ь. Ни малейшего!
   - Что скажете об этом юнце, Грэдмен? Лжет он или нет?
   Грэдмен, выведенный этими словами из оцепенения, задумчиво потер свой
толстый лоснящийся нос.
   - Как сказать, мистер Сомс, надо бы получить больше доказательств. Но
я не знаю, какой смысл этому человеку лгать?
   - И я не знаю. Впрочем, все возможно. Самое трудное - достать еще до-
казательства. Разве можно действовать без доказательств?
   - Да, дело щекотливое, - сказал Грэдмен. И Сомс понял, что он предос-
тавлен самому себе. Когда Грэдмен говорил, что "дело щекотливое", -  это
значило обычно, что он просто будет ждать распоряжений  и  считает  даже
вне своей компетенции иметь какое-либо мнение. Да и есть ли у него  свое
мнение? Ведь из него ничего не вытянуть. Будет тут сидеть и  тереть  нос
до второго пришествия.
   - Я торопиться не стану, - сердито проговорил Сомс. - Мало ли что еще
может случиться!
   Его слова подтверждались с каждым часом. За завтраком, в своем  клубе
в Сити, он узнал, что марка упала. Неслыханно упала! Как  это  люди  еще
могут болтать о гольфе, когда он поглощен таким делом, -  просто  трудно
себе представить!
   "Надо поговорить с этим типом, - подумал он. - Я буду настороже,  мо-
жет быть, он прольет свет на эту историю". Он подождал до трех  часов  и
отправился в ОГС.
   Приехав в контору, он сразу прошел в кабинет правления.  Председатель
беседовал с директором-распорядителем. Сомс тихо сел и стал  слушать  и,
слушая, разглядывал лицо Элдерсона. Оно ничего ему  не  говорило.  Какую
чепуху болтают - будто  можно  по  лицу  определить  характер  человека!
Только лицо совершенного дурака - открытая книга. А  здесь  был  человек
опытный, культурный, знавший каждую пружинку деловой  жизни  и  светских
отношений. Его лицо, бритое и сухое, выражало огорчение,  обиду,  но  не
больше, чем лицо любого человека, чья политика потерпела бы такой  крах.
Падение марки погубило всякую надежду на дивиденды в течение  ближайшего
полугодия. Если только эта несчастная марка не поднимется  -  германские
страховки будут лежать на Обществе мертвым грузом. Право  же,  настоящим
преступлением было не ограничить ответственность.  Каким  образом,  черт
возьми, мог он упустить это, когда вступил в правление? Правда, узнал он
обо всем этом много позже. Да и кто мог предвидеть такую сумасшедшую ис-
торию, как события в Руре, кто мог думать, что его коллеги по  правлению
так доверятся этому проклятому Элдерсону? Слова "преступная  халатность"
появились перед глазами Сомса крупным планом. Что если против  правления
будет возбуждено дело? Преступная халатность! В его годы, с его  репута-
цией! Ясно как день: за то, что этот тип не  ограничил  ответственности,
он получил комиссию. Наверно, процентов десять на круг; должно быть, за-
работал не одну тысячу! Право, человек должен дойти до крайности,  чтобы
рискнуть на такое дело. Но, видя, что фантазия у  него  начала  разыгры-
ваться, Сомс встал и повернул к двери. Надо было еще  что-то  сделать  -
симулировать гнев, сбить самообладание с этого человека. Он резко  обер-
нулся и раздраженно проговорил:
   - О чем же вы, собственно говоря, думали, господин  директор-распоря-
дитель, когда заключали страховки без ограничения ответственности? И та-
кой опытный человек, как вы! Какие у вас на это были мотивы?
   И Сомс подчеркнул это слово, пристально глядя  на  Элдерсона,  поджав
губы и сузив глаза. Но тот пропустил намек.
   - При тех высоких процентах, какие мы получали,  мистер  Форсайт,  не
могло быть и речи об ограничении ответственности. Правда, положение  дел
сейчас весьма тяжелое, но что же делать - не повезло!
   - К сожалению, при правильно поставленной страховой работе  не  может
быть и речи о "везенье" или "невезенье", и, если я не ошибаюсь, нам ско-
ро это докажут. Я не удивлюсь, если нам будет брошено обвинение в  прес-
тупной халатности.
   Ага, задело! И председатель ежится! Впрочем,  Сомсу  показалось,  что
Элдерсон только притворяется слегка огорченным. Бесполезно  даже  пробо-
вать чего-нибудь добиться от такого типа. Если вся эта история - правда,
то Элдерсон, вероятно, просто в безвыходном положении и готов на все. Но
так как все, что могло привести человека в отчаяние, - все по-настоящему
безвыходные положения, все немыслимые ситуации, требующие риска, -  Сомс
всегда тщательно устранял из своей жизни, он не мог даже представить се-
бе душевное состояние Элдерсона, не мог представить себе его линию пове-
дения, если он был действительно виновен. Этот тип, по мнению Сомса, был
способен на все: у него и яд может быть припасен, и револьвер в кармане,
как у героя экрана. Но все это до того неприятно, до того  беспокойно  -
просто слов нет! И Сомс молча вышел, только и узнав, что  теперь,  когда
марка обесценена, их дефицит по этим  германским  контрактам  составляет
свыше двухсот тысяч фунтов. Он мысленно перебирал состояния своих  соди-
ректоров. Старый Фотеной всегда в стесненных обстоятельствах;  председа-
тель - "темная лошадка"; состояние Монта - в земле, а земля сейчас не  в
цене, к тому же его имение заложено. У этой старой мямли Мозергилла  ни-
чего, кроме имени и директорского  жалованья,  нет.  У  Мэйрика,  верно,
большие доходы, но при больших доходах и расходы  большие,  как  у  всех
этих крупных адвокатов, которые служат и нашим и вашим и уверены, что их
ждет должность судьи. Ни одного по-настоящему солидного человека,  кроме
него самого! Сомс медленно шел, тяжело шагая, опустив голову.
   Акционерные общества! Нелепая система!  Приходится  кому-то  доверять
все дела - и вот вам! Ужасно!
   - Шарики, сэр, разноцветные шарики, пять футов в окружности. Возьмите
шарик, джентльмен!
   - О боги! - сказал Сомс. Как будто ему мало было лопнувших,  как  пу-
зырь, германских дел!


   II
   ВИКТОРИНА

   Весь декабрь воздушные шары шли плохо, даже перед рождеством, и Цент-
ральная Австралия была так же далека от Бикетов, как и раньше. Викторина
почти поправилась, но уже не могла  вернуться  на  работу  в  мастерскую
"Бонн Блэйдс и Кё". Ей давали на дом сдельную работу, но не часто, и она
все пыталась найти что-нибудь более прочное. Как всегда, ей страшно  ме-
шала ее внешность. Людям трудно было придумать что-нибудь для  этой  ма-
ленькой женщины с таким необычным лицом. Как принять на службу человека,
который, как они знали, не обладает ни образованием, ни  богатством,  ни
знатностью, ни особыми способностями и все же  дает  вам  почувствовать,
что он выше вас? Интерес к необычному, дававший таким, как Майкл и Флер,
много острых ощущений, не играл никакой роли, когда  речь  шла  о  шитье
блузок, примерке обуви, надписывании конвертов, плетении надгробных  ве-
щее" - словом, о тех занятиях, о которых мечтала Викторина. Что скрывали
эти большие темные глаза, эти молчаливые губы? "Бони Блэйдс и Кё" и вся-
кие другие почтенные  коммерческие  предприятия  были  даже  обеспокоены
этим. А соблазнительные профессии - статистки в кино, манекенщицы  -  не
приходили в голову скромному существу, рожденному в Пэтни.
   И каждое утро, когда Бикет уходил, взяв лоток со сложенными оболочка-
ми шаров, она стояла, грызя палец, мучительно придумывая, как  бы  прог-
рызть выход из этого полуголодного существования,  от  которого  ее  муж
стал худ как спичка, измучен, как собака, и общипан, как бесхвостый  во-
робей. Его унизительное ремесло едва давало им кров и  пищу.  Они  давно
поняли, что никакого будущего торговля шарами не сулит: только  бы  вык-
лянчить на сегодняшний обед. И в тихонькой, покорной Викторине  накипала
горячая обида. Во что бы то ни стало она хотела изменить жизнь к лучшему
и для себя и для Тони - особенно для Тони.
   В то утро, когда так упала марка, она надела свой бархатный жакетик и
шапочку - лучшее, что осталось в ее скудном гардеробе. Она решилась. Би-
кет никогда не вспоминал о своем прежнем месте, и она  смутно  догадыва-
лась, что дело с его увольнением обстоит совсем не так просто. Почему бы
не попытаться опять его устроить? Он часто говорил ей: "Вот мистер  Монт
- настоящий джентльмен! Он что-то вроде социалиста, и на войне  побывал,
и вообще совсем не задается!" Вот если бы попасть к этому чудаку!  И  ее
худенькое личико зарумянилось решимостью и надеждой, когда,  проходя  по
Стрэнду, она взглянула на себя в зеркало витрины. Цвет ее зеленого  бар-
хатного жакетика всегда нравился тем, кто знал толк в оттенках, но  зато
черная юбка... ну, да может быть, никто не заметит, насколько  юбка  по-
терта, если не выходить из-за перегородки в конторе.
   Хватит ли у нее смелости сказать, что она пришла по поводу  рукописи?
И она мысленно прорепетировала, тщательно выговаривая слова: "Будьте лю-
безны попросить мистера Момта принять меня, мне надо  поговорить  насчет
рукописи". Да! А вдруг спросят: "Как передать?" Сказать - миссис  Бикет?
Ни за что! Мисс Викторина Коллинз? У всех Писательниц  девичьи  фамилии.
Но Коллинз! Не звучит "мкак! И кому какое дело до ее девичьей фамилии? А
почему бы не выдумать? Писатели всегда придумывают себе фамилии. И  Вик-
торина стала подбирать имя. Что-нибудь итальянское, вроде, вроде... Ведь
хозяйка так и спросила, когда они въезжали: "А ваша  жена  -  итальянка,
мистер Бикет?" Ага! Мануэлли! Настоящее итальянское имя, как у  морожен-
щика на Дич-стрит. По дороге она повторяла  заранее  придуманные  слова.
Только бы ей попасть к атому мистеру Монту!
   Она вошла дрожа. Все шло, как она предполагала, вплоть  до  тщательно
выговоренной фразы. Она ждала, пока о ней докладывали по внутреннему те-
лефону, и прятала руки в ветхих перчатках. Назначили  ли  мисс  Мануэлли
прийти? Такой рукописи еще не было.
   - Нет, - сказала Викторина, - я ее еще не посылала. Я хотела  сначала
повидать мистера Монта.
   Молодой человек у конторки пристально посмотрел на нее, снова подошел
к телефону и потом сказал:
   - Попрошу минутку подождать: сейчас к вам выйдет  секретарша  мистера
Монта.
   Викторина наклонила голову; ее сердце сжалось. Секретарша! Ну, теперь
ей к нему ни за что не попасть. И вдруг она испугалась своей выдумки. Но
мысль о Тони, там, на углу, в облаке разноцветных шаров  -  она  не  раз
подсматривала за ним - поддержала ее отчаянную решимость.
   Женский голос:
   - Мисс Мануэлли? Я секретарь мистера Монта. Может быть, вы  сообщите,
по какому делу он вам нужен?
   Свеженькая молодая женщина смерила Викторину внимательным взглядом.
   - Нет, боюсь, что мне придется лично его побеспокоить.
   Внимательный взгляд остановился на ее лице.
   - Пожалуйста, пройдите со мной, может быть, он вас примет.
   Викторина, не шелохнувшись, сидела в маленькой  приемной.  Вдруг  она
увидела в дверях лицо какого-то молодого человека и услышала:
   - Войдите, пожалуйста.
   Она судорожно глотнула воздух и вошла. В кабинете Майкла она взгляну-
ла на него, на его секретаршу и снова на него, бессознательно  взывая  к
его благородству, его молодости, его честности, - неужели  он  откажется
переговорить с ней наедине? У Майкла сразу мелькнула мысль: "Деньги, на-
верно. Но какое интересное лицо!" Секретарша опустила уголки губ и вышла
из комнаты.
   - Ну, что скажете, мисс... э-э... Мануэлли?
   - Простите, не Мануэлли. Я миссис Бикет. Мой муж тут служил.
   Как, жена того парня,  что  таскал  "Медяки"?  Гм!  Бикет,  помнится,
что-то плел - жена, воспаление легких. Да, похоже, что она болела.
   - Он часто говорил о вас, сэр. И он теперь совсем без работы.  Может,
у вас бы нашлось для него место, сэр?
   Майкл молчал. Знает ли эта маленькая женщина с таким необычайно инте-
ресным лицом о воровстве?
   - Он сейчас продает шары на улице. Я не могу видеть  этого!  Стоит  у
святого Павла и почти ничего не зарабатывает. А мы так  хотим  уехать  в
Австралию. Я знаю - он очень нервный и часто спорит с людьми. Но если бы
только вы могли его принять...
   Нет. Она ничего не знает!
   - Очень сожалею, миссис Бикет. Я хорошо помню вашего мужа, но  у  нас
нет для него места. А вы совсем поправились?
   - О да! Только я тоже никак не могу найти работу! Какое лицо для  об-
ложек! Прямо Мона Лиза!! Ага!
   Роман Сторберта!
   - Ладно, я поговорю с вашим мужем. Скажите, вы бы не согласились  по-
зировать художнику для обложки? При желании могли бы и  дальше  работать
по этой части. Вы как раз подходящая модель для моего друга.  Вы  знаете
работы Обрн Грина?
   - Нет, сэр.
   - Очень неплохо - даже совсем хорошо, хоть и в декадентском духе. Так
вы согласились бы позировать?
   - Я согласна на всякую работу, лишь бы добыть денег. Но лучше не  го-
ворите мужу, что я была у вас. Он может рассердиться.
   - Хорошо! Я с ним встречусь как будто случайно. Вы говорите, он стоит
у святого Павла? Только здесь, к сожалению, работы нет, миссис Бикет. Да
кроме того, он едва сводил концы с концами на наше жалованье.
   - Когда я болела, сэр.
   - Да, конечно, это сыграло роль.
   - Конечно, сэр.
   - Ладно, давайте я напишу вам записку к мистеру Грину. Присядьте.
   Он писал, украдкой поглядывая на нее. Это худенькое большеглазое  ли-
цо, эти иссиня-черные вьющиеся волосы - необычайно  интересно!  Пожалуй,
чересчур утонченно и бледно для вкусов широкой публики. Но, черт возьми!
Нельзя же из-за публики вечно рисовать стандартные синие глаза, золотис-
тые локоны и красные, как мак, щеки! "Она не совсем в обычном  вкусе,  -
писал он, - но так хороша в своем роде, что может  стать  художественным
типом, как типы Бердсли и Дана".
   Когда Викторина ушла с запиской, Майкл позвонил секретарше.
   - Нет, мисс Перрен, она ничего у меня не выпрашивала. Но какое  лицо,
правда?
   - Я тоже решила, что вам надо поглядеть на нее. Но ведь она не  писа-
тельница?
   - О нет!
   - Ну, надеюсь, она добилась того, что ей нужно.
   Майкл усмехнулся.
   - Отчасти, мисс Перрен, отчасти! Вы меня считаете ужасным дураком, а?
   - Ничуть, что вы! Но, по-моему, вы слишком мягкосердечны.
   Майкл взъерошил волосы.
   - А вы бы удивились, если бы я сказал, что сделал важное дело?
   - Пожалуй, мистер Монт.
   - Ну, тогда я вам не скажу ничего. Когда вы перестанете дуться, можно
продолжать письмо к моему отцу насчет "Дуэта". Очень, мол, сожалеем, что
при нынешнем положении дел мы  лишены  возможности  переиздать  разговор
этих старых хрычей; мы на этом и так потеряли уйму денег.  Конечно,  вам
придется это перевести. А потом надо написать старику что-нибудь ободря-
ющее. Ну, например: "Когда французы образумятся и птички запоют, -  сло-
вом, к весне мы надеемся еще раз пересмотреть этот  вопрос  в  свете..."
м-м-м... чего, мисс Перрен?
   - В свете накопленного нами опыта. Насчет французов  и  птичек  можно
пропустить?
   - Чудесно! "Преданные вам Дэнби и Уинтер". Вы не считаете, что  появ-
ление этой книги в нашем издательстве - возмутительный пример непотизма?
   - А что такое непотизм?
   - Злоупотребление сыновней преданностью. Он никогда ни гроша не зара-
ботал своими книгами.
   - Он очень изысканный писатель, мистер Монт.
   - А мы за эту изысканность расплачиваемся. И всетаки он славный "Ста-
рый Барт"! Ну, вот пока и все. Идите завтракать,  мисс  Перрен,  да  как
следует позавтракайте! У этой девушки и фигура необычайная, правда?  Она
очень тоненькая, но держится совсем прямо. Да, я все хотел вас спросить,
мисс Перрен... Почему современные девицы всегда ходят как-то изогнувшись
и вытянув шею вперед? Ведь не может быть, что они все так сложены?
   Щеки секретарши зарделись.
   - Конечно, причина есть, мистер Монт.
   - А! Какая?
   Щеки секретарши зарделись еще ярче.
   - Я... я как-то не решаюсь...
   - О, простите! Я спрошу жену. Только она-то держится очень прямо!
   - Видите ли, в чем дело, мистер Монт: сейчас модно, чтобы... ну, сза-
ди... ничего не было, а ведь это... и м... не так - вот они и  стараются
добиться такого вида, втягивая грудь и вытягивая шею. На модных  картин-
ках так рисуют, и манекенщицы всегда так ходят.
   - Понятно, - сказал Майкл. - Спасибо, мисс Перрен! Очень мило, что вы
объяснили. Дальше идти некуда, верно?
   - Да, я сама совершенно не придерживаюсь этой моды.
   - Нет, ничуть!
   Секретарша опустила глаза и удалилась. Майкл сел к столу и стал рисо-
вать на промокашке женский профиль. Но это была не Викторина...
   Викторина, позавтракав, как всегда, чашкою  кофе  с  булкой,  поехала
подземкой в Челси с письмом Майкла к Обри Грину.  Правда,  ее  поход  не
увенчался успехом, но мистер Монт был очень добр, и Викторина  повеселе-
ла.
   У студии стоял, отпирая дверь, молодой человек - очень элегантный,  в
светло-сером спортивном костюме, весь какой-то скользящий, без шляпы, со
светлыми, красиво зачесанными назад волосами и мягким голосом.
   - Натурщица? - спросил он.
   - Да, сэр. Вот, пожалуйста, у меня к вам записка от мистера Монта.
   - От Майкла? Войдите.
   Викторина прошла за ним. Комната почти вся  светлозеленая  -  высокая
комната с верхним светом и стропилами; стены сплошь увешаны рисунками  и
картинами, а часть картин как будто соскользнула на  пол.  На  мольберте
стояло изображение двух дам, с которых почти совсем соскользнули платья,
- и Викторина смутилась. Она заметила, что глаза художника, светло-зеле-
ные, как стены комнаты, скользят по ней внимательным взглядом.
   - Вы будете позировать как угодно?
   - Да, сэр, - машинально ответила Викторина.
   - Снимите, пожалуйста, шляпу.
   Викторина сняла шапочку и встряхнула волосами.
   - О-о! - протянул художник. - Интересно!
   Викторина не поняла, что ему интересно.
   - Будьте добры, взойдите на помост!
   Викторина нерешительно оглянулась. Улыбка словно скользнула по  всему
лицу художника, по лбу, по блестящим светлым волосам.
   - Видно, это ваш первый опыт?
   - Да, сэр.
   - Тем лучше. - И он указал на маленькое возвышение.
   Викторина села в черное дубовое кресло.
   - Вам как будто холодно?
   - Да, сэр.
   Он подошел к шкафу и вернулся с двумя рюмками чегото коричневого.
   - Выпейте Grand Marnier.
   Она увидела, как он залпом проглотил ликер, и последовала его  приме-
ру. Ликер был сладкий, очень вкусный, у нее сразу перехватило дыхание.
   - Возьмите папироску.
   Викторина взяла папироску из его портсигара и сжала ее губами. Он дал
ей прикурить. И снова улыбка скользнула по его лицу и спряталась в блес-
тящих волосах.
   - В себя тяните, - сказал он. - Где вы родились?
   - В Пэтни, сэр.
   - Это занятно! Вы только посидите  минуточку  спокойно.  Это  не  так
страшно, как рвать зуб, только дольше. Главное - старайтесь не заснуть.
   - Хорошо, сэр.
   Он взял большой лист бумаги и кусок чего-то черного и начал рисовать.
   - Скажите, пожалуйста, мисс...
   - Коллинз, сэр, Викторина Коллинз.
   Она инстинктивно назвала свою девичью фамилию - ей это казалось более
профессиональным.
   - Вы сейчас без работы? - он остановился, и снова  улыбка  скользнула
по его лицу. - Или у вас еще есть какоенибудь занятие?
   - Сейчас нет, сэр. Я замужем, и больше ничего.
   Некоторое время художник молчал. Было занятно следить, как он смотрит
- и делает штрих. Сто взглядов - сто штрихов. Наконец он сказал:
   - Чудесно! Теперь отдохнем. Само небо послало вас сюда, мисс Коллинз.
Идите погрейтесь.
   Викторина подошла к камину.
   - Вы что-нибудь слышали об экспрессионизме?
   - Нет, сэр.
   - Понимаете, это значит обращать внимание на внешность,  только  пос-
кольку она выражает внутреннее состояние. Вам это что-нибудь объясняет?
   - Нет, сэр.
   - Так. Кажется, вы сказали, что согласны, позировать...  м-м...  сов-
сем?
   Викторина смотрела на веселого, скользящего джентльмена.
   Она не понимала, что он хочет сказать, но чувствовала что-то не  сов-
сем обычное.
   - Как это "совсем", сэр?
   - Совсем нагой.
   - О-о! - она  опустила  глаза,  потом  посмотрела  на  соскользнувшие
платья тех двух женщин. - Вот гак?
   - Нет, вас я не стану изображать в кубистическом духе.
   На впалых щеках