Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
парке тянуло ветерком, и на
солнце пахло травой и листьями. Много лет так хорошо не пахло весной.
Флер неудержимо потянуло за город. Трава, и вода, и деревья - среди них
протекли ее встречи с Джоном, один час в этом самом парке, перед тем как
он повез ее в Робйн-Хилл! Робин-Хилл продали какому-то пэру. Ну и пусть
наслаждается; она-то знает историю этого злосчастного дома - он точно
корабль, над которым тяготеет проклятие! Дом сгубил ее отца, и отца Джо-
на, и еще, кажется, его деда, не говоря уже о ней самой. Второй раз ее
так легко не сломаешь! И, выйдя на Пикадилли, Флер мысленно посмеялась
над своей детской наивностью. В окнах клуба, обязанного своим названием
- "Айсиум" - Джорджу Форсайту, не было видно ни одного из его соратни-
ков, обычно созерцавших изменчивые настроения улицы, потягивая из стака-
на или чашки и обволакивая свои мнения клубами дыма. Флер очень смутно
помнила его, своего старого родственника Джорджа Форсайта, который часто
сиживал здесь, мясистый и язвительный, за выпуклыми стеклами окна.
Джордж, бывший владелец "Белой обезьяны", что висит теперь наверху, у
Майкла в кабинете. И дядя Монтегью Дарти, которого она видела всего один
раз и хорошо запомнила, потому что он ущипнул ее за мягкое место и ска-
зал: "Ну-ка, из чего делают маленьких девочек?" Узнав вскоре после это-
го, что он сломал себе шею, она захлопала в ладоши - препротивный был
человек, толстолицый, темноусый, пахнувший духами и сигарами. На послед-
нем повороте она запыхалась. На окнах дома тетки в ящиках цвела герань,
фуксии еще не распустились. Не в ее ли бывшей комнате теперь поселили
их? И, отняв руку от сердца, она позвонила.
- А, Смизер! Встал уже кто-нибудь?
- Пока только мистер Джон встал, мисс Флер.
И зачем так колотится сердце? Идиотство - когда не чувствуешь никако-
го волнения.
- Хватит и его, Смизер. Где он?
- Пьет кофе, мисс Флер.
- Хорошо, доложите. Я и сама не откажусь от второй чашки.
Она стала еле слышно склонять скрипящую фамилию, которая плыла впере-
ди нее в столовую: "Смизер, Смизера, Смизеру, Смизером". Глупо!
- Миссис Майкл Монт, мистер Джон. Заварить вам свежего кофе, мисс
Флер?
- Нет, спасибо, Смизер. - Скрипнул корсет, дверь закрылась.
Джон встал.
- Флер!
- Ну, Джон?
Ей удалось пожать ему руку и не покраснеть, хотя его щеки, теперь уже
не измазанные, залил густой румянец.
- Хорошо я тебя кормила?
- Замечательно. Как поживаешь. Флер? Не слишком устала?
- Ничуть. Как тебе понравилось быть кочегаром?
- Хорошо! Машинист у меня был молодчина. Энн будет жалеть - она еще
отлеживается.
- Она очень помогла нам. Почти шесть лет прошло, Джон; ты мало изме-
нился.
- Ты тоже.
- О, я-то? До ужаса.
- Ну, мне это не видно. Ты завтракала?
- Да. Садись и продолжай есть. Я зашла к Холли, надо поговорить о
счетах. Она тоже не вставала?
- Кажется.
- Сейчас пройду к ней. Как тебе живется в Англии, Джон?
- Чудесно. Больше не уеду. Энн согласна.
- Где думаешь поселиться?
- Где-нибудь поближе к Валу и Холли, если найдем участок; буду зани-
маться хозяйством.
- Все увлекаешься хозяйством?
- Больше чем когда-либо.
- Как поэзия?
- Что-то заглохла.
Флер напомнила:
- "Голос, в ночи звенящий, в сонном и старом испанском городе, потем-
невшем в свете бледнеющих звезд".
- Боже мой! Ты это помнишь?
- Да.
Взгляд у него был такой же прямой, как прежде, ресницы такие же тем-
ные.
- Хочешь познакомиться с Майклом, Джон, и посмотреть моего младенца?
- Очень.
- Когда вы уезжаете в Уонсдон?
- Завтра или послезавтра.
- Так, может быть, завтра вы оба придете к завтраку?
- С удовольствием.
- В половине второго. И Холли, и тетя Уинифрид. Твоя мама еще в Пари-
же?
- Да. Она думает там и остаться.
- Видишь. Джон, все улаживается, правда?
- Правда.
- Налить тебе еще кофе? Тетя Уинифрид гордится своим кофе.
- Флер, у тебя прекрасный вид.
- Благодарю. Ты в Робин-Хилле побывал?
- Нет еще. Там теперь обосновался какой-то вельможа.
- Как твоей, как Энн, здесь интересно показалось?
- Впечатление колоссальное. Говорят, мы благородная нация. Ты ког-
да-нибудь это находила?
- Абсолютно - нет; относительно - может быть.
- Тут так хорошо пахнет.
- Нюх поэта. Помнишь нашу прогулку в Уонсдоне?
- Я все помню, Флер.
- Вот это честно. Я тоже. Мне не так-то скоро удалось запомнить, что
я забыла. Ты сколько времени помнил?
- Наверно, еще дольше.
- Ну, Майкл - лучший из всех мужчин.
- Энн - лучшая из женщин.
- Как удачно, правда? Сколько ей лет?
- Двадцать один.
- Как раз тебе подходит. Даже если б нас не разлучили, я всегда была
слишком стара для тебя. Ой, какие мы были глупые, правда?
- Не нахожу. Это было так естественно, так красиво.
- Ты по-прежнему идеалист. Хочешь варенья? Оксфордское.
- Да. Только в Оксфорде и умеют варить варенье.
- Джон, у тебя волосы лежат совсем как раньше. Ты мои заметил?
- Все старался.
- Тебе не нравится?
- Раньше, пожалуй, было лучше; хотя...
- Ты хочешь сказать, что мне не к лицу отставать от моды. Очень тон-
ко! Что она стриженая, ты, по-видимому, одобряешь.
- Энн стрижка к лицу.
- Ее брат много тебе рассказывал обо мне?
- Он говорил, что у тебя прелестный дом, что ты ухаживала за ним, как
ангел.
- Не как ангел, а как светская молодая женщина. Это пока еще не одно
и то же.
- Энн была так благодарна. Она тебе говорила?
- Да. Но по секрету скажу тебе, что мы, кажется, отправили Фрэнсиса
домой циником. Цинизм у нас в моде. Ты заметил ею во мне?
- По-моему, ты его напускаешь на себя.
- Ну, что ты? Я его отбрасываю, когда говорю с тобой. Ты всегда был
невинным младенцем. Не улыбайся - был! Поэтому тебе и удалось от меня
отделаться. Ну, не думала я, что мы еще увидимся.
- И я не думал. Жаль, что Энн еще не встала.
- Ты не говорил ей обо мне.
- Почему ты знаешь?
- По тому, как она смотрит на меня.
- К чему было говорить ей?
- Совершенно не к чему. Что прошло... А забавно всетаки с тобой
встретиться. Ну, руку. Пойду к Колли.
Их руки встретились над его тарелкой с вареньем.
- Теперь мы не дети, Джон. Так до завтра. Мой дом тебе понравится. A
rivederci! [10]
Поднимаясь по лестнице, она упорно ни о чем не думала.
- Можно войти, Холли?
- Флер! Милая!
На фоне подушки смуглело тонкое лицо, такое милое и умное. Флер поду-
малось, что нет человека, от которого труднее скрыть свои мысли, чем от
Холли.
- Вот счета, - сказала она. - В десять мне предстоит разговор с этим
ослом-чиновником. Это вы заказали столько окороков?
Тонкая смуглая рука взяла счета, и на лбу между большими серыми гла-
зами появилась морщинка.
- Девять? Нет... да. Правильно. Вы видели Джона?
- Да. Единственная ранняя птица. Приходите все к нам завтра к завтра-
ку.
- А вы думаете, что это будет разумно. Флер?
- Я думаю, что это будет приятно.
Она встретила пытливый взгляд серых глаз твердо и с тайной злостью.
Никто не посмеет прочесть у нее в мыслях, никто не посмеет вмешаться!
- Ну отлично, значит, ждем вас всех в час тридцать. А теперь мне надо
бежать.
И она побежала, но так как ни с каким "ослом-чиновником" ей встре-
титься не предстояло, она вернулась в Гринпарк и села на скамейку.
Так вот какой Джон теперь! Ужасно похож на Джона - тогда! Глаза глуб-
же, подбородок упрямей - вот, собственно, и вся разница. Он все еще сия-
ет, он все еще верит во что-то. Он все еще восхищается ею. Д-да!
В листьях над ее головой зашумел ветерок. День выдался на редкость
теплый - первый по-настоящему теплый день с самой пасхи! Что им дать на
завтрак? Как поступить с папой? Он не должен здесь оставаться! Одно дело
в совершенстве владеть собой; в совершенстве владеть собственным отцом
куда труднее. На ее короткую юбку лег узор из листьев, солнце грело ей
колени; она положила ногу на ногу и откинулась на спинку скамьи. Первый
наряд Евы - узор из листьев... "Разумно?" - сказала Холли. Как знать?..
Омары? Нет, что-нибудь английское. Блинчики непременно. Чтобы отделаться
от папы, нужно напроситься к нему в Мейплдерхем, вместе с Китом, на пос-
лезавтра; тогда он уедет, чтобы все для них приготовить. Мама еще не
вернулась из Франции. Эти уедут в Уонсдон. Делать в городе нечего. Солн-
це пригревает затылок - хорошо! Пахнет травой... жимолостью! Ой-ой-ой!
Х
ПОСЛЕ ЗАВТРАКА
Что из всех человеческих отправлений самое многозначительное - это
принятие пищи, подтвердит всякий, кто участвует в этих регулярных пыт-
ках. Невозможность выйти из-за стола превращает еду в самый страшный вид
человеческой деятельности в обществе, члены которого настолько культур-
ны, что способны проглатывать не только пищу, но и собственные чувства.
Такое представление, во всяком случае, сложилось у Флер во время это-
го завтрака. Испанский стиль ее комнаты напоминал ей, что не с Джоном
она провела в Испании свой медовый месяц. Один курьез произошел еще до
завтрака. Увидев Майкла, Джон воскликнул:
- Алло! Вот эго интересно! Флер тоже была в тот день в Маунт-Вернон?
Это что такое? От нее что-то скрыли?
Тогда Майкл сказал:
- Помнишь, Флер? Молодой англичанин, которого я встретил в Маунт-Вер-
нон?
- "Корабли, проходящие ночью", - сказала Флер.
Маунт-Вернон! Так это они там встретились! А она нет!
- Маунт-Вернон - прелестное место, Но вам нужно показать Ричмонд,
Энн. Можно бы поехать после завтрака. Тетя Уинифрпд, вы, наверно, целый
век не были в Ричмонде. На обратном пути можно заглянуть в Робин-Хилл,
Джон.
- Твой старый дом, Джон? О, поедемте!
В эту минуту она ненавидела оживленное лицо Энн, на которое смотрел
Джон.
- А вельможа? - сказал он.
- О, - быстро вставила Флер, - он в Монте-Карло. Я только вчера проч-
ла. А ты, Майкл, поедешь?
- Боюсь, что не смогу. У меня заседание комитета. Да и в автомобиле
места только на пять человек.
- Ах, как было бы замечательно! Уж эта американская восторженность!
Утешением прозвучал невозмутимый голос Уинифрид, изрекший, что это
будет приятная поездка, - в парке, вероятно, расцвели каштаны.
Правда, что у Майкла заседание? Флер часто знала, где он бывает,
обычно знала более или менее, что он думает, но сейчас она была как-то
не уверена. Накануне вечером, сообщая ему об этом приглашении к завтра-
ку, она позаботилась сгладить впечатление более страстным, чем обычно,
поцелуем - нечего ему забивать себе голову всякими глупостями относи-
тельно Джона. И еще, когда она сказала отцу: "Можно нам с Китом приехать
к тебе послезавтра? Но ты, пожалуй, захочешь попасть туда днем раньше,
раз мамы нет дома", как внимательно она вслушивалась в тон его ответа.
- Хм! Х-хорошо! Я поеду завтра утром.
Он что-нибудь почуял? Майкл что-нибудь почуял? Она повернулась к Джо-
ну.
- Ну, Джон, что ты скажешь про мой дом?
- Он очень похож на тебя.
- Это комплимент?
- Дому? Конечно.
- Значит, Фрэнсис не преувеличил?
- Нисколько.
- Ты еще не видел Ккта. Сейчас позовем его. Кокер, попросите, пожа-
луйста, няню привести Кита, если он не спит... Ему в июле будет три го-
да; уже ходит на большие прогулки. До чего мы постарели!
Появление Кита и его серебристой собаки вызвало звук вроде воркова-
ния, спешно, впрочем, заглушенного, так как три из женщин были Форсайты,
а Форсайты не воркуют. Он стоял в синем костюмчике, чем-то напоминая ма-
ленького голландца, и, слегка хмурясь из-под светлых волос, оглядывал
всю компанию.
- Подойди сюда, сын мой. Вот это - Джон, твой троюродный дядя.
Кит шагнул вперед.
- А лошадку привести?
- Лошадку, Кит. Нет, не надо. Дай ручку.
Ручонка потянулась кверху. Рука Джона потянулась вниз.
- У тебя ногти грязные.
Она увидела, что Джон вспыхнул, услышала слова Энн: "Ну не прелесть
ли!" - и сказала:
- Кит, не дерзи. У тебя были бы такие же, если бы ты поработал коче-
гаром.
- Да, дружок, я их мою, мою, никак не отмою дочиста.
- Почему?
- Въелось в кожу.
- Покажи.
- Кит, поздоровайся с бабушкой Уинифрид.
- Нет.
- Милый мальчик! - сказала Уинифрид. - Ужасно скучно здороваться.
Правда, Кит?
- Ну, теперь уходи; станешь вежливым мальчиком - тогда возвращайся.
- Хорошо.
Когда он скрылся, сопровождаемый серебристой собакой, все рассмея-
лись; Флер сказала тихонько:
- Вот дрянцо - бедный Джон! - и сквозь ресницы поймала на себе благо-
дарный взгляд Джона.
В этот погожий день середины мая с Ричмонд-Хилла во всей красе откры-
вался широкий вид на море зелени, привлекавший сюда с незапамятных вре-
мен, или, вернее, с времен Георга IV, столько Форсайтов в ландо и фаэто-
нах, в наемных каретах и автомобилях. Далеко внизу поблескивали излучины
реки; только листва дубов отливала весенним золотом, остальная зелень
уже потемнела, хоть и не было еще в ней июльской тяжести и синевы. До
странности мало построек было видно среди полей и деревьев; в двенадцати
милях от Лондона - и такие скудные признаки присутствия человека. Дух
старой Англии, казалось, отгонял нетерпеливых застройщиков от этого мес-
та, освященного восторженными восклицаниями четырех поколений.
Из пяти человек, стоящих на высокой террасе, Уинифрид лучше других
сумела выразить словами этот охраняющий дух. Она сказала:
- Какой красивый вид!
Вид, вид! А все-таки вид теперь понимали иначе, чем раньше, когда
старый Джолион лазил по Альпам с квадратным ранцем коричневой кожи, ко-
торый до сих пор служил его внуку; или когда Суизин, правя парой серых и
важно поворачивая шею к сидящей рядом с ним даме, указывал хлыстом на
реку и цедил: "Недурной видик!" Или когда Джемс, подобрав под подбородок
длинные колени в какой-нибудь гондоле, недоверчиво поглядывал на каналы
в Венеции и бормотал: "Никогда мне не говорили, что вода такого цвета".
Или когда Николае, прогуливаясь для моциона в Мэтлоке, заявлял, что нет
в Англии более красивого ущелья. Да, вид стал не тем, чем был. Все нача-
лось с Джорджа Форсайта и Монтегью Дарти, которые, поворачиваясь к виду
спиной, с веселым любопытством разглядывали привезенных на пикник моло-
деньких хористок; а теперь молодежь и вовсе обходится без этого слова и
просто восклицает: "Черт!" - или что-нибудь в том же роде.
Но Энн, как истая американка, конечно, всплеснула руками и стала
ахать:
- Ну какая прелесть, Джон! Как романтично!
Потом был парк, где Уинифрид, как заведенная, нараспев восторгалась
каштанами и где каждая тропинка, и поляна с папоротником, и упавшее де-
рево наводили Джона или Холли на воспоминания о какой-нибудь поездке
верхом.
- Посмотри, Энн, вот тут я мальчишкой соскочил на полном ходу с лоша-
ди, когда потерял стремя и разозлился, что меня подкидывает.
Или:
- Посмотри, Джок! По этой просеке мы с Вэлом скакали наперегонки. О!
А вот упавшее дерево, мы через него прыгали. Все на старом месте.
И Энн добросовестно восхищалась при виде оленей и травы, столь не по-
хожих на их американские разновидности.
Сердцу Флер парк не говорил ничего.
- Джон, - сказала она вдруг, - как ты думаешь попасть в Робин-Хилл?
- Скажу дворецкому, что хочу показать моей жене, где я провел
детство; и дам ему парочку веских оснований. В дом идти мне не хочется,
мебель вся новая, все не то.
- Нельзя ли пройти снизу, через рощу? - и глаза ее добавили: "Как
тогда".
- Рискуем встретить кого-нибудь, и нас выставят.
"Парочка веских оснований" дала им доступ в имение с верхнего шоссе;
владельцы находились в отъезде.
Шедевр Босини купался в своих самых теплых тонах. Шторы были спущены,
так как солнце ударяло с фасада, где качелей у старого дуба теперь не
было. В розарии Ирэн, который сменил папоротники старого Джолиона, завя-
зывались бутоны, но распустилась только одна роза.
- "О роза, испанская гостья!"
У Флер сжалось сердце. Что подумал Джон, что вспомнил, говоря эти
слова, нахмурив лоб? Вот здесь она сидела, между его отцом и его ма-
терью, и думала, что когданибудь они с Джоном будут здесь жить; вместе
будут смотреть, как цветут розы, как осыпаются листья старого дуба,
вместе говорить своим гостям: "Посмотрите! Вон Эпсомский ипподром. Види-
те, за теми вон тополями!"
А теперь ей нельзя даже идти с ним рядом, он, как гид, все показывает
этой девчонке, своей жене! Вместо этого она шла рядом с теткой. Уинифрид
была чрезвычайно заинтригована. Она еще никогда не видела этого дома,
который Сомс выстроил трудами Босини, который Ирэн разорила "этой своей
несчастной историей", дом, где умерли старый дядя Джолион и кузен Джоли-
он и где, точно в насмешку, жила Ирэн и родила этого молодого человека -
Джона, очень, кстати сказать, симпатичного! Дом, занимающий такие
большое место в форсайтских анналах. Он очень аристократичен и теперь
принадлежит пэру Англии; и раз уж он ушел из владения семьи - это, пожа-
луй, не плохо. В фруктовом саду она сказала Флер:
- Твой дедушка однажды приезжал сюда посмотреть, как идет постройка.
Я помню, он тогда сказал: "Недешево станет содержать такой дом". И он,
наверно, был прав, Но все-таки жаль, что его продали. Все Ирэн, конечно.
Она никогда не ценила семью. Вот если бы... - но она удержалась и не
сказала: "Вы с Джоном поженились".
- Ну к чему Джону такое имение, тетя, и так близко от Лондона? Он по-
эт.
- Да, - проговорила Уинифрид не очень быстро, потому что в ее моло-
дости быстрота была не в моде, - стекла, пожалуй, слишком много.
И они пошли вниз по лугу.
Роща! Вот и она, на том конце поля, И Флер задержалась, постояла око-
ло упавшего дерева, подождала, пока смогла сказать:
- Слышишь, Джон? Кукушка!
Крик кукушки и синие колокольчики под лиственницами! Рядом с ней не-
подвижно замер Джон. Да, и весна замерла. Опять кукушка, еще, еще!
- Вот тут мы набрели на твою маму, Джон, и кончилось наше счастье. О
Джон!
Неужели такой короткий звук мог так много значить, столько сказать,
так поразить? Его лицо! Она сейчас же вскочила на упавшее дерево.
- Не верь в привидения, милый!
И Джон вздрогнул и посмотрел на нее.
Она положила руки ему на плечи и соскочила на землю. Они пошли дальше
по колокольчикам. И вслед им закуковала кукушка.
- Повторяется эта птица, - сказала Флер.
XI
БЛУЖДАНИЯ
Инстинкт в отношении к дочери, ставший уже привычной защитной окрас-
кой, под которой Сомс укрывался от козней судьбы, еще накануне, когда
Флер ушла из дому, пока он пил кофе, подсказал ему, что она что-то за-
мышляет. Когда она с улицы помахала ему в окно бумагами, вид у нее был
неестественный или, во всяком случае, такой, точно она что-то от него
скрыла. Как не вполне искренний оттенок голоса дает собаке почуять, что
от нее сейчас уйдут, так Сомс почуял неладное в слишком показном жесте
этой руки с бумагами. Поэтому он допил кофе быстрее, чем полагалось бы
человеку, с детства привязанному к варенью, и отправился на Грин-стрит.
Поскольку там остановился этот молодой человек Джон, именно в этом феше-
небельном квартале следовало искать причин всякого беспокойства. А кроме
того, если было еще в мире место, где Сомс мог отвести душу, то это была
гостиная его сестры Уинифрид, комната, в которую он сам в 1879 году так
прочно внедрил личность Людовика XV, что, несмотря на джаз и на стремле-
ние Уинифрид идти в ногу с более строгой модой, неисправимое легкомыслие
этого монарха все еще давало себя чувствовать.
Сомс сделал порядочный крюк, заглянул по пути в "Клуб знатоков" и
пришел на Грин-стрит, когда Флер уже ушла. Первое же замечание Смизер
усилило тревогу, которая выгнала