писка меня страшно порадовала, потому что я решил не писать
   Вам, пока не получу от Вас весточки; мне меньше всего на свете хочет-
ся докучать Вам своей персоной, а я иногда побаиваюсь, что так получает-
ся. У меня все хорошо - настолько, насколько может быть хорошо тому, кто
не видит Вас. Присматриваю за оборудованием конюшен для маток. Они  (ко-
нюшни) выйдут первоклассными. Главная трудность - акклиматизация.  Впро-
чем, предполагается, что климат здесь довольно  мягкий,  пастбища  тоже,
кажется, на славу. Местность тут красивая, особенно река. Жизнь в гости-
нице, слава богу, недорогая, а я могу сидеть на яичнице с ветчиной  хоть
до скончания века. Джек Масхем - замечательный парень: он  назначил  мне
жалованье с Нового года, так что я подумываю, не выложить ли  оставшиеся
у меня шестьдесят с чем-то фунтов за старую двухместную машину Стейплто-
на, который уехал в Индию. Раз я осяду здесь, мне без машины просто  за-
рез, так как, не располагая ею, я не смогу видеть Вас, а без этого вооб-
ще не стоит жить. Надеюсь, Вы прекрасно провели время в Кондафорде.  Из-
вестно ли Вам, что я не виделся с Вами целых  шестнадцать  дней  и  пря-
мо-таки чахну от тоски? Приеду в субботу к вечеру. Где встретимся?
   Ваш навсегда
   Тони.
   Клер пробежала письмо, сидя на кушетке в своей комнате.  Распечатывая
его, она хмурилась; дочитывая - улыбалась.
   Бедный милый Тони! Она взяла телеграфный бланк, написала:  "Приходите
пить чай Мелтон тире Мьюз тчк К", - и отправила телеграмму по  дороге  в
Темпль.
   Встреча двух молодых людей  приобретает  тем  большее  значение,  чем
больше значения люди придают тому, чтобы помешать этой встрече.  Подходя
к Мелтон-Мьюз, Тони думал только о Клер и, естественно, не  заметил  ни-
зенького человечка в роговых очках, винно-красном галстуке и черных  бо-
тинках, внешностью напоминавшего секретаря ученого общества. Этот  нена-
вязчивый и неприметный субъект сопровождал его от самого  Беблокхайт  до
Пэддингтонского вокзала, от вокзала до "Кофейни", от "Кофейни"  до  угла
Мелтон-Мьюз; проследив, как Тони вошел в дом N 2, он  сделал  заметку  в
записной книжке, развернул вечернюю газету и стал ждать, когда тот  вый-
дет обратно. Но газету он не читал, а с трогательной преданностью впился
взглядом в сине-зеленую дверь, готовый в  любую  минуту  сложиться,  как
зонтик, и скрыться в первом  попавшемся  закоулке.  Предаваясь  ожиданию
(что было его повседневным занятием), он, как и остальные граждане, раз-
думывал об удорожании жизни, о чашке чая, которого ему очень хотелось, о
своей дочурке, о ее коллекции иностранных марок и о том, придется ли ему
платить подоходный налог. Его воображение было также занято формами  де-
вицы из табачной лавочки, где он обычно покупал свои дешевые сигареты.
   Звали его Чейн, и существовал он за счет того, что  отличался  редкой
памятью на лица и неистощимым терпением, аккуратно заносил  плоды  своих
наблюдений в записную книжку, умел быть незаметным и, на  свое  счастье,
напоминал внешностью секретарей ученых обществ. Короче говоря, он служил
в агентстве Полтида, которое в свою очередь существовало за  счет  того,
что знало о людях больше, чем тем было желательно. Он получил инструкции
еще в тот день, когда Клер  возвратилась  из  Кондафорда,  "разрабатывал
объект" уже пятые сутки, и об этом не знал никто, кроме самого  Чейна  и
его хозяина. Поскольку, судя по прочитанным им книгам, люди,  населяющие
Британские острова, заняты главным образом тем, что следят за жизнью се-
бе подобных, Чейн никогда не испытывал желания критически  взглянуть  на
профессию, которой добросовестно занимался уже семнадцать лет. Наоборот,
он гордился своим ремеслом и считал себя способным сыщиком. Невзирая  на
усиливающееся расстройство дыхательных путей - следствие сквозняков,  на
которых ему так часто приходилось стоять, Чейн даже не представлял  себе
ни иного времяпрепровождения, ни иного способа зарабатывать  свой  хлеб.
Адрес Крума он раздобыл очень несложным путем  -  заглянув  через  плечо
Клер, отправлявшей телеграмму; но так как текст последней он прочесть не
успел, то немедленно отправился в Беблок-хайт, после чего до самого Мел-
тон-Мьюз все шло гладко. Меняя время от времени свою позицию, он с  нас-
туплением темноты переместился в глубину переулка.  В  половине  шестого
сине-зеленая дверь распахнулась, и на улице появилась молодая пара.  Она
пошла пешком, и мистер Чейн пошел за нею. Она шла быстро, и мистер  Чейн
с профессионально обостренным чувством ритма следовал за нею в точно та-
ком же темпе. Вскоре он удостоверился,  что  молодые  люди  направляются
всего лишь туда, куда он уже два раза провожал леди Корвен, а именно - в
Темпл. Это было чрезвычайно отрадно, так как подогревало его надежды вы-
пить чашку чая, о чем он уже давно мечтал. Прячась за спинами  прохожих,
достаточно широкими, чтобы заслонить его, он  дошел  вслед  за  молодыми
людьми до Мидл-Темпл Лейн и увидел, что у Харкурт Билдингс  они  расста-
лись. Убедившись, что леди Корвен вошла в здание, а молодой человек стал
медленно прохаживаться от подъезда до набережной и обратно, мистер  Чейн
посмотрел на карманные часы, повернул обратно вдоль Стрэнда и забежал  в
закусочную со словами: "Пожалуйста, мисс, чашку чая и булочку".  Ожидая,
пока подадут чай, он сделал пространную заметку в записной  книжке.  За-
тем, дуя на чай, выпил его с блюдца, съел полбулочки, зажал вторую в ру-
ке, расплатился и опять вышел на Стрэнд. Он покончил с булочкой как  раз
в тот момент, когда подошел к Лейн. Молодой человек по-прежнему медленно
прохаживался взад и вперед. Мистер Чейн выждал, пока  тот  повернется  к
нему спиной, и с видом клерка, который заставляет ждать своего  стряпче-
го, устремился мимо Харкурт Билдингс во Внутренний Темпл.  Там,  остано-
вившись у одного из подъездов, он изучал доску с фамилиями до  тех  пор,
пока Клер не появилась снова. Молодой человек присоединился к ней, и они
пошли к Стрэнду, а мистер Чейн пошел за ними. Они завернули в  ближайшее
кино и взяли билеты; он тоже взял билет и сел сзади них. Он привык  выс-
леживать людей, которые держатся начеку, и взирал на откровенную беспеч-
ность этой пары если уж не с презрительным сочувствием,  то,  во  всяком
случае, с легкой иронией. Они казались ему форменными детьми. Ему не бы-
ло видно, соприкасаются ли их ноги, и он прошел  между  стульями  позади
них, чтобы взглянуть на положение их рук. Оно удовлетворило  его,  и  он
выбрал себе свободное место сбоку от прохода. Уверенный, что теперь  це-
лых два часа парочка от него не ускользнет, он сел, закурил, пригрелся и
стал наслаждаться фильмом. Это была приключенческая картина: два главных
героя, охотясь и путешествуя по Африке, все время попадали в опасные по-
ложения,  при  съемке  которых  оператор,  несомненно,  подвергался  еще
большей опасности. Мистер Чейн с интересом внимал их мужественным  голо-
сам, с американским акцентом предупреждавшим: "Эй, смотри, настигают!" -
хотя не забывал при этом, что вместе с ним картину смотрят и  его  подо-
печные. Когда зажегся свет, он увидел их профили. "Все мы были  молоды",
- подумал мистер Чейн, и его воображение еще отчетливей нарисовало  себе
юную леди из табачной лавочки. Парочка  сидела  с  таким  видом,  словно
обосновалась здесь надолго, и он отважился на  минутку  выскользнуть  из
зала. Кто знает, когда еще повторится  такой  благоприятный  случай!  По
мнению Чейна, одним из слабых мест детективных романов (он тоже увлекал-
ся этим воскресным развлечением тех, кто ездит в автобусах) было то, что
авторы изображают сыщиков этакими ангелами, которые  способны  по  целым
дням буквально ни на минуту не выпускать из поля зрения  своих  подопеч-
ных. В жизни, разумеется, дело обстояло по-иному.
   Он вернулся и сел позади парочки, хотя уже с другой стороны, как  раз
в ту минуту, когда свет опять погас. Сейчас должен был начаться фильм  с
участием одной из любимых кинозвезд Чейна, и,  не  сомневаясь,  что  она
предстанет перед ним в ситуациях, позволяющих лицезреть ее  прелести  со
всех сторон, он сунул в рот мятную лепешку и со  вздохом  развалился  на
стуле. Давно уже не доводилось ему так приятно проводить вечер  при  ис-
полнении служебных обязанностей. Время года теперь суровое, а  работа  у
него такая, что от нее не согреешься - и не надейся.
   Но прошло всего минут десять, звезда еле-еле успела  надеть  вечерний
туалет, а парочка уже поднялась.
   - Не могу больше слышать ее голос, - донесся до Чейна шепот леди Кор-
вен.
   Молодой человек поддержал спутницу:
   - Мерзость!
   Обиженный и удивленный, мистер Чейн выждал, пока  за  ними  сомкнутся
дверные портьеры, и, вздохнув, побрел им вслед. На Стрэнде они останови-
лись, посовещались и пошли дальше, но недалеко - в  ресторан  на  другой
стороне улицы. Он задержался у двери, купил себе еще одну газету и  уви-
дел, что они поднимаются по лестнице. Уж не в отдельный ли  кабинет?  Он
осторожно последовал за ними. Нет, просто расположились на балконе,  где
за колоннами укромно стоят четыре столика.
   Мистер Чейн спустился в туалет, где сменил роговые очки на  пенсне  и
винно-красный галстук на свободную черно-белую бабочку. Он нередко  и  с
неизменным успехом прибегал к этому приему. Вы надеваете  броский  галс-
тук, а затем заменяете его другим - иной формы и более скромной расцвет-
ки. Броский галстук обладает свойством отвлекать внимание  от  лица.  Вы
превращаетесь просто в "этого человека с ужасным галстуком", и стоит вам
его снять, как все принимают вас за другого. Мистер Чейн вновь  поднялся
наверх и, выбрав столик, откуда легко было наблюдать за остальными  тре-
мя, заказал рагу и пинту портера. Они, пожалуй, просидят здесь часа два;
поэтому он постарался придать себе вид литератора, вытащил кисет,  свер-
нул самодельную папироску, подозвал официанта и попросил  огня.  Доказав
таким образом свою принадлежность к определенному социальному  типу,  он
сделал то же, что сделал бы на его месте всякий джентльмен,  -  принялся
читать газету и разглядывать стенные росписи.  Они  отличались  яркостью
красок; запечатленные на них пейзажи с голубыми небесами, морем, пальма-
ми и виллами говорили о радостях жизни и  притягательно  действовали  на
мистера Чейна. Он никогда не ездил дальше Булони и, судя по  всему,  уже
не поедет. Естественно, что пятьсот фунтов, интересная  леди  и  дача  в
солнечной местности с игорным домом неподалеку исчерпывали его представ-
ления о недостижимом, увы, рае. Он даже не мечтал о нем, но при виде та-
ких соблазнительных картин не мог все-таки не испытывать известного том-
ления. Ему всегда казалось нелепостью, что люди, которых  он  выслеживал
перед бракоразводным процессом, уезжали в этот рай и ожидали там оконча-
ния дела только для того, чтобы опять жениться  и  вернуться  на  землю.
Жизнь в Финчли, где солнце светит раз в две недели, и заработок, состав-
лявший едва пятьсот фунтов в год, в зародыше подавили поэтические задат-
ки мистера Чейна; поэтому он испытывал  нечто  вроде  облегчения,  когда
жизнь тех, кого он выслеживал, давала пищу его фантазии.  Вероятно,  па-
рочка, - а вид у обоих шикарный, - поедет обратно на такси, и  ему  при-
дется долго ждать, пока молодой человек расстанется с дамой. В предвиде-
нии этого он сдобрил красным перцем поданное ему рагу. Предстоит, видно,
подежурить еще вечер-другой, прежде чем они попадутся. Что ж,  заработок
в общем не слишком тяжелый. Смакуя каждый кусок,  чтобы  полнее  усвоить
пищу, и с ловкостью знатока сдувая пену с портера, он наблюдал, как  мо-
лодые люди, увлеченные разговором, склоняются над столом. Что они едят -
не видно. Жаль: детальное знакомство с их меню могло бы послужить допол-
нительным ключом к разгадке их отношений. Пища и любовь! После  рагу  он
закажет сыр и кофе и занесет их в графу издержек.
   Он доел последнюю крошку, извлек из газеты всю возможную  информацию,
исчерпал все свое воображение, разглядывая фрески, дал про себя характе-
ристику немногим обедающим, расплатился по счету, выкурил три сигаретки,
- и только тогда парочка поднялась. Он уже надел пальто и вышел на  ули-
цу, а они еще не успели спуститься с лестницы. Удостоверясь, что  побли-
зости стоят три свободных такси, он перенес внимание на афишу ближайшего
театра. Наконец швейцар подозвал одну из машин; мистер Чейн вышел на се-
редину Стрэнда и сел в другую.
   - Подождите, пока вон та машина не тронется, и  следуйте  за  нею,  -
скомандовал он шоферу. - Когда остановится, близко не подъезжайте.
   Устроившись в автомобиле, он вынул часы и сделал заметку  в  записной
книжке. Недавно он совершил довольно дорого стоившую ему ошибку, перепу-
тав машины во время преследования, и теперь не отрывал  глаз  от  такси,
номер которого предусмотрительно записал. Театральный разъезд еще не на-
чался, движение было небольшое, и погоня протекала без  всяких  осложне-
ний. Преследуемая машина остановилась на углу Мьюз. Мистер Чейн постучал
в стекло к шоферу и откинулся назад. Он увидел, что  парочка  вылезла  и
молодой человек расплачивается. Затем они углубились в переулок.  Мистер
Чейн тоже расплатился и дошел до угла. Они остановились  у  сине-зеленой
двери и о чем-то поговорили. Потом леди Корвен вставила ключ в  замок  и
отперла дверь; молодой человек оглянулся по сторонам и  вошел  вслед  за
нею. Мистер Чейн испытал чувства не  менее  разнородные,  чем  составные
части съеденного им рагу. С одной стороны, вот-вот произойдет то, на что
он надеялся и чего ждал. С другой,  это  означает  для  него  бог  весть
сколько часов стояния на холоде. Он поднял воротник пальто и осмотрелся,
выбирая подъезд поудобней. Какая жалость, что  нельзя  выждать,  скажем,
полчаса и просто войти в дом! Судьи теперь так придирчивы  насчет  улик!
Он переживал сейчас то же, что переживает охотник, когда видит, как лиса
прячется в нору, а у него под рукой нет лопаты. Мистер Чейн постоял нес-
колько минут под фонарем, перечитал свои записи и прибавил к ним еще од-
ну. Затем двинулся к облюбованному им подъезду и занял там  позицию.  Не
пройдет и получаса, как автомобили начнут возвращаться сюда от театров и
придется опять выбирать новое место, чтобы не привлечь к себе  внимания.
В окнах верхнего этажа дома N 2 горит свет, но само по себе это  еще  не
улика. Дело дрянь! Двенадцать шиллингов обратный билет  до  Беблок-хайт,
десять шиллингов шесть пенсов номер в гостинице, семь шиллингов три пен-
са такси, три шиллинга шесть пенсов кино, шесть шиллингов обед (чай он в
счет не поставит) - итого тридцать девять шиллингов шесть  пенсов  -  на
круг два фунта! Мистер Чейн покачал головой, сунул в рот мятную  лепешку
и переступил с ноги на ногу. Мозоль  что-то  начинает  постреливать!  Он
попробовал думать о приятных вещах - о Бродстэрзе, косах дочурки,  пече-
ных устрицах, своей любимой кинозвезде в одном белье и о стаканчике  по-
догретого виски с лимоном на ночь. Ничто не помогало, - он  все  ждет  и
ждет, ноги у него болят, а уверенности, что удастся  собрать  достаточно
веский материал, - никакой. Судьи теперь слишком привыкли  к  тому,  что
стороны приглашают друг друга "на чашку чая", и улики такого рода всегда
кажутся им сомнительными. Он опять вытащил часы. Он стоит  здесь  уже  с
полчаса с лишком. А вот и первый автомобиль! Пора убираться с  Мьюз.  Он
проследовал в дальний конец переулка, но не успел еще повернуть обратно,
как из дома, сгорбившись и засунув руки в карманы, вышел молодой человек
и торопливо зашагал прочь. Мистер Чейн со вздохом  облегчения  сделал  в
записной книжке пометку: "М-р К, вышел в 11.40 вечера", - и направился к
стоянке автобуса, идущего в Финчли.


   XVII

   Динни не была знатоком живописи, но в свое время усиленно посещала  с
Уилфридом все лондонские картинные галереи. В 1930 году она  с  огромным
наслаждением побывала также на выставке итальянского искусства.  Поэтому
и в 1932-м она охотно приняла приглашение дяди Эдриена пойти  с  ним  на
выставку французских картин. Ровно в час дня 22 января, наскоро  позавт-
ракав на Пикадилли, они миновали входной турникет  и  задержались  перед
примитивами. Но так как, помимо Динни с Эдриеном, нашлось немало  других
охотников держаться подальше от толпы, они двигались так  медленно,  что
только через час добрались до полотен Ватто.
   - Смотри, Динни, - "Жиль", - сказал Эдриен, переступив с ноги на  но-
гу. - Это, по-моему, лучшее из всего, что тут есть. Удивительно, до чего
сильно может потрясти зрителя жанрист декоративной школы, когда он  зах-
вачен своим сюжетом или типом! Приглядись к этому Пьерро. Какое  у  него
задумчивое, обреченное, непроницаемое лицо! Вот оно,  воплощение  актера
со всеми его личными переживаниями!
   Динни не ответила.
   - Почему мы молчим, юная особа?
   - Сомневаюсь, что художник творит так уж сознательно. Не  кажется  ли
вам, что Ватто просто хотел написать этот белый костюм, а все  остальное
в картине - от самой модели? Конечно, у Пьерро  удивительное  выражение,
но, возможно, оно было у него и в жизни. Такие лица встречаются.
   Эдриен искоса посмотрел на лицо племянницы. О да, встречаются!  Напи-
шите ее, когда она отдыхает, запечатлейте ее в тот момент, когда она ду-
мает, что на нее не смотрят и ей не нужно держать себя в руках (или  как
там еще говорится?), и вы увидите лицо, которое потрясет вас  отраженной
на нем внутренней жизнью. Нет, искусство несовершенно. Если оно пролива-
ет свет на душу, раскрывает сущность, вам кажется, что оно не  правдиво;
если оно фиксирует грубую, пеструю, противоречивую видимость, вам кажет-
ся, что эту последнюю вообще не стоит воспроизводить. Намеки, мимолетные
впечатления, световые эффекты - все эти потуги на  правдоподобие  ничего
не раскрывают. И Эдриен неожиданно заметил:
   - Великие книги и настоящие портреты так редки потому, что  художники
не умеют раскрыть сущность изображаемого, а если  даже  делают  это,  то
впадают в преувеличения.
   - Не знаю, дядя, можно ли отнести ваши слова к "Жилю". Это не портрет
- это просто драматический момент плюс белый костюм.
   - Допускаю. Но во всяком случае напиши я тебя, Динни, такой, какая ты
есть на самом деле, все сказали бы, что портрет неправдоподобен.
   - Весьма польщена!
   - Большинство окружающих даже не может представить себе, какая ты.
   - Простите за непочтительность, дядя, - а вы можете?
   Эдриен покрутил свою козлиную бородку:
   - Хочу надеяться, что могу.
   - Ой, смотрите, "Помпадур" Буше!
   Постояв минуты две перед картиной, Эдриен заговорил снова:
   - Что ж, для человека, который предпочитал писать женщин  нагими,  он
недурно изобразил ее нар яды, а?
   - Ментенон или Помпадур? Я всегда их путаю.
   - Ментенон была синий чулок и вертела Людовиком XIV.
   - Да, да, конечно. Дядя, теперь пойдем прямо к Мане.
   - Почему?
   - Я уже начала уставать.
   Эдриен оглянулся по сторонам и сразу понял -  почему.  Перед  "Жилем"
стояла Клер с незнакомым ему молодым человеком. Эдриен  взял  Динни  под
руку, и они перешли в предпоследний зал.
   - Хвалю за деликатность, - шепнул он перед "Мальчиком с мыльными  пу-
зырями". - Что такое этот молодой человек? Змея в траве, червяк в бутоне
или...
   - Просто очень милый мальчик.
   - Как его зовут?
   - Тони Крум.
   - А, юный знакомец с парохода! Клер часто с ним встречается?
   - Я не спрашивала, дядя. На год она застрахована от глупостей, -  от-
ветила Динни и, увидев, как приподнялась бровь Эдриена, добавила: -  Она
дала обещание тете Эм.
   - А через год?
   - Не знаю. Она тоже не знает. До чего хороши вещи Мане!
   Они неторопливо пересекли зал и вошли в последний.
   - Подумать только, что в тысяча девятьсот десятом Гоген  казался  мне
верхом эксцентричности! - удивился Эдриен. - Лишнее доказательство того,
как все изменчиво. В тот день я приехал на выставку  постимпрессионистов
прямо из зала китайской живописи в Британском музее. С