! Какая умненькая и сурьезненькая! А самое главное,  за
тринадцать лет проживания в Штатах, в Оклахомской области и прочих субъектах
ихней Федерации, успела набраться  такого  понта,  что  диву  даешься.  Ведь
родилась  ты,  можно  сказать,  в  соседней  деревне  -  в  Сан-Исидро,   на
Боливаро-Норте в припортовом районе Мануэль-Костелло. И братцем у  тебя  был
крутой  докер  Анхель  Родригес,  успешно   сочетавший   в   себе   качества
профсоюзного лидера и  "лейтенанта"  мафии,  доброго  друга  старого  пирата
Бернардо Вальекаса, по кличке Сифилитик... Да и  сама  ты  начинала,  извини
меня, с "девушки по вызову". А теперь леди, да и только.
   Самое ужасное, что в этот самый момент я подумал о ней как о своей  жене.
То есть о той гражданке, с которой связан брачными узами. Сразу после  этого
я начал по аналогии припоминать все подобные случаи. Первый раз  я  женился,
как позже выяснилось,  на  милашке  Соледад,  королеве  хайдийских  пиратов,
которой патронировал сам Хорхе дель Браво и даже  не  запрещал  ей  готовить
кушанья из человечины по старым караибским рецептам. От этого брака родилась
колумбийская  компания  "Rodriguez  AnSo  incorporated",  которая  благодаря
мудрому руководству  генерального  менеджера  товарища  Даниэля  Перальты  и
примкнувшего к  нему  Бернардо-Сифилитика  схавала  на  корню  семь  восьмых
хайдийской недвижимости, а потом продала по  сходной  цене,  но,  видимо,  с
наваром какому-то эмиратскому шейху. Во всяком случае, что-то такое  на  эту
тему мне  помнилось.  Поскольку  Соледад  исчезла  вместе  с  "Боингом-737",
Элизабет Стил по прозвищу Киска, Биргит Андерсон по кличке Сан, Луизой  Чанг
по кличке Мун, Элеонорой Мвамбо по кличке Стар, Джерри Купером-младшим, Мэри
Грин и Синди Уайт, а также еще  кучей  пассажиров,  этот  брак  был  признан
недействительным. Потом  я  вполне  нормальным  образом  женился  на  Хрюшке
Чебаковой (еще не зная, что до  того  был  женат  и  вполне  официально  был
зарегистрирован  в  мэрии  Лос-Панчоса).  Как  ни  странно,  моя  память  не
сохранила номера свидетельства о браке с гражданкой Чебаковой, а вот серию и
номер хайдийского документа, оформлявшего мои отношения с Соледад, я  помнил
прекрасно: AD-X-R-7 ј012390.  Не  помнил  я  и  реквизитов  свидетельства  о
разводе с гражданкой Бариновой Е.И., но то,  что  таковое  было  и  мне  его
показывал Чудо-юдо, - знал. Наконец, я сохранил в памяти еще  один  брак,  в
значительной  степени  фиктивный,  но  зато  с  большим  приданым.  Он   был
зарегистрирован опять  же  на  Хайди,  но  уже  в  мэрии  Сан-Исидро,  между
хайдийцем Анхелем Родригесом и американкой Викторией Мэллори.  А  эта  самая
мисс Мэллори являлась по совместительству носителем двух "я": беспутной бабы
Кармелы О'Брайен, угробленной по ходу экспериментов доктором Джоном Брайтом,
а  затем  пересаженной  в  пустопорожнюю  башку  наследницы  тридцати   семи
миллиардов долларов и железной спецназовки Танечки Кармелюк, которая в  свое
время застрелилась по старым советским рецептам, дабы не  сдаться  живой,  и
тем напакостила неприятелю. Но застрелилась плохо,  некачественно,  пожалела
свою чернявую головку и личико, жутко похожее на лицо  беспробудной  дурочки
Вик Мэллори. В результате ее "я" было списано и помещено на новый  носитель.
Так мне это помнилось, по крайней мере, хотя в вопросе о  содержании  мозгов
Тани-Кармелы-Вик и ее биографии у меня была только  та  информация,  которую
мне продиктовал Чудо-юдо устами "виртуальной Тани" через три "дурацких сна",
да то немногое, что я узнал при прямых контактах с этой невероятной дамой.
   Итак, судя по всему, я был четырежды  женат.  При  этом  одна  жена  была
официально признана умершей (Соледад), с одной  я  был  официально  разведен
(Ленка). О том, как могли развиваться события в плане семейных уз с сеньорой
или миссис Викторией Родригес (Таней), я  мог  только  догадываться.  А  вот
Марсела, которая доводилась покойному  Анхелю  Родригесу  родной  сестрой  и
законной женой мистеру Брауну, была тут, рядышком.
   Мои мысли опять поплыли вокруг  того,  как  же  это  Марсела  сумела  так
обознаться? Я хорошо помнил физиономию нового Брауна, с которым  виделся  на
Хайди два года назад. Нет, нет и нет! Мы были ни чуточки не похожи.  К  тому
же я видел фотографию, по которой меня опознавала в клинике сеньора Вальдес.
Да, на ней был изображен  двадцатилетний  сопляк  Колька  Коротков,  всецело
убежденный в том, что  является  тридцатилетним,  немало  понюхавшим  пороху
профессиональным наемником, бывшим фермерским сыном Ричардом Стенли Брауном,
давным-давно  пославшим  свое  католическое  семейство  к  едрене   фене   и
добровольно отправившимся во Вьетнам на  поиски  приключений.  Конечно,  это
фото относилось уже не к Вьетнаму, а к Хайди. Точнее, снято оно было на яхте
"Дороти",   где   милашка   Соледад   дурачила   Джералда   Купера-старшего,
демонстрируя ему "таинственного мафиози" Анхеля Родригеса в белом костюме, с
приклеенными усами и в темных очках. Но шрамик от  осколка  стекла  на  щеке
оставался. Его я заполучил в перестрелке с дорожной полицией  Лопеса,  когда
мы  с  Марселой  -  вот  этой  самой  толстушечкой,   которая   тогда   была
очаровательной и гибкой, как лоза! - спасались с асиенды  "Лопес-23".  Тогда
нам пришлось по уши  искупаться  в  канализационной  трубе,  угнать  розовую
"Тойоту", перебить кучу полицейских, захватить вертолет и увернуться от атак
хайдийских истребителей. Конечно, все эти подвиги  совершал  Браун,  который
имел и опыт, и хладнокровие, и выучку, не чета срочнику Короткову. Но Браун,
строго говоря, был лишь  американским  "программным  обеспечением",  которое
приводило в действие советский  мозг,  приказы  которого,  в  свою  очередь,
исполняли руки-ноги и прочие органы десантника Кольки.
   Морда-то была моя. Она и  сейчас  более-менее  похожа,  хотя  последующие
тринадцать лет жизни произвели на ней кое-какие  перемены.  Получается,  что
Марсела, знавшая меня с мозгами Брауна, затем с легкостью признала Брауна  в
шкуре Атвуда, а теперь опять  увидела  мою  морду  и  завопила  от  радости:
"Дикки!"
   Разгадкой этого непостоянства одной из "законных" супруг я  занимался  те
несколько минут, когда продолжалась полемика вокруг вопроса о  моем  изъятии
из клиники Гран-Кальмарского университета. К сути  ее  я  не  прислушивался,
если и слышал что-то, то краем уха. Базар вели в основном Марсела и Энрикес,
а сеньора Вальдес и профессор Кеведо лишь изредка вякали кое-что в поддержку
аргументов  сторон.  Само  собой,  что  благотворительница  заступалась   за
клиентку, а директор клиники  за  своего  ординатора  или  кем  он  там  ему
доводился. Марсела вопила, что уровень развития медицины на Гран-Кальмаро  в
подметки не годится североамериканскому, и обеспечить мне правильное лечение
и уход в  условиях  какого-то  задрипанного  островишки  здешние  лекари  не
смогут. Что же касается Энрикеса, то тот утверждал, будто новым врачам, даже
суперспециалистам, ни хрена не разобраться в том, что со мной происходит,  и
без консультаций с ним, лечащим врачом, который два года  жизни  угробил  на
возню с коматозником и изучил меня до последнего винтика в черепной коробке,
штатовские мудрецы меня просто угробят.  Конечно,  мужичок  напрашивался  на
долгосрочную, причем оплаченную Марселой командировку  в  США,  и  профессор
Кеведо его вполне поддерживал. Сеньора Вальдес не очень к  месту,  но  очень
вовремя вспомнила о том, как при одном из прошлогодних посещений клиники,  в
геронтологическом отделении - тут, видать, и такое было -  на  нее  свалился
крупнокалиберный таракан, рассказала о том, как лишь благодаря ее энергичным
действиям удалось ликвидировать грандиозную помойку на заднем дворе клиники,
где, как она утверждала, даже отпиленные руки-ноги валялись, само собой,  не
забыла и истории с вывозом бесхозных тел на Акулью отмель -  словом,  вылила
на Айболита-Кеведо  и  его  подчиненного  пару  тонн  первосортного  дерьма.
Повторяю, все эти вопли и ругань я слушал краем уха.
   Мне все-таки удалось ухватить за хвост  верное  направление  размышлений.
Этим хвостиком оказалось слово "опознаватель", всплывшее из замшелых  глубин
памяти. Сначала я вспомнил один из  "дурацких  снов",  который  увидел,  уже
превратившись в Баринова. "Видеозапись" этого сна, как выяснилось, чуть-чуть
поблекла, но вполне сохранилась. Именно из этого "сна", который  хранился  в
моем мозговом архиве  под  названием  "Хеппи-энд  для  Брауна",  я  узнал  о
некоторых обстоятельствах исчезновения самолета с Киской &  Сё,  о  гипотезе
профессора Милтона Роджерса насчет образования "особой цепи" из Сан,  Мун  и
Стар, которая прокрутила какую-то "дыру" в пространстве и времени,  наконец,
о самых обычных обстоятельствах жизни мистера Брауна в шкуре  Атвуда  и  его
законной супруги. В этом "дурацком сне" я-Баринов на  какое-то  время  опять
стал Брауном. Там было много всякого, но самым интересным на  данный  момент
оказался отрывок,  где  прозвучало  следующее,  не  то  высказанное,  не  то
подуманное Брауном:
   "Я сперва немного удивился тому, что Марсела  так  легко  признала  меня.
Ведь я был совсем не похож на того, которого  она  знала.  Однако  некоторое
время спустя я вспомнил об "опознавателе", с помощью которого меня -  таким,
как  я  был  на  Хайди,  -  признали  бы  даже   родители.   Вероятно,   его
перепрограммировали в обратном направлении, и  у  Марселы  не  было  никаких
сомнений..."
   Тут  же  припомнился  и  другой  источник,  где   тоже   упоминалось   об
"опознавателе". Это был  диалог  между  господами  Джонатаном  Хорсфилдом  и
Грэгом Чалмерсом. Надо сказать, что я лично ни сам по себе,  ни  в  качестве
Брауна разговора этого не слышал. Откуда он вообще взялся в моей  памяти,  я
понятия не имел. Знал только примерное  время  появления:  лето  1983  года,
клиника доктора Брайта, куда я угодил после "Атлантической премьеры"  и  где
всего лишь месяц провалялся в коме. Тогда мы с Брауном мирно  сосуществовали
в одной черепушке, вели дружеские беседы, а тело толком  не  знало,  кто  им
управляет,  и  соблюдало  нейтралитет,  пребывая  в  подобии  паралича.  Кто
подсунул в нашу общую голову "фонограмму" этого диалога, можно  было  только
догадываться. Либо это был Сарториус-Сорокин,  он  же  Главный  камуфляжник,
либо две медсестры из клиники Брайта, которые, как впоследствии  выяснилось,
работали на Сарториуса. А может, был и еще какой-либо товарищ, решивший  нас
"просветить", но из скромности пожелавший  остаться  неизвестным.  Был  даже
такой, вполне допустимый вариант, что это была акция Чудо-юда. Но в принципе
особо доверять этому источнику не следовало.  Он  мог  быть  и  чистой  воды
самоделкой, продуктом деятельности двух "я" на одном носителе.
   Тем  не  менее,  дословная,  прямо-таки  магнитофонная,   запись   беседы
Хорсфилда с Чалмерсом вполне сохранилась. Там содержалось много любопытного,
но  на  данный  момент  меня  больше  всего  интересовал  тот  отрывок,  где
непосредственно говорилось об "опознавателе".
   "...Всем,  кто  когда-либо  виделся  с  Брауном,  мы  перенесли  в   мозг
закодированный "спящий"  опознаватель..."  -  именно  так  сообщил  Хорсфилд
Чалмерсу.
   "Так-таки каждому?" - с явным недоверием переспросил тот.
   И действительно, утверждение Хорсфилда у любого могло  вызвать  сомнения.
Наверняка Браун за тридцать лет жизни виделся  не  с  одной  тысячей  людей,
причем даже сам не знал, кто его видел, а кто нет. Поэтому Хорсфилд  тут  же
поправился и внес уточнение:
   "Во всяком случае,  всем  родственникам,  которых  мы  выявили,  а  также
друзьям детства, то есть тем, кто помнит его достаточно хорошо. Так вот.  До
тех пор, пока они не увидят его в новом обличье, они будут держать в  памяти
образ настоящего Брауна. Как только кто-либо  из  них  воочию  столкнется  с
Коротковым, то тут  же  опознает  в  нем  Брауна.  Это  сделано  только  для
подстраховки, на случай, если новый Браун для чего-либо здесь понадобится. В
любой момент мы сможем снять этот опознаватель, и  тогда  никто  из  них  не
признает Короткова-Брауна".
   Таким образом, с грехом пополам объяснение поведению Марселины  я  нашел.
Хотя  понятия  не  имел  ни  о  том,  что  собой  представляет  этот   самый
"опознаватель", ни о технологии его перенесения  в  мозги  родных  и  друзей
Брауна, ни о том, как именно его могут "снять в любой момент". Были и другие
темные места в этом деле. Например, шестеро детишек, которых Браун-Атвуд  от
высокого уровня жизни выстругал Марселе, - самому старшему, Кэвину,  поди-ка
уже двенадцатый год шел. Это я вычислил по данным "Хеппи-энда  для  Брауна",
где говорилось, что Марсела забеременела в первый год их совместного житья и
потом ей это так понравилось, что она стала приносить ежегодно  по  ребенку,
причем в четные годы рожала девчонок, а в нечетные - мальчишек. Но первенцем
Браун-Атвуд называл Кэвина. Первым годом их супружеской  жизни  был  1983-й,
1984-й, в нечетном 1983-м они не успели бы родить мальчишку (если,  конечно,
он не был зачат еще Хорхе дель Браво), а 1984-й был четным. Стало  быть,  их
первый сынишка должен был появиться на свет в  начале  1985  года.  То  есть
Кэвину уже больше чем одиннадцать с половиной. Это вполне солидный  возраст,
когда мальчик уже может заметить, что ему привели не того папу.  Впрочем,  и
остальные дети, рождавшиеся в 1986-м, 1987-м, 1988-м, 1989-м и 1990 годах  -
самой младшей девчушке, стало быть, уже шесть  исполнилось,  -  вряд  ли  не
смогли  бы  определить,  кто  есть  who.  Да  и  насчет  Марселы  я  малость
сомневался. Она ведь захомутала Брауна-Атвуда уже после того,  как  накрылся
звездным флагом и океанской глубиной мистер Джонатан Уильям Хорсфилд, а Грэг
Чалмерс и Джон Брайт угодили в  ежовые  рукавицы,  одетые  на  чистые  руки,
которыми   управляли   холодная   голова   и   горячее    сердце    товарища
Сорокина-Сарториуса. Куда улетучился доктор Брайт, я не знал, но вот то, что
Грэг Чалмерс, президент компании "G & К", всего через несколько  дней  после
моего возвращения  в  СССР  был  найден  мертвым  в  багажнике  собственного
лимузина, мне было известно. Отсюда мораль - секрет "опознавателя" угодил  в
те же "чистые руки".
   А раз так, не стоит ли за  пышной  Марселиной  спинкой  призрак  Главного
камуфляжника?
   Нет, моей бедной башке явно требовался отдых. Глаза начали слипаться, и я
уже не смог дослушать перебранку между Марселой, Лаурой Вальдес, профессором
Кеведо и доктором Энрикесом. Их голоса меня не тревожили, а лишь убаюкивали,
становились все глуше и глуше... Меня снова потащило во тьму Пещеры  Сатаны,
туда, где я был четырнадцатилетним Майком Атвудом.
   Как и в прошлый раз, новый "дурацкий сон" начался  без  долгой  раскачки.
Я-Атвуд сразу же очутился на смотровой площадке грота "Трон Сатаны". Все,  о
чем размышлял Баринов, лежа на  койке  в  клинике  "Сент-Николас",  осталось
где-то далеко-далеко в ином мире, ушло в глубины памяти, словно бы  стерлось
начисто (хотя это было вовсе не так!). Никаких "опознавателей", никаких жен,
ни Сарториуса с Чудо-юдом для меня уже не  существовало.  Я  лишь  удивлялся
тому, что учительница Тина Уильямс отчего-то не подгоняет  меня  вперед,  не
торопит уходить с площадки...
   Дурацкий сон ј 3 Дмитрия Баринова.
   Проклятая сумочка
   Нет, мисс Уильяме никуда не провалилась, и Сатана ее не уволок. Она  была
тут же, на площадке, всего в трех ярдах от меня, но смотрела совсем в другую
сторону, и луч света с ее каски шарил по пустынной площадке. Неужели ей тоже
захотелось еще раз пощекотать  себе  нервы  и  бесплатно  полюбоваться  этим
зловещим шоу?
   - Мисс Уильямс, - позвал я, - мы же отстанем от ребят!
   - Я потеряла сумочку, - проворчала она. - А ты почему не пошел со всеми?
   Но в этот самый момент, когда я  уже  готовился  выслушивать  нотацию,  с
тайным желанием, чтобы  мисс  Уильяме  увлеклась  воспитательной  работой  и
проругалась до начала нового сеанса,  луч  света  с  моей  каски  неожиданно
высветил на площадке сумочку.
   - Вот же она, мэм! - сказал я, подбежал  к  сумочке  и,  подобрав,  отдал
Тине.
   - Спасибо, Майк!  -  Учительница  торопливо  открыла  сумку  и  принялась
просматривать, все ли на месте.
   - Давайте не пойдем догонять наших, мисс Уильяме, -  предложил  я.  -  Мы
ведь отстали. Еще и вправду заблудимся. Дождемся, когда  подойдет  следующая
группа, а потом уйдем с ними...
   Мисс Уильяме, усердно копавшаяся в  своей  сумке,  разом  прекратила  это
занятие и заторопилась.
   - Вот еще! - возразила она.  -  Дай  руку,  и  немедленно  идем  догонять
группу! Меня уволят, если узнают, что я оставила детей без присмотра.
   Вообще-то я давно считал, что все женщины - дуры. К тому же мне казалось,
будто я уже вышел из возраста, когда  меня  надо  водить  за  ручку,  словно
младенца. Но противиться Тине Уильямс было  трудно  -  я  ей  едва  доставал
макушкой до плеча. Поэтому она сцапала меня за руку и прямо-таки потащила за
собой в проход, куда несколько минут назад  удалился  шедший  последним  Дуг
Бэрон.
   Поначалу особых  волнений  я  не  испытывал.  Впереди  слышались  голоса,
виднелись отсветы фонариков. Неприятно было, конечно, что тащат за руку, как
пятилетнего.
   Тина шагала так быстро, что я с трудом за ней поспевал.
   В это время в наушниках послышался голос Тэда:
   - Мисс Уильяме, вы следите за хвостом колонны? Никто не отстал?
   - Нет, нет! - поспешно ответила  физичка,  у  которой,  оказывается,  был
микрофон и передатчик в каске. - Все в порядке.
   Но после одного из поворотов я заметил, что  голоса  ребят  не  слышны  и
отсветов фонарей больше не видно. И в наушниках,  кроме  треска,  ничего  не
звучало. Ничего, кроме света двух наших ламп и мокрых камней со всех сторон,
я не видел. Но мисс Уильяме, похоже, еще  не  понимала,  что  мы  сбились  с
дороги, и, не сбавляя скорости, тащила меня за руку.
   - Послушайте, мэм, - проныл я, - по-моему, мы не туда  идем!  Не  обращая
внимания на мой лепет, Тина потащила  меня  в  какой-то  очередной  поворот.
Световое пятно от лампы выхватило из темноты продолговатый и острый  выступ,
торчащий над головой.
   - Мы здесь не шли, мисс Уильямс! - завопил я. - Скажите  по  радио  Тэду,
что мы отстали!
   - Не болтай чепухи! - обрубила она. - Мы идем как надо! И мы  прошли  тем
же курсом еще ярдов двадцать, прежде чем уперлись в тупик.
   - Ну теперь-то вы поняли? - простонал я. - Мы заблудились!
   - Не ной! - непреклонно проворчала учительница.  -  Подумаешь,  чуть-чуть
ошиблись. Немного не туда  свернули.  И  она  подтолкнула  меня  в  обратном
направлении.
   Лишь протащив меня еще ярдов тридцать вниз по туннелю, она заволновалась:
   - Мистер Джуровски, мы, кажется, заблудились! Конечно, он ее не  услышал.
Радиоволны в этом лабиринте гасли и глохли, уж  она-то,  как  физик,  должна
была это знать. Тем не менее, упрямая дура еще минут десять  повторяла  свои
вызовы в пустоту. Потом, когда ей это надоело, она опять набралась решимости
и потащила меня в прежнем направлении. То есть вниз по широкому коридору.
   - Этот ход, несомненно, промыт водой, -  утверждала  Тина,  должно  быть,
чтобы подбодрить самое себя, - сейчас мы идем  по  сухому,  но  весной  тут,
должно быть, бежит ручей. Наверняка он где-то впадает в  Стикс  или  в  Море
Плутона. Если мы выйдем к реке, то так или иначе выберемся!
   - О, - с радостью вскричала  через  какое-то  время  мисс  Уильяме,  -  я
чувствую, что здесь заметно сырее! По-моему, мы приближаемся к воде!
   Действительно, к воде мы вышли довольно быстро. Наклонный туннель  уперся
в подземную речку. Шум ее  был  совсем  негромкий,  она  имела  относительно
спокойное течение. Текла она по довольно просторному руслу,  но  свод  этого
туннеля был намного ниже, чем у того, из которого мы только что вышли.  Тина
решительно повела меня вдоль  берега,  по  у