ос, Динни размышляла.
Понемногу ей становилось ясно, что на предстоящем расследовании  она  до
некоторой степени окажется в центре  внимания.  Она  выслушала  исповедь
Ферза; она увезла детей; она спускалась ночью вниз к телефону; она  слы-
шала то, о чем намеревалась не рассказывать; она - и это главное -  выз-
вала Эдриена и Хилери. Только вмешательством ее, их племянницы,  которая
заставила Диану обратиться к ним за помощью,  можно  было  замаскировать
дружеские чувства Эдриена к миссис Ферз. Как все, Динни читала газеты  и
не без любопытства следила за горестями и неприятностями ближнего, кото-
рые там предавались гласности; как все, она  возмущалась  газетами,  как
только там печаталось нечто такое, что могло оказаться тягостным для  ее
родных и друзей. Если выплывет наружу, что ее дядя -  старый  и  близкий
друг Дианы, ему и ей начнут задавать самые разнообразные вопросы,  кото-
рые возбудят самые разнообразные подозрения у  падкой  до  всего  сексу-
ального публики. Возбужденное воображение девушки закусило  удила.  Если
раскроется давняя и тесная дружба Эдриена с Дианой, как помешать публике
заподозрить ее дядю в том, что он столкнул Ферза в меловой карьер?  Ведь
неизвестно, был с ним Хилери или нет: девушка и сама покамест  не  знала
подробностей. Мысль ее опережала события. Сенсационному объяснению всег-
да верят охотнее, чем прозаическому и правдивому! И в Динни крепла почти
злобная решимость обмануть публику, лишив ее тех острых ощущений,  кото-
рых так жаждет толпа.
   Эдриен встретил их в холле чичестерской гостиницы,  и  Динни,  улучив
минуту, отозвала его в сторону:
   - Дядя, можно мне поговорить с вами и дядей Хилери наедине?
   - Хилери пришлось уехать в Лондон, дорогая, но  к  вечеру  он  обяза-
тельно вернется. Тогда поговорим. Расследование назначено на завтра.
   Этим ей и пришлось удовольствоваться.
   Когда Эдриен закончил свой рассказ, Динни,  решив,  что  вести  Диану
взглянуть на тело Ферза следует не ему, объявила:
   - Дядя, с Дианой отправлюсь я. Только объясните, как пройти.
   Эдриен кивнул. Он понял.
   Диана вошла в покойницкую одна. Динни ожидала ее в коридоре,  пропах-
шем карболкой. Муха, удрученная приближением зимы, уныло ползала по  ок-
ну, которое выходило на глухую  боковую  улочку.  Динни  смотрела  через
стекло на тусклое холодное небо и чувствовала себя  глубоко  несчастной.
Жизнь казалась ей мрачной и безысходной, будущее - зловещим. Это рассле-
дование, угроза, нависшая над Хьюбертом... Нигде ни  света,  ни  отрады!
Даже мысль о нескрываемой привязанности к ней Алена не утешала девушку.
   Она обернулась, увидела стоящую  рядом  Диану  и  внезапно,  забыв  о
собственном горе, обняла ее и поцеловала в холодную щеку. Они молча вер-
нулись в гостиницу. Только Диана уронила:
   - Он выглядит умиротворенным.
   После обеда Динни сразу же ушла к себе в номер  и  в  ожидании  дядей
взяла книгу. Было уже десять, когда подъехало  такси  Хилери.  Несколько
минут спустя он и Эдриен вошли к Динни. Она заметила, что  вид  у  обоих
измученный и мрачный, но в выражении лица  есть  что-то  успокоительное:
оба были из тех, кто держится до тех пор, пока стоит на ногах. Эдриен  и
Хилери с неожиданной теплотой расцеловали племянницу и  уселись  по  обе
стороны постели. Динни, стоя между ними в ногах  кровати,  обратилась  к
Хилери:
   - Речь пойдет о дяде Эдриене, дядя. Я много думала. Если мы не примем
мер, следствие будет ужасным.
   - Да, Динни. Я ехал сюда с кучей журналистов, не подозревавших, что я
имею касательство к этой истории. Они побывали в психиатрической  лечеб-
нице и страшно возбуждены. Уважаю газетчиков: они  добросовестно  делают
свое дело.
   Динни повернулась к Эдриену:
   - Позволите говорить откровенно, дядя?
   Эдриен улыбнулся:
   - Позволяю, Динни. Ты - честная плутовка. Валяй!
   - В таком случае, - начала она, взявшись за спинку кровати" - мне ка-
жется, что самое важное - не впутывать сюда дружбу дяди Эдриена  с  Диа-
ной. По-моему, просьба разыскать Ферза, с которой я  к  вам  обратилась,
должна быть всецело отнесена на мой счет. Как известно, я  была  послед-
ней, с кем он разговаривал, когда перерезал  телефонный  шнур.  Поэтому,
когда меня вызовут, я могу вбить судье в голову, что  это  я  предложила
прибегнуть к вам, моим дядям, которые к тому же так ловко  умеют  решать
всякие головоломки. В противном случае чем объяснить  наше  обращение  к
дяде Эдриену? Только тем, что он близкий друг  Дианы.  А  тогда  публика
сразу начнет делать всевозможные предположения, особенно  если  услышит,
что капитана Ферза не было дома целых четыре года.
   Наступило молчание. Потом Хилери сказал:
   - Она умница, старина. Четырехлетняя дружба с красивой женщиной в от-
сутствие мужа означает для публики многое, а для присяжных - только  од-
но.
   Эдриен кивнул:
   - Согласен. Но я не понимаю, как можно  скрыть  мое  длительное  зна-
комство с обоими.
   - Все зависит от первого впечатления, - вмешалась Динни. -  Я  скажу,
что Диана предложила обратиться к ее врачу и Майклу, а я переубедила ее,
помня, как хорошо, в силу вашей профессии, вы умеете  анализировать  ход
событий и как вам легко позвать на помощь дядю Хилери, большого  знатока
людей. Если мы с самого начала направим следствие на нужный путь, я уве-
рена, что вашему знакомству с Ферзами  не  придадут  никакого  значения.
По-моему, страшно важно, чтобы меня вызвали одной из первых.
   - Это значит многое возложить на тебя, дорогая.
   - О нет! Если меня не вызовут раньше, чем вас и дядю Хилери,  вы  оба
скажете, что я пришла к вам и попросила о помощи, а я потом вдолблю при-
сяжным то же самое.
   - После доктора и полиции первым свидетелем будет Диана.
   - Пусть. Я сговорюсь с ней, так что мы все будем твердить в один  го-
лос.
   Хилери улыбнулся:
   - Думаю, что нам так и следует поступить: это вполне невинная ложь. Я
сам вверну, что знаком с Ферзами так же давно,  как  и  ты,  Эдриен.  Мы
встретились с Дианой впервые, когда она была еще подростком, на  пикнике
в Лендз Энд, который устроил Лоренс, а с Ферзом - на ее свадьбе. Словом,
дружили домами. Так?
   - Посещение мною психиатрической лечебницы неминуемо выплывет наружу,
- заметил Эдриен. - Главный врач вызван свидетелем.
   - Что в этом особенного? - возразила Динни. - Вы ездили туда как друг
Ферза и человек, интересующийся  психическими  расстройствами.  В  конце
концов, дядя, предполагается, что вы - ученый.
   Братья улыбнулись, Хилери сказал:
   - Ладно, Динни. Мы потолкуем с судебным приставом - он очень  прилич-
ный парень - и попросим вызвать тебя пораньше, если можно.
   С этими словами он вышел.
   - Спокойной ночи, маленькая змея, - попрощался Эдриен.
   - Спокойной ночи, милый дядя. У вас ужасно усталый вид. Вы  запаслись
грелкой?
   Эдриен покачал головой:
   - У меня нет ничего, кроме зубной щетки, - сегодня купил.
   Динни вытащила из постели свою грелку и заставила дядю взять ее.
   - Значит, мне поговорить с Дианой обо всем, что мы решили?
   - Если можешь, поговори, Динни.
   - Послезавтра солнце взойдет для вас.
   - Взойдет ли? - усомнился Эдриен.
   Когда дверь закрылась, Динни вздохнула. Взойдет  ли?  Диана,  видимо,
мертва для чувства. А впереди еще дело Хьюберта!


   XXX

   Когда на другой день Эдриен с племянницей входили в здание следствен-
ного суда, они рассуждали примерно так.
   Слушать дело в следственном суде - это все равно что есть  в  воскре-
сенье йоркширский пудинг, ростбиф или иную будничную пищу. Раз  уж  люди
стали тратить дни отдыха на спорт и такие забавы,  как  присутствие  при
разборе несчастных дел о насильственной смерти или о самоубийстве, жертв
которого давно уже не хоронят на перекрестках дорог,  вне  кладбищенской
ограды, значит все обычаи утратили свой первоначальный мудрый  смысл.  В
старину правосудие и его слуги почитались врагами рода человеческого,  и
поэтому было естественно рассматривать такие дела  в  суде  присяжных  -
этом гражданском средостении между законом и смертью. Но  не  противоес-
тественно ли предполагать в век, именующий  полицию  "оплотом  порядка",
что она неспособна к здравому суждению в тот момент, когда ей нужно  бе-
зотлагательно действовать? Итак, ее некомпетентность  не  может  явиться
основанием для сохранения устарелого обычая.  Этим  основанием  является
другое - боязнь публики остаться в неведении. Каждый читатель  и  каждая
читательница газет убеждены, что чем больше они  услышат  сомнительного,
сенсационного, грязного, тем будет лучше для души. Между  тем  известно,
что там,  где  нет  разбирательства  в  следственном  суде,  подробности
чьей-то нашумевшей смерти могут не получить огласки и доследование  вряд
ли состоится. Когда  же  вместо  этого  молчания  производится  судебное
следствие, а иногда и доследование, публике  гораздо  приятнее!  Каждому
индивидууму в отдельности свойственна неприязнь к  людям,  всюду  сующим
нос; но как только индивидуумы соединяются в толпу, оно исчезает.  Ясно,
что таким людям в толпе особенно привольно. Поэтому чем чаще им достают-
ся места в следственном суде, тем горячее они благодарят господа. Псалом
"Хвала всевышнему творцу, подателю всех благ" нигде не звучит так  гром-
ко, как в сердцах тех, кто имел счастье получить доступ туда, где  расс-
ледуются обстоятельства чьей-то смерти. Последнее всегда означает  пытку
для живых, а значит, как раз и рассчитано на то, чтобы доставлять публи-
ке наивысшее наслаждение.
   Тот факт, что зал суда был полон, подтверждал эти выводы. Дядя с пле-
мянницей прошли в тесную комнату для свидетелей. Эдриен на ходу бросил:
   - Ты пойдешь пятой, Динни, - после меня и Хилери. Не входи в зал, по-
ка тебя не вызовут - иначе скажут, что мы сговорились и  повторяем  друг
друга.
   Они сидели в тесной пустой комнате и молчали. Полицейских, врача, Ди-
ану и Хилери должны были допрашивать раньше.
   - Мы словно двенадцать негритят из  песенки,  -  пробормотала  Динни.
Глаза ее были устремлены на противоположную стену. Там висел  календарь.
Девушка не могла разобрать букв, но ей почему-то казалось страшно  необ-
ходимым это сделать.
   Эдриен вытащил из внутреннего кармана пиджака бутылочку и предложил:
   - Дорогая моя, отпей пару глотков - не больше. Это пятидесятипроцент-
ный раствор летучих солей - он тебя подкрепит. Только осторожно!
   Динни глотнула. Жидкость обожгла ей горло, но не сильно.
   - Выпейте и вы, дядя.
   Эдриен тоже сделал осторожный глоток.
   - Ничто так не взбадривает, когда попадаешь в передрягу,  -  прибавил
он.
   Они снова замолчали, выжидая, пока организм усвоит снадобье.  Наконец
Эдриен заговорил:
   - Если душа бессмертна, во что я не верю, каково сейчас бедному Ферзу
смотреть на этот фарс? Мы все еще варвары. У Мопассана  есть  рассказ  о
клубе самоубийц, который обеспечивал легкую смерть тем, кто испытывал  в
ней потребность. - Я не верю, что нормальный человек может  покончить  с
собой - кроме разве редчайших случаев. Мы обязаны держаться, Динни, но я
хотел бы, чтобы у нас устроили такой клуб для тех, кто страдает умствен-
ным расстройством, или тех, кому оно угрожает. Ну как,  подбодрила  тебя
эта штука?
   Динни кивнула.
   - Порции тебе хватит примерно на час.
   Эдриен встал:
   - Кажется, подходит моя очередь. До свидания, дорогая,  желаю  удачи.
Не забывай иногда вворачивать "сэр", обращаясь к судье.
   Увидев, как выпрямился дядя, входя в двери зала, Динни  почувствовала
душевный подъем. Она восхищалась Эдриеном больше, чем любым из тех,  кто
ей был знаком. Девушка помолилась за него - коротко  и  нелогично.  Сна-
добье, несомненно, подкрепило ее: прежняя подавленность и  неуверенность
исчезли. Она вынула зеркальце и пуховку. По крайней мере, нос  не  будет
блестеть, когда она встанет у барьера.
   Однако прошло еще четверть часа, прежде чем ее вызвали.  Она  провела
их, по-прежнему устремив взгляд на календарь, думая о Кондафорде и воск-
решая в памяти лучшие дни, проведенные там,  далекую  невозвратную  пору
детства - уборку сена, пикники в лесу, сбор лаванды, катание  верхом  на
охотничьей собаке, пони, подаренного ей после отъезда Хьюберта в  школу,
веселое новоселье в перестроенном доме: девушка хоть и родилась в Конда-
форде, но до четырех лет кочевала - то Олдершот, то Гибралтар. С особен-
ной нежностью она вспоминала, как сматывала золотистый  шелк  с  коконов
своих шелковичных червей, которые пахли так странно и почемуто  наводили
ее на мысль о беззвучно крадущихся слонах.
   - Элизабет Черруэл.
   Как скучно носить имя, которое все  произносят  неправильно!  Девушка
встала, чуть слышно бормоча:
   Один из негритят пошел купаться в море,
   Попался там судье и был утоплен вскоре.
   Она вошла. Кто-то взял ее под свое покровительство и, проводив  через
зал, поместил в ложу, отдаленно напоминавшую клетку.  К  счастью,  Динни
незадолго до того побывала в таком же месте. Присяжные,  сидевшие  прямо
перед нею, выглядели так, словно их извлекли из архива; вид у судьи  был
забавно торжественный. Слева от ложи, у ног Динни сидели остальные  нег-
ритята; за ними, до голой задней стены - десятки и сотни лиц, словно го-
ловы сардин, напиханных хвостами вниз в огромную консервную банку. Затем
девушка поняла, что к ней обращаются, и сосредоточила внимание  на  лице
судьи.
   - Ваше имя Элизабет Черрел? Вы дочь  генерал-лейтенанта  сэра  Конуэя
Черрела, кавалера орденов Бани, Святого Михаила и Святого Георгия, и его
супруги леди Черрел?
   Динни поклонилась и подумала: "По-моему, он ко мне  за  это  благово-
лит".
   - И проживаете с ними в поместье Кондафорд, в Оксфордшире?
   - Да.
   - Мисс Черрел, вы гостили у капитана и миссис Ферз до того дня, когда
капитан Ферз покинул свой дом?
   - Да, гостила.
   - Вы их близкий друг?
   - Я друг миссис Ферз. Капитана Ферза до его возвращения я видела, ес-
ли не ошибаюсь, всего один раз.
   - Кстати, о его возвращении. Вы уже находились у миссис  Ферз,  когда
он вернулся?
   - Я приехала к ней как раз в этот день.
   - То есть в день его возвращения из психиатрической лечебницы?
   - Да. Фактически же я поселилась у нее на другой день.
   - И оставались там до тех пор, пока капитан не ушел из дома?
   - Да.
   - Как он вел себя в течение этого времени?
   При этом вопросе Динни  впервые  осознала,  как  невыгодно  не  иметь
представления о том, что говорилось до вас. Кажется, ей  придется  выло-
жить все, что она знает и чувствует на самом деле.
   - Он производил на меня впечатление абсолютно  нормального  человека,
если не считать одного - он не желал выходить и видеться  с  людьми.  Он
выглядел совершенно здоровым, только глаза были какие-то особенные: уви-
дишь их и сразу чувствуешь себя несчастным.
   - Точнее, пожалуйста. Что вы имеете в виду?
   - Они... они были как пламя за решеткой - то вспыхивали, то гасли.
   Динни заметила, что при этих словах вид у присяжных стал менее архив-
ный.
   - Вы говорите, он не желал выходить? И так было все  время,  пока  вы
там находились?
   - Нет, один раз он вышел - накануне ухода из дома. По-моему,  его  не
было целый день.
   - По-вашему? Разве вы отсутствовали?
   - Да. В этот день я отвезла обоих детей к моей матери в  Кондафорд  и
возвратилась вечером, перед самым обедом. Капитана Ферза еще не было.
   - Что побудило вас увезти детей?
   - Меня попросила миссис Ферз. Она заметила в капитане Ферзе  перемену
и решила, что детей лучше удалить.
   - Можете вы утверждать, что и сами заметили эту перемену?
   - Да. Мне показалось, что он стал беспокойнее и,  вероятно,  подозри-
тельнее. Он больше пил за обедом.
   - Кроме этого - ничего особенного?
   - Нет. Я...
   - Да, мисс Черрел?
   - Я хотела рассказать о том, чего не видела лично.
   - То есть о том, что вам рассказала миссис Ферз?
   - Да.
   - Вы можете этого не рассказывать.
   - Благодарю вас, сэр.
   - Вернемся к тому, что вы обнаружили, после того как отвезли детей  и
вернулись. Вы говорите, капитана Ферза не было дома. А миссис Ферз?
   - Она была дома и одета к обеду. Я тоже быстро переоделась, и мы поо-
бедали вдвоем. Мы очень беспокоились.
   - Дальше.
   - После обеда мы поднялись в гостиную и я, чтобы отвлечь миссис Ферз,
попросила ее спеть. Она очень нервничала и волновалась. Спустя некоторое
время мы услышали, как хлопнула входная дверь. Потом капитан Ферз  вошел
и сел.
   - Он что-нибудь сказал?
   - Ничего.
   - Как он выглядел?
   - Мне показалось, что ужасно. Он весь был такой странный и  напряжен-
ный, словно у него в голове засела какая-то страшная мысль.
   - Продолжайте.
   - Миссис Ферз спросила, обедал ли он и не пора ли ему лечь. Но он  не
отвечал и сидел с закрытыми глазами, как будто спал. Наконец  я  шепотом
спросила: "Он в самом деле заснул?" Тогда он внезапно закричал: "Где  уж
там заснуть! Опять начинается, и я этого не вынесу, видит бог, не  выне-
су!"
   Когда Динни повторила эти слова Ферза, она впервые по-настоящему  по-
няла, что означает фраза: "Оживление в  зале  суда".  По  какому-то  та-
инственному наитию девушка восполнила нечто, чего не хватало в показани-
ях предыдущих свидетелей. Динни никак не могла решить, разумно поступила
она или нет, и взгляд ее отыскал лицо Эдриена. Тот кивнул ей -  еле  за-
метно, но одобрительно.
   - Продолжайте, мисс Черрел.
   - Миссис Ферз подошла к нему, и он закричал: "Оставьте меня в  покое!
Убирайтесь отсюда!" Потом она, кажется, сказала: "Роналд, не вызвать  ли
врача? Он даст тебе снотворное и сразу уйдет". Но капитан вскочил и  не-
истово закричал: "Никого мне не надо! Убирайтесь!"
   - Так, мисс Черрел. И что же дальше?
   - Нам стало страшно. Мы поднялись ко мне в комнату  и  стали  совето-
ваться, что предпринять, и я сказала, что нужно позвонить по телефону.
   - Кому?
   - Врачу миссис Ферз. Она хотела пойти сама, но я опередила ее и побе-
жала вниз. Телефон находился в маленьком кабинете на первом этаже. Я уже
назвала номер, как вдруг почувствовала, что меня схватили за руку. Капи-
тан Ферз стоял позади меня. Он перерезал шнур ножом. Он все еще  не  от-
пускал мою руку, и я сказала ему: "Глупо, капитан Ферз! Вы  знаете,  что
мы не причиним вам вреда". Он выпустил меня, спрятал нож и велел мне на-
деть туфли, потому что я держала их в другой руке.
   - Вы хотите сказать, что сняли их?
   - Да, чтобы сойти вниз без шума. Я их надела. Он сказал: "Я не позво-
лю мне мешать. Я сделаю с собою что захочу". А я сказала: "Вы же знаете,
мы желаем вам только добра". Тогда он сказал: "Знаю я это добро!  Хватит
с меня". Потом посмотрел в окно и сказал: "Льет как из ведра,  -  повер-
нулся ко мне и закричал: - Убирайтесь из комнаты, живо! Убирайтесь!" И я
снова побежала наверх.
   Динни остановилась и перевела дух. Она вторично пережила  сейчас  эти
минуты, и сердце ее отчаянно колотилось. Она закрыла глаза.
   - Дальше, мисс Черрел.
   Она открыла глаза. Перед нею снова были судьи и присяжные, рты  кото-
рых, казалось, слегка приоткрылись.
   - Я все рассказала миссис Ферз. Мы не знали, что делать и чего ждать.
Я предложила загородить дверь кроватью и попытаться уснуть.
   - И вы это сделали?
   - Да, но мы долго не спали. Миссис Ферз была так измучена, что, нако-
нец, заснула. Я тоже, кажется, задремала под  утро.  Во  всяком  случае,
разбудила меня горничная, когда постучалась.
   - Вы больше не говорили ночью с капитаном Ферзом?
   Старая школьная поговорка: "Если уж врать, то всерьез", - мелькнула в
голове Динни, и она решительно отрезала:
   - Нет.
   - Когда постучалась горничная?
   - В восемь утра. Я разбудила миссис Ферз, и мы сейчас  же  спустились
вниз. Комната капитана Ферза была в беспорядке, - он, видимо,  лежал  на
кровати не раздеваясь, но в доме его не оказалось, его  пальто  и  шляпа
исчезли со стула, на который он их бросил в холле.
   - Что вы предприняли тогда?
   - Мы посовещались. Миссис Ферз хотела