у  меня  живет  в
соседнем районе. Глушь обалдеть какая!
   - А ты давно бывал у нее? - спросил Агафон.
   - Года три назад, когда еще в милиции работал.
   - Ты ей хоть звонил, письма писал? А то, может, она померла давно?
   Гребешок пожал плечами и сказал:
   - Если бы померла, то небось сообщили бы. Матери хотя бы.
   - Ну, хрен с тобой. Вези, Сусанин, на деревню к бабушке...
   Гость прибыл
   Иванцов с дорогим гостем совершали в это время послеобеденный  моцион  по
дорожкам  небольшого  парка,  разбитого  вокруг  "Русского  вепря":  к  нему
прилетел седовласый, в солидных годах, но  совсем  еще  бодрый  человек,  на
дорогом светлом  пиджаке  которого  в  несколько  рядов  пестрели  орденские
планки.  Виктор  Семенович  послал  на  аэродром  "Мерседес",  принадлежащий
"Вепрю" и предназначенный для встречи импортных  гостей.  Сам  встречать  не
поехал. Не потому, что не хотел, а потому, что гость того не желал.  По  его
мнению, не стоило лишний раз демонстрировать, что  гость  приехал  именно  к
Иванцову: в шумной рекламе и газетно-телевизионном освещении этот  визит  не
нуждался.
   - Благолепие! - втягивая обеими ноздрями насыщенный  фитонцидами  воздух,
произнес гость. - Молодец, молодец, Виктор. Хорошо жизнь  обустроил.  Вот  у
меня вроде тоже дачка есть, под Москвой, и тоже лес, а не то. Воздух не тот.
Все-таки такой монстр под боком. Травит помаленьку. Страшно подумать,  какую
огромную уродину выстроили, Москву! Раньше она поуютней была. И чище,  много
чище была. В центре, как сейчас помню, милиция вовсю следила,  чтобы  окурки
мимо урны не кидали. Да и сами за собой  следили.  Каждое  свое  действие  с
политической точки зрения понимали. Плюнешь не  в  урну,  тут  же  сам  себя
оценишь: "Это что же, я на священную  землю  столицы  нашей  великой  Родины
плюю? Ту самую, по которой товарищ Сталин  ходит?"  Мороз  по  коже!  Врагом
народа сам себе кажешься. А сейчас  расползлась  Москва-матушка,  раздрябла,
как  старуха.   Нацепила   иноземные   побрякушки,   обклеилась   рекламами,
обставилась всякими там "шопами", трехцветную  юбку  из  сундука  достала  с
красными заплатами - и стоит, довольная собой, милостыню просит.
   - Пописываешь, должно быть, Михалыч, на досуге? - спросил Иванцов.
   - Есть грех. Только что-то не клеится. То ли голова стареет и дуреет,  то
ли сам себя понять не могу. И вас, кто  помоложе,  понимаю  плохо.  Конечно,
напиши я в мемуарах  все  как  было,  напечатали  бы  тут  же.  И  пошло  бы
нарасхват. Но, понимаешь ли, сидит во мне такой мужичок с  ноготок,  который
построже Главлита будет. И прежде, чем каждое словечко  на  бумагу  из  души
выпустить, этот  самый  человечек  его  с  самых  разных  сторон  посмотрит,
пощупает, на зуб и на язык попробует. В общем,  не  идет  у  меня  писанина.
Иногда посижу-посижу, помараю бумагу, а потом скомкаю - да в печку.
   - Я,  Михалыч,  тоже  начинаю  над  пенсией  задумываться.  Всех  дел  не
переделаешь, надо и другим оставить... Ты  уж  просвети  меня,  провинциала,
насчет мадам Алпатовой. Есть в нашем заведении мнение, будто прислали ее мне
на замену.
   - Наташа - девушка умная, - медленно  проговорил  Михалыч.  -  Официально
пока ее в кадровый резерв не включали. Присматриваются. Но насчет того,  что
некоторым людям в Москве она приглянулась,  -  это  правда.  И  кое-кто  уже
сейчас ее был бы рад на твоем месте увидеть.
   - И предложение оставить ее и.о. на период отпуска  тоже  от  этих  людей
исходит?
   - Как и то, чтобы отправить тебя в отпуск, кстати. График-то ведь  другой
был. Но им хочется поглядеть, как эта молодая и элегантная будет у  вас  тут
законность блюсти. Опять же осень не за горами, а у вас Фомкин в губернаторы
рвется.
   - При чем тут это?
   - При том, что ваш глава эти выборы продует, как пить дать. Вы сколько во
втором  туре  президенту  голосов  дали?  Двадцать  процентов.  Да  маленько
приписали, по-моему.
   - Так ведь глава еще весной говорил, будто индульгенцию получил.
   - Конечно, получил, потому что никому неохота было в дополнение  к  Чечне
еще и вашу Береговию заиметь. Между прочим, такие  идейки  не  у  одних  вас
проблескивают. В  разной  степени,  правда,  но  в  очень  многих  субъектах
Федерации. Кому охота платить налоги Центру и ничего от Центра не  получать.
Промышленность встала, село еле дышит,  половина  народа  с  хлеба  на  квас
перебивается, торгаши разоряются, банки лопаются...
   - С жиру они лопаются, - хмыкнул Иванцов, - и от хитрости  излишней.  Так
что там за комбинацию придумали? Почему если глава не усидит, то  и  мне  не
удержаться? Неужели, думаешь, я с Фомкиным не найду общего языка?  Я  помню,
как он в обкоме комсомола работал. В Сидорове, когда я еще в  райпрокуратуре
был, на него чуть дело не завели. Приезжал он тогда в  РК  ВЛКСМ  по  поводу
Ленинского зачета. Юрка Росляков,  второй  секретарь,  крепко  его  угостил.
Погуляли они тогда отменно,  а  потом,  ближе  к  ночи,  Фомкин  с  каким-то
молодцом, инструктором по  школам,  кажется,  полезли  в  женскую  общагу  -
подвиги совершать. Базар устроили, подрались - пацаны ведь  были,  только  к
тридцатнику  подросли.  А  комендант  милицию  вызвала.  Были   бы   у   них
удостоверения или какие-нибудь документы - наверно, обошлось бы. Но  они  по
летнему времени в рубашках шлялись, а корочки в пиджаках оставили. Фомкин по
пьяни в ухо дал старшине. Да и лыка не вязали. Вот их райотдел  и  упаковал.
Прохладились там в камере до утра, а  как  протрезвели  -  взвыли.  Конечно,
замяли все, но нервишки им попортили. Фомкину хотели 192 повесить - старшина
тот с распухшим ухом тут же в больницу сбегал и зафиксировал легкое телесное
повреждение. На посягательство на жизнь, конечно, не тянуло, но  оскорбление
- запросто. А пятнадцать суток они себе обеспечили.
   - Думаешь, то, что ты его не посадил, он тридцать лет помнить  будет?  Да
мелочи все это. А то, что ты с ним общий язык найти можешь,  для  Москвы  не
плюс, а минус. Независимую  рыночную  Береговию,  пожалуй,  простят.  А  вот
коммунистическую - навряд ли потерпят.
   - А кто тебе сказал, Михалыч, что я к нему  с  этой  Береговией  подъеду?
Если все будет нормально, на хрен она мне сдалась.
   - И тем не менее. Фомкин Москве не нужен как губернатор. Конечно, там уже
методику приручения  разработали,  на  случай,  если  кто  проскочит,  но  в
принципе свой он и есть свой. Надежнее.
   -  Стало  быть,  главу  уже  всерьез  не  рассматривают.  А  кого  же   в
альтернативу Фомкину?
   -  Сложный  вопрос,  -  усмехнулся  Михалыч,  -  кандидатур  много,   все
взвешиваются  и  просчитываются.  Например,  директора  химкомбината.  Героя
Соцтруда   и   прочая,   господина-товарища   Зацепина   Олега   Сергеевича.
Руководитель с опытом, в правительстве известен,  среди  рабочих  популярен.
Как-никак продукцию дает и даже  экспорт  наладил.  Ну,  конечно,  и  атаман
Кочетков из поля  зрения  не  выпадает.  Орет  громко,  креститься  научился
правильно, опять-таки  видный  мужчина  в  самом  расцвете  сил.  У  Фомкина
запросто отнимет десять-пятнадцать процентов голосов.  Но  его,  конечно,  в
губернаторах никто видеть не хочет. Могу сказать, что  были  прикидки  и  на
тебя...
   - Шутишь! - усмехнулся Иванцов.
   - Нет, не шучу. Ты, правда, не первый номер, и  шансов  стать  таковым  у
тебя не много, но со счетов тебя не списывают. Вполне возможно, что к  осени
акценты сместятся. Пути Господни неисповедимы. Времени до  конца  выдвижения
кандидатур еще достаточно. Если что, упредим. Но пока не забивай  себе  этим
голову.
   - Больно нужно, - хмыкнул Иванцов, - я бы ни  за  что  в  губернаторы  не
выдвигался...
   - Надо будет - выдвинешься, - строго сказал Михалыч, - и не  пикнешь.  Но
это, конечно, если до тебя дело дойдет.
   - А кто же все-таки номер первый? Зацепин?
   - Нет, Зацепин - номер второй. Но может быть переставлен и на  первый.  А
сейчас номер первый,  представь  себе,  президент  АО  "Альгамбра"  господин
Вячеслав Маряхин.
   - Маряхин? - Иванцов сделал вид, будто очень удивлен. - Но он  же,  будем
говорить откровенно, - "господин Никто". Пешка. "Альгамбра"  -  это  тебе  и
Луговой, и Теплов подтвердят -  официальная  вывеска.  А  за  ней  -  бывшая
контора Курбаши, которая потом  перешла  к  Степе  и  Фролу,  до  последнего
времени управлялась Вороном (то бишь Гнездиловым  Борисом  Андреевичем)  при
силовой поддержке Алексея Сенина по кличке "Сэнсей". Но на днях Ворон исчез.
Его джип сожгли из огнемета, охрану перебили.  Самого,  как  представляется,
похитили. Но, возможно, это инсценировка, для того,  чтобы  выйти  из  игры.
После того как Гнездилов исчез, его  структура  раскололась.  Боевая  группа
численностью   не   менее   сорока   человек,   возглавляемая   Сэнсеем    и
дислоцирующаяся на оптовой базе торгово-закупочного  АО  "Белая  куропатка",
вышла из подчинения "Альгамбре". Сейчас вместо  Ворона  остался  Забор,  чье
влияние в теневой экономике после разрыва с "Куропаткой" резко упало. И  оно
сведется к нулю, когда на всех подконтрольных точках станет известно, что за
Забором нет сорока стволов "Куропатки".
   - Да, Витя, - вздохнул Михалыч, - вот что значит оказаться  на  отдыхе  в
наше быстротекущее время. В два счета можешь отстать от жизни. Хотя,  может,
оно для тебя и к лучшему. Зачем лишние волнения, бремя ответственности?
   - Конечно, -  сказал  Иванцов,  -  я  и  говорю,  что  в  губернаторы  не
собираюсь.
   - Ну, это тебе явно не грозит. Но вот то, что  ты  до  моего  приезда  не
озаботился тем, чтобы получить более свежую информацию, -  очень  плохо.  Не
знаю, конечно, отчего ты мало  интересовался  последними  событиями.  То  ли
оттого, что у тебя с источниками проблема, то ли оттого,  что  решил,  пусть
себя в этой ситуации проявит молодая  и  энергичная  дама.  А  потом  ты  ей
галантно предложишь свое кресло. Верно?
   - Верно. Хотя насчет кресла я не очень тороплюсь.
   - Тогда прости великодушно, придется мне,  московскому  пенсионеру,  тебя
проинформировать о последних событиях в здешней области. Точнее, начну не  с
ваших дел, а с наших столичных. Есть у тебя в столице два знакомых человека,
о которых ты время от времени вспоминаешь. Господа Соловьев Антон  Борисович
и Баринов Сергей Сергеевич. Оба живут в достатке, на жизнь не жалуются, хотя
капиталы свои не очень афишируют. У обоих,  конечно,  есть  в  жизни  мелкие
неприятности. Например, проблемы с сыновьями. Ваня Соловьев дезертировал  из
армии, побывал в банде у вашего Фрола, а теперь находится неизвестно где, но
то, что его контролирует Баринов, - как дважды два.  У  Баринова  два  сына:
младший, Михаил, порядочный плейбой и балбес, а старший, Дмитрий,  два  года
назад пропал без вести. Где-то на Антильских островах, причем не один,  а  с
супругой. И у Сергея Сергеевича есть серьезные  основания  подозревать,  что
его могут  найти,  если  уже  не  нашли,  криминальные  структуры  некоторых
зарубежных стран, с которыми водит задушевную дружбу Антон Соловьев. Но это,
так сказать, преамбула. Сам понимаешь, что у  Соловьева  и  Баринова  весьма
сложные отношения. Если подсчитать, сколько разных  ЧП  случилось  по  всему
миру и по странам СНГ в результате этих  непониманий  между  такими  крутыми
господами, голова кругом пойдет. И люди  пропадали,  и  самолеты  падали,  и
машины взрывались, и банки лопались, и  акции  понижались.  Вокруг  чего  их
конфликт крутится, понять сложно, но все больше становится ясно, что борются
они в первую голову из-за очень больших  денег,  путь  к  которым  открывает
икона, которую ты в прошлом году проворонил.
   - Ясно. Это я уже знаю.
   - Тогда проясняю  тебе  ситуацию  относительно  господина  Гнездилова.  В
прошлом году в соседней области при автомобильной катастрофе погиб начальник
охраны главы областной администрации полковник Воронков Владимир Евгеньевич.
А весной этого года в вашей области появляется Гнездилов Борис Андреевич.
   Михалыч присел на лавочку, мимо которой  они  с  Иванцовым  проходили,  и
вытащил из бумажника две небольшие фотографии форматом примерно 6х4.
   - Похожи, - сказал Иванцов, на сей раз уже с ненаигранным удивлением.
   - Экспертиза установила, что это одно и то же лицо. У нее в  распоряжении
были более крупноформатные фото. Самые мелкие детали совпали.
   - Это что же, - хмыкнул Иванцов, -  господин  полковник  решил  исчезнуть
ради занятий криминальным бизнесом?
   - Да. У  него  с  тамошним  главой  возникла  напряженность  по  каким-то
проблемам. В принципе  автомобильная  катастрофа  для  губернатора  не  было
неожиданностью.
   - Значит, и для Воронкова тоже?
   - Сложно понять. Может, инсценировка катастрофы и гибели полковника  была
между ними согласована. И это, скорее всего, верно, потому что обычно  после
таких инсценировок исчезнувшие "возрождаются" за тысячи километров от  места
происшествия, а Ворон  появился  здесь,  в  области,  откуда  до  места  его
"гибели" по прямой двести километров.
   - Но ведь у нас могли найтись люди, которые знали его в лицо...
   - Могли, а не нашлись. К тому же Ворон  на  людях  появляться  не  любил,
телеинтервью  не  давал.  Да  и  в   самой   "Альгамбре"   числился   просто
консультантом.
   - Но ведь Ворон - человек Соловьева. По моим данным.
   - Данные правильные, хотя важнее то, что он двоюродный брат Рудольфа  фон
Воронцоффа.
   Иванцов внимательно посмотрел на Михалыча: не шутит ли старик?
   - Серьезно говорю. Сам лично установил, по архивным данным.  Оказывается,
в 1920 году, когда Михаил Воронцов эвакуировался с  семьей  за  кордон,  его
младший сын Евгений, 1917 года рождения, тяжело заболел воспалением  легких.
В тех условиях брать его в дорогу - практически  верная  смерть.  Надо  было
оставаться  и  ждать,  а  красные  были  близко,  для  семьи   белогвардейца
перспектива не лучшая.  Сгоряча  могли  всех  пострелять.  В  общем,  решили
оставить его в больнице. Конечно,  деталей  я  не  знаю,  но,  наверно,  это
решение им не очень легко далось.
   - Я думаю, - покачал головой Иванцов.
   - В общем, как они там переживали, молились о его здравии или  похоронили
заочно, только Воронцовы знают. А  вот  по  данным  НКВД,  Воронцов  Евгений
Михайлович благополучно излечился и был помещен в детский дом. Правда,  дабы
воспитать  из  него  нормального  советского  человека  и  не  напоминать  о
дворянском происхождении, Жене  поменяли  фамилии  одну  букву,  и  стал  он
Евгением Михайловичем Воронковым.
   - Вот оно что...
   - Даже специальную бумажку видел с  соответствующим  решением,  за  тремя
подписями и печатью. Но Воронков Евгений Михайлович, между прочим, при  всех
ныне провозглашаемых  недостатках  советской  системы  воспитания  нормально
окончил среднюю  школу,  а  потом  поступил  в  университет  на  юридический
факультет. Закончил его с отличием в 1939 году, после чего его направили  на
работу в органы госбезопасности. О том, что он сын белого офицера, в  кадрах
знали, но никогда ему этого не поминали. В 1941 году был  включен  в  состав
диверсионной группы, был заброшен  в  тыл  к  немцам.  Партизанил,  потом  с
1944-го работал в УКР "Смерш". Почти как я. В 1946  году  был  переведен  на
Западную Украину, там женился. В 1948 году  родился  сын  Воронков  Владимир
Евгеньевич.
   - Так что получается, у него есть кое-какие  права  все  унаследовать?  -
нетерпеливо произнес Иванцов.
   - В принципе да. Во всяком случае,  предъявить  права  может.  И  он  это
знает. Потому что в прошлом году занимался  похожей  историей,  связанной  с
получением  наследства  от  богатого  загранродственника  одним  безработным
инженером. Теперь этот парень возглавляет целый банк. Алексей Коровин, может
быть, слышал?
   - Да, кое-что слышал, там тоже был общий предок, эмиграция одной ветви за
рубеж, наследство. Очень темная история.
   -  Темнее  некуда.  Но   Воронцов-Воронков-Гнездилов,   занимаясь   этими
изысканиями по заданию губернатора, который искал способ  наложить  лапу  на
это очень крупное наследство, получил допуск к  трофейным  делам  и  неплохо
поработал. Благодаря им он и вычислил  свое  родство  с  Воронцовыми.  Кроме
того, оказалось, что отец Рудольфа фон Воронцоффа работал в одной конторе  с
гауптштурмфюрером    СС    Коровиным,    двоюродным    дедушкой    нынешнего
свежеиспеченного  банкира.  Так  что  тут  много  всяких  интересных   вещей
проглядывает.
   - Значит, если опять произошла "автокатастрофа", - прикинул Иванцов, - то
Воронков может за границей у дорогого кузена объявиться?
   - Скорее всего нет. Мне думается, что искать его  теперь  надо  у  Сергея
Баринова. Дело в том, что Воронков-Гнездилов, по некоторым данным, заполучил
в свои руки некую очень важную и Ценную для Баринова вещь. Ее разыскивает  и
Соловьев, которому Ворон собирался нанести визит. Пока  ничего  конкретно  о
том, что это, сказать не могу. Знаю только, что  она  упакована  в  жестяную
коробку в виде куба со стороной примерно в десять сантиметров.  Эта  коробка
несколько лет назад была спрятана у вас в городе,  а  о  ее  местонахождении
знал только один человек - Ростислав Воинов по кличке "Ростик". Но Соловьеву
нужны  и  ключи,  которые  раньше  хранились  в  той  самой   "Бриллиантовой
Богородице", которая уплыла за кордон. Эти ключи были  у  Ростика,  которого
неделю назад зверски убили в районе улицы Матросова. Надеюсь, это дело  мимо
твоего внимания не прошло?
   - Нет, конечно. Но оно уже раскрыто. Задержано четверо подозреваемых. Все
сознались, изобличены,  у  них  изъято  холодное  оружие  со  следами  крови
потерпевшего. Ключей у них, конечно, не нашли.
   - О твоей разработке с азербайджанцами кое-кто  в  Москве  уже  знает,  -
улыбнулся Михалыч, - и, в общем, одобрительно относится. Хотя в то, что  они
хоть чуточку виноваты, никто не верит. Иначе бы не было сегодняшнего  налета
спецназа на Лавровку.
   - Значит, речь пошла о Лавровке?
   - Да, это большая победа господина Чуда-юда. Не знаю, на какие  рычаги  и
кнопки он успел нажать, хотя времени было  очень  мало,  но  "Куропатку"  он
принял на свой баланс, и теперь ее вряд ли решатся тронуть.
   - Соловьев не может ничего изменить?
   -  Легально  -  нет.  Ему  не  разрешили   прислать   сотрудников   своей
охранно-розыскной службы для проведения частного расследования  совместно  с
государственными  организациями.  Конечно,  он  их  пришлет   негласно,   не
исключено, уже прислал. Естественно,  возможности  их  серьезно  ограничены.
Луговой не только не будет им помогать, но постарается  при  первом  удобном
случае задержать, обвинить в чем-либо типа присвоения полномочий и нарушении
закона о частной  охранно-розыскной  деятельности.  Теплов,  у  которого  по
Лавровке рыльце в пуху, мечется. Если Филя Рыжий даст показания по  взяткам,
которые давал Теплову еще в бытность  последнего  замом  начальника  УВД,  а
Луговой поднимет дело, которое тогда начала раскручивать  ФСБ...  Не  говоря
уже о том, что разбираться во всем будет московская  группа.  Нам  этого  не
надо. Слишком много лишнего шума.  Филя  не  должен  дать  показания  против
Теплова. Надо успокоить вашего Васю,  дать  ему  гарантии.  Иначе  он  может
начать сотрудничать с Соловьевым и доставит нам массу хлопот.
   - Постараемся.  По  крайней  мере,  у  меня  теперь  есть  ясность:  надо
держаться за Чудо-юдо.
   - Держаться тебе надо за меня, старика, и не лезть на прямые контакты. Не
исключено, что Соловьев завтра-послезавтра появится здесь.  Может,  эмиссара
пришлет, но, думаю, попытается лично переговорить.
   - Несмотря на ту весеннюю историю?
   - Наоборот, благодаря  ей.  Он  же  о  тебе  много  знает,  даже  больше,
возможно, чем мы себе представляем. Наверняка  будет  не  только  предлагать
сотрудничество на очень выгодных условиях, но и шантажировать; у него  много
возможностей на тебя давить. Поэтому не будь категоричен, не вышвыривай  его
за  дверь.  По