но в нем, как в  лице  припадочного,  была  ка-
кая-то сила.
   - Разрешите посмотреть? Интересно, мой тесть знаком с вашими  работа-
ми? Он большой коллекционер и вечно в поисках картин.
   - Сомс! - сказала Джун, и Майкл опять вздрогнул. - Он начнет  коллек-
ционировать Харолда, когда нас никого в живых не будет. Вот, посмотрите!
   Майкл отвернулся от рафаэлита, пожимавшего  плотными  плечами.  Перед
ним был, несомненно, портрет  Джун.  Большое  сходство,  гладкая  манера
письма, зеленые и серебристые тона, и вокруг головы - намек на сияние.
   - Предельная чистота линий и красок! И вы думаете, это повесили бы  в
Академии?
   "По-моему, как раз это и повесили бы", - подумал Майкл, стараясь  вы-
ражением лица не выдать своего мнения.
   - Мне нравится этот намек на сияние, - проговорил он.
   Рафаэлит разразился резким, коротким смешком.
   - Я пойду погуляю, - сказал он. - К ужину вернусь. До свидания.
   - До свидания, - сказал Майкл не без облегчения.
   - Конечно, - сказала Джун, когда они остались одни, -  он  единствен-
ный, кто мог бы написать портрет Флер. Он прекрасно уловил бы ее  совре-
менный стиль. Может быть, она захочет. Вы знаете, все против  него,  ему
так трудно бороться.
   - Я спрошу ее. Но скажите, почему все против него?
   - Потому что он прошел через все эти пустые новаторские  увлечения  и
вернулся к чистой форме и цвету. Его считают ренегатом и обзывают акаде-
миком. Так бывает со всеми, у кого хватает мужества восстать против моды
и творить, как подсказывает собственный гений. Я уже  в  точности  знаю,
что он сделает из Флер. Для него это была бы большая удача,  потому  что
он очень горд, а ведь заказ исходил бы от Сомса.  И  для  нее,  конечно,
прекрасно. Ей бы надо ухватиться за это, через десять лет он будет  зна-
менит.
   Майкл сомневался, что Флер за это "ухватится" или что Сомс  даст  за-
каз, и ответил осторожно:
   - Я позондирую ее. Кстати, у нас сегодня завтракала ваша сестра Холли
и ваш младший брат с женой.
   - О! - сказала Джун. - Я еще не видела Джона, - и прибавила, глядя на
Майкла честными синими глазами: - Зачем вы пришли ко мне?
   Перед этим вызывающим взглядом вся дипломатия Майкла пошла насмарку.
   - Откровенно говоря, - сказал он, - я хотел узнать у вас, почему Флер
разошлась с вашим братом.
   - Садитесь, - сказал Джун и, подперев рукой острый  подбородок,  пос-
мотрела на него, переводя взгляд из стороны в сторону, как кошка.
   - Я рада, что вы прямо спросили. Терпеть не могу, когда говорят  оби-
няком. Разве вы не слышали про его мать? Ведь она была первой женой Сом-
са.
   - О! - сказал Майкл.
   - Ирэн, - и Майкл почувствовал, как при звуке этого имени в Джун  ше-
вельнулось что-то глубокое и первобытное. - Очень красивая. Они не лади-
ли. Она ушла от него, а через много лет вышла за моего отца,  а  Сомс  с
ней развелся. То есть Сомс развелся с ней, а потом она  вышла  за  моего
отца. У них родился Джон. А потом, когда Джон и Флер  влюбились  друг  в
друга, Ирэн и мой отец были страшно огорчены, и Сомс тоже -  по  крайней
мере я так полагаю.
   - А потом? - спросил Майкл, когда она замолчала.
   - Детям все рассказали; и тут как раз умер мой отец, Джон пожертвовал
собой и увез мать в Америку, а Флер вышла замуж за вас.
   Так вот оно что! Несмотря на краткость и отрывочность ее рассказа, он
чувствовал, как много здесь кроется трагических переживаний. Бедные  ре-
бятки!
   - Я всегда об этом жалела, - неожиданно сказала Джун. -  Ирэн  должна
была бы пойти на это. Только... только они не были  бы  счастливы.  Флер
большая эгоистка. Вероятно, Ирэн поняла это.
   Майкл попробовал возмутиться.
   - Да, - сказала Джун, - вы хороший человек, я знаю, вы слишком хороши
для нее.
   - Неправда, - резко сказал Майкл.
   - Нет, правда. Она не плохая, но очень эгоистична.
   - Не забывайте, пожалуйста...
   - Сядьте! Не обижайтесь на мои слова. Я  просто,  знаете  ли,  говорю
правду. Конечно, все это было очень тяжело. Сомс и мой отец  были  двою-
родные братья. А дети были отчаянно влюблены.
   И снова от ее  фигурки  на  Майкла  повеяло  глубоким  и  первобытным
чувством, и в нем самом проснулось что-то глубокое и первобытное.
   - Грустно! - сказал он.
   - Не знаю, - быстро подхватила Джун, - не знаю; может быть, все вышло
к лучшему. Ведь вы счастливы?
   Как под дулом револьвера, он встал навытяжку и отрапортовал:
   - Я-то да, но она?
   Серебристо-зеленая фигурка выпрямилась. Джун схватила его за  руку  и
сжала ее. В этом движении была ужасающая искренность, и Майкла это  тро-
нуло. Ведь он видел ее до сих пор всего два раза!
   - Как бы там ни было, Джон женат. Какая у него жена?
   - Внешность прелестная, кажется - очень милая.
   - Американка, - глубокомысленно изрекла Джун.  -  А  Флер  наполовину
француженка. Я рада, что у вас есть сын.
   Майкл в жизни не встречал человека, чьи слова, сказанные без  всякого
умысла, вселяли бы в него такую тревогу. Почему она  рада,  что  у  него
сын? Потому что это страховка... от чего?
   - Ну, - пробормотал он, - очень рад, что я наконец узнал, в чем дело.
   - Напрасно вам раньше не сказали; впрочем, вы и сейчас ничего не зна-
ете. Нельзя понять, что такое семейные распри и чувства, если сам их  не
пережил. Я-то понимаю, хоть и сердилась из-за этих детей. Видите  ли,  в
давние времена я сама держала сторону Ирэн против Сомса. Я хотела, чтобы
она еще в самом начале ушла от него. Ей прескверно жилось,  он  был  та-
кой... такой слизняк, когда дело шло о его драгоценных правах; и гордос-
ти настоящей в нем не было. Подумать только, навязываться женщине, кото-
рая вас не хочет!
   - Да, - повторил Майкл, - подумать только!
   - В восьмидесятых и девяностых годах люди не понимали,  до  чего  это
противно. Хорошо, хоть теперь поняли.
   - Поняли? - протянул Майкл. - Ну, не знаю!
   - Конечно, поняли.
   Майкл не решился возражать.
   - Теперь в этом отношении куда лучше, чем было, нет того глупого  ме-
щанства. Странно, что Флер вам всего этого не рассказала.
   - Никогда ни словом не упомянула.
   - О!
   Это прозвучало удручающе, так же как и все ее более пространные  реп-
лики. Она явно думала то же, что думал он сам: Флер была задета  слишком
глубоко, чтобы говорить об этом. Он даже не был уверен, знает  ли  Флер,
что до него дошла ее история с Джоном.
   И, вдруг почувствовав, что с него довольно удручающих реплик, он под-
нялся.
   - Большое спасибо, что сказали мне. А теперь простите, мне пора.
   - Я зайду поговорить с Флер относительно  портрета.  Нельзя  упускать
такой случай для Харолда. Нужно же ему получать заказы.
   - Разумеется! - сказал Майкл. Он надеялся, что Флер лучше его  сумеет
отказаться.
   - Ну, до свидания!
   Дойдя до двери, он оглянулся, и у него сжалось сердце:  одна  в  этой
громадной комнате, она казалась такой воздушной, такой маленькой! Сереб-
ристые волосы, напряженное личико,  которому  выражение  восторженности,
хоть и направленной не по адресу, все  еще  придавало  молодой  вид.  Он
что-то получил от нее, а ей ничего не оставил; и разбередил  в  ней  ка-
кое-то давнишнее личное переживание, какое-то чувство, не  менее,  может
быть, более сильное, чем его собственное.
   До чего она, верно, одинока! Он помахал ей рукой.
   Флер была уже дома, когда он пришел. И  Майкл  вдруг  сообразил,  что
единственное объяснение его визита к Джун Форсайт - это она и Джон!
   "Нужно написать этой маленькой женщине, попросить, чтобы не рассказы-
вала", - подумал он. Не годится, чтобы Флер узнала, что он  рылся  в  ее
прошлом.
   - Хорошо покатались? - спросил он.
   - Очень. Энн напоминает мне Фрэнсиса, только глаза другие.
   - Да, они оба мне поправились тогда  в  Маунт-Вернон.  Странная  была
встреча, правда?
   - Когда папа захворал?
   Он почувствовал, что она знает, что встречу от  нее  скрыли.  Если  б
можно было поговорить с ней по душам, если б она доверилась ему!
   Но она сказала только:
   - Скучно мне без столовой, Майкл.


   XIII
   В ОЖИДАНИИ ФЛЕР

   Сказать, что Сомс больше любил свой дом у реки, когда его жены там не
было, значило бы слишком примитивно  сформулировать  далеко  не  простое
уравнение. Он был доволен, что женат на красивой женщине и отличной  хо-
зяйке, право же, неповинной в том, что она  француженка  и  на  двадцать
пять лет моложе его. Но верно и то, что он гораздо лучше видел ее  хоро-
шие стороны, когда ее с ним не было. Он знал, что, не переставая подсме-
иваться над ним на свой французский лад, она все же научилась до извест-
ной степени уважать его привычки и то положение, которое  сама  занимала
как его жена. Привязанность? Нет, привязанности к нему у нее,  вероятно,
не было, но она дорожила своим домом, своей партией в бридж, своим поло-
жением в округе и хлопотами по дому и саду, Она  была  как  кошка.  А  с
деньгами обращалась великолепно - тратила их меньше и с большим  толком,
чем кто бы то ни было. Кроме того, она не становилась моложе, так что он
перестал серьезно опасаться, что ее  дружеские  отношения  с  кем-нибудь
зайдут слишком далеко и он об этом узнает. Шесть лет назад эта история с
Проспером Профоном, чуть было не кончившаяся скандалом, научила  ее  ос-
мотрительности.
   Ему, собственно, было совершенно незачем уезжать из Лондона  за  день
до приезда Флер; все колесики его хозяйства были раз навсегда смазаны  и
вертелись безотказно. Он завел за рекой коров и молочное хозяйство и те-
перь со своих пятнадцати акров получал все, кроме муки, рыбы и мяса, ко-
торое вообще потреблял умеренно. Пятнадцать акров представляли собой ес-
ли не "земельную собственность", то, во всяком случае,  изобилие  всяких
продуктов. Владение его было типичным образцом многих и многих  резиден-
ций безземельных богачей.
   У Сомса был хороший вкус, у Аннет, пожалуй, того  лучше,  особенно  в
отношении еды; так что трудно было найти дом, где кормили бы вкуснее.
   В этот ясный, теплый день, когда цвел боярышник,  листья  еще  только
распускались и река вновь училась улыбаться по-летнему, кругом  было  не
на шутку красиво. И Сомс прогуливался по зеленому  газону  и  размышлял:
почему это садовники вечно бродят с места на место? Все  английские  са-
довники, которых он мог припомнить, только и делали, что вот-вот собира-
лись работать. Поэтому, очевидно, так часто и  нанимают  садовников-шот-
ландцев. К нему подошла собака Флер; она  порядком  постарела  и  целыми
днями охотилась на воображаемых блох. Относительно настоящих  блох  Сомс
был очень щепетилен, и животное мыли так часто, что кожа  у  него  стала
совсем тонкая. Это был золотисто-рыжий пойнтер, такой редкой масти,  что
его постоянно принимали за помесь.
   Прошел старший садовник с мотыгой в руке.
   - Здравствуйте, сэр!
   - Здравствуйте, - ответил Сомс. - Ну, стачка кончилась!
   - Да, сэр. Давно пора. Занимались бы лучше своим делом.
   - Правильно. Как спаржа?
   - Вот хочу вскопать третью грядку, да рабочих рук не найдешь.
   Сомс вгляделся в лицо садовника, узкое, немного скошенное набок.
   - Что? - сказал он. - Это когда у нас чуть не полтора миллиона безра-
ботных?
   - И что они все делают - в толк не возьму, - сказал садовник.
   - По большей части ходят по улицам и играют на разных инструментах.
   - Совершенно верно, сэр, у меня сестра в Лондоне, она то же говорила.
Я мог бы взять мальчишку, да как ему доверишь работу?
   - А почему бы вам самому не заняться?
   - Да тем, верно, и кончится; только, знаете ли, сад запускать не  хо-
телось бы. - И он смущенно повертел в руках мотыгу.
   - К чему вам эта штука? Тут сорной травы днем с огнем не сыщешь.
   Садовник улыбнулся.
   - Не поверите, сэр, - сказал он, - чуть отвернулся, а она уж тут  как
тут.
   - Завтра приезжает миссис Монт, - сказал Сомс. - Надо в комнаты  цве-
тов получше.
   - Очень мало их цветет сейчас, сэр.
   - У вас когда ни спросишь, всегда мало. Не поленитесь, так что-нибудь
найдете.
   - Слушаю, сэр, - сказал садовник и пошел прочь.
   "Куда он пошел? - подумал Сомс. - В жизни не видел  такого  человека.
Впрочем, все они одинаковы". Когда-нибудь, по-видимому, они все же рабо-
тают; может быть, рано утром? Разве что уж очень рано. Как бы там ни бы-
ло, платить им приходится немало! И, заметив, что собака наклонила голо-
ву набок, он сказал:
   - Гулять?
   Они вместе пошли через калитку, прочь от реки. Птицы пели  на  разные
голоса, не умолкали кукушки.
   Они дошли до поляны, где на пасхе, в исключительно ясный день, кто-то
устроил пожар. Отсюда была видна река, извивавшаяся среди тополей и  ве-
тел. Картина напоминала речной пейзаж  Добиньи,  который  Сомс  видел  в
частной галерее одного американца, - прекрасный пейзаж, лучшее из  того,
что он знал в этом жанре. Он заметил, как из трубы его кухни поднимается
к небу дым, и порадовался ему больше, чем радовался  бы  дыму  из  любой
другой трубы. Он сильно скучал о нем в прошлом году - в эти месяцы почти
беспрерывной жары, когда он колесил по всему свету с Флер, переезжая  из
одного чужого города в другой. Помешался этот Майкл  на  эмиграции!  Как
сторонник империи. Сомс в теории признавал ее преимущества; но на  прак-
тике всякое место за пределами Англии казалось ему либо слишком  глухим,
либо слишком шумным. Англичанин имеет право на дым из своей  собственной
кухонной трубы. Вот, например, Ганг - какой несуразно громадный по срав-
нению с этой серебристой извилистой лентой! Ему понравилась и  река  св.
Лаврентия, и Гудзон, и Потомак, как он упорно продолжал его называть, но
если сравнить - все они вспоминаются  как  беспорядочные  водные  прост-
ранства. И народ там беспорядочный.  Иначе  и  быть  не  может  в  таких
больших государствах. Сомс двинулся с поляны вниз, через  узкую  полоску
леса, где раздавался возбужденный гомон  грачей.  Он  мало  что  знал  о
птичьих повадках: был неспособен отвлечься  от  самого  себя  настолько,
чтобы серьезно заняться существами, не имеющими к нему  прямого  отноше-
ния. Но он решил, что скорей всего тема их шумной сходки -  еда:  падает
курс червяков или наблюдается инфляция, они  и  суетятся,  как  французы
вокруг своего несчастного франка. Выйдя из леса, он очутился  неподалеку
от шлюза, у домика сторожа. И тут, среди запаха дыма,  ниткой  вьющегося
из низкой скромной трубы, и плеска воды в заводи, и переклички дроздов и
кукушек, собственнический инстинкт Сомса на  время  замолк.  Он  раскрыл
складную трость, сел на нее и стал смотреть на зеленую тину,  затянувшую
стеньг пустого шлюза. Хитрая штука - шлюзы! Почему  нельзя  заключить  в
шлюзы человеческие чувства - запрудить их до поры до  времени,  а  потом
пустить, строго контролируя, по главному руслу жизни,  не  давая  расте-
каться по заводям и даром пропадать на порогах? Эти несколько  абстракт-
ные размышления были прерваны собакой Флер,  лизнувшей  его  повисшую  в
воздухе руку. До чего животные стали нынче похожи на людей -  вечно  хо-
тят, чтобы на них обращали внимание; не далее как  сегодня  он  заметил,
как черная кошка Аннет смотрела в гипсовое лицо неапольской Психеи и ти-
хо мяукала - наверно, просилась на колени.
   Из домика вышла дочка сторожа и стала снимать с веревки белье. Женщи-
ны в деревне только и делают, кажется, что вешают на  веревки  белье,  а
потом опять снимают! Сомс глядел на нее - ловкие руки, ловкие  движения,
ловко сидит на ней платье из голубого ситца; лицо как с картины Ботичел-
ли - сколько в Англии таких лиц! У нее, конечно, есть поклонник, а может
быть, и два, и они гуляют в этом лесу и сидят на сырой траве и все такое
прочее и, чего доброго, воображают, что счастливы; или  она  влезает  на
велосипед позади него и носится по дорогам, задрав юбки до колен. И  зо-
вут ее, наверное, Глэдис, или Дорис, или как-нибудь  в  этом  роде.  Она
увидела его и улыбнулась. Губы у нее были  полные,  улыбка  ее  красила.
Сомс приподнял шляпу.
   - Хороший вечер, - сказал он.
   - Да, сэр.
   Очень почтительна!
   - Вода еще не сошла.
   - Да, сэр.
   А хорошенькая девушка! Что если б он был сторожем при шлюзе, а Флер -
дочкой сторожа, вешала бы белье на веревку и говорила бы: "Да, сэр"? Что
ж, а быть сторожем при шлюзе, пожалуй, еще лучшее из занятий,  доступных
бедным, - следить, как поднимается и спадает вода, жить в этом  живопис-
ном домике и не знать никаких забот, кроме... кроме заботы о  дочери!  И
он чуть не спросил у девушки: "Вы хорошая дочь?" Возможно ли в наше вре-
мя такое - чтобы дочь думала сначала о вас, а потом о себе?
   - Кукушки-то! - сказал он глубокомысленно.
   - Да, сэр.
   Теперь она снимала с веревки несколько откровенную принадлежность ту-
алета, и Сомс опустил глаза, чтобы не смущать девушку; впрочем,  она  не
выказывала ни малейшего смущения. Вероятно, в наше время смутить девушку
вообще невозможно. И он встал и сложил трость.
   - Ну, полагаю, погода продержится.
   - Да, сэр.
   - Всего хорошего.
   - Всего хорошего, сэр.
   В сопровождении собаки он двинулся к дому. Скромница, воды  не  заму-
тит; но так ли она разговаривает со своим  кавалером?  Унизительно  быть
старым! В такой вечер нужно быть опять молодым и гулять в лесу  с  такой
вот девушкой; и все, что было в нем от фавна,  на  мгновение  навострило
уши, облизнулось и с легким чувством стыда,  пожав  плечами,  свернулось
клубочком и затихло.
   Сомс, которого природа  не  поскупилась  наделить  свойствами  фавна,
всегда отличался тем, что старательно замалчивал это обстоятельство. Как
и вся его семья, кроме кузена Джорджа и дяди Суизина, он был  скрытен  в
вопросах пола; Форсайты, как правило, не касались этих тем и  не  любили
слушать, когда их касались другие. Заслышав зов пола, они  внешне  никак
этого не показывали. Не  пуританство,  а  известная  присущая  им  щепе-
тильность запрещала касаться этой темы; они и сами не знали, откуда  она
у них.
   Пообедав в одиночестве, он закурил сигару и опять вышел из дому.  Для
мая месяца было совсем тепло, и света еще хватало, чтобы разглядеть  ко-
ров на заречном лугу. Скоро они соберутся на ночлег у  той  вон  колючей
изгороди. А вот и лебеди плывут спать на остров, а за ними их серые  ле-
бедята. Благородные птицы!
   Река белела; тьма словно задержалась в ветвях деревьев, перед тем как
расплыться по земле и улететь в небо, где только что  высохли  последние
капли заката. Очень тихо и чуть таинственно -  сумерки!  Только  скворцы
все верещат - противные создания; да и как требовать чувства собственно-
го достоинства от существа с таким коротким хвостом! Пролетали ласточки,
закусывая на ночь мошками и первыми мотыльками; и тополя были так непод-
вижны - словно перешептывались, - что Сомс поднял руку посмотреть,  есть
ли ветер. Ни дуновения! А потом сразу - ни реющих ласточек, ни скворцов;
белесая дымка над рекой, на небе! В доме зажглись огни. Близко  прогудел
ночной жук. Пала роса. Сомс почувствовал ее - пора домой!  И  только  он
повернул к дому - тьма сгладила деревья, небо, реку. И Сомс подумал: "Уж
только бы без этой таинственности, когда она приедет.  Не  желаю,  чтобы
меня тревожили!" Она и малыш; могло бы быть так хорошо, если б не навис-
ла мрачная тень этой давнишней любовной трагедии, которая корнями цепля-
лась за прошлое, а в будущем таила горькие плоды...
   Он хорошо выспался, а на следующее утро ни за что не  мог  приняться,
все устраивал то, что уже было устроено. Несколько раз он останавливался
как вкопанный среди этого занятия, слушая, не едет ли автомобиль, и  на-
поминал себе, что не надо тревожиться и ни о  чем  не  надо  спрашивать.
Она, конечно, опять виделась вчера с этим Джоном, но спрашивать нельзя.
   Сомс поднялся в картинную галерею и снял с  крюка  небольшую  картину
Ватто, которой Флер как-то при нем восхищалась. Он снес ее вниз и поста-
вил на мольберте у нее в спальне - молодой  человек  в  широком  лиловом
камзоле с кружевными брыжами играет на тамбурине перед дамой в синем,  с