нчательная
ликвидация их как класса. Наконец, не следовало обольщаться насчет того, что
местная вохра прямо-таки обязана защищать  наши  жизни  до  последней  капли
крови и не получила приказа шлепнуть нас в случае крайней необходимости.
   Итак, из-за дверей доносились звуки перестрелки, в которой участвовало не
менее десятка автоматов, увесистые грохи гранатных  разрывов,  лязг  и  звон
металлических решеток от ударов пуль и осколков, мяуканье рикошетных пуль  и
тому подобная симфония. Немного утешало, что побоище  происходит  не  совсем
рядом с моей дверью, а где-то в недальнем отдалении. Форточка в  двери  была
заперта, и определить, хотя бы на слух, где находится эпицентр схватки, я не
мог. Правда, даже если бы форточку и забыли запереть, то высовывать нос я бы
не решился - шибко стремно. Памятуя о том,  что  бронебойная  пуля  7,62  из
старого доброго "АКМ" запросто прошибает рельс, дверь камеры не казалась мне
совсем уж надежной защитой. Конечно, надеяться на  расстрел  через  закрытую
дверь не стоило, но принять меры  к  тому,  чтобы  как-то  обезопаситься  от
дурных пуль, стоило.
   Наиболее  безопасным  местом  был  унитаз,  который  здешние  архитекторы
разместили в нише рядом с дверью. Под прямой и даже косой выстрел по двери я
не попадал, могло зацепить разве  что  рикошетом.  Но  самым  приятным  было
небольшое открытие, которое я сделал, уже заняв  укрытие  в  этой  сортирной
нише. Ни в одной российской камере, если в ней имеется  унитаз,  на  сливном
бачке не оставят крышку, даже если она не чугунная, а фаянсовая. Потому  что
народ у нас грамотный и знает, что такой  крышкой  запросто  можно  вышибить
мозги. Но здесь, на Хайди,  публика  еще  не  доросла  до  таких  тонкостей.
Поэтому я обзавелся хоть и не самым надежным, но все-таки средством защиты и
нападения.
   То, что произошло потом, было, конечно, очередным счастливым случаем,  но
кое в чем имелась и моя заслуга. Я еще  за  десять  секунд  до  случившегося
знал, как должен себя вести, чтобы иметь хотя бы один шанс из ста.
   На самом деле вышло вот что.  Стрельба  приблизилась,  и  несколько  пуль
ударило в стену  совсем  близко  от  моей  двери,  затем  под  аккомпанемент
длиннющей автоматной очереди  протопотали  ноги,  лязгнул  засов,  и  в  мою
скромную обитель влетел один из охранников с автоматом  под  мышкой.  То  ли
этот парень не знал, что я тут сижу, то ли считал, что это несущественно,  -
Бог его ведает. Самое главное, о чем он думал, - быстрее сменить  магазин  в
оружии. А потому перспективу получить по черепу крышкой  от  сливного  бачка
охранник во внимание не принял. Долбанул я его от всей души, можно  сказать,
на совесть. Фаянс раскололся, а черепушка у бойца явно изменила свою  форму.
Автомат и пара полных магазинов -  это  было  уже  солидно.  Кроме  того,  я
догадался снять со стражника противогаз - и не прогадал. То ли одна,  то  ли
другая сторона применила какой-то  "химдым",  по  крайней  мере  характерный
хлопок гранаты с какой-то пакостью я вовремя расслышал.
   Затем резко погас свет. Стало темнее, чем  в  брюхе  у  "Маркизы".  После
этого  лязгнуло  несколько  решеток,  послышался  дружный  топот   солидного
количества ног, промчавшихся мимо моей двери  из  одного  конца  коридора  в
другой. А с той стороны, откуда  эта  публика  убежала,  садануло  несколько
очередей трассерами,  потом  кто-то  зашелся  в  кашле  и  послышался  скрип
резиновых масок, натягиваемых на морды. Я  на  всякий  случай  тоже  нацепил
противогаз, вжался в нишу, держа на изготовку  автомат,  и  подождал.  Снова
просверкали трассеры, и через тьму мимо моей двери  пробежали  еще  какие-то
люди. Они задержались  у  очередной  решетки,  полязгали,  погрохали,  потом
решетка со звоном полетела на пол, и штурмующие - я  не  сомневаюсь,  что  у
обороняющихся были ключи от решеток, - пробежали  куда-то  дальше.  Выстрелы
протарахтели уже далеко от моей камеры, а потом и вовсе все стихло.
   Размышлял я не очень долго. Вертухай, видимо, в сознание так и не пришел,
но его самочувствие волновало меня меньше всего. Надо  было  линять,  и  как
можно скорее. Темень давала какой-то шанс вывернуться и не сталкиваться ни с
теми, кто штурмовал эту подземную Бастилию, ни с теми, кто  ее  оборонял.  Я
высунулся в коридор и ощупью, по стеночке, двинулся в ту сторону, откуда уже
все убежали, то есть вправо от двери. Насколько я  помнил,  привели  меня  в
камеру именно с этой стороны. Уже  через  несколько  шагов  я  наткнулся  на
решетку и, цепляясь за прутья, добрался  до  сорванной  двери.  Поскольку  я
помнил, что впереди было еще пять решеток, то хотел было идти  прямо  -  все
равно наткнусь рано или поздно, но тут услышал отчаянный  вопль  и  кулачный
стук в дверь какой-то камеры:
   - Выпустите! Выпустите меня! Я не хочу подыхать!
   Все это сопровождалось отчаянным чиханьем и  кашлем,  из  чего  я  сделал
вывод, что  гражданин  нюхнул  того  снадобья,  которым  охранники  пытались
остановить атакующих. Судя  по  тому,  что  он  был  еще  жив,  газ  был  не
смертельным. Голос орущего был очень похож на голос  сеньора  Амадо,  только
обладал уж очень визгливыми интонациями. Я потерял несколько секунд  на  то,
чтобы понять, с какой стороны долбится Эктор, пошел к левой стене и едва  не
упал, споткнувшись о труп, валявшийся на полу. Не знаю, к какой из дравшихся
команд он принадлежал, но если б он не был мертвецом, то я  бы  ему  бутылку
поставил. Где-то очень близко от меня мелькнул трассер шальной пули, и  если
б я не шатнулся, зацепив ногой труп, то мог бы лечь на то же место в том  же
состоянии, что и покойник. Тут мне в голову пришла  здравая  мысль,  что  по
случаю низкой (а точнее - никакой) освещенности воюющие граждане перешли  на
обмен пулями с помощью инфракрасных прицелов, и я добровольно  плюхнулся  на
пол. В результате я не только ушиб коленку, но и обзавелся "М-16А2", а кроме
того, нашарил на жмурике противогаз, упрятанный в  сумку.  Ползком  -  хотя,
откровенно скажу, ежели б в меня специально целились, то это не помогло! - я
добрался до стены и  нащупал  дверь.  Она  была  закрыта  только  на  засов,
отодвинуть который труда не составило.
   - Эктор! - позвал я настолько внятно, насколько  мне  позволяла  мембрана
противогаза.
   Поминая Святую Деву не самым приличным образом, кашляя, чихая и шмыгая  -
в аккурат так же, как некогда рядовой Коротков, нанюхавшись  учебного  ОВ  в
палатке окуривания, - сеньор Амадо выскочил из камеры и  повалился  на  пол.
Кое-как отыскав его, поскольку Эктор не просто упал, а еще и начал  кататься
по полу, предполагая, что раз отравился, то пора и судорогам быть,  я  сумел
напялить ему на морду противогаз, поставить на ноги и потащить за собой.
   - Я ничего не вижу! - выл он. - У меня вытекли глаза!
   Это убедило меня в том, что газ слезоточивый  и  переживать  за  здоровье
Эктора не стоит, но и винтовку давать тоже. Стрельба в этом коридоре уже  не
слышалась, но сверху какие-то отдаленные бабахи и тарарахи долетали.  Насчет
инфракрасных прицелов я явно перебдил - никто  по  моей  персоне  больше  не
пулял.
   Мы миновали еще один проход в  решетке,  и  я  ощутил  заметное  движение
воздуха. Газ должно было унести в ту сторону, откуда мы пришли. Вряд ли одна
граната могла заполнить газом весь коридор.
   Подтверждением тому стал спокойный, не в  пример  Эктору,  голос  сеньоры
Дорадо, послышавшийся откуда-то слева:
   - Сеньор Баринов! Мы здесь: я и Лусия!
   Обе дамы оказались в одной камере. Ни та, ни другая не закашлялись, когда
я вывел их в коридор, из чего следовало, что  угроза  химического  нападения
миновала. Свой противогаз я снял и убедился, что воздух чистый  -  насколько
это применимо к подземелью.
   - Держитесь за Эктора! - приказал я и потянул за собой весь "состав",  то
есть сеньора Амадо, все  еще  кхекающего  и  ноющего,  уцепившуюся  за  него
Эухению и Лусию, ухватившуюся за Эухению.
   Миновав  все  решетки  этаким  "паровозиком",  тащившим  за   собой   три
"вагончика", я притормозил. По идее теперь требовалось искать  лифт,  и  мне
пришлось припоминать, где он располагался. Заодно надо было прикинуть,  куда
на этом лифте ехать дальше. Казалось бы, все просто: сюда меня  привезли  на
лифте откуда-то снизу, значит, и удирать надо  было  вниз.  Но  единственным
выходом, о котором я знал наверняка, был подводный туннель. Я  не  надеялся,
что там, внизу, нас ждут четыре заряженных  акваланга.  К  тому  же  господа
похитители привезли нас сюда на скутерах, которые, по самой грубой прикидке,
двигались втрое быстрее, чем пловец в ластах. Причем не абы какой пловец,  а
профессионал-аквалангист. Я и себя-то таковым считать не мог, не говоря  уже
о Лусии  и  Эухении.  Соответственно  время  на  выход  по  туннелю  заметно
возрастало, и не было солидной гарантии, что мы не  потратим  за  это  время
слишком много кислорода. Конечно, мог быть  какой-то  выход  и  наверху,  но
туда, судя по глухим отзвукам выстрелов, переместилось побоище, в котором  я
отнюдь не рвался участвовать. В общем я так и не выбрал,  куда  ехать,  если
найду лифт. Везде меня мог поджидать облом.
   Впрочем, как выяснилось, самый крупный облом ожидал меня сразу  же.  Лифт
мы нашли, и даже  обнаружили  кнопку,  которой  открывалась  его  дверь.  Но
сколько эту кнопку ни нажимали, - дверь не отворялась, лифт не  подъезжал  и
вообще ничего не гудело и не фурычило. Видимо, по  ходу  боя  обесточили  не
только освещение, но и лифт.
   - И что же теперь? - обеспокоилась Эухения.
   - По-моему, тут должна быть и лестница, - предположила Лусия. - Наверняка
те, кто строил эту шахту, знали, что лифт может испортиться.
   Эктор, чертыхаясь, снял противогаз, отшвырнул  его  и  зашелся  в  кашле.
Когда он перестал кашлять, то сумел выговорить:
   - По-моему, какая-то ниша была справа, если стоять спиной к лифту.  Шагах
в десяти отсюда... - и снова закхекал.
   Я стал спиной к лифту и боком вперед пошел вдоль  стены.  За  меня  опять
уцепились "вагончики", и, попадись нам  навстречу  какой-нибудь  вооруженный
супостат, он запросто мог бы прострочить нас одной очередью насквозь.
   Эктор не соврал - нища была. И даже не ниша, а целый туннель. Но  вел  он
не к лестнице,  если  таковая  вообще  была,  а  куда-то  в  глубь  горы  по
горизонтали. Света в нем, конечно, не было, и без фонаря  туда  соваться  не
стоило.
   Спрашивать о том, есть ли у кого-нибудь спички или зажигалка, я не  стал.
Нас привезли сюда со дна морского, а потому, если у кого-то  и  было  что-то
зажигательное, то давно пришло в негодность.
   - Что ты встал? - спросил Эктор. - Надо уходить отсюда!
   - Куда? - Я, как в Одессе, ответил вопросом на вопрос. - К центру Земли?
   Но тут где-то далеко, чуть ли не в ста метрах от  нас,  в  конце  туннеля
появился свет фонаря. Луч света, расходясь конусом, бил  откуда-то  сбоку  -
видимо, там  был  какой-то  подземный  перекресток.  Свет  становился  ярче,
заметно  приплясывал,  и  до  наших  ушей  отчетливо  долетали  звуки  шагов
нескольких человек. Я подумал,  что  если  эти  товарищи  выйдут  из  своего
бокового хода в наш туннель и повернут фонари в нашу  сторону,  то  высветят
нас как на ладони. При достаточной меткости им ничего не стоит  перестрелять
нас раньше, чем мы сможем проделать то же самое с ними.  Нас  будут  слепить
фонари, укрыться здесь негде - стены ровные и гладкие, никаких дверей и  ниш
нет. Да и бросившись на пол, от пуль не спасешься.
   - Назад! - прошипел я и бегом рванул обратно, к лифту. Тут можно  было  и
поблагодарить судьбу за то, что она оставила нас без обуви.  Шлепанье  босых
пяток производило меньше шума, чем топот ботинок.
   Мы спрятались у входа в туннель. Я отдал Эктору автомат и взял  "М-16А2".
Во Вьетнаме у Дика Брауна был "М-16А1", но в принципе  существенной  разницы
между модификациями не усматривалось.
   - Подпусти на полсотни метров, - посоветовал я Эктору.
   - Глаза жжет, - пожаловался тот, - все еще слезятся...
   Судя по тому, как сеньор Амадо управлялся с "узи", держать в  руках  этот
инструмент ему приходилось не в первый раз. Это меня порадовало.
   Тем временем граждане с фонарями вышли из бокового хода в туннель. Фары у
них были мощные,  и  я  убедился,  что,  столкнись  мы  с  ними  в  туннеле,
прицелиться не успели бы. Мы уже довольно долго  торчали  в  темноте,  глаза
отвыкли от света, и три мощных фонаря ослепили бы нас минуты на две. За  это
время умелые люди успели бы понасверлить нам столько дырок, что наш ответный
огонь просто не состоялся бы. Кроме того, защищены эти молодцы были  получше
нашего. На них были бронежилеты и каски с забралами из бронестекла  -  таких
ребят сразу не продырявишь с расстояния в сто метров.
   Их было пятеро. Двое, с фонарями, шли впереди, чуть дальше - еще  двое  с
ручными пулеметами на изготовку, а пятый - позади, посвечивая фонарем назад.
Патронов у них, я думаю, было в достатке.
   Вообще я с удовольствием пропустил бы их мимо, если бы  знать  наверняка,
что они, обнаружив нас  в  зале  около  лифта,  не  откроют  по  нам  огонь.
Кое-какой шанс остаться незамеченными у нас был, но уж сильно  сомнительный.
Фонари у этих товарищей были мощные, ушки, я думаю, они держали на  макушке,
и наше сопение в темноте мимо ушей не пропустили бы.  А  увидев  вооруженных
людей, раздумывать некогда. При  перестрелке  в  упор  максимум,  что  мы  с
Эктором смогли бы успеть, так это положить одного или  двух.  Подпускать  их
совсем близко означало сдохнуть с гарантией.
   Но нельзя было и  раньше  времени  открывать  карты.  Пальба  с  большого
расстояния этим бронированным парням особого вреда причинить не  сумела  бы.
Разобрать издали, какие броники напялены на этих хлопцев, я не мог. Но ясно,
что  на  такую  работу,  как  штурм  подземного  сооружения,  не   ходят   в
какой-нибудь легонькой игрушке типа нашего российского "Визита", защищающего
только от "Макарова", нагана, дроби и финки умный человек не  пойдет.  Ясно,
что народец нацепил что-то покрепче, типа "Кирасы-5", которую "калаши"  5,45
берут только с пяти метров, а старые "АКМ" - с десяти. С расстояния в  сотню
метров такую хреновину мог пробить только древний патрон  образца  1908-1930
годов, которым нынче заряжают  снайперские  винтовки  Драгунова  или  ротные
пулеметы "ПК". Но у меня такого оборудования  при  себе  не  было.  Вряд  ли
"М-16А2" с пулькой 5,56 могла долбануть такой бронежилет лучше, чем "АК-74",
а "узи", который я отдал Эктору, сработал бы эффективнее "АКМ". Если  бы  мы
открыли огонь раньше времени, эта пятерка тут же погасила бы фонари, залегла
в темноте, и пулеметчики, которые прямо-таки обязаны были иметь инфракрасные
прицелы, стали бы долбить по обрезу туннеля, не  давая  нам  носа  высунуть.
Пока мы, зажавшись за углы и не выставляя носа из-за прикрытия,  крошили  бы
воздух, бойцы подобрались бы поближе и  положили  бы  пару  гранат,  которые
смогли бы нас навеки отучить от упражнений в стрельбе.  Бойцы  могли  руками
кинуть, могли из подствольника - нам от этого легче не стало  бы.  В  общем,
опять получалась ситуация из "Блэк-Джека" с перебором и недобором.
   Но  надо  было  на  что-то  решаться.  Поскольку  граждане,  господа  или
товарищи, топавшие по направлению к  нам,  не  орали  в  мегафон:  "Баринов,
сдавайся, ты окружен!",  то  считать  их  с  ходу  неприятелем  было  как-то
неудобно. С другой стороны, данные джентльмены не делали и объявлений  типа:
"Дорогой  и  глубокоуважаемый  Дмитрий  Сергеевич!  Убедительно  просим  вас
сохранять спокойствие и ни в кого не стрелять, поскольку  вашей  драгоценной
жизни  ничто  не  угрожает".  Впрочем,  даже  такое  заявление   отнюдь   не
гарантировало, что после того, как я милостиво выйду из-за укрытия, меня  не
пристукнут тут же и без объяснений за что.  Времени  на  раздумья  с  каждым
шагом бронированных мальчиков становилось все меньше. Их фонари уже положили
световые пятна на стены лифтового зала, и им, должно быть, хорошо была видна
решетка, перегораживающая "тюремный коридор". Догадываться, насколько близко
они подошли, я мог только приблизительно, потому  что  высунуть  из-за  угла
хотя бы полглаза означало дать себя обнаружить. Тем более что  ребята  могли
все-таки услышать каким-то образом шлепанье наших босых пяток по  цементному
полу. Поскольку они были увешаны всяким оружием - я это заметил  еще  тогда,
когда в первый раз их увидел, - то у них  наверняка  имелось  и  то,  что  в
народе называется "спецсредства". Они  могли  пойти  вперед,  предварительно
ослепив нас каким-нибудь блиц-патроном, от вспышки которого  полторы  минуты
ничего не видишь. Могли нам и еще раз газовую  атаку  устроить  или  плюнуть
вперед из одноразового огнемета, так что мы изжарились бы в один момент. Все
это было бы очень весело, если бы не приводило в отчаяние...
   Но у меня  выдержки  хватило.  Сорвался  Эктор.  Поскольку,  кто  из  нас
командир, а кто подчиненный, мы с ним определить не успели, то решали каждый
за себя. Сеньор Амадо издал некий боевой клич, выскочил чуть не на  полметра
из-за  укрытия  и  в  лучших  традициях  боевиков   (имеются   в   виду   не
боевики-профессионалы, а боевики-кинофильмы), стал опустошать магазин "узи",
молотя от бедра и веером. Кто-то ойкнул, впрочем, сомневаюсь, что я  всерьез
услышал это сквозь грохот стрельбы, раскатившийся по  туннелю.  Один  фонарь
погас, второй стал светить немного наискосок, снизу вверх, но большего,  как
я понял, Эктору достичь не  удалось  -  не  дали.  Товарищи  из  туннеля  на
сумасбродство  отреагировали  быстро.  Две  строчки   трассеров   прочертили
пунктиры  через  лифтовый   зал,   пули   звонко   тенькнули   по   решетке,
перегораживающей тюремный коридор, зачиркали, искря, по  стенам,  потолку  и
полу, замяукали, рикошетя в  разные  стороны.  При  этом  достаточное  число
прошило вождя "молодых койотов". Ему попали и в грудь, и в шею, и в живот. В
свете фонаря, который еще светил, я заметил, как из его спины летели  клочья
одежды и кровавые ошметки. Сам я в это время плюхнулся на пол,  дал  длинную
очередь по сути дела в никуда, без надежды как-то выкрутиться, с одним  лишь
желанием завалить хоть кого-то, чтоб не сдохнуть просто  так,  не  за  понюх
табака. Я уже с хорошей отчетливостью понял, что настает  хана  и  эта  хана
неизбежна так же, как в свое время дембель.
   Впрочем, как говорится, дуракам везет. Поначалу  я  даже  не  понял,  что
произошло. Даже показалось, что  хана  уже  пришла.  Очень  ярко  сверкнуло,
грохнуло так, что я мигом оглох, рвануло  как  пушинку  винтовку  из  рук...
Дальше не помню. Кроме одного ощущения - будто кто-то рывком поднял  меня  с
цементного пола и  куда-то  уносит.  По-моему,  даже  насчет  ангелов  успел
подумать, но, как выяснилось, преждевременно.
   Сознание вернулось. Меня довольно  нежно  пошлепали  по  щекам.  В  глаза
светил  фонарь,  и  я  заморгал,  привыкая  к  свету.  Вроде  бы  постепенно
возвратился слух, после чего до меня  долетел  очень  слабый  голос  Эухении
Дорадо:
   - Деметрио, вы живы?
   В голове гудело, на лице  чуть-чуть  саднило,  где-то  в  районе  задницы
что-то припекало, в глазах крутились оранжевые круги и кляксы,  но  я,  едва
ворочая языком, попытался дать утвердительный ответ. Получилось что-то вроде
нечленораздельного мычания. Правда, в поле  моего  зрения  угодила  и  Лусия
Рохас, которая сказала Эухении:
   - У него может быть перелом позвоночника.
   Это долетело до  моего  сознания  уже  отчетливее,  я  почуял,  что  меня
переворачивают, задирают майку, ощупывают... А потом  я  как-то  само  собой
сумел сесть, покрутить головой и выдавить из себя более или  менее  понятный
вопрос:
   - Где мы?
   - Все тут же, сеньор Баринов, - ответила Эухения. - В этом подземелье.  А
Эктор, бедняжка, убит. Видит Бог, я недолюбливала его,  но  все  же  он  мой
племянник...
   Возможно, сеньора Дорадо устроила бы образ