересное кино... - пробормотал  Забор,  который  явно  не  был  готов
переварить такую информацию.
   - Самое смешное, - Иванцов пошел на добивание, - что глава  администрации
одной из соседних областей, господин Пантюхов Георгий Петрович,  у  которого
товарищ  полковник  возглавлял  охрану,  будет  очень  удивлен   и   приятно
обрадован, что Ворон, оказывается, еще летает. А если еще  вспомнить,  какая
неудачная судьба сложилась у Сергея Борисовича Соловьева, который  занимался
коммерцией в той самой области, и о некоторых других событиях прошлой  осени
и нынешней весны, то вашему заинтересованному лицу  придется  серьезно  надо
всем поразмыслить.
   - Мозги есть, отчего не помыслить, - вздохнул Забор.
   - Ну, тогда, может быть, на сегодня достаточно? Вы обдумаете ситуацию, мы
прикинем  свои  возможности.  А  потом  будем  постепенно,   без   суеты   и
нервотрепки, приходить к консенсусу.
   - Тогда,  наверно,  надо  будет  подумать  и  о  дате  новой  встречи.  -
Пожалуйста. Дня через три, наверно, вас устроит? - В это же время? - спросил
Забор.
   - Без проблем. Я же в отпуске, господа...
   Подмосковная дача
   Около полудня мини-автоколонна, состоящая  из  серой  "Волги"  и  красной
"девятки", въехала в тот  подмосковный  дачный  поселок"  куда  должна  была
прибыть еще сутки назад. Поселок этот принадлежал, конечно, не самым сливкам
общества, но и не относился к разряду трущоб. Обычный дачный  поселок,  куда
ездят не столько отдыхать, сколько  гнуть  спину,  чтобы  получить  какой-то
приварок на зиму, обеспечить себя, по мере сил и  возможностей,  собственной
картошкой, морковкой,  огурцами,  помидорами,  повидлами-вареньями  и  иными
дарами природы. Некоторые мичуринцы уже и виноград выращивают,  и  тыквы,  и
арбузы. Глядишь, и до бананов с ананасами дойдет.
   Конечно,  по  сравнению  с  домом  бабы  Дуси  небольшая  рубленая  дачка
смотрелась неважнецки. У бабы Дуси дом был рассчитан  на  постоянную  жизнь,
здесь - только на лето, частично  на  осень.  Более  того,  дачка  давно  не
красилась, жестяные водосточные трубы проржавели, на трубе выпало  несколько
кирпичей,  в  заборе  не  хватало  штакетин.  Не   видно   было   и   следов
сельскохозяйственной деятельности.  Участок  зарос  многолетними  бурьянами,
крапивой и слабоплодоносящей, одичалой малиной. Ни  возделанной  грядки,  ни
дерева с побеленным стволом  не  просматривалось.  Правда,  на  одной  вишне
багровели полуобклеванные ягодки, а на паре  яблонь  просматривались  мелкие
зеленые плоды, тоже порченные не то червяками, не то гусеницами.
   - Мы, случаем,  не  ошиблись?  -  спросил  Гребешок,  вылезая  из  кабины
"девятки" и подходя к "Волге". - Что-то дача эта для отдыха  мало  подходит.
Не вижу бассейна, фонтанов, поля для гольфа...
   - Нет, - тоже с явным разочарованием в голосе произнес Агафон, -  это  то
самое место. Улица Воровская, дом тридцать четыре.
   - Воровская? - придурился  Гребешок,  сделав  ударение  на  букве  "а"  в
отличие от Агафона, который правильно поставил ударение на  второе  "о",  но
перепутал окончание. Улица была не Воровская, а Воровского.
   Вообще, если бы не "Запорожец", притулившийся у забора,  было  бы  полное
впечатление, что дача эта заброшена еще со времен "Вишневого сада".  Однако,
как выяснилось, тут даже  хозяин  имелся.  С  крылечка  спустился  загорелый
дочерна, голопузый и богато  татуированный  гражданин  лет  под  шестьдесят.
Тощий, испитой, гнилозубый, в драных тренировочных штанах  -  при  советской
власти такие шесть рублей стоили - и полотняной кепочке с  мятым  козырьком.
Он с явной тревогой посматривал на две машины, подкатившие к его  обиталищу.
Уж очень там много народа понабилось.
   Агафон вылез из "Волги", поглядел на поржавевший номерок 34,  прибитый  к
углу дачи, и произнес:
   - Здорово, хозяин! Тебя не дядя Саня зовут?
   - Для кого дядя Саня, а для кого - Александр Ильич,  -  запойно  просипел
мужик.
   - Не Ульянов случайно?
   - Нет, Бог миловал.
   - Ну, тогда привет от Сэнсея.
   - Из Японии?
   - Нет, из Береговии.
   - Что ж, заезжайте во двор, гости дорогие, небывалые.
   Для постороннего человека все выглядело как обмен случайным набором фраз,
однако  все  фразы,  начиная   со   слов   "Здорово,   хозяин!"   и   кончая
словосочетанием  "гости  дорогие,  небывалые",  представляли  собой  систему
паролей и отзывов.
   Дядя Саня открыл ворота, Агафон вкатил во двор  "Волгу",  за  ним  въехал
Гребешок на "девятке".
   - Проезжай мимо крыльца и поленницы, выворачивай за угол! -  распорядился
хозяин.
   На задах дачи обнаружилась площадочка, примыкающая к забору, ограждавшему
тыл участка. В отличие от хлипкого заборчика, стоявшего с  улицы,  этот  был
заметно повыше и сделан из прочных досок, вплотную пригнанных друг к  другу.
Вдоль забора густо росла высоченная крапива вперемежку с одичалой малиной, а
еще высокие кусты жимолости и сирени, начисто заслонявшие собой площадку  от
возможных наблюдателей с соседнего двора, по  крайней  мере,  от  случайных.
"Волга" и "девятка" с трудом втиснулись  сюда.  Дядя  Саня  запер  ворота  и
подошел к машинам,  из  которых  стали  вылезать  уставшие  от  долгой  езды
путешественники.
   - Мать честная! - вполне искренне вздохнул дядя Саня. - Говорили, четверо
будет,  а  вас  вон  сколько...  Ладно.  Пойдем-ка,  начальник,   побеседуем
маленько.
   Агафон последовал за ним в дом. Внутри дача вполне подошла бы для  съемок
либо историко-революционного фильма о тяжкой жизни российского  пролетариата
при проклятом царизме, либо американского клюквенного боевика  об  угнетении
евреев в бывшем СССР.
   Сени здесь были обычными - клетухой полтора  на  полтора  метра,  тут  на
табурете стояло  ведро  с  водой,  а  под  табуретом  -  пятнадцать-двадцать
разнокалиберных   бутылок,   начиная   от   микроскопических   125-граммовых
"восьмушек" из какого-то сувенирного набора и кончая большущим  двухлитровым
графином из-под водки "Privet". Пол отродясь не мыли и не красили, отчего на
нем нарос вполне ощутимый слой грязи. Агафон хотел пить, но  вовремя  увидел
плавающую в ведре муху, и жажда его сразу покинула. Ясно, что хлебать  такую
водицу мог только человек, который всегда имеет  в  желудке  граммов  триста
спиртного, а потому не боится дизентерии и прочих инфекций.
   В сенях, кроме табурета с ведром и склада  бутылок,  была  еще  невысокая
приставная лестница, ведущая на чердак.
   - Вот там, - дядя Саня указал на люк в потолке, - ночевать будете.  Нынче
тепло, клопов и тараканов там нету. Комарье тоже пока не шибко разгулялось.
   Прошли  в  комнату.  Здесь  стояли  старый  дерматиновый  диван  и  стол,
сооруженный из простой ДСП, уложенной на картонные  ящики  из-под  импортных
телевизоров или консервов, и  покрытый  старыми  газетами.  Был  еще  сильно
расшатанный стул, на который даже плюшевого мишку нельзя было  посадить  без
риска. Остальная мебель состояла  из  деревянных  или  пластмассовых  ящиков
из-под бутылок. Сами же бутылки, естественно, давно опустошенные,  стояли  и
лежали по всем углам комнаты. Здесь их было  так  много,  что  Агафон  и  не
пытался сосчитать.
   - Садись, командир, в ногах правды нет,  -  сказал  дядя  Саня,  указывая
Агафону на диван. - Самое надежное сиденье осталось, не обессудь.
   - Перетерпим, - сказал Агафон скорее из вежливости, чем искренне. О  том,
как выглядит подмосковная дача, у него были совсем  иные  представления.  Он
видел дачи  своих  областных  начальников,  некоторые  даже  близко,  и  ему
казалось, будто у подмосковной братвы должны быть исключительно такие  же  и
даже лучше.
   - Перетерпим? - с некоторой резкостью в голосе произнес дядя Саня. - Это,
корефан, не вы перетерпите, а я перетерплю. Вас сколько  должно  было  быть?
Четверо. А ты девять рыл привез. У меня тут не  пансионат,  чтобы  с  бабами
ездить, понял? Да еще импортную прихавал, черномазь. А пятый пацан инвалид в
натуре, ни рук, ни ног. Его куда? Мне заказали вас приветить на три денька.
   Вне всякого сомнения, дядя Саня в  уголовном  мире  не  занимал  высокого
места. Скорее он - полубомж, с  парой  ходок  по  разным  некрутым  статьям.
Образование  -  высшее,  окончил   факультет   карманной   тяги   Бутырского
государственного университета. Кандидат блатных наук, был когда-то  неплохим
специалистом, но квалификацию потерял, покинул, так сказать,  большой  спорт
ради большого спирта. В данное время  явный  алкаш,  заслуженный  тренер  по
литрболу и скоростному распиванию. Ясно, что Сэнсей договаривался не с  ним,
а с каким-то паханом. Конечно, если речь шла всего о трех  днях  для  отдыха
четырех мужиков, то можно перекантоваться и тут. Но  судя  по  тому  шухеру,
который остался за кормой, торчать вдали от родной губернии придется гораздо
дольше. Ну, месяц-другой тут еще будет тепло. А если до  поздней  осени  или
даже до зимы не удастся вернуться?
   - Нам здесь надо будет побыть подольше, чем трое суток, - заметил Агафон.
   - Как тебя звать? - спросил дядя Саня, малость помолчав.
   - Не обижаюсь, если просто Агафон.
   - Это хорошо, что ты не гордый. Но надо понимать, чего делаешь.  Тоже  не
помешает. Отсюда по прямой, если не соврать, до Петровки, 38, всего тридцать
пять километров. И мне ни к чему,  чтобы  тут  всякие  типы  крутились.  Мне
сказано: прими четверых. Об остальных ни звука. Никто мне не говорил, что ты
привезешь девять. Не знаю, где вы спать будете. И жратвы у меня  на  вас  не
запасено. Опять же - мне говорили, что три дня, не больше. Этот номер на год
вперед забронирован, усек?
   - Ты, дядя Саня, по-моему, второй раз одно и тоже повторяешь. Лучше давай
по делу: сколько тебе отстегнуть, чтобы ты на мозги  не  капал?  -  довольно
нервно произнес Агафон. - Этой даче, со  всеми  потрохами,  красная  цена  -
"лимонов" двадцать, да и то если бревна не сгнили.  Хочешь,  мы  у  тебя  ее
купим? Тебе, на хрен, больше за нее никто не даст.
   - Милок, - скривился дядя Саня, - дача эта не продается. Так что не тряси
тут "лимонами", растерять можешь. Пойми, сява, вас сюда  по  просьбе  вашего
основного вписали, и не для того, чтобы вы тут с бабами развлекались. Где вы
их там наснимали, меня не колеблет, но дорогу они сюда должны забыть. Лучше,
если вообще насовсем. Не то вам тоже память укоротят.
   - Слушай, пень, - строго сказал Агафон. - Не корчи  из  себя  ав