ла Динни, сложив руки на коленях  и  устремив  взгляд  в  прост-
ранство. Она не заметила Майкла, пока тот не положил ей руку на плечо:
   - Маленькая моя!
   - Как сделать так, чтобы тебе не хотелось убить человека?
   - Ах, ядовитый гаденыш! Твои прочли "Дейли фейз"? Динни кивнула.
   - Какая реакция?
   - Молчание и поджатые губы.
   Майкл кивнул:
   - Бедная девочка! И ты все-таки приехала?
   - Да. Мы идем с Уилфридом в театр.
   - Передай ему привет и скажи, что я буду у него, как только  понадоб-
люсь. Да, вот что, Динни, постарайся дать ему почувствовать, что мы вос-
хищены тем, как он сжег мосты.
   Динни подняла на Майкла глаза, и выражение их тронуло его.
   - Он поступил так не от гордости, Майкл. В нем зреет что-то страшное.
В глубине души он не доверяет себе: ему кажется, что он отрекся из  тру-
сости. Я знаю, он не может выбросить это из головы. По  его  мнению,  он
обязан доказать, - и не столько другим, сколько себе, - что он не  трус.
О, я-то знаю, что он не такой! Но пока он не докажет этого себе и  окру-
жающим, от него можно ожидать всего.
   Майкл кивнул. Из своей единственной встречи с Уилфридом он вынес при-
мерно такое же впечатление.
   - А тебе известно, что он сам просил издателя написать письмо?
   - Что же теперь будет? - беспомощно спросила Динни.
   Майкл пожал плечами.
   - Майкл, неужели никто не поймет, в каком положении он тогда  оказал-
ся?
   - Люди с воображением встречаются редко. Я не  смею  утверждать,  что
сам могу понять его. А ты можешь?
   - Только потому, что это - Уилфрид.
   Майкл стиснул ей руку:
   - Я рад, что у тебя старомодный недуг, а не просто современная "физи-
ологическая потребность".


   XX

   Пока Динни одевалась, к ней в комнату вошла тетка:
   - Твой дядя прочел мне эту статью. Удивляюсь!
   - Чему, тетя?
   - Я знавала одно'о Колтема, но он умер.
   - Этот тоже когда-нибудь умрет.
   - Динни, где ты заказываешь такие лифы на косточках? Очень удобные.
   - У Хэрриджа.
   - Твой дядя говорит, что Дезерт должен выйти из свое'о клуба.
   - Уилфриду решительно наплевать на клуб, - он за все время там и  де-
сяти раз не был. Но я не надеюсь, что он напишет туда о своем выходе.
   - Заставь е'о.
   - Тетя, мне никогда не придет в голову заставлять его что-нибудь  де-
лать.
   - Это так ужасно, ко'да тебе кладут черные шары!
   - Тетя, милая, можно мне подойти к зеркалу? Леди Монт пересекла  ком-
нату и взяла с ночного столика тоненькую книжечку:
   - "Барс"! Но он же изменил их, Динни.
   - Нет, тетя. У него не было пятен, которые можно менять.
   - А крещение, и вообще?
   - Если в крещении есть какой-то смысл, значит, оно -  надругательство
над детьми, которые не в состоянии понять, в чем оно заключается.
   - Динни!
   - Да, я так считаю. Нельзя ни на что обрекать людей без их  согласия.
К тому времени, когда Уилфрид научился мыслить, у него уже не было веры.
   - Значит, он не отрекся, а принял.
   - Он это знает.
   - Поделом этому арабу, - объявила леди Монт, направляясь к  двери.  -
Какая навязчивость! Если тебе нужен ключ от двери, возьми у Блора.
   Динни торопливо закончила туалет и побежала вниз. Блор был  в  столо-
вой.
   - Тетя Эм велела дать мне ключ, Блор, и вызовите, пожалуйста, такси.
   Дворецкий позвонил на стоянку такси, принес девушке ключ и сказал:
   - Миледи привыкла высказывать свои мысли вслух, так  что  я  поневоле
все знаю, мисс. Утром я и говорю сэру Лоренсу: "Если бы мисс Динни могла
его увезти в горную Шотландию, куда газеты не доходят, это  сберегло  бы
им много нервов". В наше время, если замечали, мисс, что ни день - новое
событие, да и память у людей не такая, как прежде. Вы простите, что я об
этом заговорил.
   Динни взяла ключ:
   - Наоборот, я благодарна вам, Блор. Я и сама ничего лучшего не желала
бы. Только боюсь, он сочтет такой шаг недостойным.
   - В наше время молодые леди умеют добиваться всего, чего захотят.
   - Мужчинам все-таки приходится соблюдать осторожность, Блор.
   - Конечно, мисс. Родные - трудный народ, но все как-нибудь  образует-
ся.
   - Думаю, что мы выдержим эту свистопляску.
   Дворецкий сокрушенно покачал головой:
   - По-моему, тот, кто ее начал, изрядно виноват. Зачем без нужды  при-
чинять другим неприятности? Такси у подъезда, мисс.
   В машине девушка опустила оба боковых стекла  и  наклонилась  вперед,
чтобы ей обдувало сквозняком разгоряченные щеки. Она  была  полна  таким
сладостным волнением, что в нем тонули даже злоба и негодование, которое
вызвала у нее рецензия. На углу Пикадили она  увидела  плакат:  "Все  на
дерби!" Завтра дерби! Оказывается, она перестала замечать время! Дин  ни
ехала в Сохо, где они с Уилфридом собирались  пообедать  у  Блафара,  но
такси двигалось медленно - накануне  национального  празднества  уличное
движение было особенно оживленным. У дверей ресторана  со  спаниелем  на
поводке стоял Стэк. Он протянул ей конверт:
   - Мистер Дезерт послал меня к вам с запиской, а я прихватил  с  собой
пса, - пусть погуляет.
   "Динни, родная,
   Прости, что сегодня подвел. Весь день терзаюсь сомнениями. Дело вот в
чем: пока я не узнаю, как на меня посмотрят после этой истории,  мне  не
отделаться от мысли, что я не вправе компрометировать  тебя.  Ради  тебя
самой я должен избегать появляться с тобою на людях. Надеюсь, ты  прочла
"Дейли фейз"? Травля началась. С неделю хочу побыть один - посмотрю, как
все обернется. Я не сбегу, мы сможем переписываться.  Ты  меня  поймешь.
Собака стала моей отрадой. Ею я тоже обязан тебе. До  скорого  свидания,
любимая.
   Твой Уилфрид".
   Динни стоило величайшего напряжения не схватиться руками за сердце на
глазах у шофера. Вот и свершилось то, чего она все время втайне боялась,
- она отрезана в самый разгар боя. Сделав над собой еще одно усилие, она
дрожащими губами выдавила: "Подождите минутку", - и повернулась к Стэку:
   - Я отвезу вас с Фошем домой.
   - Благодарю, мисс.
   Девушка нагнулась над собакой. Панический страх все сильнее овладевал
ею. Собака! Вот связующее их звено!
   - Посадите его в машину, Стэк.
   По дороге она вполголоса спросила:
   - Мистер Дезерт дома?
   - Нет, мисс, он дал мне записку и ушел.
   - Как он себя чувствует?
   - По-моему, немного встревожен, мисс. Признаюсь честно, я бы не прочь
поучить манерам джентльмена из "Дейли фейз".
   - Значит, вы тоже прочли?
   - Прочел. Они не смели ее пропускать, - вот что я вам доложу.
   - Свобода слова, - пояснила Динни. Собака прижалась мордой к ее коле-
ну. - Фош хорошо себя ведет?
   - С ним никаких хлопот, мисс. Он у нас настоящий  джентльмен.  Верно,
старина?
   Спаниель по-прежнему прижимался к ноге девушки, и  его  прикосновение
успокаивало ее.
   Когда такси остановилось на Корк-стрит, Динни вынула из  сумочки  ка-
рандаш, оторвала чистый листок от письма Уилфрида и написала:
   "Родной мой,
   Делай как знаешь. Но помни: я с тобой навсегда. Нас не разлучит  ник-
то, пока ты меня любишь.
   Твоя Динни.
   Ты не сделаешь этого, правда? Ох, не надо!"
   Она лизнула оставшийся на конверте клей, вложила туда половинку лист-
ка и сдавила письмо в пальцах. Когда клей схватился, Динни вручила  кон-
верт Стэку, поцеловала собаку в голову и сказала шоферу:
   - Маунт-стрит, со стороны парка, пожалуйста. Спокойной ночи, Стэк.
   - Спокойной ночи, мисс.
   Взгляд и склад губ неподвижно стоявшего вестового выражали такое глу-
бокое понимание происходящего, что девушка отвернулась. И на этом закон-
чилась прогулка, которой она с нетерпением ждала с самого утра.
   Динни вылезла на углу Маунт-стрит, зашла в парк и села на ту  скамей-
ку, где раньше сидела с Уилфридом. Она забыла, что с ней нет  провожато-
го, что она без шляпы и в вечернем платье, что пробило уже восемь, и си-
дела, подняв воротник, втянув каштановую головку в плечи и пытаясь стать
на точку зрения Уилфрида. Понять его нетрудно. Гордость! Она сама доста-
точно горда, чтобы его понять. Не впутывать других в свою беду - это  же
элементарное правило. Чем дороже тебе человек,  тем  сильнее  хочется  и
оберечь его. Странная ирония судьбы: любовь разделяет людей именно  тог-
да, когда они всего нужнее друг другу! И выхода, по-видимому, нет!  Сла-
бые звуки гвардейского оркестра донеслись до слуха девушки. Что  играют?
"Фауста"? Нет, "Кармен"! Любимая опера Уилфрида! Динни встала и по  тра-
ве, напрямик, направилась туда, где играла музыка. Сколько здесь народу!
Девушка отошла в сторону, отыскала свободный садовый стул, вернулась на-
зад и села под кустом рододендронов. Хабанера! Первые такты всегда вызы-
вают дрожь. Какая дикая, внезапная, непонятная и неотвратимая вещь - лю-
бовь! "L'amour est 1'enfant de Boheme..." [5]. В этом году поздние родо-
дендроны. Какой красивый вон тот, темно-розовый! В Кондафорде у нас свои
такие же... Ох, где он, где он сейчас? Почему, даже любя, нельзя сорвать
с себя плотские покровы, чтобы призраком скользить  рядом  с  Уилфридом,
вложив в его руку свою? Лучше уж держаться за  руку  призрака,  чем  ос-
таться одному! И неожиданно Динни почувствовала, что такое  одиночество,
почувствовала так остро, как ощущают его только по-настоящему влюбленные
люди, когда мысленно рисуют себе жизнь без любимого существа. Отрезанная
от Уилфрида, она поникнет, как поникают цветы на стебельках.  "Хочу  по-
быть один - посмотрю, как все обернется".  Сколько  он  захочет  пробыть
один? Всю жизнь? При мысли об этом девушка вздрогнула.  Какой-то  прохо-
жий, предположив, что она собирается с  ним  заговорить,  остановился  и
взглянул на нее. Лицо девушки внесло поправку в его первое  впечатление,
и он пошел дальше. Динни предстояло убить еще два часа: она  не  желает,
чтобы родные догадались, как печально кончился для  нее  вечер.  Оркестр
завершает концерт арией тореадора. Самая популярная  и  самая  банальная
мелодия оперы! Нет, не банальная, она нужна для того,  чтобы  ее  грохот
заглушил безысходность смерти, точно так же, как страсть двух влюбленных
тонет в грохоте окружающего их мира. Что он такое, как не  бессмысленные
и безжалостные подмостки, по которым движутся статисты-люди, сталкиваясь
и на мгновение обнимая друг друга в темных закоулках кулис? Как  странно
звучат аплодисменты на открытом воздухе! Динни взглянула на ручные часи-
ки. Половина десятого. Окончательно стемнеет не раньше чем через час, но
уже стало прохладно, в воздухе поплыл аромат трав и листвы, краски родо-
дендронов потускнели, пенье птиц смолкло. Люди шли и шли мимо Динни. Она
не замечала в них ничего необычного, и они не замечали ничего необычного
в ней. Динни подумала: "Да бывает ли вообще в жизни  что-нибудь  необыч-
ное? Бывает, - я не обедала". Зайти в кафе? Пожалуй, слишком рано. Но не
может быть, чтобы здесь нигде нельзя было поесть! Не обедать, завтракать
кое-как и не пить чаю, - кажется, так и полагается при любовных терзани-
ях? Динни направилась к Найтс-бридж, убыстряя шаг  скорее  инстинктивно,
чем на основании опыта, потому что впервые бродила по  Лондону  в  такой
поздний час. Она без приключений добралась до ворот, пересекла  проспект
и пошла по Слоун-стрит. На ходу ей было легче, и Динни отметила про себя
это обстоятельство. "Когда томишься от любви, - ходи!" Широкая и  прямая
улица была почти пуста, на Динни некому  было  обращать  внимание.  Тща-
тельно запертые высокие и узкие дома с казенного вида фасадами и  желез-
ными шторами на окнах, казалось, еще более подчеркивали равнодушие  упо-
рядоченного мира к переживаниям одиноких прохожих  вроде  нее.  На  углу
Кингз-род стояла женщина.
   - Не скажете, где здесь поблизости можно поесть? - осведомилась  Дин-
ни.
   Только после этого она заметила, что у женщины, к которой она обрати-
лась, круглое скуластое лицо с сильно подведенными глазами,  добродушный
рот, губы немного мясистые, нос тоже. Выражение глаз было такое,  словно
они утратили соприкосновение с душой, -  следствие  постоянной  привычки
попеременно казаться то неприступными, то  обольстительными.  На  темном
облегающем платье поблескивала нитка искусственного  жемчуга.  Динни  не
могла удержаться от мысли, что не раз видела в обществе женщин,  похожих
на эту.
   - Налево недурной ресторанчик.
   - Не хотите ли зайти со мной перекусить? - предложила  Динни,  не  то
повинуясь первому импульсу, не  то  уловив  в  глазах  женщины  голодный
блеск.
   - Еще бы! - ответила та. - По правде сказать, вышла-то я  не  поевши.
Да и в компании посидеть приятно.
   Она свернула на Кингз-род, и Динни пошла рядом с ней, подумывая,  что
если встретит знакомых, может получиться неудобно, но в общем  испытывая
облегчение.
   "Бога ради, Динни, держись естественно", - мысленно увещевала она се-
бя.
   Женщина привела ее в небольшой ресторанчик, вернее - кабачок,  потому
что при нем был бар. В обеденном зале, куда  вел  отдельный  вход,  было
пусто. Они сели за столик, где стояли судок, ручной колокольчик, бутылка
вустерской минеральной воды и вазочка с осыпающимися ромашками, которые,
видимо, попали в нее уже несвежими. В воздухе припахивало уксусом.
   - Я не отказалась бы от сигареты, - объявила женщина.
   У Динни не было сигарет. Она позвонила.
   - Какой сорт вы курите?
   - А, любую дешевку.
   Появилась официантка, взглянула на женщину, взглянула на Динни и  ос-
ведомилась: "Что вам?"
   - Пачку "Плейере", пожалуйста. Мне большую чашку свежего кофе покреп-
че с кексом или булочкой. А вам?
   Женщина посмотрела на Динни, словно оценивая ее возможности,  посмот-
рела на официантку и нерешительно попросила:
   - По правде сказать, я здорово голодная.  Холодного  мяса  и  бутылку
портера, что ли.
   - Гарнир или салат? - спросила Динни.
   - Благодарю, лучше салат.
   - Прекрасно. Возьмем еще пикули. И будьте добры, поскорее.
   Официантка провела языком по губам, кивнула и ушла.
   - Знаете, это очень мило с вашей стороны, - неожиданно выпалила  жен-
щина.
   - С вашей стороны тоже очень любезно, что вы согласились. Без  вас  я
совсем растерялась бы.
   - Она не понимает, в чем дело, - сказала женщина,  кивнув  в  сторону
исчезнувшей официантки. - Сказать по правде, я тоже.
   - Почему? Мы же обе хотим есть.
   - Ну, в этом сомневаться не приходится, - согласилась женщина. - Уви-
дите, как я буду уплетать. Ужасно рада, что вы заказали  пикули.  Обожаю
маринады, хоть они мне и не по карману.
   - Я забыла про коктейли, - смущенно призналась  Динни.  -  Но,  может
быть, их тут не приготовляют?
   - Сгодится и шерри. Сейчас принесу.
   Женщина встала и вышла в бар.
   Динни воспользовалась случаем и попудрила нос. Потом сунула руку  за,
лиф, где были спрятаны трофеи с Саут-Молтон-сквер, и вытащила пятифунто-
вую бумажку. Ею овладело какое-то мрачное возбуждение.
   Женщина принесла два бокала:
   - Я сказала, чтобы их приписали к счету. Выпивка здесь что надо.
   Динни подняла бокал и пригубила. Женщина осушила свой одним глотком.
   - Не могу без этого. Представляете себе страну, где не достанешь  вы-
пить!
   - Люди все равно достают.
   - Еще бы! Но, говорят, спиртное там дрянь.
   Динни отметила жадное любопытство, с каким глаза  женщины  скользнули
по ее пальто, платью и лицу.
   - Простите, у вас свидание? - неожиданно спросила та.
   - Нет. Я поем и пойду домой.
   Женщина вздохнула.
   - Скорей бы уж она принесла эти чертовы сигареты!  Официантка  верну-
лась с бутылкой портера и пачкой сигарет. Поглядывая  на  волосы  Динни,
она откупорила бутылку.
   - Уф! - вздохнула женщина, глубоко затянувшись  своей  "дешевкой".  -
Очень курить хотелось.
   - Остальное сейчас подам, - объявила официантка.
   - Я вас случайно не видела на сцене? - поинтересовалась женщина.
   - Нет, я не актриса.
   Возвращение официантки помешало очередному  вопросу.  Кофе  оказалось
горячим и лучше, чем предполагала Динни. Она  успела  выпить  почти  всю
чашку и проглотить большой кусок сливового пирога, прежде  чем  женщина,
сунув в рот маринованный орех, заговорила снова.
   - В Лондоне живете?
   - Нет, я из Оксфордшира.
   - Я тоже люблю деревню, только теперь почти не бываю  за  городом.  Я
ведь выросла около Мейдстоуна, - отсюда рукой подать.
   Женщина испустила отдающий портером вздох.
   - Говорят, коммунисты в России покончили с проституцией. Ну не здоро-
во ли! Мне один американец рассказывал. Он был журналист. До чего бюджет
изменился! Ничего подобного еще не бывало, -  продолжала  она,  с  таким
усердием выпуская клубы дыма, как будто это облегчало ей душу. -  Жуткая
у нас безработица!
   - Да, она на всех отражается.
   - Насчет всех не знаю, а на мне здорово. - Взгляд женщины стал  тяже-
лым. - Вам, наверно, неудобно такие вещи слушать?
   - В наши дни надо много наговорить, чтобы человеку стало неудобно.
   - Вы же понимаете, я не с епископами путаюсь.
   Динни расхохоталась.
   - А они, что, не такие, как все? - вызывающе бросила женщина. - Прав-
да, как-то раз я наскочила на одного священника. Вот он говорил так, как
я еще не слыхивала. Ну, конечно, я не могла сделать то, что  он  совето-
вал.
   - Пари держу, я его знаю, - отозвалась Динни. - Его фамилия Черрел.
   - Точно! - воскликнула женщина, и глаза ее округлились.
   - Он мой дядя.
   - Вот оно что! Так-так. Смешной все-таки  наш  мир.  И  не  такой  уж
большой. Хороший он был человек, - прибавила женщина.
   - Он и сейчас жив.
   - На свете таких мало.
   Динни, ожидавшая этих неизбежных слов, подумала: "Вот тут и полагает-
ся заводить: "Заблудшая сестра моя!.."
   Женщина насытилась и удовлетворенно вздохнула.
   - С удовольствием поела, - объявила она и встала. - Очень вам  благо-
дарна. А теперь пойду, иначе ничего не заработаю: для нашего дела, позд-
но будет.
   Динни звякнула колокольчиком. Официантка появилась  с  подозрительной
быстротой.
   - Счет, пожалуйста. И не можете ли разменять вот это?
   Официантка опасливо взяла кредитку.
   - Я сейчас, - только приведу себя в порядок, - предупредила женщина и
скрылась в дверях.
   Динни допила кофе. Она пыталась понять, что значит жить так, как  жи-
вет эта женщина. Официантка принесла сдачу, получила на чай,  поблагода-
рила и ушла. Динни вернулась к прерванным размышлениям.
   - Ну, - раздался позади нее голос женщины, - не думаю, что нам приве-
дется встретиться, но все-таки скажу: вы - молодчага.
   Динни подняла на нее глаза:
   - Вы сказали, что вышли без ничего. Это значит, что у вас и дома  ни-
чего не было?
   - Ясное дело, - подтвердила женщина.
   - Не откажите взять себе сдачу. Остаться в Лондоне без денег - просто
ужасно.
   Женщина кусала губы. Динни заметила, что они дрожат.
   - Не хочется мне брать у вас денег: вы были так добры ко мне, - замя-
лась женщина.
   - А, пустяки! Ну, прошу вас, возьмите! И, схватив руку женщины, Динни
сунула в нее деньги. К ужасу девушки, женщина громко засопела. Динни уже
собралась удирать, как вдруг та воскликнула:
   - Знаете, что я сделаю? Пойду домой и завалюсь спать. Ей-богу, пойду!
Да, пойду домой и отосплюсь.
   Динни торопливо возвратилась на Слоун-стрит. Проходя мимо высоких до-
мов, с зашторенными окнами, она с облегчением почувствовала, что ее тос-
ка потеряла свою остроту. Надо спешить,  -  до  Маунт-стрит  не  близко.
Окончательно стемнело, и, несмотря на электрическую дымку, окутавшую го-
род, в небе стали видны звезды. Динни решила не пересекать парк  вторич-
но, а пошла вдоль решетки. Ей казалось, что  она  уже  бесконечно  давно
простилась со Стэком и собакой на Корк-стрит. По мере приближения к Парк
Лейн движение становилось все оживленнее. Завтра все эти машины отхлынут
к Эпсомскому ипподрому, город опустеет. И Динни с  болью  поняла,  каким
пустым всегда будет для нее Лондон, если отнять у нее Уилфрида и надежду
на встречу с ним.
   Девушка подошла к воротам напротив "норовистого пузанчика"  и  вдруг,
как будто весь этот вечер ей только приснился, увидела, что у  памятника
стоит Уилфрид.