лось, что главное - не дать пацану сесть в тюрьму  до
армии.  Армия  мыслилась  как  всемогущая  воспитательная  сила,   способная
превращать человека  в  человека.  Никто  и  подумать  не  мог,  что  армия,
пополняясь шпаной из компаний, привыкших бить фонари и морды на аллеях, сама
заметно переменится к худшему. И вместо дисциплинированных подтянутых умелых
парней оттуда стали возвращаться угрюмые, жестокие, накачанные,  агрессивные
дембеля. А  потом  еще  Афган  добавился...  Возвращаясь  из  армии,  "деды"
навещали свои прежние компании, учили новые поколения  уму-разуму.  Сюда  же
наведывались и те, кто, не дотянув до призыва, залетел в  колонии;  все  это
сплавлялось, смешивалось, срасталось.  И  несмышленышам  было  жутко  лестно
доказать свою отчаянность и крутость перед парнями, чье имя могло повергнуть
в трепет даже старшеклассника или пэтэушника.
   "Да ты чего, в натуре, на "парковых" тянешь?" -  Этой  фразой  пацан  мог
обеспечить себе мирный проход через любой самый опасный двор в городе,  если
после этого называл пару известных народу кликух. Парнишка, живший  в  любом
районе города и имевший друзей в парке, хорошо знал:  чуть  что  -  за  него
заступятся, отмолотят обидчиков в любом числе. Даже Лавровка, где тоже  были
жутко крутые люди, после  двух-трех  больших  разборок  признала,  что  парк
сильнее.
   Когда-то в этом самом парке начинали свою сознательную жизнь и Агафон,  и
Гребешок, и Налим с Лузой. Правда, в разное время, хотя разница  в  возрасте
между ними была не очень большой.
   Агафон тусовался тут еще при застое. Но после того, как двух  его  друзей
посадили, а одного по пьянке зарезали,  как-то  охладел  к  парковым  делам,
более-менее закончил десять  классов  и  ушел  в  армию,  откуда  подался  в
ментуру. Не потому, что проникся особой ненавистью  к  преступной  среде,  а
потому, что уловил: пушка, ксива, рация и дубинка дают  власть.  Службу  он,
правда, нес не в парке, а в другом районе города, но привычку бить  упавшего
ногами вынес из этих "романтических" аллей. Увы, она его и подвела.
   Гребешку довелось  "парковаться"  в  самое  безалаберное  время  -  между
застоем и перестройкой. Поначалу он был слабоват, но нахален и в  результате
часто приходил из парка с фингалами. Потом разогрелся, раскачался и завоевал
авторитет. При этом очень ловко избежал  приводов  и  удачно  успел  уйти  в
армию. Задержись он буквально на пару дней  дольше  -  влип  бы  в  историю.
Кодла, в которой он до этого состоял, прицепилась к каким-то прилично одетым
парням. А те оказались оперативниками КГБ,  к  тому  же  при  пушках  и  при
исполнении служебных обязанностей. Одного  из  друзей  Гребешка  грохнули  в
пределах необходимой обороны, а остальных положили на землю  в  живом  виде,
после чего упаковали всех в кутузку. Гребешок узнал об этом уже в армии.
   Луза и Налим принадлежали к последнему поколению парковой шпаны,  которое
росло и развивалось в условиях демократии. Похулиганить им удалось вволю, но
очень они попались быстро. На зоне им сразу стало ясно, что  они  занимались
ерундой, пока умные люди дела делали, и по  возвращении  возмечтали  о  том,
чтоб найти себе крутого пахана.
   Как раз в то время город был поделен между командами Черного, Штангиста и
Курбаши. Парк отошел к последнему вместе с образовавшимся  там  рынком.  Для
шелупони, крутившейся в парке, настали тяжкие времена.  Господину  Курбатову
стали поступать жалобы от владельцев подконтрольных торговых точек. Мол,  мы
платим за охрану, а тут какие-то неорганизованные  ползают,  требуют  еще...
Курбаши выделил на рынок "опергруппу",  которая  четко  отловила  самозваных
рэкетменов  и  сделала  им  козью  морду.  Точнее,  привела   их   морды   в
трудноузнаваемый вид.  После  этого  группа  прошлась  по  парку  и  провела
разъяснительную работу. Всем юношам и девушкам было  доведено  до  сведения,
что отныне и довеку любые попытки взимать какую-то  дополнительную  плату  с
палаточников, лоточников и наперсточников будут  караться  более  строго.  В
пределах всей торговой зоны был установлен запрет на самовольное  "обувание"
покупателей, неорганизованное стучание  по  мозгам,  торговлю  "кайфом"  без
"лицензии" Курбаши  и  на  другие  мероприятия,  грозящие  подорвать  реноме
паркового рынка.  Не  рекомендовалось  также  излишне  часто  чистить  морды
алкашам, чтоб не отвадить их от традиционных мест распития.
   Некоторые лидеры шпаны по молодости и глупости не вняли  предупреждениям,
считая, что Курбаши берет на понт. Но Юрий Иванович  шутить  не  привык.  Он
провел "зачистку зеленки" так,  как  никакой  милиции  не  снилось.  Трупов,
правда, было немного, тяжких телесных тоже, но с тех пор  желающих  нарушать
установленные Курбаши правила больше не находилось. Да и самой шпаны в парке
поубавилось. В городе  открыли  дискотеки,  бары  и  кафе,  где  можно  было
"оттянуться", если есть на что. А вопрос о бабках стал остро -  мамы-папы  у
многих оказались на мели,  стало  быть,  зарабатывать  потребовалось  самим.
Времени на пустое дуракаваляние не осталось. Кто сел в коммерческие  киоски,
кто взялся их охранять. Одни угоняли  тачки,  другие  их  продавали.  Кто-то
ломал квартиры, кто-то ставил в них металлические двери.
   К тому же торговая зона парка под мудрым руководством  Курбаши,  а  затем
Степы с каждым годом все расширялась. Правда, не так  быстро,  как  хотелось
бы,  потому  что  количество   продавцов   росло   гораздо   быстрее   числа
платежеспособных покупателей. Несмотря на широчайший ассортимент товаров  со
всего света, основную выручку по-прежнему давала водяра.
   Таков был этот парк летом 1996 года,  в  тот  самый  день,  когда  к  его
воротам подкатила "девятка" с Гребешком и Лузой. Они остановились у бетонной
стенки, на которой какой-то рок-фанат несколько лет назад напрыскал  краской
название любимой группы "Парк Горького", а в  более  поздние  времена  некто
добавил углем: "...пьяницы". Все вместе это читалось очень актуально.
   Кончик "хвоста"
   Дождик капал, в лужах, заливших  выбоины  и  вмятины  асфальта,  лопались
пузыри. Из машины вылезать не хотелось.
   - Зря мы, Миха, сюда поперлись, - проворчал Луза. - Неужели  этого  козла
могло сюда потянуть? Да и не упомнит его никто, даже если он  тут  был.  Тут
каждый день тыщи людей ползают.
   - В таком прикиде, как у него, тут и трех  человек  за  день  не  бывает.
Обязательно приметили бы, - возразил Гребешок. - Да  он  наверняка  не  один
был.
   - Отчего бы его сюда понесло? Я лично, если  почуял,  что  меня  водят  и
сумел оторваться от нас -  как  он,  -  то  первым  долгом  рванул  бы  куда
подальше. На попутку - и за город, скажем.
   - А баксы в кейсе? Это не рублями пол-"лимона". Пробросаешься.
   - Ну если знаешь, что за эти баксы без башки оставят, то можно и бросить.
Я свою и за миллиард дарить не буду.
   - Правильно, поэтому он сам и не погнал в гостиницу. Чтобы, например,  ты
сделал на его месте?
   - Я тебе уже  сказал  что.  Дернул  бы,  пока  рога  не  обломали.  А  ты
по-другому сработал бы, да?
   - Смотря по обстановке. Если бы у меня в городе никого знакомых не  было,
то, наверно, драпанул бы пустым. А если бы был кто-нибудь знакомый,  да  еще
вхожий в гостиницу, то попробовал бы достать.
   - Если бы да кабы... А если бы в номере засаду держали?..
   - Ничего не поделаешь. Значит, судьба такая.
   - Но все равно, почему именно на рынок приехали, я не пойму.
   - Потому что его нашли в двух шагах отсюда. Вон,  видишь,  крыша  торчит?
Это дом восемь по улице Матросова. Там он и лежал, в двух  шагах  от  ограды
парка.
   - Ну и что? Его могли чикнуть за сто верст отсюда, а потом запихать между
гаражами.
   - Подумай, Луза! - нервно  произнес  Гребешок.  -  Только  мозгами,  если
можно.  Тебе  надо   срочно   жмура   прятать,   причем   не   простого,   а
полупотрошеного, от которого вонизм  идет  на  сто  верст,  который  весь  в
кровище и к тому же голый. Ты его потащишь за сто верст?
   - Тачка есть - потащу...
   - Правильно, только не в город, верно? Ты его за город потаранишь.  Опять
же завернешь его  во  что-нибудь,  чтобы  потом  багажник  не  отмывать.  Ты
улавливаешь мыслю, юноша?
   - Более-менее...
   -  Что-то  по  глазам  твоим  сдается,  будто  "менее".  Продолжаю!  Труп
голенький, ни во что не завернутый, а следов крови со стороны проезда  между
гаражами нет. Даже если представить себе, что там были полные лохи, которые,
имея машину, привезли жмурика в соседний двор и закинули его между гаражами,
то трудно понять, как они там кровянки не накапали.
   - Может, затерли?
   - Ты ночью разглядишь все пятна? Да ни за что. Обляпали бы всю крапиву  с
внешней стороны, да еще и помяли бы ее вместе с этим  топольком.  А  крапива
смята только со стороны забора. Понял? Дыши носом!
   - Но там же дырки нет. Менты смотрели.
   - Знаю я, как  они  смотрят.  Конечно,  прикинули:  раз  тропки  нет,  не
топтано, значит, и дырки нет. Ладно, это мы потом проверим. Пошли по гостям!
   Луза вздохнул, затянул "молнию" на ветровке и вылез из  машины.  Гребешок
запер "девятку", пискнул электронным ключиком и присоединился к товарищу.  У
ворот рынка возвышались  два  крупных  мужичка-охранника,  в  камуфляжках  и
черных беретах, с дубинками у пояса. На  рукавах  было  нашито  нечто  вроде
геральдических щитов с изображением какого-то зубастого зверя неопределенной
расцветки и надписью "ОА  "Барс".  "ОА",  надо  думать,  означало  "охранное
агентство". Луза еще в прошлом году стоял здесь,  на  этом  почетном  посту,
собирая по тысяче рублей за вход на территорию рынка.
   - Здорово, барсики, - улыбнулся Гребешок. Луза,  напротив,  сделал  очень
серьезное лицо, поскольку работа в  "Куропатке"  считалась  куда  как  более
престижной и возвышала  его  над  прежними  сослуживцами.  ОА  "Барс"  было,
выражаясь по-канадски, farm-club "Куропатки".
   - Здравствуйте, - сказал один из охранников, белобрысый  и,  несмотря  на
юные годы, фиксатый. - Чем обязаны, товарищ бывший лейтенант?
   - Позавчера вы в это время на воротах стояли? - спросил Гребешок.
   - Так точно, - с иронией отозвался  белобрысый.  -  По-моему,  ничего  не
пропало.
   - И палатки ваши все на месте, - добавил второй страж.
   - Молодцы, отмечу в приказе, - с той  же  иронией  подыграл  Гребешок.  -
Теперь немного серьезней. Вот рожа.  Видели  такую?  Белобрысый  скептически
хмыкнул и сказал:
   - У нас такие не ходят. Не супермаркет.
   - А я, по-моему, видел... -  неуверенно  произнес  второй.  -  Точно!  Ты
поссать пошел, я один стоял. Часа  в  два  с  чем-то,  после  обеда.  Я  еще
подумал: "Такой крутяк - и без своей тачки". Помню. Он на частнике приехал.
   - Не на голубой "шестерке" случайно? - спросил Гребешок.
   - Нет. На "Запорожце".
   - Один был или с кем-то?
   - Один. Частник его высадил и поехал. А этот, прикинутый, на рынок пошел.
   - Когда обратно выходил, не помнишь?
   - Нет, это не скажу. Мы где-то через час сменились.
   - А в течение этого часа он точно не выходил?
   - Командир, - хмыкнул белобрысый, - в принципе  он  мог  из  парка  через
любую дырку уйти. И вообще, шли бы вы лучше сначала к Жоре. А то он  уже  на
нас в окошко зырит, думает, что мы на него стучим.
   - Сначала мы к моему другану забежим, - сказал Гребешок,  -  а  уж  потом
вашего Жору озадачим.
   Он решительно шагнул в ворота, вдохнул привычно затхлый базарный  аромат,
уши наполнил  галдежом  и  матом.  Луза,  гордо  глянув  на  бывших  коллег,
последовал за старшим товарищем с видом доктора Ватсона при Шерлоке Холмсе.
   Гребешок и Луза свернули от ворот вправо,  где  позади  палаточного  ряда
возвышалось приземистое облупившееся строение с надписью: "Пост милиции".  У
дверей стоял желтый "уазик", в, котором на водительском месте сидел  сержант
и читал "Пентхаус" трехлетней давности.
   - Здорово! - поприветствовал Гребешок. - Разлагаемся помаленьку,  товарищ
Маслов? Нехорошо! Куда ваша комсомольская организация смотрит?
   - Хоть бы чего нового придумал, - отозвался сержант. -  Ну  люблю  я  это
дело. Имею право. Чего надо?
   - Балахонов на месте? Или по рынку ходит, службу правит?
   - Куда он денется... - зевнул Маслов. - Здесь сидит.
   - Очень кстати! -  произнес  Гребешок  и  вместе  с  Лузой  направился  в
помещение   поста,   даже    не    сбавив    шаг    около    совсем    юного
милиционера-автоматчика, сторожившего вход.
   Внутри пахло мочой и бомжами, хотя за решеткой "обезьянника" было  пусто.
Напротив, за деревянным барьерчиком, стоял застланный зеленой бумагой стол с
телефоном. В кресле сидел лейтенант в рубашке с погонами и помаленьку  решал
кроссворд.
   - Да-а, - вздохнул Гребешок. - Совсем разболтались в мое  отсутствие.  На
Воздвиженском рынке, помнится, так не работали!
   - Привет, - лейтенант, целиком поглощенный  кроссвордом,  подал  Гребешку
руку через барьер. - Подскажи слово, а?
   - Сделаем.
   - "Героиня одноименного романа  Л.Толстого".  Какого,  блин,  романа?  Не
написали...
   - Сколько букв?
   - Восемь.
   - КАРЕНИНА.
   - Это которая под поезд? Во, блин, придумали чуваки. Ладно.  -  Балахонов
вписал слово в клеточки и улыбнулся Гребешку.  -  Рад  тебя  видеть,  Мишук.
Солидный человек стал, крутой такой. Пора брать, наверно?
   - Может быть. Но я не тороплюсь.
   - Я в шутку.
   - Естественно. Но сейчас вопрос не в шутку: сыскари у вас тут давно были?
   - Имели место. И позавчера, и вчера, и  сегодня  утром  в  парке  шарили.
Сопровождал.
   - Что искали, не сообщали?
   - Да это по поводу  "расчлененки"  на  Матросова,  восемь.  Считают,  что
тюкнули у нас и выкинули через забор за гаражи.
   - Собачкой отрабатывали?
   - Позавчера еще, сразу после того, как труп нашли. А  толку?  Там  перцем
попрыскали из баллончика. Раз нюхнула и заскулила. Кинолог матерится  -  нюх
угробить можно... Стали смотреть визуально. За три дня весь парк проползали,
искали, где могли его разделать, ни  фига  не  нашли.  Чисто.  Конечно,  нас
заколебали: слышали крики или нет?
   - А вы не слышали?
   - Нет, знаешь, ни  черта  не  слышали.  Конечно,  пацаны  в  одном  месте
дрались, но некрупно. Пять на пять примерно. Мы туда  подъехали,  разогнали.
Потом все тихо было. Как раз в то время, когда его, по идее, кончали.
   - Может, ему рот заклеили или загипсовали?
   - Нет, это они бы заметили. Ему, наоборот, всю пасть разорвали -  от  уха
до уха. Ори не хочу... Слушай, нескромный вопрос можно...
   - Не мучайся, Балахоша, меня волнует то же, что сыскарей, а не  наоборот.
Уловил? Морду лица этого великомученика тебе показывали?
   - Показывали. Был он здесь на рынке. Где-то с 14 до 15 часов. Я его сразу
приметил. Слишком шикарно прибарахлен был. По-московски. Наши  "новые"  сюда
не ездят. "Шестерок" гоняют, если надо. Да и вообще у них супермаркеты свои,
куда с нормальными деньгами не сунешься.
   - В руках ничего не приметил?
   - Пакет был, по-моему. С голой бабой, кажется.
   - С загрузкой?
   - Да, лежало что-то. Но немного, типа коробки с  чаем.  Небольшой,  вроде
"Индийского" со слонами.
   - На рынке покупал что-нибудь?
   - Вот это я не углядел. Я же не знал, что с ним к ночи станется.
   - Ну а куда пошел в парке-то?
   - А, это я помню. Направо, к цветочникам.
   - Ты говоришь, он до 15 часов тут торчал? Видел, как он уходил?
   - Вообще-то видел. Но теперь сомневаюсь.
   - Ни фига себе! Это как же понимать, гражданин  начальник?  Поддали,  что
ли, с устатку?
   - Как говорят штатники, не буду ни подтверждать, ни опровергать.  Принял.
Немножко так, для здоровья. Косой не был, однозначно. Примерно  в  три  часа
этот покойный с рынка свалил. Вот через это окошко я его видел, со  спины  и
краем глаза. Пакет он тащил, а было еще что у него или нет, не  разглядывал.
Ворот отсюда не видно. Ясно, конечно, что он на выход шел. А так,  хрен  его
знает, может, повернулся да и пошел обратно. А сыскари, они въедливые: то да
се, найдут, что  его  у  меня  на  территории  потрошили,  начнут  копаться.
Рапорточек накатают, служебное расследование не дай Бог заварят.  У  меня  и
так есть выговорешник от города. Лупанут еще неполное служебное,  а  на  эту
халяву знаешь сколько ртов откроется? Еще прицепятся: а почему вы, лейтенант
Балахонов, неверно нас информировали?  Нетрезвое  состояние?  А  может,  вам
взятку подкинули за такое сообщение? Ну его на хрен.  Лучше  скажу,  что  не
видел вообще. Не смотрел в окошко, следить за каждым мирным  покупателем  не
обязан.
   - Резонно. Значит, сыскари ни фига отсюда не взяли?
   - Ну, это я не знаю. Они мне  отчета  не  писали.  Пока  я  с  одними  по
территории лазил, другие по палаткам тоже гуляли. Сами по себе.  Четко  пока
ясно одно: места, где его пластали, не нашли. Но  парк  пока  со  счетов  не
сбрасывают. Двадцать пять гектаров все-таки, до самой реки тянется.
   - Такого проще в реку было кинуть, чем тащить километр до забора.
   - Это если по уму. А тут псих работал, сразу видно. Таких не просчитаешь.
   - Ладно. Спасибо за информацию. - Гребешок быстро глянул вбок,  убедился,
что тощий автоматчик находится за дверью и отделен  вдобавок  мощной  спиной
Лузы, и выдернул из-под ветровки две зеленые бумажки.  Балахонов  быстренько
прибрал их к месту.
   - Зарплату-то вовремя платят? - уже вставая, спросил Гребешок.
   - Под выборы рассчитались, а то пару месяцев протянули. Но  все  равно  -
полезно.
   -  Грех   хорошим   людям   не   помочь.   Бывай,   Андрюша.   Если   что
новенькое-интересное будет, скажи Жорику, что хотел бы  со  мной  увидеться.
Можно не здесь, на природе где-нибудь. Рыбалку бросил?
   - Не выходит в последнее время.
   - Ну ладно, потом обговорим. Хорошо с другом поболтать, но дела давят.
   Гребешок и Луза вышли из помещения, помахали ручкой задремавшему в кабине
Маслову и направились в офис охраны рынка, где их  уже  дожидался  начальник
Жора. Тучный, массивный дядя, на нем - в обтяжку распиравший камуфляж  очень
большого размера.
   - Здорово, толстый! - бодро начал Гребешок. - Не  перебрал  массу,  здесь
сидючи? Пацанов небось качаться заставляешь, а сам брюхо  наедаешь?  Смотри,
настучу Сэнсею, он тебе жир сгонит.
   -  Опять  балабонишь?  -  беззлобно  хмыкнул  толстяк.  -  Дал   же   Бог
язык-помело! В гости ведь пришел, между прочим, не к себе домой.  Мог  бы  и
пузырик выставить, по-человечески, ан нет! В ментуру  прется  сначала,  а  в
дружескую контору потом. И бойцов моих уже опрашивал у  ворот.  Не  уважаешь
Жору?
   - Окстись! - улыбнулся Гребешок. - Да тот до вечера сдохнет, кто Жору  не
уважает!  Пузыриком  я,  конечно,  рассчитаюсь,  но,  извини,  не   сегодня.
Загрузили, мать его так!
   - Ну и что тебе менты про меня наврали? - почти  всерьез  поинтересовался
Жора.
   - Ничего особо не наврали, только, говорят, видели,  что  Жора  по  рынку
сыскарей водил...
   - Во брешут-то! Они сами ходили. - Жора не в  шутку  испугался.  Гребешок
хихикнул и похлопал Жору по плечу.
   -  Не  волнуйся.  Мне  интересно  только,  куда  они   заходили   и   чем
интересовались.
   - Да мужиком интересовались одним. Когда пришел на рынок, чего тут делал,
куда ходил. Морду показывали, на Алена Делона похож.
   - Правда? - почти искренне удивился Гребешок. Он лично такого сходства не
находил.
   - Ну, мне так сказал кто-то. Я этого  Делона  никогда  не  видел,  только
песню помню, что он одеколон не пьет.
   - Понятно. А мужика ты видел?
   - Видел. Когда он пришел, не помню, а как  уходил,  видел.  Десять  минут
четвертого свалил. Это точно.
   - И больше на рынок не приходил?
   - Нет, это я бы запомнил. Такие понтовые здесь нечасто.
   - Когда с рынка уходил, что у него в руках было? Не запомнил?
   - Пакет был, с голой бабой. И еще он цветы у Люськи купил.
   - Точно? - Гребешок довольно успешно подавил азартное волнение.
   - Точно. Девять роз. Я аж обалдел на него. Валек с  Гришкой,  которые  на