Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
пила? Флер засмеялась - очарова-
тельный звук, и совершенно необоснованный.
- Какой ты смешной, папа! Я молю бога, чтобы забастовка тянулась по-
дольше.
- Не говори глупостей, - сказал Сомс. - Где Майкл?
- Пошел спать. Он заезжал за мной из палаты. Говорит, ничего у них
там не выходит.
- Который час?
- Первый час, милый. Ты, наверное, хорошо соснул.
- Просто дремал.
- Мы видели танк на набережной - шел на восток, Ужасно чудно они выг-
лядят. Ты не слышал?
- Нет, - сказал Сомс.
- Ну, если услышишь - не тревожься. Майкл говорит, их направляют в
порт.
- Очень рад. Значит, правительство серьезно взялось за дело. Но тебе
пора спать. Ты переутомилась.
Она задумчиво смотрела на него, накинув на руку испанскую шаль, нас-
вистывая какую-то мелодию.
- Спокойной ночи, - сказал он, - я тоже скоро пойду спать.
Она послала ему воздушный поцелуй, повернулась на каблучках и исчез-
ла.
- Не нравится мне это, - пробормотал Сомс. - Сам не знаю почему,
только не нравится.
Слишком молодо она выглядела. Или это стачка ударила ей в голову? Он
встал, чтобы нацедить в стакан содовой, - после сна остался неприятный
вкус во рту.
Ум-дум-бом-ум-дум-бом-ум-дум-бом! И скрежет! Еще танк? Хотел бы он
взглянуть на эту махину. При мысли, что они идут в порт, он чуть ли не
возликовал. Раз они налицо, страна вне опасности. Он надел дорожное
пальто и шляпу, вышел из дому, пересек пустую площадь и остановился на
улице, с которой видна была набережная. Вот он идет! Как огромное допо-
топное чудище, в освещенной фонарями темноте рычит и хрюкает большущая
сказочная черепаха, воплощение неотвратимой мощи. "Хороший им готовится
сюрприз!" - подумал Сомс, когда танк прополз, скрежеща, и скрылся из ви-
ду; Он уже слышал, что идет следующий, но, вдруг решив, что хорошенького
понемножку, повернул к дому. Роскошь, может быть, и излишняя, если
вспомнить равнодушную толпу, окружавшую утром его автомобиль, - ни ору-
жия, ни даже революционного задора в глазах!
"Неосновательно задумано!" А эти ползучие чудища! Может быть, прави-
тельству хочется сделать вид, что это не верно? Демонстрация мощи!
Что-то возмутилось в душе Сомса. Это же Англия, черт возьми! Может, они
и правы, но что-то не похоже. Чересчур... чересчур по-военному! Он отпер
входную дверь. Ум-дум-дум-ум-дум-дум! Что же, мало кто их увидит или ус-
лышит в такое позднее время. Вероятно, они попали сюда откуда-нибудь из
деревни - не хотел бы он повстречаться с ними в лесу или на полях. Танки
- папа, мама и деточка, как... как семья мастодонтов, а? Никакого
чувства пропорции в таких вещах. И никакого чувства юмора. Он постоял на
лестнице, послушал. Хоть бы они только не разбудили малыша!
V
ОПАСНОСТЬ
Когда Флер, оглядывая лица сидящих за ужином, увидела Джона Форсайта,
в ее сердце что-то произошло, славно она зимой набрела на цветущий куст
жимолости. Оправившись от легкого опьянения, она отошла, подальше и
вгляделась в Джона. Он сидел, словно не обращая внимания на еду, и на
его потном лице, измазанном угольной пылью, была улыбка, свойственная
человеку, поднявшемуся на гору или пробежавшему большое расстояние, -
усталая, милая и такая, будто он много и с толком поработал. Ресницам
его - длинные и темные, какими она их помнила, - скрывали глаза и спори-
ли с более светлыми волосами, взлохмаченными, несмотря на короткую
стрижку.
Продолжая давать распоряжения Рут Аафонтэн, Флер лихорадочно думала.
Джон! Как с кеба свалился в ее столовую - окрепший, более подобранный;
подбородок решительнее, глаза сидят глубже, но страшно похож на Джиша!
Что же теперь делать? Если б только можно было выключить свет, подк-
расться к нему сзади, наклониться и поцеловать в пятно над левым глазом!
Ну, а дальше что? Глупо! А что, если он сейчас, очнется от своей мечта-
тельной улыбки и увидит ее? Скорей всего, он никогда больше не придет к
ней в столовую. Она помнила, какая у него совесть. И она приняла мгно-
венное решение. Не сегодня! Холли будет знать, где он остановился. Время
и место по ее выбору, если она, по зрелом размышлении, захочет играть с
огнем. И, снабдив Рут Лафонтвн инструкцией относительно булочек, она ог-
лянулась через плечо на лицо Джона, рассеянно чему-то улыбающееся, и
пошла в свою маленькую контору.
И начались зрелые размышления. Майкл, Кит, отец; устоявшийся порядок
добродетельной и богатой жизни; душевное равновесие, которого она в пос-
леднее время достигла! Все в опасности из-за одной улыбки и запаха жимо-
лости! Нет! Этот счет закрыт. Открыть его - значило бы снова искушать
судьбу. И если искушать судьбу вполне современное занятие - она, может
быть, и не современная женщина. Впрочем, неизвестно еще, в ее ли силах
открыть этот счет? И ею овладело любопытство - захотелось увидеть его
жену, которая заменила ее. Флер. В Англии она? Брюнетка, как ее брат
Франсис? Флер взяла список покупок, намеченных на завтра. Такая гибель
дел! Идиот думать о таких вещах! Телефон! Он звонил целый день; с девяти
часов утра она плясала под его дудку.
- Да?.. Говорит миссис Монт. Что? Но я ведь их заказала... О! Но
должна же я давать им утром яичницу с ветчиной! Не могут он перед рабо-
той получать одно какао... Что? У Компакта нет средств?.. Ну, затея! Хо-
тите вы, чтобы дороги работали прилично, или нет? Зайти поговорить? Мне,
- права же, некогда". Да, да, пожалуйста, сделайте мне одолжение, скажи-
те директору, что их просто необходимо кормить посытнее. У них такой ус-
талый вид. Он поймет... Да... Спасибо большое! - она повесила трубку. -
Черт!
Кто-то засмеялся.
- Ой, это вы, Холли! Как всегда, экономят и тянут! Сегодня это уже
четвертый раз. Ну, мне все равно - я держу свою линию. Вот взгляните:
это - завтрашний список для Хэррнджа. Колоссальны, во что поделаешь. Ку-
пите все; риск беру на себя" хоть бы мне пришлось ехать туда и рыдать у
его ног.
И за сочувственной иронией на лице Холли ей виделась улыбка Джона.
Надо кормить его посытнее - да ив его одного! Не глядя на кузину, он"
сказала:
- Я видела здесь Джона. Откуда о" взялся?
- Из Парижа, Пока живет с нам" на Грин-стрит.
Флер с легким смешком выставила вперед подбородок.
- Забавно опять увидеть его, да еще такого чумазого! Его жена тоже
здесь?
- Нет еще, - сказала Холли, - она осталась в Париже с его матерью.
- О, хорошо бы с ним как-нибудь повидаться!
- Он работает кочегаром на пригородных поездах - уходит в шесть, при-
ходит после одиннадцати.
- Понятие! Я и думала - потом, если стачка когданибудь кончится.
Холли кивнула.
- Его жена хочет приехать помогать; что вы скажете, не взять ли ее в
столовую?
- Если она подойдет.
- Джон говорит, что очень.
- Не вижу, собственно, к чему американке утруждать себя. Они хотят
совсем поселиться в Англии?
- Да.
- О! Впрочем, мы оба переболели корью.
- Если заболеть вторично, взрослой. Флер, - корь опасна.
Флер засмеялась.
- Никакого риска! - и глаза ее, карие, ясные, веселые, встретились с
глазами кузины, глубокими, серьезными, серыми.
- Майкл ждет вас в машине, - сказала Холли.
- Отлично. Вы можете побыть здесь, пока они кончат есть? Завтра с пя-
ти утра дежурит Нора Кэрфью. Я буду здесь в девять, до того, как вы уе-
дете к Хэрриджу. Если надумаете еще что-нибудь, прибавьте к списку, я уж
какнибудь заставлю их натянуть. Спокойной ночи, Холли!
- Спокойной ночи, родная.
Не жалость ли мелькнула в этих серых глазах? Жалость, скажите на ми-
лость!
- Привет Джону. Интересно, как ему нравится быть кочегаром. Нужно
достать еще тазов для умывания.
Сидя рядом с Майклом, который вел машину, она снова будто видела в
стекле улыбку Джона, и в темноте ее губы тянулись вперед, словно хотели
достать эту улыбку. Корь - от нее бывает сыпь и поднимается температу-
ра... Как пусты улицы, ведь шоферы такси тоже бастуют. Майкл оглянулся
на нее.
- Ну, как дела?
- Какое страшилище этот морильщик, Майкл. У него рябое лицо клином, и
волнистые черные волосы, и глаза падшего ангела; но дело свое он знает.
- Посмотри-ка, вон танк; мне о них говорили. Они идут в порт. Похоже
на провокацию. Хорошо еще, что нет газет, негде о них писать.
Флер рассмеялась.
- Папа, наверное, уже дома. Он приехал в город охранять меня. Если бы
и вправду началась стрельба, интересно, что бы он сделал, - стал махать
зонтиком?
- Инстинкт. Все равно что у тебя по отношению к Киту.
Флер не ответила. Позже, повидав отца, она поднялась наверх и остано-
вилась у двери детской. Мелодия, так изумившая Сомса, прозвучала легко-
мысленно в пустом коридоре. "L'amour est enfant de Boheme; il n'a
jamais, jamais connu de loi: si tu ne m'aimes pas, je t'aime, et si je
t'aime, prends garde a toi!" [4]. Испания, и тоска ее свадебной поездки!
"Голос, в ночи звенящий!" Закрыть ставни, заткнуть уши - не впускать
его, Она вошла в спальню и зажгла все лампы. Никогда еще никогда ей так
не нравилась - много зеркал, зеленые и лиловые тона, поблескивающее се-
ребро. Она стояла и смотрела на свое лицо, на щеках появилось по красно-
му пятну. Зачем она не Нора Кэрфыо - добросовестная, несложная, самоот-
верженная, которая завтра в половине шестого утра будет кормить Джона
яичницей с ветчиной! Джон с умытым лицом! Она быстро разделась. Может ли
сравниться с ней эта его жена? Кому из них присудил бы он золотое ябло-
ко, если бы они с Эни вот так стояли рядом? И красные пятна на ее щеках
гуще заалели. Переутомление - это ей знакомо! Заснуть не удастся! Но
простыни были прохладные. Да, прежнее гладкое ирландское полотно куда
приятнее, чем этот новый шершавый французский материал. А, вот и Майкл
входит, идет к ней. Что ж! Зачем быть с ним суровой - бедный Майкл! И
когда он обнимал ее, она видела улыбку Джона.
Этот первый день работы на паровозе мог хоть кого заставить улы-
баться.
Машинист, почти столь же юный, как и он, но в нормальное время - сов-
ладелец машиностроительного завода, просветил Джона по сложному вопросу:
как добиться равномерного сгорания. "Хитрая работа и очень утоми-
тельная!" Их пассажиры вели себя хорошо. Один даже подошел поблагодарить
их. Машинист подмигнул Джону. Было и несколько тревожных моментов. Пое-
дая за ужином гороховый суп, Джон думал о них с удовольствием. Было за-
мечательно, но плечи и руки у него разломило. "Вы их смажьте на ночь", -
посоветовал машинист.
Какая-то молоденькая женщина предложила ему печеной картошки. У нее
были необычайно ясные, темно-карие глаза, немножко похожие на глаза Энн,
только у Энн они русалочьи. Он взял картофелину, поблагодарил и опять
погрузился в мечты кочегара. Удивительно приятно преодолевать трудности,
быть снопа в Англии, что-то делать для Англии! Нужно пожить вдали от ро-
дины, чтобы понять это. Энн телеграфировала, что хочет приехать и быть с
ним. Если он ответит "нет", она все равно приедет. В этом он успел убе-
диться за два года совместной жизни. Что же, она увидит Англию в самом
лучшем свете. В Америке не знают по-настоящему, что такое Англия. Ее
брат побывал только в Лондоне; в его рассказах проскальзывала горечь -
верно, женщина, хотя ни слова о ней не было сказано. В изложении Фрэнси-
са Уилмота пропуски в истории Англии объясняли все остальное. Но все по-
рочат Англию, потому что она не выставляет своих чувств напоказ и не
трубит о себе на каждом перекрестке.
- Масла?
- Спасибо большущее. Удивительно вкусная картошка.
- Как приятно слышать.
- Кто устроил эту столовую?
- Главным образом мистер и миссис Майкл Монт; он член парламента.
Джон уронил картофелину.
- Миссис Монт? Не может быть! Она моя троюродная сестра. Она здесь?
- Была здесь. Кажется, только что ушла.
Дальнозоркие глаза Джона обежали большую темноватую комнату. Флер!
Невероятно!
- Пудинга с патокой?
- Нет, спасибо. Я сыт.
- Завтра в пять сорок пять будет кофе, чай или какао и яичница с вет-
чиной.
- Великолепно! По-моему, это замечательно.
- Да, пожалуй, в такое-то время.
- Большое спасибо. До свидания.
Джон отыскал свое пальто. В машине его ждали Вэл и Холли.
- Алло, юноша! Ну и вид у тебя!
- А вам какая работа досталась, Вэл?
- Грузовик - завтра начинаю.
- Чудно.
- Скачкам пока что крышка.
- Но не Англии.
- Англии? Ну нет! С чего это ты?
- Так говорят за границей.
- За границей! - проворчал Вэл. - Они скажут!
И воцарилось молчание на третьей скорости.
С порога своей комнаты Джон сказал сестре:
- Я слышал, столовую устроила Флер. Неужели она так постарела?
- У Флер очень умная головка, милый. Она тебя видела. Смотри, Джон,
не заболей корью во второй раз!
Джон засмеялся.
- Тетя Уинифрид ждет Энн в пятницу, просила передать тебе.
- Чудесно. Очень мило с ее стороны.
- Ну, спокойной ночи, отдыхай. В ванной еще есть горячая вода.
Джон с упоением растянулся в ванне. Пробыв шестьдесят часов вдали от
молодой жены, он уже с нетерпением ждал ее приезда. Так столовую устрои-
ла Флер! Светская молодая женщина с умной и уж наверное стриженой голов-
кой - ему было очень любопытно увидеться с ней, но ничего больше. Корь
во второй раз? Как бы не так! Он слишком много выстрадал и в первый.
Кроме того, он очень уж поглощен радостью возвращения - результат дол-
гой, заглушенной тоски по родине. Мать его тосковала по Европе; но он не
почувствовал облегчения в Италии и во Франции. Ему нужна была Англия.
Что-то в говоре и походке людей, в запахе и внешнем виде всего окружаю-
щего; что-то добродушное, медлительное, насмешливое в самом воздухе пос-
ле напряжения Америки, кричащей яркости Италии, прозрачности Парижа.
Впервые за пять лет он не чувствовал, что нервы его обнажены. Даже то в
его отечестве, что оскорбляло в нем эстета, действовало умиротворяюще.
Пригороды Лондона, великое множество ужасающих домишек из кирпича и ши-
фера, в постройке которых, как рассказывал ему отец, принимал участие
его прадед, "Гордый Досеет" Форсайт; сотни новых домиков, правда, получ-
ше тех, но все же весьма далеких от совершенства; полное отсутствие сим-
метрии и плана, уродливые здания вокзалов; вульгарные голоса, недостаток
яркости, вкуса и достоинства в одежде людей - все, казалось, успокаива-
ло, было порукой, что Англия всегда останется Англией.
Так эту столовую устроила Флер! Он ее увидит! А хочется ее увидеть!
Очень!
VI
ТАБАКЕРКА
В соседней комнате Вэл говорил Холли:
- Ко мне сегодня заходил один человек, мы с ним в университете учи-
лись. Просил денег взаймы. Я как-то давал ему, когда и сам был небогат,
но так и не получил обратно. Он страшно импонировал мне тогда - этакий
красивый, томный субъект. Я считал его идеалом аристократа. А посмотрела
бы ты на него теперь!
- Я видела - встретилась с ним, когда он выходил отсюда; еще подума-
ла, кто бы это мог быть. В жизни не видала такого горько-презрительного
выражения лица. Ты дал ему денег?
- Только пять фунтов.
- Ну, больше не давай.
- Будь покойна. Знаешь, что он сделал? Захватил с собой мамину таба-
керку, а она стоит сотни две. Больше в комнате никого не было.
- Боже милостивый!
- Да, смело. В университете он у нас считался самым распутным, водил
компанию с картежниками. Я о нем не слышал с тех пор, как уехал на бурс-
кую войну.
- Мама, верно, очень огорчена, Вэл?
- Хочет подавать в суд - табакерка принадлежала ее отцу. Но как можно
- университетский товарищ! Да и все разно ведь не вернешь.
Холли перестала расчесывать волосы.
- А это, пожалуй, утешительно, - сказала она.
- Что именно?
- Да как же, все говорят, что уровень честности падает. Приятно обна-
ружить, что в нашем поколении есть люди, у которых ее и того меньше.
- Слабое утешение!
- Человеческая природа не меняется, Вэл. Я верю в молодое поколение.
Мы их не понимаем, мы росли в такую спокойную пору.
- Возможно. Мой-то папаша был не слишком разборчив. Но что же мне те-
перь делать?
- Ты знаешь его адрес?
- Он сказал, что его можно найти через "БрюмельКлуб", насколько мне
помнится - учреждение не из почтенных. Дойти до такого откровенного во-
ровства! Я не на шутку расстроен.
Он лежал на спине в постели, Холли смотрела на него. Поймав ее
взгляд, он сказал:
- Если б не ты, старушка, я и сам бы, может, свихнулся.
- О нет, Вэл! Ты слишком любишь воздух и движение. Плохо кончают те,
кто всю жизнь сидит в комнатах.
Вэл усмехнулся.
- А это не глупо. Если я и видел этого человека в движении, так
только за карточным столом. На скачках играл, а сам лошади от ежа отли-
чить не мог. Ну что же, придется маме с этим примириться, я ничего не
могу сделать.
Холли подошла к его постели.
- Повернись, я тебя укрою получше.
Потом она легла сама; не спала - думала о человеке, который свихнул-
ся, вспоминала презрение, написанное на его лице, изможденном, темном,
правильном; преждевременно седеющие волосы, преждевременно поблекшие
глаза и его костюм, словно чудом уцелевший, и - изношенный, тщательно
завязанный галстук бабочкой. Она чувствовала, что знает его: никаких
нравственных устоев и глубоко внедрившееся презрение к тем, у кого они
есть. Бедный Вэл! Его-то нравственные устои не так крепки, чтобы его
можно было за них презирать. Хотя!.. При всех своих опасных мужских инс-
тинктах Вэл был верным товарищем все эти годы. Если он не отличается фи-
лософским складом ума и эстетическими вкусами, если в лошадях он смыслит
больше, чем в поэзии, - что ж, хуже он от этого? Временами ей казалось,
что даже лучше. Лошадь не меняет каждые пять лет своего вида и масти и
не порочит своих предшественников. Лошадь - постоянная величина, держит
вас на умеренных темпах, любит, чтобы ее гладили по носу, - о каком поэ-
те можно сказать то же самое? Их роднит только одно - любовь к сахару.
После выхода в свет своего романа Холли стала членом "Клуба 1930 года",
Провела ее туда Флер; и теперь, наезжая в Лондон, она изучала в своем
клубе современность. Современность - это быстрота и больше ничего. Те,
кто ругает ее, пусть бы лучше ругали телефон, радио, аэропланы и заку-
сочные на каждом углу. Под этой внешней оболочкой скорости современность
стара. Женщины не так много надевали на себя, когда выходили первые ро-
маны Джейн Остин [5]. Панталоны - так утверждают историки - изобретены
только в XIX веке. А современная манера говорить! После Южной Африки
просто дух захватывает, до того она стремительна; но мысли примерно те
же, какие бывали у нее самой в юности, только разрезанные на кусочки ав-
томобилями и телефонными звонками. А современные увлечения! Ведут к тому
же, к чему вели и при Георге Втором, только тянутся дольше из-за мото-
цикла и завтрака стоя. А современная философия! Люди мыслят не менее фи-
лософски, чем Мартин Талпер [6] или Айзах Уолтон [7]; только, в отличие
от этих прославленных старцев, им некогда сформулировать свои мысли. Что
же касается будущей жизни - современность живет надеждой, и притом не
слишком твердой, как жилю человечество с незапамятных времен. И, как по-
добает писательнице, Холли поспешила сделать вывод. "Вот, - подумала
она, - только поскреби лучших представителей современной молодежи - и
найдешь Чарльза Джемса Фокса [8] и Пердиту [9] в костюмах для гольфа".
Ровный звук вернул ее мысли в обычное русло. Вал спит! Какие у него и
теперь еще длинные, темные ресницы, но рот открыт!
- Вэл, - сказала она еле слышно, - Вэл, не храпи, милый!..
В табакерке можно ценить не столько эмаль, бриллиантики или эпоху, на
к то, что она принадлежала вашему отцу Уинифрид,